К тому моменту, как вышел срок его наказания, Цзян Фэнмянь окончательно решил попросить прощения у девы Юй к вящему удовольствию своего отца, уже знавшего, какое оскорбление сын нанёс этому семейству. Старший Цзян уже успел проесть сыну плешь упрёками и наставлениями, связанными с его ошибкой, так что у того даже веко начало дёргаться, стоило только кому-нибудь рядом с ним произнести слова: «репутация клана», «непочтительность» или «формальные извинения» – однако же он, не желая усугубить ситуацию, сдержал нарастающее раздражение и ни единым словом не обмолвился о том, что творилось у него в душе.

Помимо всего прочего, Цзян Фэнмяня очень тревожило, как бы кто-нибудь посторонний не узнал о его маленьком секрете и его личные переживания относительно «родственной души» и предназначения не стали достоянием общественности. Хоть он и попросил Вэй Чанцзэ молчать об этом, всё-таки ежели знает один – стало быть, знает один, а если уж знают два – узнают и двадцать два. Не то чтобы Цзян Фэнмянь совсем не доверял другу, однако сомнения ни в какую не хотели оставить его измученное сердце в покое, плодясь в голове, подобно кухонным тараканам.

Мучения впоследствии усугубились ещё и тем, что юноша никак не мог ни выбрать момент, ни подобрать слова для объяснения с девой Юй. Ему совсем не нравилась мысль о том, что придётся мямлить невнятные извинения перед толпой людей и ещё больше позориться. Хватит и нынешних сдавленных смешков за его спиной, пересудов и указываний пальцем в его сторону. Цзян Фэнмянь никогда не был во всём лучшим и сроду не получал всеобщей похвалы – однако же и всеобщим посмешищем стать ему никогда ещё не приходилось, поэтому так резко изменившееся отношение окружающих глубоко ранило его, и даже неловкие подбадривания Вэй Чанцзэ нисколько не могли его утешить, скорее усугубляя подавленное состояние юноши.

Тем не менее, Цзян Фэнмянь не мог не мучиться любопытством, один ли он сейчас вот так страдает, или же деву Юй тоже задело волной насмешек. Когда он думал о её нынешнем положении, у него никак не получалось определиться, что он чувствует по этому поводу: вроде и хотелось позлорадствовать, что заносчивую девчонку жизнь наконец опустила с небес на землю, а вроде и тянуло пожалеть её, ведь он же не тварь бессердечная… Несмотря на прескверный характер Юй Цзыюань, Цзян Фэнмянь всё же ощущал вину перед ней, хотя и всем сердцем желал бы сказать обратное.

Наконец, в вечер накануне завершения собрания ему предоставилась возможность побеседовать с девой Юй наедине.

Облачные глубины подчинялись строгому своду правил, охватывавшему каждую сторону жизни адептов и гостей ордена Гусу Лань. Даже время отхода ко сну здесь безжалостно ограничивалось предписаниями – поэтому, стоило приблизиться второй страже, большинство заклинателей расходились по покоям, внутренние дворики и сады стремительно пустели и погружались в глубокую тишину, нарушаемую лишь шелестом листьев на ветру да редкими криками птиц.

Цзян Фэнмянь за время совета приобрёл привычку совершать перед сном краткую прогулку, наслаждаясь спокойствием и прохладой, сменявшими дневной зной и адскую суету. В этот вечер он, как и во все предыдущие, неспешно шёл по галечным тропинкам, погружённый в свои невесёлые мысли, слегка пиная крупные камешки, с шорохом откатывавшиеся вперёд. Когда возле поля для тренировок его вырвали из раздумий агрессивные девичьи выкрики, звон клинков и знакомое уже щёлканье кнута, юноша немало удивился тому, что не один он не торопится в постель, рискуя схлопотать ещё одно наказание.

Однако обстоятельства сложились для него весьма удачно, и он не собирался упускать так удобно подвернувшуюся возможность. Цзян Фэнмянь поспешил на звуки сражения как раз вовремя для того, чтобы увидеть деву Юй, выбивающую меч из рук одной из своих противниц – вечно сопровождающих её, подобно безмолвным теням, служанок.

– Дева Юй! – позвал он, в кои-то веки исполнившись решимости настоять на своём. Её спутницы разом повернули головы к нему, словно два голубя, а Юй Цзыюань принялась неторопливо сворачивать кнут, даже не взглянув на того, кто прервал её тренировку.

– Молодой господин Цзян, – ответила девушка, всё так же демонстративно стоя спиной к Цзян Фэнмяню. – Не ожидала встретить вас здесь столь поздно. Не боитесь получить очередное наказание?

– А вы, дева Юй? – вернул ей шпильку Цзян Фэнмянь. – Мне казалось, в Облачных глубинах запрещено сражаться без разрешения.

– А кто сказал вам, что у нас его нет? – Судя по тому, что она ещё не поспешила отвесить ему затрещину, Юй Цзыюань ни капли не обиделась. – Мы с сёстрами заранее озаботились тем, чтобы его получить.

Цзян Фэнмянь не смог сдержать недоумения:

– Я думал, у главы Юя лишь одна дочь…

Молодая госпожа наконец соизволила бросить на Цзян Фэнмяня взгляд, полный насмешки.

– Это верно, но разве у меня не может быть названных сестёр? – Похоже, он вновь сморозил какую-то глупость и эта прокля́тая бестия теперь будет вспоминать его не иначе как невежу и дурачка. Юй Цзыюань тем временем продолжила:

– Да, кстати, молодой господин Цзян, вы зачем-то звали меня, хотите сказать что-то дельное?

«Ну какая же она… ай, ладно!..» – раздражённо подумал Цзян Фэнмянь и, так и не найдя слов для описания того, какая всё-таки дева Юй, решил наконец исполнить то, что давно хотел, а потом забыть эту задаваку, как страшный сон.

– Дева Юй, – с глубоким поясным поклоном промолвил парень. – Я хотел бы просить у вас прощения за тот инцидент, что произошёл между нами на открытии совета глав орденов. Мне не стоило вести себя подобным образом и пытаться задеть вашу гордость, пусть я и не имел дурных мыслей в вашем отношении. Цзян Фэнмянь искренне признаёт, что виноват перед девой Юй.

На лице Юй Цзыюань появилась лёгкая полуулыбка, как будто речь Цзян Фэнмяня несколько развеселила её. Однако уже в следующее мгновение юная госпожа взяла себя в руки и сдержанно произнесла:

– Юй Цзыюань принимает извинения и признаёт в свою очередь, что тоже была не совсем права. Возможно, мне действительно не стоило так горячиться в споре с такими же простыми учениками, как и я сама.

Цзян Фэнмяня эти слова совершенно выбили из колеи.

«Надо же, хитрая какая!» – пронеслось у него в голове. – «Она ведь не о драке жалеет и не о том, что, выйдя из себя на глазах у такой толпищи, сама же и опозорилась, – ей жалко, что она не догадалась со старейшинами поругаться, у неё на лбу это написано! А ещё меня звала бесстыдником...»

– Но, молодой господин Цзян, – прервал поток его мыслей голос Юй Цзыюань, – есть одна вещь, которую я хотела бы прояснить у вас. – Цзян Фэнмянь внутренне весь сжался в ожидании. – Зачем вы заявили, будто я вам предназначена?

А ведь он и подумать не мог, что она спросит об этом. Будь проклята её прямолинейность! И что ему теперь отвечать? Правду? Если она или её служанки – или всё же сёстры? – расскажут ещё кому-то, ничего хорошего ожидать не стоит.

– А для чего вы спрашиваете, дева Юй? – осторожно уточнил Цзян Фэнмянь.

– Просто хочу увериться, что молодой господин Цзян действительно не имел дурных намерений. – Отчего-то её голос показался Цзян Фэнмяню таким тоскливым, что он при всём желании не смог бы соврать ей или утаить хотя бы часть правды.

– Дева Юй, – севшим голосом начал он, – вы, верно, слышали о «родственных душах»?

Ответом ему стал медленный кивок.

– Так вот, дева Юй, меня тоже настигло это проклятие – или дар, я и сам не знаю, как это назвать. Метка на моём теле гласит, будто худшее качество судьбой предназначенного мне человека – это гнев. – Цзян Фэнмянь закатал рукав, чтобы Юй Цзыюань могла видеть шрамы на его коже и убедиться в кристальной честности юноши. – И когда я столкнулся с вашим гневом, мне показалось, что Небеса определили в мои «родственные души» вас. Уже потом я понял, что мог ошибаться, что мне не узнать наверняка… – Голос его прервался. – Дева Юй, Цзян Фэнмянь по-настоящему сожалеет о бездумно сказанных словах и просит извинить его невежество.

На протяжении всей своей речи Цзян Фэнмянь не смел поднимать глаз на Юй Цзыюань, но, закончив говорить, всё же посмотрел на неё – прямо и открыто. Он ожидал, что она засмеётся или что на её губах снова появится та же улыбка, которую он видел прежде чем прозвучали встречные извинения девы Юй. Однако она лишь глядела на него со странным, нечитаемым выражением лица. Сёстры-прислужницы за её спиной многозначительно переглянулись.

– Я поняла вас, – тихо произнесла Юй Цзыюань. – Извинения приняты, молодой господин Цзян. А теперь, прошу, оставьте меня наедине с моими сёстрами. Уже поздно, вас ещё накажут…

Цзян Фэнмянь, коротко поклонившись напоследок, поспешил исполнить её просьбу. Завершение разговора оказалось неожиданно волнительным, но почему – этого он и сам бы не смог сказать.