Холодный ночной ветер заставил дрожать, едва босые ноги бывшего наложника коснулись камней мостовой. Но Эрик не замечал холода – согнувшись, он хватал ртом воздух, пытаясь избавиться от паники. Мысли и чувства крутились, захлёстывая, словно грязные волны, и дышать было нечем. Он захлёбывался от страха, горя, омерзения и позвал единственного, кто мог его услышать, помочь, просто так, не требуя взамен ничего. Бессильный, раздавленный смертный боролся с паникой за каждый вздох:

— Кейфо!

— Тс… Всё хорошо. Я не смогу тебе помочь, но перенесу к сестре, — пообещал где-то в голове спокойный голос бога безумия, бога, которому теперь только и мог молиться Эрик, чувствуя себя безумным. — Иди вперёд.

Ландей послушно сделал два шага, держась за стенку, и вдруг оказался совсем в другом городе, в подворотне.

— Зови, — попросил его Кейфо. — Зови её.

— Не могу, — задыхаясь сообщил плохо слышным шёпотом Эрик. — Не могу…

— Алисия, — громко позвал сам Кейфо, материализуясь рядом, положив тёплую узкую ладонь на спину парня.

Только сейчас Эрик понял, что напротив него находится дом его сестры. Собравшись, словно наконец сумев вздохнуть полной грудью, он сделал несколько шагов, выходя из подворотни.

Алисии показалось, что она услышала, как её кто-то звал, и она подошла к окну. Из тёмной подворотни вышли двое, при том один был полностью раздет, а второй… Прошло лишь мгновение, прежде чем она узнала в обнажённом, с трудом идущем человеке своего младшего брата.

К тому моменту, когда девушка, не думая о себе, выбежала на улицу, её брат уже был один. Подставив ему плечо, Алисия почти втащила к себе Эрика и, только закрыв двери на все замки, принялась дрожавшими пальцами набирать номер службы спасения.

— Не надо, — отозвался Эрик, прикрыв экран телефона рукой. — Я…

— Как не надо? Тебя не было четыре недели…

— Не надо. Я ничего им не скажу, — выдохнул брат. — Мне нужно отмыться… смыть с себя всё.

Алисия так сжала зубы, что послышался скрежет, страшная и почти правильная догадка заставила её замолчать. Она не знала, что говорить, как действовать – просто сделала самое верное: обняла брата, прижав к себе.

***

В этот раз вновь были офицеры полиции, они пытались разговорить Эрика, но сдались, оставив его с психологом – пожилой полной женщиной, уютной по виду, как любимая бабушка из сказок. Ландей смотрел в её лицо, считывая под профессиональной доброжелательностью жалость.

— Я не готов, — честно сказал Эрик. — Я не могу… Говорить о том. Я потом, хорошо?

— А о чём Вы можете говорить? — спросила Диана Элье.

— О безумии. Как Вы думаете, может ли безумец мыслить более здраво, чем нормальные люди?

— Безумец? — удивилась психолог, слегка нахмурившись от неожиданного вопроса. — Безумие – весьма широкое понятие. И что значит «нормальные»? Безумием зачастую считают непривычную, непринятую точку зрения. Жил когда-то доктор Земмельвейц, он первым решил, что после морга, перед тем, как принимать роды, стоит мыть руки. Тогда смертность от родильной горячки была в родильных домах около десяти процентов. И медицинский мир его не поддержал. Он попал в психиатрическую клинику, где и скончался. В защиту своих коллег давно минувших дней могу сказать, что его открытие стало для него же идеей фикс. Хотя по сути он и был прав, просто опередил своё время.

Эрик кивнул. Ему вкололи успокоительное парамедики, и теперь жить в этой реальности было проще, воздух стал доступным и чувства приглушёнными. Вот только продолжать подавлять их Ландей не собирался.

— Наверное, он и есть этот доктор… Только сколько будет смертей и горя перед тем, как они смогут вновь стать собой?

— Кто прав? — спросила Элье, делая пометку, что насильник был не один.

— Тот, кто привёл меня к сестре, — пояснил задумчиво Эрик, смотря на дождь за окном, на то, как рассвет окрашивает тучи в фиолетовый.

— Он… Тоже трогал Вас? — осторожно спросила Диана.

— Да, не так… Он меня жалел, а не трахал. Если Вы об этом, — честно сказал Ландей, скривившись от воспоминаний. — Он помог мне выбраться оттуда. Можно я пойду? Я хочу отмыться… Я грязный.

— Вы не грязный, — положила тёплую руку на ладонь парня врач. — Вы ничего не могли сделать. Это только их вина. Это они грязные…

Эрик не стал спорить, любуясь рассветом, рассветом нового страшного мира, в котором станут править сумасшедшие боги. Бессмертные и всесильные. Он уже знал, чувствовал и осознавал, что грядёт что-то ужасное, и он не может ничего изменить. Всё, что мог Эрик, это смотреть на этот рассвет, ожидая.

Где-то очень далеко на тёплом песке сидел единственный не заразившийся безумной жаждой мести бог безумия и смотрел на закат, закат этого мира. Пусть не совершенного, но свободного, стремящегося к гуманизму и процветанию. И наблюдая, как розово-алым, кровавым цветом красит тёплое солнце спокойную воду океана, Кейфо без слёз оплакивал смертных и бессмертных, пропуская мелкий тёплый песок между пальцами. Он не мог остановить грядущее безумие, хотя и жаждал этого всей душой.

Двенадцать богов и богинь взялись за руки, образовывая круг, сплетая силы воедино и нанося первый из трёх ударов по миру своей волей, собираясь разрушить старое и построить на обломках новое.