Легендарное озеро... Сколько же легенд о тебе сложили? Озеро, воды которого скрывают в себе иные миры... Столько тайн и загадок, порой пугающих, а порой восхищающих умы. И в эту ночь появиться еще одна легенда. Легенда о Той, чьи имена прославятся в веках.

***

Ночью, при полной луне, в свете ночного светила, воды пришли в движение. Довольно резко вода взметнулась вверх, напоминая внешне колонну, и так же резко опала, словно ничего и не было. Но оно было, и это выбросило на берег (хотя, это скорее было похоже на укладывание любимого ребенка в кровать) весьма юную девушку.

У девушки были темно-русые, с серебряными прядями по бокам, волосы; бледная кожа, которая в лунном свете казалась жемчужной. Девушка была нагая, и поскольку она была без сознания, нельзя было сказать, какого цвета у нее глаза. Миловидное лицо, красивые ухоженные руки... Но нельзя было и подумать о том, что она никогда не знала никакой работы. Не было такого впечатления.

Тихо хрустнули ветки кустов, и на берег вышел юноша. Он видел полностью все с самого начала, и теперь мелко подрагивал от нетерпения. Мальчик чувствовал, что то, что ему довелось увидеть, является предзнаменованием чего-то могущественного, запоминающегося. Он знал, что это происшествие станет его личной тайной, о которой он никогда никому не расскажет. Загадка, которую он должен разгадать сам, без чьей-либо помощи.

Утер Пендрагон тихо, почти неслышно, подошел к девушке, и осторожно, едва касаясь подолом своих одеяний ее кожи, присел рядом. Протянув руку, он медленно, словно боясь навредить, убрал скрывающие лицо локоны волос. Видимо, это действие разбудило незнакомку, и она открыла глаза. На принца был устремлен спокойный взгляд серо-зеленых глаз.

Принц и незнакомка молча смотрели друг на друга, изучая на примет угроз, и не находили. Молчали оба, но принц решился заговорить первым.

— Как тебя зовут? — надеявшийся показаться властным и строгим, Утер не учел того, что голос его подведет, и вместо приказного тона вышел жалобный и какой-то тихий. Незнакомка тихо захихикала, но быстро успокоилась.

— Извините. Элеонора де Трэс... И это все, что я о себе помню.

— Жаль, но ничего страшного. Поднимайся, а то заболеешь. Не лето все-таки, — и подал руку, старательно отводя взгляд. Ситуация была несколько... Необычной.

После того, как девушка встала, принц накинул на нее свой плащ, не вынеся ее обнаженного вида.

— А вы..?

— Утер Пендрагон. Пойдем со мной, тебе нельзя здесь оставаться. Тут слишком опасно, — и, схватив юную особу за руку, повел ее прочь от озера. Элеонора не сопротивлялась, только ее взгляд был слишком задумчивым.

Спустя месяц

Целый месяц прошел после полнолуния. Все это время принц прятал Элеонору в замке среди служанок, сделав ее своей собственностью, которая никому, кроме него не подчинялась. Отец принца счел подобное поведение обычной детской прихотью, и позволил тому делать с новой служанкой все, что ему заблагорассудится. Что тот и делал.

Элеонора стала его личной служанкой. У девушки, помимо отсутствия памяти о своей жизни, не было еще и социальных навыков. Она всему удивлялась, но тем не менее, со столовыми приборами управлялась весьма сносно. Девушка умела готовить, но шить не умела; знала, как называются разные части доспехов, но как их надевать - не знала. Она не боялась оружия, а наоборот, восхищалась и довольно сносно с ним управлялась; одежда также не вызывала у нее удивления, но как одевать то или иное платье - Де Трэс начинала сильно тормозить. Элеонора умела читать и говорить, но писать не умела. Также она совсем не боялась магии, но зато побаивалась лошадей, на которых Утер учил ее ездить верхом. Девушка была способной ученицей, но тихой и не говорливой. Если никто специально ее не искал, то и найти не мог сразу. В общем, можно одним словом сказать, что Элеонора де Трэс была странной. Очень и очень странной, но это не пугало принца, а наоборот, заставляло вздрагивать от восторга и предвкушения. Элеонора была тайной, которую ему не терпелось разгадать.

***

Так прошло несколько лет. Утер учил Элеонору жизни, и постепенно связь между ними росла. Принц, ставший королем на свое девятнадцатилетие, очень сильно привязался к своей... подопечной? Служанке? Девушке? Он не мог и жизни помыслить без нее. Настолько она стала ему дорога и любима, что его не отпугивало даже наличие у нее магических способностей. Которые, кстати говоря, он не преминул помочь развить, и нашел для нее учителя. Этим учителем стала жрица Нимуэй, которая пришла в восторг, когда Утер посвятил ее в тайну происхождения де Трэс. И уже близок был день, когда Элеоноре, полностью посвятившей свою жизнь Утеру, предстояло на несколько лет расстаться с ним ради обучения.

***

— Утер, — чуть ли не плача прошептала де Трэс, кинувшись ему на шею. День прощания настал, вещи были собраны... Накинут дорожный плащ на плечи. Время пришло.

— Не плачь, глупая. Мы еще увидимся, — грустно усмехнулся король, обнимая ту, что стала дороже собственной жизни. Той, что смогла изменить его, всего лишь появившись из ниоткуда. Его Высочество снедало плохое предчувствие, но он старался не обращать на него внимание и не тревожить сердце Норы. — Обещай писать. Она ведь сможет отправлять письма? — обратил свой взгляд на Нимуэй. Та кивнула.

— Раз в месяц, но сможет. Чаще магия острова не позволит. Прощайтесь уже, нам пора.

— Да, сейчас, — и крепко обняв на прощание девушку и поцеловав ее в лоб, он слегка оттолкнул от себя, и достав из кармана какое-то украшение, вручил его удивленной таким поведением Элеоноре. — Возьми, это тебе. Носи его и никогда не снимай. Такого второго нигде нет. Чтобы не произошло с нами за этот промежуток времени, но по нему я всегда узнаю тебя, — и очень близко наклонившись к надевшей браслет ведьме, едва слышно прошептал, — Люблю тебя.

И оттолкнул ошарашенную признанием почти-невесту в сторону Нимуэй. Та, на прощание махнув рукой, скрылась с ученицей в густых зарослях лесных кустарников.

Утер еще долго смотрел на место, где еще недавно стояла та, кому он отдал свое сердце, но вскоре, помотав головой, вскочил на коня и поехал прочь с места, которое в будущем станет запретным.

Спустя несколько лет

Утеру Пендрагону было девятнадцать, когда ему пришлось расстаться с Элеонорой. Прошло четыре года, и за это время многое изменилось. В частности, изменился вновь его характер, сделав его жестоким к врагам, но милосердным к побежденным и невиновным. Он обрел славу короля, который мог дать второй шанс для исправления прошлых ошибок. Но пришло время, когда королю нужно жениться, чтобы доказать свое право на трон. Доказать народу, что его род не прервется. И возмужавший правитель впал в уныние: жениться следовало на особе голубых кровей, по расчету, и ни разу не на ведьме. Все это исключало возможности официального брака между ним и той, кого он любил, и вызывало досаду.

За эти четыре года Утер лишь два раза видел свою нареченную. Оба раза пришлись на полнолуние, и местом встреч была поляна, где им пришлось расстаться в тот раз. Де Трэс почти не менялась, разве что в ее глазах была какая-то нечеловеческая тоска, которая пропадала каждый раз, когда она оказывалась в объятиях своего короля. В остальное же время они переписывались, получая ответы друг от друга раз в месяц, как и предупреждала Нимуэй. Саму жрицу Утер больше не видел – та предпочитала лишний раз не показываться ему на глаза, считая верным оставить влюбленных наедине. За что мужчина был ей безмерно благодарен: он дорожил каждой минутой, проведенной в обществе любимой, и был готов убить любого, кто посмел бы нарушить это уединение. Впрочем, это удел всех действительно любящих и собственников.

Из писем молодой король знал, что сила и мастерство Элеоноры растут, а также то, что время окончания обучения пока неизвестно. Пендрагона злила неизвестность, но ничего поделать с этим он не мог. К сожалению, чем больше времени проходило, тем хуже он мог вспомнить внешность любимой, по крайней мере ту, какую он успел заметить в последние встречи. Может дело во врагах, подливших зелье стирания памяти, или просто он не успел рассмотреть внешность девушки, но факт оставался фактом: Утер начал ее забывать. И это пугало и обессиливало его. 

Однако, сроки поджимали, а достойной кандидатуры на роль королевы Камелота все не находилось. Зато назревала война с соседними королевствами, правители которых возжелали увеличить свои владения. Порой король облегченно вздыхал, занятый подготовкой к войне, от того, что поиски невесты можно ненадолго прервать. Но все же, он не обольщался, прекрасно понимая, что шанс сложить голову на войне высок, а умирать ему ой-как не хотелось. Тем более на войне, где точно не сможет попрощаться с Элеонорой. В общем, проблем было навалом. И разгребать их, конечно же, Утеру Пендрагону.

Спустя год. Замок Камелот. Зал для празднований

— ...соединить два любящих сердца. Согласны ли Вы, Утер Игнатус Пендрагон, лорд Пендрагон, король Камелота, взять в жены Игрэйну Миаррэль де Фай, принять ее под свою защиту и в свой род? – церемония венчания... А потом последует коронация, ибо негоже жене короля не быть королевой. Вот только сам король не слишком рад происходящему. Мыслями он в совсем другом месте. Там, где его ждет одна красивая чародейка, с браслетом на левой руке, означающим ее принадлежность роду Пендрагон. Да, позабыть окончательно Элеонору де Трэс Утер Пендрагон не смог, да и не пытался. Все-таки он ее действительно любил.

— Да, – роковое согласие прозвучало твердо и решительно, однако мужчина изо всех сил старался не подать виду, что он на самом деле думает о происходящем.

— А Вы, леди де Фай, согласны? – лицо Игрэйн ничего не выражало, но тем не менее Пендрагон чувствовал, что еще немного, и та пошлет все и всех к демонам. Все же брак этот был вынужденным, и любовью здесь и не пахло. 

— Да, я согласна, – прозвучало так же твердо, но с каким-то оттенком злости. Утер искоса посмотрел на свою жену, и еле слышно вздохнул. Он чувствовал, что жизнь его и без того нелегкая, станет теперь еще труднее. «И на что я подписался, когда соглашался на этот брак? Нимуэй, что б тебе икалось, за такую сумасбродную идею!» — грустно подумал король, пропуская мимо ушей слова священника и поздравления всех присутствующих. Он хотел как можно скорее вырваться из этого места, где все было каким-то не таким. Места, где не было Элеоноры. Места, где собралось столько людей, большинство из которых он, скорее всего, видит в первый и последний раз в жизни. И, отведя жену к ее трону, Утер ненадолго вышел из зала. Где тут же натолкнулся на Гаюса.

Гаюс был, пожалуй, его единственным другом, и к тому же являлся магом. Он был лекарем, алхимиком. Человеком, которого из всех магических искусств увлекло искусство зельеделия. Пожалуй, это было даже к лучшему, поскольку созданием снадобий маги обычно не интересовались. Разве что яд какой для врага сварить, но это дело обыденное. А вот целительством увлекались немногие. Так что Утеру Пендрагону действительно повезло иметь в друзьях такого человека.

— Ваше Величество, Вам стало плохо? – от подобной учтивости Утер поморщился: как и любой человек, ценящий друзей, он терпеть не мог титулы и прочие обращения в неофициальной обстановке. Однако, он понимал, что в коридор выйти может любой человек из празднующих, и лучше все-таки придерживаться официального тона.

— Нет, Гаюс, просто душно стало. Слишком тяжело это все...

— Мне казалось, что Вы рады столь удачному союзу. Что же изменилось? 

— Ничего. Видимо, я просто слегка не в себе после церемонии, — солгал мужчина, и подошел к окну. За окном постепенно садилось солнце, и наступала ночь. На улице играла музыка – народ устроил праздник в честь бракосочетания своего короля. Утер поморщился – голова действительно начала немного побаливать. 

Король не мог сказать правды не потому, что не верил Гаюсу, а скорее потому, что подозревал, что кто-нибудь мог подслушать их разговор. Все же стены Камелота не слишком надежная защита против распространения слухов. А дать окружающим узнать об Элеоноре де Трэс он не мог, ведь эта девушка была его слабым местом. Достаточно и того, что Нимуэй знает о ее существовании и все время находится рядом с ней. А ведь она вполне может предать, если решит, что поддерживать короля Камелота ей невыгодно. И этот факт заставлял Утера бессильно сжимать кулаки и скрипеть зубами. Потерять самого дорогого ему человека ой как не хотелось. Порой он просыпался по ночам в холодном поту от того, что ему снилась смерть Элеоноры. В такие моменты он неистово жалел о том, что не может немедленно проверить ее местонахождение и благополучие. Да он и сейчас не знал, где она. Что ужасно злило.

— Я, пожалуй, вернусь в зал. Негоже жену оставлять на попечении шумной толпы, – и, уже практически зайдя в зал, бросил, едва слышно. - Гаюс, будь добр, антипохмельное мне завтра с утра... Чувствую, ночь будет бурной. 

— Конечно, Ваше Величество. Как прикажете, – лекарь коротко поклонился, но король этого уже не видел. 

Спустя два года

За два года изменилось немногое: Элеонора все также обучалась у Нимуэй, а Утер правил королевством. Правда, в своих письмах де Трэс все чаще стала упоминать об окончании обучения, а у Пендрагона прибавилось проблем с женой – та никак не могла понести от него ребенка, и каждая ночь с ней в одной постели заканчивалась скандалом, пусть и не выходящим за пределы покоев. Игрэйна не желала смириться со своим положением, а Утер не хотел понимать причины ее истерик. В его глазах королева падала все ниже, и для любви, даже иллюзорной, там не было места. На людях они вели себя как любящие и уважающие друг друга супруги, но стоило им остаться наедине... Это была война. По другому просто быть не могло.

Впрочем, война была не только между супругами, но и за стенами замка. Правда, королевство Камелот она пока обходила стороной, но не соседнее, с правителем которого Утер находился в дружественных отношениях. И стоило войне начаться, как король нашел для себя повод, чтобы не быть наедине со своей женой. Вот только кто бы знал, чем именно обернется отсутствие в Камелоте своего правителя, и нахождение Утера Пендрагона в чужих владениях...

***

— Утер, пожалуйста. Прошу тебя, останься со мной. Хотя бы на одну ночь. 

— Вивьен, ты не понимаешь, о чем просишь. Как же твой супруг? Неужели ты не можешь его дождаться? – Пендрагон искренне не понимал эту женщину, что просила о запретном. Супруга его давнего приятеля, что сейчас был где-то на войне, за стенами дворца, практически умоляла провести с ней хотя бы одну ночь. И пусть у мужчины были причины для отказа, он все же подумывал согласиться. На согласие его подталкивали мысли об Игрэйне и характер Вивьен Горлуа. Как ни странно, но леди смогла добиться у него уважения и даже какого-то приятия гораздо легче, чем та же Игрэйн. Но его останавливали воспоминания об Элеоноре и неприятные мысли о том, что будет, если она узнает. 

— Утер, — вновь как-то жалобно произнесла женщина, и король сдался. «А, катись оно все к демонам. Узнает так узнает. С одной ночи последствий все равно не будет», — подумал Пендрагон, и позволил себя увести в сторону супружеских покоев.

***

Война окончилась довольно быстро, но вернувшийся с нее лорд прожил не более восьми лет. Утер не стал задерживаться в гостях дольше положенного, боясь, что правда всплывет на поверхность. Но спустя восемь лет, после вести о смерти лорда Грета, в замок явилась Вивьен, которая оставила на его попечение их общее дитя. Девочку, по имени Моргана. Сама же Вивьен исчезла, не оставив и следа за собой. А спустя еще несколько месяцев до короля дошли слухи о пожаре, который унес с собой множество жизней тех, кто проживал на землях Гретов. 

***

За время отсутствия Утера Пендрагона в замке, Игрэйна решила отомстить навязанному мужу, и устроила на несколько месяцев пир, на который были приглашены многие знатные и не очень лорды. Леди не считала нужным хранить верность тому, кого не любила. Она ненавидела его всем сердцем, ведь он не только не уважал ее, но и смотрел как на пустое место. Она винила его во всех своих бедах, и считала, что именно из-за него она не может зачать ребенка. Таким образом, королева пришла к неутешительному выводу, а именно к тому, что король попросту бесплоден (хотя, мы конечно знаем, что это далеко не так). И решила, что если во время измены она все-таки сможет дать жизнь дитя, то это будет ее личной победе в холодной и невидимой войне с Утером. 

Знала бы она, к чему это все приведет...

***

— М-да. Что-то не сильно я историю изменила, — тихо пробормотала Элеонора, заправляя выбившуюся прядь из прически за ухо. Девушка, а точнее, уже женщина, задумчиво смотрела в воду чаши, видя что-то только ей доступное. 

На самом деле она прекрасно знала обо всем, что творилось с Утером. Ворожбе на воде Нимуэй начала учить ее в первый же день, чтобы она всегда могла с ней связаться, либо проследить за своим, как выражалась сама жрица, непутевым возлюбленным. Элеонора прекрасно понимала недоверие ведьмы к королю, но принять это не могла, и не доверяла той полностью. Так что неудивительно, что де Трэс как то раз умудрилась подсмотреть за тем, что делает Нимуэй в свободное от ее обучения время. И после пришла к неутешительным выводам.

Во-первых, в неспособности Игрэйн зачать Пендрагону наследника была виновата именно Нимуэй. Для чего ей было это нужно – не ясно. 

Во-вторых, в пожаре на землях де Гретов и равнодушии матери к собственному ребенку тоже виновата она. 

И, наконец, в-третьих: у Игрэйн беременность с первых дней проходила тяжело, и было ясно, что при родах она не выживет. А значит Утеру придется к кому-то обращаться, чтобы ребенок выжил. Правда, не совсем понятно, как он не распознал измену в лице жены, но, скорее всего, виновата снова Нимуэй. 

Из всего этого можно сделать общий вывод: жрица ведет собственную игру, и скорее всего, Элеоноре предстоит окончить обучение как можно скорее, пока ее саму не представили в виде послушной марионетки для достижения неведомой цели. 

Вот только стоит вопрос: как именно это сделать?

***

События покатились по наклонной. То, что было предначертано, сбывалось. Лишь одно отличие было: в замке Камелот вновь появилась служанка с русыми волосами, в которых выделялись две белоснежные пряди. Она стала ученицей Гаюса, а также фрейлиной ее Величества, королевы Игрэйны, у которой сроки беременности подходили к концу. Как отмечали придворные, служанка была тихой, исполнительной и незаметной. Но помимо этого, почти каждую ночь хранила сон королевы. По приказу Утера и просьбе Гаюса, естественно. 

Изначально Элеонора не собиралась возвращаться таким образом в место, давным-давно ставшее ее домом, но выбора особого не было. С помощью магии она слегка изменила черты лица и спрятала магией браслет, по которому король непременно узнал бы ее. И представилась Хунитой, притворившись обычной служанкой. Правда, порой она ловила на себе такие взгляды Утера, что начинала подозревать саму себя в слишком плохой игре. Но время шло, а Пендрагон все не вызывал ее к себе на приватный разговор, и Элеонора успокоилась. Все же, ее первостепенной задачей было завоевать доверие придворных, и в первую очередь Гаюса, который был самым доверенным лицом ее возлюбленного. 

***

— Боюсь, Ваше Высочество, королева не выживет, – прозвучал неутешительный вердикт Гаюса, когда время родов приблизилось. – Но, наследник тоже может погибнуть.

— Что-нибудь можно сделать? Хотя бы спасти ребенка? – бледный, как полотно, король, цеплялся за любую попытку спасти наследника. Он искренне верил в то, что это его сын. По крайней мере, пока верил. Терять еще нерожденное дитя категорически не хотелось. 

Хунита как-то горько посмотрела на мужчин, молча стоя в тени спальни. Игрэйна спала, но сон ее был не спокойным: то и дело она начинала резко поддергивать рукой или ногой, и что-то бессвязно бормотать. Служанке было жалко королеву, но не настолько, чтобы желать сохранить ее жизнь. Возможно, носи она под сердцем действительно дитя ее короля, или хотя бы, чуточку любила Утера, то Хунита попыталась бы спасти ее. Но к чему, если дитя не от короля, а супруги друг друга совершенно ни во что не ставят? Для ведьмы было важно лишь психическое состояние возлюбленного. Да нерожденное дитя было жалко, ведь ребенок не виноват в том, что происходит. 

— Есть способ. Но он связан с магией жрецов... – на этих словах Гаюса, Хунита поморщилась. Магия Жрецов, магия Жизни и Смерти. Магия, которой ее обучила Нимуэй. Способности, о которых она старалась не вспоминать, настолько жуткими были последствия и условия этого обмена, на который намекал Гаюс. Жизнь за жизнь, смерть за смерть...

— Я согласен, – услышала Хунита, когда выходила за дверь. Лучше ей о том что будет после, не знать. И забыть о том, что видела. 

Спустя еще год

Артур Пендрагон родился живым, и, самое главное, здоровым, ребенком. На следующий же день король официально объявил по всему королевству о рождении наследника. А еще спустя месяц горько пожалел об этом, поскольку чарующая пелена лжи начала спадать с его глаз, и он начал замечать то, что не замечал ранее. 

Утер постепенно начал возвращать себе способность логически мыслить, и понял, что наследником Артур его никак быть не может; он узнал в Хуните Элеонору, и спустя несколько дней после этого прозрения, очень долго извинялся и просил прощения за свои проступки. 

Де Трэс простила его, но только после целого месяца бурных ночей в сокрытом от магического взгляда помещении. Все же, лучше не давать Нимуэй лишних подсказок о слабостях короля, особенно в том случае, если окажется, что она желает уничтожить не только род Пендрагнов, но и королевство. А наследника ей зачать удалось. Правда, с некоторыми оговорками.

***

— Балинор... Ты перешел все границы дозволенного! Стража! Схватить его! – Утер Пендрагон был в ярости. Этот... повелитель драконов посмел прикоснуться к тому, что принадлежало только ему. Если бы только не его помощь в захвате Истинного Дракона, то он бы немедленно и без объяснений был бы казнен. Но все-таки он помог... А после напился до невменяемого состояния и наткнувшись поздно ночью на Хуниту, выходящую из своей каморки, изнасиловал ее, не слушая протестов и не замечая попыток себя покалечить. В итоге, Хунита смогла сбежать от него только после дела, и насколько могла двигаться после произошедшего, то сразу направилась к нему, с горящим праведной местью взором. Чего-чего, а подобного она, как и Утер, простить драконологу не могла. 

— Обойдетесь! – и, вытащив меч и с яростью во взгляде, отбился от стражи и исчез из помещения. «Вот же негодяй! – зло подумал король, и медленно сел обратно на трон, с которого вскочил. – Ну ничего, я ему устрою сладкую жизнь! Никто не смеет прикасаться к тому, что принадлежит мне!»

— Стража, перекрыть все входы и выходы! Балинора объявить в розыск! Как только найдется, немедленно казнить! Магам не место среди честных людей! 

— Будет исполнено, Ваше Высочество! – громыхнула стража, и удалилась на поиски преступника. Утер же потер виски, и вновь встав, направился в свои покои, где сейчас находилась Элеонора. 

— Как ты, Элеонора? – тихо прошептал мужчина, присев на край кровати и довольно близко наклонившись к своей суженной. Дверь в покои он предварительно запер, чтобы никто не вошел и не увидел столь компрометирующей сцены.

— Было бы лучше, если бы один небезызвестный король перестал трястись надо мной, как над хрустальным кубком. Будь добр, сделай уже что-нибудь! – приоткрыв один глаз, пробурчала Хунита. И добавила, — Если, конечно, не хочешь, чтобы я от этого ублюдка ребенка понесла.

— Но...

— Утер, черт возьми, моя физиология отличается от физиологии других женщин! Пока не поздно, займись со мной любовью! Прошу тебя... – уже тише закончила она фразу. И посмотрев в ее глаза, Утер сдался. 

***

Ребенок действительно был зачат, но Элеонора откуда-то знала, что носит под сердцем дитя именно того, кого любила, и от насильника ребенок ничего, кроме некоторых способностей, не возьмет. Чтобы не вызывать подозрений, она с разрешения Пендрагона и по совету Гаюса, уехала в маленький городок, почти деревню, в нескольких днях пути от Камелота. С Утером женщина держала связь через Гаюса, которому все чаще писала письма. Она умело скрывала свои способности и настоящее имя (хотя, настоящее ли?), став для всех матерью-одиночкой, которой не очень повезло в жизни. А спустя девять месяцев родился мальчик, имя которому – Мерлин.