Оглушительный удар, сильная тряска, а затем темнота. Николай очнулся со звоном в ушах, болью во всем теле и весьма не радующими мыслями. Он задыхался от нехватки такого чистого и свежего воздуха. С трудом поднявшись, через силу открыл люк и вздохнул полной грудью, но тут же закашлялся. Легкие будто были заполнены песком и копотью, дышать было невыносимо больно. Всё тело нещадно болело, а в ушах до сих пор стоял невыносимый звон. Он с большим трудом выполз из танка и вытащил первым своего друга Василенка. Николай и подумать не мог, что за столь короткое время сможет так сблизиться со своей командой, что они станут друг для друга реальной семьей, которой всех их лишила война. Но горе сближает, как говорится.

Василенку, как и всем остальным, нужна была помощь. Ивушкин, словно во сне, тащил своего товарища по сырой земле, пропитанной кровью падших солдат, еще не совсем осознавая произошедшее. Он и поверить не мог, что они живы, еще кое-как дышат этим пропахшим порохом воздухом. 

Из второго танка вылез Он, их главный враг - немец Клаус Ягер. Он был далеко не в лучшем состоянии, но уже успел немного прийти в себя и взять оружие, чтобы покончить с выжившими русскими. Ивушкин, услышав ещё слегка приглушенный металлический звук, замер и медленно развернулся лицом к врагу. Он все понял сразу - у него не было никакого оружия, да и сил сражаться тоже уже не было. Солдат стоял, не шевелясь и смотря прямо в глаза противника. Он был готов к смерти, он давно был готов. 

Немец без малейших раздумий выстрелил. Ему хотелось закончить с этими противными русскими, которые в одиночку смогли вывести из строя всю его команду да еще и выжить при этом. Все последние силы Ягер потратил на выстрел. Он даже особо не целился, потому что толку все равно бы не было - руки еле держали оружие. Сейчас ему было плевать на все. Совершенно никаких мысли в голове не было, когда он с облегчением откинулся на спину, чувствуя под собой сырую землю и острые камни. Они немного облегчали звенящую боль во всем теле.

Боль и облегчение вперемешку с досадой на себя, потому что не смог выполнить план и спасти товарищей - чувства, которые пришли к Николаю в этот момент. А дальше падение и непроглядная темнота. 

2

Капли дождя неприятно били по лицу, но это придавало Николаю какую-то уверенность в себе. Он стоял мокрый с ног до головы, как и сотни, тысячи других, и его охватывал азарт. Очередной концлагерь, очередной побег, который еще нужно будет спланировать. Ему нравилось водить за нос фрицев. А они не могли набраться духа убить его, не узнав фамилию-имя и звание. Черта с два им, а не информация. 

Но не только это подталкивало его на столь рискованные поступки. Основной причиной было желание отомстить. Он знал, что фриц, погубивший его команду, был еще жив и находился в одном из концлагерей. Поэтому Николай сделает все, чтоб лично вырвать сердце этому ублюдку. За товарищей. За родню. За страну. 

Резко и с пафосом еще один фриц начал речь. За ним ходила молодая девушка, явно заключенная, но более ухоженная, нежели остальные. Она звенящим голосом переводила немецкую напыщенную речь, и голос ее слегка дрожал. Весь ее вид выражал покорность и смирение. 

Он неосознанно загляделся острыми чертами бледного лица и слегка вздрогнул, когда все резко легли на землю. Люди жались к земле и друг к другу, будто ища утешения и поддержки и желая остаться незамеченными. Единственный, кто остался стоять - Николай. Он не собирался падать на колени, а тем более пластом перед какой-то немецкой шавкой. Он стоял ровно, но от него волнами исходило спокойствие. Он не пошевельнулся и тогда, когда фриц подошёл к нему чуть ли не вплотную и начал что-то тявкать на немецком, брызжа слюной. Николай не отводил взгляда от тёмных невзрачных глаз врага даже в тот момент, когда мощный кулак прилетел ему в лицо. А дальше снова падение и темнота.

3

Все тело прожигало острой болью. Его в который раз нещадно били жгутом. Ноги, спина, грудь - всё горело. Хотелось орать во всё горло, выплеснуть всю кровь из легких, заглушить криком боль, но он не мог себе этого позволить. Только не сейчас. Он не мог проиграть этим чертовым немцам, доставить им удовольствие. О да, они любили, когда пленные кричали и молили их о пощаде. Но он, Николай Ивушкин, солдат Красной Армии, не доставит им такого удовольствия. 

Сил терпеть и сдерживаться почти не оставалось, хотелось поскорее впасть в небытие, но каждый раз его окатывали ведром холодной воды, отдаляя от беспросветной и такой желанной темноты. Это был какой-то чертов замкнутый круг боли и отчаянных желаний о блаженной темноте.

Они требовали от него только одного - фамилия-имя-звание. Обойдутся, мерзавцы. Они должны понять, что русских не сломить. А убить они его не смогут, пока не узнают данных. Но какую пользу принесут им эти данные? Или они хотят начать выкачивать информацию с малого? Если так, то это, определённо, умно. Умно и чрезвычайно глупо. Психологи из этих немцев никакие. 

Надзирателю наконец-то надоело пытать Ивушкина и он, смачно плюнув и выругавшись по-немецки, скрылся за дверью со всей своей свитой. Через несколько минут, показавшихся бесконечностью, ему закинули в камеру пыльный облезлый плед и какие-то старые остатки еды. Ивушкин никак на это не отреагировал - лицо его оставалось каменным, а взгляд пустым, но стоило фрицу только скрыться за дверь, Николай, превозмогая боль, потянул к себе плед и закинул пару мелких корок хлеба в рот. Вкус был отвратный, но бывало и хуже. Все-таки это не первый его концлагерь.

Он не знал, сколько просидел на лавочке, закутавшись в плед и дрожа - видимо, успел где-то простудиться - как к нему зашёл молодой фриц и та самая девушка-переводчик. Ивушкин не обратил на них внимания и продолжил смотреть в угол. Но следующие слова Ягера заставили сердце Николая пропустить удар и взорвать сознание. Он цепким взглядом внимательно осмотрел стоящего перед ним мужчину и усмехнулся. Он сразу узнал этот поганый голос. Больше всего внимания привлекли шрамы, раскинутые по всему молодому лицу. Кто-то очень постарался, оставляя эти отметины, что не могло не радовать Николая. Он начал прислушиваться к звенящему от напряжения и страха голосу девушки, смотря в стальные глаза фрица. Неужели его цель, на поиски которой он потратил три года, стоит прямо перед ним? Но торопиться нельзя. Сначала нужно было все обдумать и принять правильное решение. Разные способы мести, крутившиеся эти годы в его сознании, взрывали голову. 

Но рассуждения Ивушкина прервал ещё более напряжённый, чем раньше, голос девушки и ухмыляющийся взгляд немца. Он предлагал ему сотрудничество. Предлагал предать своих товарищей, помочь немцам. Ха. Конечно, сейчас же Иван все бросит и побежит в такие теплые объятия немцев. Непременно. Но из этого можно было бы извлечь огромную пользу. Втереться в доверие, вызнать всевозможные секреты и, главное, приблизиться к этому подонку. Но, черт возьми, это немцы. Это было выше принципов Ивушкина. И он, с подобающей наглостью, грубо отказался от сотрудничества, не раздумывая. Он еще не настолько стал мразью, чтоб вот так предать своих друзей и родных. Стоять под немецкими знаменами - уже означает осквернить их память.

Клаус смотрел на молодого бойца и никак не мог его понять. Неужели он настолько предан своей стране, что готов терпеть многочисленные пытки, унижения? И ведь он явно не фанатик, фанатики себя так не ведут, Ягер знал это наверняка. Под его руководством были такие субъекты и ему было от них противно. Но, к сожалению, большую часть Вермахта как раз и составляли такие. 

Поэтому нужно было найти слабую сторону Николая, его болезненные точки. Друзья, служба, страна? Ягер достал из внутреннего кармана карточку и официальную бумагу, в которой крупным шрифтом было написано: "уничтожить". Судя по всему, по имеющейся у него информации, у русского не было друзей и родни. По крайней мере тех, кто остался в живых. Возможно, получится подкупить его смертью на поле боя, как и подобает настоящему солдату, нежели обеспечить смерть в тёмной грязной камере. К сожалению, Ягер промахнулся. Николаю было плевать, как и где умирать. Он уже устал от жизни и войны, оставалось только чувство ненависти ко всему миру. 

Тогда нужно вызвать у него сильные чувства, создать стрессовую ситуацию. Почти во всех случаях данный способ работал. Клаус одним плавным движением вытащил из крепления оружие и навёл на переводчицу. Она русская, так что парень должен проявить хоть какую-нибудь эмоцию. Нужно заставить его испытывать хоть что-то, кроме ненависти. А русская молодец, затряслась, но в первые секунды пыталась держать себя в руках. Похвально. Ягер дал на раздумья всего пять секунд, и медленно отсчитывая их, накалял обстановку ещё сильнее. Это и правда действовало на бойца: весь его вид говорил о неимоверном напряжении от такого сложного выбора - смерть ни в чем неповинной русской девушки или же помощь врагам. Венка на его лбу судорожно пульсировала, а руки нервно мяли кусок пледа. Ягер внимательно следил за реакцией солдата, осматривая его с ног до головы цепким взглядом. Парень был невысокого роста, но боевого вида, а шрамы и свежие раны по всему телу говорили о стальной выдержке. Невооружённым глазом видно, что грубые увечья были нанесены в концлагерях. Волосы были коротко острижены и растрепаны, лицо бледное, словно мел. Видимо, Клаус перестарался с запугиванием, слишком уж парень напрягся. Но это-то и было хорошо, пусть немного очухается. Лицо у него было красивое - правильные черты лица, нос с небольшой горбинкой, серые глаза и тонкие губы. Он был чересчур худой, можно сказать тощий, но при этом у него получалось внушить к себе уважение одним лишь видом. Клаус до сих пор помнил, как он ловко провел его команду в 41-ом, как вывел из строя всю их боевую технику с помощью одного танка. Потрясающая была тактика, но под конец они сдали, но не отчаялись, а пошли напролом, нагло и дерзко. Было видно, что эта сплоченная команда готова была отдать свои жизни только для того, чтобы не дать пройти врагу. Достойный поступок. К несчастью, таких бойцов в его отряде было мало. Русские были отчаянные малые, они много потеряли и на их кону стояло очень мало и одновременно много. Они горели реальным патриотизмом, желанием защитить то, что осталось от их страны. Страны, которая стала целой семьей, и за каждый ее метр они дрались в кровь. 

Но вот прозвучала цифра пять, девушка уже почти лежала на полу, пытаясь слиться, раствориться в стене, и закрываясь руками. Она рыдала и что-то говорила по-русски. Нетрудно догадаться - она просила пощады. Ещё секунда и нервы парня не выдержали. Он громко и отрывисто выкрикнул слова согласия и, видимо, смачно выругался. Ягер не зверь, он сразу убрал пистолет и дружелюбно улыбнулся. Все-таки остались в этом русском чувства. А раз так, то и дальнейшее их сотрудничество пойдет хорошо. Клаус близко подошёл к парню, настолько близко, что можно было заметить, какие же длинные ресницы у русского. Он подошёл молча, смотря тому прямо в глаза. Видимо, эта стрессовая ситуация подействовала даже сильнее, чем того ожидал Клаус, потому что парень вдруг сказал пару слов. Всё, что понял немец - это фамилию: Ивушкин. Отлично, просто прекрасно. Ягер стал первым, кто смог надломить Ивушкина, который явно против убийства невинных. Это ценное знание, которым Ягер сможет воспользоваться и в дальнейшем. Он победно улыбнулся, положил карточку на лавку и бесшумно вышел прочь, торжествуя.