Время шло. Хейт больше не охотился с родителями. Виннари и Тэру это вполне устраивало, они бегали по лесу вдвоем, плечом к плечу, как и год назад.

А Хейт и Мяугли уже вполне могли прокормиться самостоятельно. Мяугли ловил мышей и птиц, лазил по деревьям за белками. Хейт предпочитал полночи гнаться за зайцем, зато уж потом сразу наесться досыта. Впрочем, мышами молодой волк тоже не брезговал. Не всегда братьям приходилось сотрудничать на охоте, но все равно они держались поблизости, и каждый прислушивался к другому, готовый придти на помощь.

Порой ночная охота уводила Хейта и Мяугли так далеко от логова, что они не успели бы вернуться до утра. Тогда они находили укромное место в глубоком овраге или среди густых зарослей ивняка и засыпали, крепко прижавшись друг к другу. Впрочем, в старом логове им уже все равно было бы тесно. И даже когда все четверо на рассвете встречались на прежнем месте, у норы между корней старой сосны — день они все равно проводили снаружи, на той самой прогалинке, где пару месяцев назад играли маленькие Хейт и Мяугли.

Лето заканчивалось. Дни становились короче, а ночи — холоднее. Ни Мяугли, ни Хейт не знали, что это означает, и поначалу ни о чем не тревожились. Потом пожелтевшие листья опали на землю и стали шуршать под лапами, выдавая их на охоте, и прятаться среди голых черных стволов было все труднее. Правда, так же шуршала листва и под ногами молодых оленей и подсвинков, и так же издалека можно было их заметить — но на такую крупную дичь охотились взрослые волки, а не подростки-сеголетки. А добывать зайцев и мышей, а тем более белок и птиц, становилось все труднее. Хейт и Мяугли теперь постоянно охотились на пару — волчонок вспугивал добычу, а рысенок ждал в засаде. Но даже и такая охота не каждую ночь оказывалась удачной, все чаще братья оставались голодными.

Однажды ночью Хейт и Мяугли увидели, как с неба падает что-то мелкое, белое и холодное. На вкус оно было как простая вода, и на нем оставались очень ясные и четкие следы.

А наутро Виннари сказал:

— Вот и первый снег! Значит, пора возвращаться в стаю.

До сих пор Хейт и Мяугли знали только тот участок леса, где охотилась их семья. Граница была обозначена совершенно четко и ясно — запахом Виннари с одной стороны и запахом чужого, незнакомого волка с другой. До сих пор братьям никогда и в голову не приходило перейти эту черту. Теперь они все вчетвером бежали напрямик, не обращая внимания на пограничные метки.

— Как же так? — удивился на ходу Хейт, тревожно принюхиваясь.

— Потому что эти границы — летние, — пояснила Тэра. — А сейчас приближается зима.

Они прошли по краю болота и к середине ночи вышли к глубокому оврагу с обрывистыми склонами, заваленному буреломом. Под высоким кустом черемухи, невесть как выросшим на дне оврага, лежала пара волков.

И Хейт и Мяугли замерли в удивлении — до сих пор мама и папа казались им большими и сильными, но эти двое были намного крупнее. Шерсть у волка отливала сединой, волчица выглядела помоложе его.

Тэра первой подошла к ним. Шерсть на молодой волчице улеглась так плотно, что она казалась ещё меньше и тоньше. Прижав уши и опустив голову, Тэра проговорила почтительно:

— Здравствуй, мать! Здравствуй, отец!

Она по очереди лизнула обоим морду. Вслед за ней то же самое проделал и Виннари, только он называл вожаков по именам:

— Здравствуй, Наргал! Здравствуй, Граул!

Волк принял эти знаки почтения, доброжелательно вильнув хвостом. Волчица была не так сдержана — она в ответ лизнула Тэру в нос, потом внимательно оглядела Виннари.

— Здравствуй, дочь! Я вижу, ты нашла хорошую пару. Ну так покажи мне моих внуков!

Хейт и Мяугли вышли вперёд, опустив хвосты и прижав уши, как положено молодежи перед старшими.

— Хорошие дети, — оценила Наргал, — здоровые и охотиться умеют, судя по тому, какие упитанные. Только этот почему такой мелкий? И к тому же рыжий…

— Он летом был рыжее, — возразила Тэра, — а сейчас уже почти перелинял, скоро станет совсем серым!

Это было правдой — как-то незаметно масть рысенка поменялась, и теперь он меньше отличался от брата.

— А что мелкий, так это ничего, — добавил Виннари, — зато он ловкий, может по деревьям лазить и далеко прыгает. А какой у него слух!

— Что же, — кивнул Граул, — в стае найдется дело каждому. Идите, знакомьте детей с остальными. Да пусть они запомнят, чтобы в стае никаких драк не было!

К тому времени, когда они обошли весь овраг и познакомились со всей стаей, у Хейта и Мяугли голова шла кругом. Стая была очень большой — много раз по много! Кроме них, там оказалось ещё две семьи, три переярка, два молодых волка-холостяка и волчица-двухлетка. Волчицы и холостяки были, как и Тэра, детьми Граула и Наргал, так что вся стая оказалась по сути одной семьёй.

Если бы Хейт рос один в семье, он бы, конечно, поспешил подружиться с кем-нибудь из ровесников. Но с Мяугли он и так не скучал, а сам рысенок и подавно не собирался ни с кем больше сближаться. Рыси не живут стаями, и общества Хейта ему хватало за глаза.

Другие волки тоже не спешили заводить дружбу с Мяугли, посматривали на него недоверчиво. Граул и Наргал приняли его в стаю как волка, значит, его надо было считать волком. Спорить с вожаками никому и в голову не приходило, но в то же время все видели, чуяли в нем чужака.

Снег растаял, потом выпал снова. Ночь от ночи становилось все холоднее. Бочаги на болоте покрылись льдом — сначала тонким и хрупким, но ещё через несколько ночей он стал прочным и надёжным. Овраг заметало снегом чуть ли не доверху, надёжно пряча, укрывая волчьи лежки.

В такую пору действительно трудно прожить в одиночку.

Хейт, сильный, старательный и добродушный, легко влился в стаю. Он не отставал, когда все гнали добычу, не боялся первым прыгнуть на оленя, ловко уворачиваясь от ударов копыт. А когда стая заводила песню, его голос прекрасно вливался в общий хор.

А Мяугли выть не умел, даже и не пытался. И даже не понимал, в чем радость петь хором. И опускать хвост перед старшими у него получалось плохо, так что взрослым волкам он казался нахальным и невоспитанным.

Впрочем, скоро все заметили, что у странного волчонка есть и достоинства. Мяугли мог залезть на дерево и оглядеться, он первым слышал шаги оленя, первым предупреждал о приближении человека. Конечно, он не мог часами гнать добычу, как волки. Но Тэра и Виннари заранее рассказали вожакам про его особенности. И если стае не удавалось завалить оленя первым наскоком, то Мяугли оставался в засаде вместе с одной или двумя волчицами.

Олень или кабан — слишком крупная добыча даже для взрослой рыси. Но Мяугли запрыгивал на спину загнанному животному, сбивая с ног — а подняться ему уже не давали волки. Он прыгал дальше всех, а ещё он со своим слухом издалека слышал, где идёт погоня. Бывало, что умный опытный кабан отказывался бежать туда, куда гнала его стая, сворачивал в другую сторону — но Мяугли это слышал и переводил засаду на новое место.

И понемногу все привыкли к молодому рысу. Взрослые волки обращали на него не больше внимания, чем на других прибылых волков — ну бегает и пусть бегает. Вот была забота к чужим детям приглядываться — за своими бы уследить!

А вот молодые, прибылые и переярки, все чаще задирали Мяугли. Дразнили, обзывали недоростком, пятнистым, ушастым. Чаще других приставал к нему прибылой по имени Варвир.

— Эй, ты где так испачкался? Умываешься, умываешься, а вся шкура в пятнах!

Мяугли не обращал внимания, а Хейт возмущался и рвался в драку.

— Не надо! — останавливал его Мяугли. — Нехорошо, когда в стае драки. И Граул сердиться будет, обоих оттреплет.

— А обзываться разве хорошо? — горячился Хейт. — Мне ведь за тебя обидно!

— А мне нет, — мурлыкал Мяугли, старательно вылизываясь. Теперь, а стае, он умывался ещё чаще, чем летом, в семье. — Я ведь правда пятнистый и ушастый!

— Но ты не недоросток!

— Разве? — Мяугли задумчиво смерил взглядом своего брата. К этому времени Хейт стал чуть ли не вдвое крупнее его.

— Ты маленький, — согласился волк, — но в этом ничего плохого нет! Ты ловкий и сильный!

— И мы с тобой это знаем, — кивнул Мяугли, — и мама с папой знают, и Наргал с Граулом. А если Варвир этого не знает, значит, он сам дурак!

— И как ты только можешь быть таким спокойным? — недоумевал Хейт.

— Это ты как можешь так переживать из-за пустяков? — спрашивал в ответ рыс.

И оба смотрели друг на друга с одинаковым недоумением.

Нам с вами, конечно, вполне понятно, отчего братья так по-разному относились к насмешкам и подначкам сверстников. Дело в том, что волки — стайные звери, практически всю жизнь они живут среди других, и для них с самого детства привычно утверждать свое положение в стае. Стерпел насмешку, не ответил на обиду — значит, показал себя слабаком, значит, в другой раз у тебя отнимут кусок при дележке добычи, сорвут на тебе злость от неудачи… И все труднее будет выйти из образа самого слабого, заново утвердиться среди других.

А рыси — одиночки. Им не на кого рассчитывать, за ними не стоит стая, никто не поддержит в трудную минуту — зато и не приходится думать о своем положении, о своей репутации. Все равно, если уж дойдет до драки, то значение будут иметь только клыки и когти, а не чьи-то слова и мысли.

Зима перевалила за середину. Все так же трещали морозы, все так же кружилась среди деревьев пурга — но что-то уже изменилось. Молодые волки стали беспокойны и задиристы, и Граул уже не запрещал им драться. Приближалось время, когда стая распадётся на пары, когда все будут петь весенние песни, а потом искать логово и растить волчат. Холостяки заранее дрались между собой, а порой наскакивали и на семейных волков. Правда, о последнем им приходилось пожалеть, потому что волчица тоже вступала в драку.

Молодая волчица вдруг стала ужасно важничать, волки уступали ей лучший кусок и прижимали уши, почти как перед вожаком.

Переяркам и тем более прибылым в этом году рано было думать про пару, но какое-то смутное беспокойство проснулось и в них. Все чаще среди них случались стычки, все вдруг стали агрессивны и обидчивы, и для драки хватало косого взгляда, резкого слова.

Мяугли равнодушно смотрел и на молодую волчицу, и на самочку-переярка, но что-то тревожило и его, нарушая его обычную невозмутимость.

— Эй, недоросток, что ты все умываешься? Брезгуешь нами, что ли? — приставал к нему Варвир.

Это было отчасти правдой — Мяугли не нравился волчий запах, и вообще товарищи по стае казались ему неряхами.

— Недоросток, тебе хвост лисы отгрызли?

Вот этого Мяугли стерпеть не мог. Упоминание о лисах всегда выводило его из себя.

— А ты, переросток, только языком болтать умеешь?

Ещё мгновение — и оба уже стояли друг против друг, ощетинившись и оскалив клыки. Варвир был уверен, что легко одолеет маленького рыса. Наскочит, ударит, сбивая с ног, ухватит зубами за плечо, и отскочит, выбирая момент для следующего нападения… Вот только Мяугли дрался не по-волчьи. От первой атаки Варвира рыс увернулся. А пока волк готовился к следующей, Мяугли сам бросился к нему. Но вместо того, чтобы укусить и отскочить, он прыгнул так, как прыгал на оленя, вцепился в волка передними лапами и стал молотить задними, попадая по груди и брюху. Густой длинный мех защищал волка от серьезных ран, но шерсть летела клочьями, и снег окрасился кровью. Варвир сумел укусить рыса за плечо, и тот взвизгнул от боли, но хватки не ослабил.

Рядом метался Хейт, переживая за брата.

— А ну, хватит!

Строгий голос Наргал заставил обоих драчунов разом остановиться. Старая волчица редко вмешивалась в мелкие конфликты, но если уж она заговаривала — ее слушались беспрекословно.

Варвир и Мяугли виновато припали к земле, пряча морды.

— Это тебе урок, Варвир, — сказала Наргал. — Нельзя судить по внешности, и нельзя недооценивать противника.

Она перевела взгляд на рыса.

— А ты, Мяугли… Я вижу, что ты стараешься быть хорошим волком, и ты полезен стае. Но всё-таки ты не волк. Кажется мне, что на следующую зиму ты не придешь в стаю.

Потом Мяугли спрашивал у Хейта:

— О чем она говорила? Как это я не волк? Мы же с тобой братья!

— Конечно, братья, — соглашался Хейт. — Ну, до следующей зимы мы, может, поймём, что она имела в виду!