В глубоком озере на дне темно,
Глотает звёзды чёрная вода,
Беда обходит стороною его,
Страшась тайн далёкого дна.
Боятся люди и не ходит зверь
К моим крутым, откосым берегам.
Но так дано, что в некий час и день
С небес вновь сорвётся звезда.
Не сразу становилось ясно, где заканчиваются Зимние земли и начинается тепло покрытых травами долин и низин, хотя, взглянув с крутых скал, можно было увидеть чёткую границу, точно кто с одной стороны прошёл и растопил весь снег, откинув его ближе к жрецам. Становилось теплее постепенно, но лёд всё также коварно встречал подошвы сапог и лапы животных, заставляя время от времени поскальзываться и стараться инстинктивно схватиться за что-нибудь. Нет-нет да и всплывала в головах мысль: «Когда же эта проклятая холодрыга закончится?» Коварные заснеженные территории были непредсказуемы, и время от времени, просыпаясь утром, можно было обнаружить, что проступила чёрная влажная земля, а через несколько часов нелетала метель и схватывала оковами берега реки. То отвоёвывали эти места зима и завывания пурги, то вскидывалось тепло, и лишь река Бофу была единственным ориентиром, позволяющим не заплутать и выйти к границе Ифарэ, где погода была чуть более приятной и благосклонной к путникам. С вершин гор казалось, будто бы всё впереди такое же пологое, как и гладь воды, но чем дальше спускаешься, тем больше холмов и пригорков вздыбается пред тобой столь неожиданно, точно то была не земная твердь, а гибкая и пластичная вода. Этот обман зрения вечно раздражал и утомлял, ведь приходилось притормаживать лошадей и аккуратно пускать их в обход. Сколько взгляд ни скользил по лежащему на южном берегу реки лесу, не мог выловить среди него отблеск озера, к которому они направлялись, и оставалось лишь гадать, что его прячет и как. Лишь когда зимняя стужа осталась позади, и тёплые вещи перекочевали в седельные сумки, появилось хоть какое-то настроение перекинуться парой слов, но вся троица сохраняла смурное молчание. Каждый молчал о своём. Один о грядущей разлуке и долгом путешествии, второй о нависших над ними бедами и проблемами, а третий молчал о своей скорби и сильнейшем ударе, полученном от друга. О произошедшем никто из них не обмолвился ни полсловом, ни вздохом, точно этого и не было вовсе в их жизнях, как если бы все разом вычеркнули прошедшие дни. Стоило одному из них остановиться и начать спешиваться, как остальные проделывали тоже самое, и в зловещем молчании принимались за обустройство стоянки. Отлаженные за неделю действия давали хороший результат, и две палатки за считанные минуты занимали места по разным сторонам от выкопанного костровища. Невыносимо тяжкой становилась тишина тогда, когда Артемис брал лук и удалялся на поиски дичи, оставив чернокнижника и жреца наедине. Гилберт занимался огнём, а прорицатель устанавливал защитный барьер вокруг места их остановки, чтобы не было неожиданных визитов диких животных или же нагов, которые иногда заползали к ним. И хотя старший брат постарался убедить их, что они не будут вредить, ни тот, ни другой маг не решились отдыхать без прикрытия.
— Тебя может и защищает Хозяин леса, а вот мы под его милость не попадаем, — подметил Найтгест и выразительно провёл пальцами по ножнам, сделанным из нажьей шкуры, где покоился один из его стилетов.
Противиться Артемис не стал и счёл это верными словами. Да и ему было бы спокойнее, если бы он знал, что брат и супруг в безопасности, пока он рыщет по горам в поисках еды для них. Его мужу, конечно, было и без этого хорошо, но вот обижать себя или Сэто не хотелось. И овцы сыты, и волки целы, как любил приговаривать он. Ему хотелось поскорее покинуть бесприютные земли, чтобы оказаться под лесным покровом и наконец надышаться полным кислорода воздухом, а не тем разреженным, что окутывал горы. Возле Белого замка и вовсе было невозможно дышать! А ещё уходил из-под их взглядов, чтобы достать из внутреннего кармана плаща свиток, который ему перед уходом вручил Повелитель жрецов, и снова прочитать, что же там написано. Это были пошаговые инструкции и советы, касавшиеся как места, куда они двигались сейчас, так и того, что Охотнику будет нужно делать, когда он пройдёт по тропе полиморфов в другой мир. Скорее эти действия носили успокаивающий характер, чем проясняли для юноши ситуацию, в которую он влип. Всё было изложено так сухо и чётко, что складывалось впечатление, будто бы ничего сложного не будет, что всё пройдёт, как надо. Ещё бы! У старшего Акио была способность убедить кого угодно в чём угодно даже через пергамент. Куда меньше успокаивал тот факт, что об этом озере Охотник мало что слышал, да и не доводилось ему в своих странствиях натыкаться на него, а это могло значить что угодно. Оставалось только докопаться с вопросами до Гилберта. Уж кто-кто, а Господин чернокнижников наверняка знал всё. Ну, может и не всё, но очень многое.
Освежёвывая тушу убитого горного козла чуть в стороне от их лагеря, Артемис наблюдал за тем, как младший брат обходит по периметру и накладывает защитные заклятья. Пожалуй, жрецы лучше прочих понимали в необходимости правильной обороны, пусть им и не так часто, как другим фракциям, приходилось сталкиваться с ними — так, по крайней мере, думали все остальные. Часто, нанимая жрецов в свои армии, они и не задумывались о том, что чародеи равновесия наравне с прочими могут и сражаться, и не давать врагу нанести урон. А уж о том, что медицинская помощь больше всего нужна бывает именно на поле боя, а не в военном госпитале, и вовсе забывали. Тёмные маги помнили и приглядывали за своими целителями, на что им отвечали взаимностью, образуя плотный союз. Таких прорицателей, которые служили другим государствам, было не так много, да и не так чтобы они стремились оказаться на их стороне, но ситуации всегда и у всех складывались по-разному.
— Не хочешь поговорить с ним, Арти? — раздался голос хранителя, и в нём звучала понятная доля недовольства, приправленного неодобрением умудрённого годами вампира. — В конце концов, он заслуживает хоть немного снисхождения с твоей стороны.
— И о чём мне с ним беседовать, не скажешь? Ему заботливо подтёрли память, и мои извинения будут смотреться не только нелепо, но и подозрительно, а срывать блоки я не хочу раньше времени. Чёрт его знает, чем это обернётся, пока меня нет, — негромко пробормотал в ответ Охотник и стёр с верхней губы капельку пота тыльной стороной ладони, которая не была измазана кровью так сильно, как пальцы и ладонь. Юноша вновь принялся хмуриться. — Да и моё сочувствие ему сейчас не особо нужно. Что ему требуется, так это время.
— Начинаешь говорить, как твой дед, — бурчание духа стало отчётливо злым, — и мне это не нравится, мальчик мой. Прошу тебя, найди хотя бы минуту для беседы с ним. Сэто не сделал ничего дурного и был по-своему прав в сложившейся ситуации, тебе ли это не знать. К тому же, не ты ли собираешься уйти на длительный срок? И даже если вы поссоритесь пуще прежнего, то ты всё равно будешь достаточно далеко, чтобы не столкнуться с последствиями.
— Ладно, ты прав. У меня уже мозги набекрень едут.
Хранитель иронично хмыкнул, будто бы спрашивая, а когда же это было не так, но Акио стойко проигнорировал эту молчаливую издёвку. Он свистнул, привлекая к себе внимание, и Гилберт чутко повернул голову в его сторону, хотя наверняка слышал отголоски разговора с призраком, но вежливо не обратил на это внимания. Большую часть времени Господин чернокнижников проводил, бодрствуя и охраняя своих спутников, которым требовался сон, в отличие от него. Сам он предпочитал пару минут вздремнуть в седле, чем переживать за клюющих носом братьев. Подозвав мужа к себе жестом, Артемис обвёл рукой следы своей деятельности и деловитым тоном опытного торгаша поинтересовался:
— Козлиная шкура интересует?
— Спасибо, у меня своя, — ехидно отозвался Найтгест и покачал головой, — оставь. Может кто найдёт и возьмёт. Тебе нужна помощь?
— Да. Хочу голову отделить от тела и не запачкать тушу. Ты как к животной крови относишься?
— Не отношусь к ней. — Судя по тону и лицу Гилберта, настроение у него было приподнятым и благодушным, но свою опустевшую флягу он всё же протянул юноше. Тот споро сделал надрез на артерии животного и подставил к нему сосуд, позволяя ему наполниться. Серьёзная мина Акио позабавила чародея. — Давай подержу.
Пока муж умелыми движениями отрубал голову козлу, вампир беззастенчиво любовался им и уже прикидывал, как слизнёт кровь с его рук, и это приятно подогревало интерес, однако напряжённое сопение вздёрнутого носа Артемиса подсказало ему, что тот вовсе не настроен на подобные действия. За столько лет Найтгест научился определять по дыханию, что же на уме у его упрямого лиса. Следовало дать ему некоторое время, чтобы сам подошёл с вопросом или размышлениями, а не вытягивать это из него клещами, потому что в таком случае юноша обязательно начинал что-то умалчивать по каким-то своим неопределённым причинам. Пока туша жарилась над огнём, Акио удалился, сказав, что сходит к роднику умыться, и вампир остался присматривать за будущим ужином и заодно — жрецом. Время от времени он поверхностно изучал его мысли и старался проверить, в каком состоянии тот находится. После отъезда из замка Сэто выглядел скорее сосредоточенным на каких-то своих соображениях, чем расстроенным и близким к истерике, как когда сам Гилберт только приехал к прорицателям. К неудовольствию вампира юноша думал об одном и том же: как доехать до озера Сновидений, что они будут там делать, что зависит от него, как будет возвращаться и что делать, — и в этом не было ничего другого. И всё же вампир смел предположить, что за этим монотонным бубнежом скрываются настоящие планы юного мага, но пока что лезть глубже Повелитель не рисковал, чтобы не создавать более серьёзный конфликт. Возле своей палатки Акио устроил лигра и вдумчиво расчёсывал густую гриву благородного животного, не роняя ни единого слова и не подавая вида, что вообще находится рядом с кем-то. Могучее создание благодарно жмурилось и изредка негромко взрыкивало, благодушно помахивая хвостом, и его морда будто бы складывалась в улыбчивое выражение. Элгорм и Вазиалис благоразумно не приближались к нему вне дороги, но огромный кошак даже не думал смотреть на них с хищным интересом. Его тоже не обижал добычей Охотник, потому переживать за лошадей не приходилось, но они предпочитали оставаться в стороне и пощипывать траву. Так было спокойнее всем.
— Ужин готов. Можете угощаться, — когда закончил со всеми необходимыми процедурами, возвестил Артемис и, вооружившись стилетом и походной вилкой, откромсал приличный шмат мяса от туши. — Кому?
Сэто молча подставил свою деревянную плошку брату и без слов принялся за еду голыми руками, едва только порция оказалась у него. Себе Артемис положил чуть больше, потому что надеялся соблазнить вампира хотя бы на маленький кусочек, да и привык к тому, что тот время от времени воровал с его тарелки, пусть у него и не было такой необходимости. «Люблю твою еду», — только и пожимал всегда плечами он в ответ на возмущённый взгляд мужа. Каждый взял по добавке.
— Слушайте, расскажите мне про это озеро. Я видел его пару раз на картах, но сам никогда не набредал на него. Это что-то особенное, не так ли? Раз уж дедушка отправил нас именно к нему. Ну и с учётом того, что это место истончения планов существования, — попросил Артемис, слизывая с вилки каплю жира и рассматривая сквозь зубцы пляску огня и едва виднеющийся за ней силуэт брата. Вампир рядом с ним неуютно повозился и наморщил нос, как будто ему была противна одна только мысль об этом месте. Сэто громко вздохнул. — Что? Что такое?
— Как сказать… Подобные места считают и называют волей души нашей подлунной. Якобы то, что таится в ней, является на физический план и показывает жителям мощь, благосклонность или же недовольство. Маги относятся к этому и легче, и сложнее. Видишь ли, когда мы используем свои силы, мы по идее пользуемся своими запасами, но на деле тем, что нам отдано подлунной. Если этого слишком много, то планы существования истончаются, что, собственно, и становится источником…
— Так, тпру, остановись, — попросил Охотник и потёр виски, — я помню, что ты можешь извращаться со словами ещё и не так. Сэто, ты можешь по-человечески объяснить мне?
— Гилберт всё говорит верно и по сути. Маги тратят не столько свои силы, сколько резервы, которые им дарит Сердце мира. По ходу обучения и самосовершенствования они увеличивают количество сил, которые могут взять у мира и преобразовать в свою мощь, но это расходует энергию всего, что есть вокруг нас. Поэтому истончаются некоторые границы, давая начало таким вещам, как проявление воли Сердца мира. Это не только разрывы, но и в самом деле настроение мироздания. Как ты наверняка знаешь, маги умирают. Рано или поздно это происходит с ними со всеми, и тогда энергия переходит обратно. Получается этакий круговорот сил в природе. Собственно, на месте озера Сновидений часто происходили достаточно кровопролитные битвы, многие войны приводили к этим местам, и такое сильное магическое возмущение не прошло бесследно. Мало того, что вокруг этого озера нестабильная энергетика, которая достаточно тяжело переносится простыми людьми, следствием чего становится почти полное отсутствие таковых поблизости, так вдобавок где-то там располагается проход между мирами. Таких в Талиарене можно насчитать буквально несколько штук, но и этого достаточно, чтобы к нам являлись неприятные гости. А ещё… — до того достаточно бодро говоривший жрец примолк и поёжился, аккуратно осмотрелся и придвинулся ближе к костру. На взгляд самого Артемиса было ещё не настолько холодно, чтобы так стремиться к огню, но он понимал, что дело в последующих словах, которые брат собирается сказать. — Дело ещё и в том, что там неподалёку находится обитель проклятых. Пожалуйста, скажи, что ты знаешь о них, умоляю, я не хочу о них говорить, это чревато.
То, что брат отрицательно помотал головой, заставило его издать гортанный стон и укутаться в свой плащ по самый подбородок. Лигр приподнял голову с его колен и успокаивающе заворчал, хотя, быть может, просто просил ещё порцию мяса у хозяина. Вопросительный взгляд Артемиса переполз на супруга, но и тот выглядел настороженным и неприятно взволнованным, и он лишь поджал тёмные губы, показывая, что ни слова не произнесёт в этом ключе. Жрец и чернокнижник понимающе поглядели друг на друга.
— Ладно, умирать так умирать, — наконец пробормотал Сэто, — только слушай внимательно. Дважды я это из себя извлекать не буду. Ты знаешь, что у нас есть боги. Вернее будет сказать, что это те существа, которые после смерти отправились в Долину вечной тени, а затем смогли вернуться оттуда. Иными словами, Воплотители — это те чародеи, которые там, за гранью, познали все свои силы, смогли найти единение с Сердцем мира и стать больше, чем просто… я даже не знаю, как это назвать. — Артемис понимающе кивнул, проигнорировав ноющую боль в голове, которая там зародилась от этого разговора. Ему стало здорово не по себе отчего-то, и в то же время он испытал весьма странное чувство, показавшееся ему знакомым. Разматывать этот клубок дальше он не стал и дал знак брату продолжать повествование. — Словом, они являлись обратно на физический план существования, свершали нечто, что поражало их современников до глубины души, после чего уходили в так называемый Предел Воплотителей. Никто там не бывал, а если и бывал, то не вернулся, чтобы рассказать, так что я не могу быть уверен, что это за место. Возможно, некий иной план существования, недоступный нам, к чему я собственно и склоняюсь, а может и маленький мирок, связанный с нашим. Всё возможно. Оттуда они наблюдают за нами, иногда участвуют в нашей жизни, но чаще ведут таким образом войну между собой. Каждый тянет одеяло на себя, и жрецы своего рода весы, которые не дают Талиарену погрузиться в хаос. У нас нет своего божества, хотя некоторые против всех правил и клятв могут симпатизировать кому-то, и мы занимаемся тем, что поддерживаем все религии и каждого Воплотителя, за что они нас по большей части не трогают и не дёргают. В некотором роде мы получаем благословение каждого из них. Это не совсем верно, но проще сказать так. Проклятые… Они наша противоположность, я бы сказал. Это те, кто попал в немилость у богов по какой-то причине. У каждого она своя. Это достаточно редкий случай, я бы даже сказал, что подобное происходит раз в несколько сотен лет. — Мысленно прикинув среднюю продолжительность жизни в Талиарене, Артемис негромко присвистнул. Ничего себе редко! Да так почти каждому может посчастливиться попасть под горячую руку или же увидеть воочию, что же происходит! — Да, согласен. Насколько мне известно, последний проклятый отправился туда примерно десять или двенадцать лет назад из владений Лорда Арлана.
— Пятнадцать, — поправил его Найтгест и мрачно отпил из фляги. — Дамиен. Славный малый был. Вполне умный, наследник одной из богатых семей, близких к де’Мос.
— Нам не довелось это застать. К лучшему, надо думать, — выдохнул младший Акио и зарылся пальцами в гриву своего лигра. — Если ты вляпался в ссору с Воплотителем, то я даже не знаю, лучше сразу прикончить себя или…
— Не получится, — мрачно ухмыльнулся вампир, снова перебив жреца, и откинулся на спину. Он уставился в стремительно темнеющее небо и заложил руки за голову. — Если уж Воплотитель взбесился, то он будет следить, чтобы объект его ненависти вкусил боль и испил её до дна. То, что ждёт бедолагу, куда хуже, чем гибель.
— Да. Видишь ли, Арти, не только Воплотители могут начать жить заново, как бы это ни звучало. Когда существо расстаётся со своим телом, его ждёт несколько путей. В идеале, оно попадает сразу в само Сердце мира, где терпит некоторые… изменения, назовём это так.
— А на деле?
— Как форматирование диска, — быстро сообразил прорицатель, понимая, что так будет легче донести суть. — Воспоминания уходят, и некоторое время душа пребывает в состоянии покоя и блаженства, как дитя в утробе. А после Сердце выпускает душу жить и набираться силами. Второй путь — Долина вечной тени. Туда отправляются в большинстве своём. Это место, где душа, только покинувшая тело и ещё не до конца смирившаяся со смертью оболочки, приходит в равновесие. Некоторые проводят там тысячелетия, а то и больше, прежде чем Сердце мира забирает их. Подавляющее большинство ошибочно считает его идеалом спокойствия и того, к чему все стремятся. Ну и конечно не стоит упускать из вида то, что ты можешь угодить в Пустоту. — И Гилберт, и Артемис содрогнулись и поспешили притронуться друг к другу при звуке этого слова. Им обоим было хорошо известно, что это. — Думаю, дальше продолжать не надо. Так вот, некоторые осознанно стремятся жить так, чтобы в самом худшем случае попасть в Долину. Всё это для того, чтобы отдохнуть после дел праведных. А теперь представь, что ты только-только получил сильное ранение в живот, умер после нескольких дней страшной агонии, и тут же открываешь глаза в детской колыбели. Не знаешь, где ты, кто ты, с кем живёшь, в том ли ты вообще мире оказался, где и почил. И так до скончания веков. Всё потому, что разгневанные Воплотители запросто могут навсегда перерубить твою связь с Сердцем мира. Конечно, можно надеяться, что однажды ты найдёшь приют в более благосклонном месте, но я бы не был так наивен. Когда эта цепь рвётся, всё, что остаётся — доживать свой безрадостный век в обители проклятых. Наши боги весьма любезно создали её. Ходит много баек об этом месте, и я не берусь сказать, что же из этого правда, а что вымысел, однако ясно одно: вокруг проклятых умирают все, причём достаточно быстро. Так что они обречены коротать остатки своих жизней в окружении себе подобных. Если такие вообще будут. Насколько мне известно, сами проклятые не торопятся покидать общину и сторонятся людей.
— То есть я правильно понимаю: ребёнок рождается, после чего все начинают стремительно помирать, и он уползает из колыбельки прямиком в обитель? — хмыкнул Охотник со свойственным ему цинизмом, подчёркивая некоторую несостыковку и в то же время стараясь прикрыть собственный страх.
— Почти что. Опять же, есть несколько дальнейших путей, когда дитя только появляется на свет. Бывает, что всё выглядит достаточно безобидно и спокойно в течение многих лет, почти до сотни, а бывает, что, как ты и сказал, все его близкие погибают, — Найтгест даже бровью не повёл и говорил тем самым размеренным тоном, каким обычно объяснял супругу что-то о делах фракции. Почувствовав его дрожь, вампир мягко погладил Акио по бедру. — Если многие погибают, то дитя относят к обители. Достаточно близко, чтобы его могли найти, но недостаточно близко, чтобы гнев богов упал и на них тоже.
— Ещё одна шутка Воплотителей, — согласился Сэто. — Не самая лучшая, конечно. Говорят, что любой, кто забрёл на территорию проклятых, сам становится таким. Кто-то говорит, что угодивший туда умирает. Поэтому ребёнка относят либо туда, либо… — Глубокий вдох жреца показался особенно судорожным. Сэто уставился на пылающие поленья, и его глаза предательски заблестели. — Иногда кладут колыбельку на воду и смотрят, как она приближается к Кровавому водопаду, а затем срывается с него.
— Это омерзительно! — не сумев побороть крупную дрожь, воскликнул Охотник и замотал головой. — Боже, меня сейчас тошнить начнёт. И мы туда идём?
— Нет, твой дед не настолько не любит нас. Обитель находится дальше, но нам в любом случае стоит глядеть в оба, когда будем на месте. Что бы ни случилось, лучше не подходить близко к незнакомцам. А сейчас я бы советовал эту беседу закончить и лечь вам обоим спать. — Вампир принял сидячее положение и, посмотрев на мужа, похлопал себя по коленям, предлагая положить на них голову и спать так. Тот крайне выразительно поднял брови. — Пустое, милый. Если ты будешь думать об этом всю ночь, обычаи Воплотителей не поменяются, а вот отдых тебе точно нужен.
Оставалось только согласиться с мужем и пристроиться рядом с ним, подставив спину теплу костра. Тяжёлый подол плаща Повелителя улёгся на него, закрывая тело от ветра, гуляющего по склону гор, и Акио стало немного легче. Сна, конечно, не было ни в одном глазу, но он всё равно обнял мужа поперёк спины, привыкнув засыпать только так. Как он будет справляться с этим в другом мире, юноша старался не думать. Ещё бы! Чем ближе они были к озеру, тем тяжелее давило осознание того, что они вот-вот расстанутся. Озноб пробрал Охотника до самых костей, и даже аккуратные поглаживания по плечу не сильно помогли ему расслабиться. Единственное, что действительно успокаивало его — негромкий голос вампира над головой, который говорил достаточно громко, чтобы его слышал Артемис, но не так, чтобы это было слышно его брату. «Всё наладится, мой милый, вот увидишь. Всё наладится», — приговаривал он, и юноша постепенно погружался в сон, доверяясь родному звучанию. Меньше всего на свете Гилберту хотелось побывать в трёх местах: его совсем не прельщала перспектива оказаться в Пустоте, он не собирался отправляться в плавание по Океану смерти и надеялся никогда не прийти к берегам озера Сновидений. Это место было необычно по всем параметрам. Взять хотя бы то, что оно было проточным, но вовсе не так, как полагалось бы, когда река протекает через него в одном направлении, нет! Бофу текла и на запад, и на восток, но, вытекая из озера Сновидений на запад, она через милю обращалась водопадом. Наверняка в сердцевине этого водоёма был какой-то мощный источник, но никто никогда не осмеливался выбраться из лодки и лично проверить это. Были и другие причины, почему Гилберт совсем не хотел оказаться там. К примеру то, что это было слишком близко к территориям болотников, а они никогда не славились своей предсказуемостью. Задерживаться там надолго было смерти подобно. О последнем пренеприятнейшем факторе Найтгест старался вовсе не думать.
❃ ❃ ❃
Неугомонный и громозвучный поток нёсся совершенно непредсказуемо: то резко заворачивал берег почти прямым углом, то заставлял его петлять, как зайца, то делал его ровным и покатым. Большую его часть составляли огромные мшистые валуны, изредка попадались галечные пляжи, но куда чаще берег вдруг резко уходил вверх, образуя то узкое ущелье, то настоящую пропасть, через которую лишь птицы могли бы перебраться. С такой высоты вид открывался завораживающий, и можно было часами любоваться тем, как река спешно несётся внизу, грохоча по камням и вздымая пенные гребни. Но самое чудесное зрелище можно было застать лишь в часы восхода и ясного неба, когда на востоке занимался рассвет багряными и золотыми тонами, разливая свои яркие краски по воде и обращая её пурпурной лавиной. Каждая капля казалась кровавой, и, если абстрагироваться от воспоминаний о бессчётном множестве битв у истоков Бофу, это не выглядело так зловеще. Безлюдность этих мест шла на пользу живности. Уж этим леса могли похвастаться завсегда, а потому трапезы стали разнообразнее, к ним также добавились вполне себе сносные травяные чаи, которыми путники баловали себя теперь почти на каждой остановке. Спать становилось легче, а шелест воды этому только способствовал. Гипнотизирующие звуки вовсе не сводили с ума, но куда чаще мелькала по ночам мысль о том, что он манит к себе. Чем выше поднимался берег, тем более явно это чувствовалось, и становилось ясно, почему на таких возвышениях почти нет следов стоянок. Наверняка спящие не раз самым загадочным образом вдруг просыпались на самом краю обрыва, но сколько таких несчастных не смогло поведать о коварной шутке Бофу? Сколько ни присматривался Артемис к руслу, не мог различить впереди озеро, и это его тревожило. В пути они провели уже около двух недель, и это был вполне себе большой срок. Но куда больше его бесило то, что из Белого замка нет никаких новостей, а это означало, что всё по-прежнему. Приверженцем слов «отсутствие новостей — тоже новость» он не был, и с куда большим удовольствием он бы узнал, что сын снова сотворил какую-то гадость, чем продолжал томиться в безвестности. На связь ни Повелитель жрецов, ни Пассиса не выходили, и поводов для волнения было предостаточно. А уж что творится по вине Руруки, и вовсе было тайной, раскрыть которую не очень-то и хотелось, но и это бы сильно успокоило Охотника.
— Наконец-то, — вымученно выплюнул Сэто, когда очередное возвышение берега над рекой позволило увидеть с высоты широкую поверхность озера, обрамлённую густыми зарослями вековых деревьев. Жрец устал гораздо больше своих спутников не только благодаря постоянным заклятьям, но ещё и потому, что его ездовое животное было не столь удобно, сколь их лошади. Пусть лигры веками использовались прорицателями, но всё равно порой на их широких спинах мотало так, что начинало подташнивать, и Артемис любил слегка притормаживать Элгорма, чтобы поглядеть, как брат держится в своеобразном седле. Тот на смешки реагировал злобным ворчанием, но менять своего верного кошака на что-то более традиционное даже не думал. — Думаю, что завтра к полудню будем там. Но ночь лучше провести где-то не так близко к берегу. А ещё лучше днём отоспаться, а ночью быть там.
— Как доедем, так доедем. В любом случае, дедушка писал, что нужное нам место можно обнаружить только ночью. Если там так опасно спать, тогда сбавим ход, переночуем в лесу, а потом уже к озеру рванём свежими и отдохнувшими. — Артемис вытащил свиток и снова прочитал инструкции. — Он написал, что нам будет лучше берегом миновать водопад, а уже оттуда искать проход.
— Твой дед слишком много командует и слишком мало делает что-то собственными силами. Коли уж я здесь отвечаю за ваши головы и целостность, то вот, как мы поступим: сейчас у подножья склона встаём на отдых, едим, спим до ночи, а потом двигаемся к устью. Тогда ночью мы окажемся там и будем действовать. Всё ясно? — Гилберт быстро взял на себя командование. Ему ужасно не нравилось, что муж собирается снова делать всё по указке деда, и на его взгляд было достаточно поступить так, как сказал он сам. — Отлично.
Поняв, чем вызвана такая резкая перемена, Артемис поспешил убрать рекомендации куда подальше, чтобы не злить вампира ещё сильнее. Не хотелось затевать ссору за день до расставания. Они достаточно быстро миновали возвышение и оказались в низине. Стоило Охотнику бросить вещи и сделать шаг к чащобе, как Гилберт остановил его весьма строгим жестом:
— Нет. Сегодня я пойду на добычу. Мне нужно как следует поесть до того, как мы окажемся на месте.
— Как скажешь, — немного удивлённо согласился Акио и постарался особо высоко брови от такого не поднимать. Чем ближе они были к озеру, тем более нервным становился вампир, и приятного в этом было достаточно мало. Он и без того был ворчлив и несговорчив порой, но теперь и вовсе вызывал острое желание взвыть на небо. Пронаблюдав за тем, как муж сбрасывает на землю плащ и рубашку, Артемис заинтересованно ухмыльнулся: — Это куда это ты такой красивый собрался?
— Не до шуток сейчас, Акио, я голоден до безумия. Не хочу потом менять всю одежду.
Даже голос у чародея стал в разы ниже, весьма сильно тем самым напугав юношу. Прежде за ним не водилось с такой решительностью бросаться на поиски добычи, и это наводило на мысль о том, что даже теперь ему рассказали не всё про таинственное проявление воли Сердца мира. На полный вопроса взгляд брата Сэто только пожал плечами и одними губами произнёс «странный», и это более чем описывало поведение Найтгеста. Иначе и не скажешь! Чернокнижник быстро скрылся из вида, и братья остались наедине. Сперва всё происходило так же, как и при прочих остановках: старший поставил палатки, пока младший настраивал защиту, после Артемис заботливо выкопал небольшую ямку и выложил речными камнями. Ему совсем не хотелось навредить природе сильнее, чем она могла бы восстановить за несколько недель, и дело было вовсе не в страхе перед немилостью Хозяина леса, хотя теперь хотелось вызвать божество на более подробный разговор о проклятых. Однако желание это было столь же мимолётно, сколь и бесполезно, ведь, по сути, ему уже не о чем было переживать. Мысленно настроив себя на самый худший расклад, Артемис почти не надеялся вернуться в родные земли, пусть это и страшило его более всего на свете.
— Как ты? Держишься после всего этого? — после некоторых раздумий обратился Охотник к брату, задумчиво подбрасывая ветки в разгорающийся постепенно огонь. Смотреть на Сэто ему не хотелось.
— Никак. Как вообще после такого можно «держаться»? — с некоторым презрением бросил младший, но сдулся и опустил плечи. — Тяжело, вот как я. Вечно в груди такое напряжение, как будто прямо сейчас разорвёт на кучу мелких осколков. И голова постоянно трещит по швам.
— Я не мастак во всяких утешениях, но вот, что хочу сказать, хотя ты наверняка это всё и без меня понимаешь. Роккэн жив. Это главное. Вы сделали для этого всё, что было в ваших силах. А остальное… несмотря на ситуацию, это заживёт. Нужно больше времени, но я прошу тебя не винить себя в произошедшем, потому что ты ни в коей мере не виноват.
— Знаю. И ты знаешь, что времени всё равно нужно очень и очень много. Просто всё думаю: что его тогда понесло? Зачем? Как бы всё сложилось, если бы я был рядом в тот момент? Никак не найду ответы на свои вопросы. Может они мне и не нужны на самом деле. В любом случае, спасибо, что заговорил на это тему, но ты не беспокойся. Свою часть работы я сделаю, как полагается, и моё состояние на это никак не повлияет.
Даже и ответить-то ничего не хотелось на эту прохладную речь! Артемис только кивнул и постарался изгнать прочь напряжение, сковавшее мышцы. Выражение лица Сэто сложно было назвать понимающим, но он и не ждал каких-то слов, которые бы могли приободрить его. Парнем он был неглупым и винить своего брата за молчание не стал. Для всех них произошедшее с Миррором стало сильным ударом и потрясением, после которого не так-то и просто оправиться, и злиться на Руруку за его реакцию тоже было не совсем рационально. Однако же чувства, которые закипали в жреце, были совершенно иного плана. То, как с ним поступил Орт, вызвало в нём даже не ярость или обиду, но нестерпимое желание, сформулировать которое Акио пока был не в силах. Да и не собирался, пока эти двое рядом. Артемис был достаточно предсказуем: бросился бы на защиту, а потом уже пожалел о содеянном, сокрушался бы, что не разобрался толком в ситуации. Но что ждать от Гилберта, Сэто пока не совсем понимал. За последние годы вампир так изменился, что можно было выдвигать самые безрассудные предположения: и что он без слов оторвёт голову неугодному, и что он встанет на защиту, и что он откажется от участия в происходящем. Что уж там, жрец довольно сильно опасался этого мужчину и понимал, что опасения небезосновательны. Дело было даже не в могуществе Найтгеста, о чём не единожды предупреждал Серый принц, не в его расчётливости или сообразительности, а в его непредсказуемости. Это для жрецов при расчёте всех вероятностей было самым неприятным и досаждающим. Одно дело, когда существо поступает однообразно из раза в раз, тут есть, что взять за основу и от чего отталкиваться, но вот Господин чернокнижников не единожды доказывал, что его действия сложно назвать однообразными. Взять хотя бы тот случай в войне с гоблинами, когда он вывалился из портала во время бойни и ввязался в неё, нарушив множество правил, которым до того неукоснительно следовал. За это его не брались во всеуслышание хвалить, но этот поступок приятно удивил многих, а старейшина жрецов многозначительно хмыкал, раздражая тем самым всех окружающих. Сантьяго первым высказал своё неудовольствие поступком Повелителя, разнёс его в пух и прах, а после почти ласковым тоном назвал это правильным решением. Старший Артемис тоже высказался не самым лучшим образом, хоть все понимали, что он поддержит своего ученика, несмотря ни на что. И уж точно никто не ожидал, что закоренелый враг элементалистов решит наладить с ними контакты! Тут уж все невольно засомневались в здравом рассудке Гилберта, но хуже для Сэто было то, что он лично почти никогда и не беседовал с ним, а потому ему оставалось только опираться на политические сводки и сведения из третьих рук. Одно он знал точно: Найтгест и лорд Орт не очень-то и ладят, а их отношения можно назвать скорее деловыми, чем родственными. Возможно потому, что и тот, и другой были слишком неординарными личностями, способным своими поступками поставить в тупик любого, и это забавное сходство младший Акио считал делающим их более похожими друг на друга, чем им бы того хотелось.
Во время того привала Артемис молча забрался в палатку сразу после ужина, даже не став участвовать в жеребьёвке на дежурство у костра, хотя обычно вызывался первым. Оставшиеся двое только посмотрели друг на друга и пожали плечами. Найтгест остался охранять их, а жрец устроился под боком у лигра, размеренное дыхание которого его невероятно успокаивало. Эту зверюгу ему несколько лет назад подарил Роккэн, и Сэто остался от этого в полном восторге, похвалил юношу за то, что не стал и дальше мучить животное жизнью в городе, где ему совсем не комфортно, ведь это могло значительно приблизить его кончину. Первым из всей живности у троицы умер Зайчик — был так стар, что просто однажды не проснулся. Следом за ним через два года не стало пумы Груши и Пуговицы. Маркиза, лигра, отдали жрецу после рождения Адель, но и сейчас животное чувствовало себя великолепно и пока что не собиралось скончаться от старости. Из всей ватаги в доме Найтгест-Орт остались только Персик и Махаон, и против всех прогнозов последний больше всех подавал надежды на долгую жизнь, а Рурука, вечно экспериментировавший в своих лабораториях, старался продлить короткое для них самих мгновение. Потому этим подарком Сэто очень дорожил, особенно теперь. Пушистый бок лигра спокойно вздымался и опускался, а сердцебиение можно было не только услышать, но и почувствовать, просто положив руку на мощное тело.
Ехать в ночи оказалось не слишком привычно: безлюдная природа, до того казавшаяся достаточно приятной, теперь вызывала желание как можно скорее преодолеть очередную лесную полосу, подобравшуюся вплотную к берегу реки. Шум Бофу в темноте стал не столько умиротворяющим, сколько угнетающим, и в плеске воды слышался неразборчивый шёпот, больше похожий на зов. Он то звучал в каждой капле, то утихал, будто бы таясь, и от этого в голове воцарялся тонкий звон. Чем ближе к рассвету, тем легче становилось, и когда солнце осветило водный поток, шепотки растворились в утреннем тумане. Лес редел, пока наконец не показалось озеро Сновидений: оно оказалось меньше, чем Артемис себе представлял, но всё равно другой берег казался недосягаемым, а деревья и вовсе виделись крохотными — меньше ногтя. Каменные глыбы, покрытые мхом, окаймляли водоём с чистейшей водой. Она была настолько прозрачной, что можно было с лёгкостью рассмотреть дно, хоть берег был весьма крутым. Реши Артемис войти в озеро, ему бы пришлось спрыгивать с камней, и там бы уже погрузился в воду по самую грудь. Мелкие прибрежные рыбёшки блестящими стайками крутились совсем рядом и общипывали мох. Иногда какая-нибудь рыба быстро поднималась к самой поверхности, хватала угодившего в воду комара и сразу уходила ко дну. На частично скальном берегу с редкой порослью травы уже после полудня троица устроилась на привал. Гилберт с усталой уверенностью заявил, что они все трое могут отдохнуть без дежурства, потому как мало кто суётся к озеру, а если и приходят, стараются держаться подальше от других. Уснуть днём вышло в разы проще, чем предполагал Охотник, и отчасти виной тому был весьма напряжённый переход. Гилберт лежал к нему спиной и, похоже, уже уснул, хотя обыкновенно дожидался, пока муж устроится у него под боком. Прижавшись к супругу и зарывшись носом в его волосы на затылке, Акио почувствовал себя значительно лучше. Ему хотелось бы подумать о том, что предстоит сделать дальше, но уставший мозг не дал ему это сделать. Другое дело, что сон, почти сразу затянувший его в себя, был далеко не так приятен.
Открыв глаза, юноша понял, что уже настала ночь, а вампира рядом как не бывало, только плащ лежит, примятый лежавшим на нём телом. Тяжко и угрюмо вздохнув, Артемис выполз на холодный воздух и зябко передёрнул плечами. С поверхности озера задувал пронизывающий ветер, и взбодриться не составило труда. Из палатки брата доносилось тихое похрапывание, а лигр уже неодобрительно косился на появившегося человека, заранее давая понять, что не даст потревожить хозяина. Махнув в его сторону рукой, Охотник огляделся. Сплошная темень не становилась мягче. Пусть небо было щедро усыпано звёздами, луны были совсем новыми, и света от их тонких серпов было недостаточно, чтобы разогнать мглу. На спокойной поверхности озера отражения их были замечательно видны, и зрелище понравилось Акио: в завораживающем мраке снизу и сверху тускло светились крохотные пятна, давая чувство бесконечного спокойствия. Точно оказавшись посреди звёздного неба, юноша восхищённо вглядывался в эту картину и не смел лишний раз пошевелиться, чтобы не потревожить безмолвие. Затих ветер. Ни сверчки, ни птицы не издавали ни звука, но это почему-то не вызывало тревогу. Издалека доносился густой грохот водопада, и эхо подхватывало звук, разнося его по всей округе. Хотелось пить, и, припомнив чистоту воды, Артемис решил, что хуже ему не станет, если выпьет из озера. «Максимум живот прихватит», — успокоил он себя и двинулся к берегу, который был виден лишь благодаря отражениям. Опустившись на колени, Охотник опёрся одной рукой на камни, но тот, который оказался под ладонью, предательски соскользнул из своего гнезда и до резкой боли придавил пальцы так, что из глаз едва не брызнули непрошеные слёзы. Удержаться от порыва выругаться самым грязным образом или же просто закричать во всю глотку оказалось до безумия тяжело, но юноша ограничился тем, что откинулся назад и стиснул зубы до звона в ушах. Целую минуту он дышал сквозь зубы, успокаивая себя и уговаривая вернуться к кромке воды и наконец попить. Когда боль немного поутихла, а пальцы начали сгибаться, юноша сложил ладони лодочками и зачерпнул в них воды. По глади озера мгновенно разбежались частые круги, потревожив и размыв звёзды. Предвкушение нескольких глотков и утоления жажды заглушило лёгкий дискомфорт, который Акио не сразу смог определить для себя и понять, отчего испытал его, но после того, как жидкость коснулась его языка, немедленно выплюнул её обратно. Солоноватый металлический привкус совсем не был похож на чистую, да и не очень чистую воду, а вот густая субстанция живо напомнила ему о том, что бывает, если прокусить губу. Кровь. В этом он ни на секунду не сомневался. «Что за дьявольщина здесь творится? — зло подумал он, резко вставая и оглядываясь по сторонам. — Тьфу. И как только Гил такое пьёт?»
И этот риторический вопрос натолкнул его на другой: а где, собственно, его дражайший супруг? Ни в их маленькой палатке, ни у остывшего тёмного костровища, нигде на поляне у берега его видно не было, а ведь достаточно светлая ночь позволяла охватить взглядом если не всё, то очень многое. Чем дольше стоял так, беспомощно скользя взглядом по стволам деревьев и густой тьме между ними, тем более неуютно чувствовал себя, испытывая неконтролируемое желание вооружиться до зубов, разжечь самый большой костёр и не смыкать глаз до самого рассвета. Непослушное и оцепеневшее от неестественного животного страха тело не желало сдвинуться с места, и крупная дрожь прошивала с головы до ног, сковывая даже дыхательные пути. Ему чудилось, что из чащи несётся звук боевого горна, грохочут барабаны, а в это звучание вливается ржание коней и дробный топот подкованных тяжёлых копыт. Лёгкая туманная дымка почти кокетливо показалась возле корней, неспешно вползая на поляну и рождая не только неуместные звуки, но и показывая причудливые образы. Несмотря на то, что охвативший Охотника ужас оказался слишком цепким, он заставил себя сперва моргнуть, затем сипло выдохнуть разгорячённый воздух и сделать маленький шаг к палатке. Это неуверенное и шаткое движение окончательно вырвало его из лап страха, и Артемис почти бегом бросился в укрытие, где лежало его оружие. Почти на четвереньках влетев на свой спальник, он схватил стилет и рывком повернулся на спину. Взгляд его был прикован ко входу в палатку, а сам он весь обратился в слух. От напряжения мышцы начинало сводить судорогой, но выпустить клинок он не мог себе позволить, а потому вцепился в рукоятку, как в свою последнюю надежду. Отчётливый хруст ветки справа от него прозвучал, точно выстрел из пушки, и юноша невольно вздрогнул всем телом и клацнул зубами скорее от неожиданности, чем от страха. Следовало воззвать к магии, попробовать мысленно связаться со своими спутниками, но в охваченном паникой мозгу мелькали лишь отрывки формул, больше напоминающие бессвязную околесицу. Шаги были всё ближе, и эта тяжёлая поступь отзывалась в теле юноши так остро, что мышцы шеи так и дёргались, как у животного перед тем, как оно собирается укусить. Полог входа приподнялся, и Акио зажмурился от яркого света огня, ударившего в глаза, а сам он скорее наугад бросился вперёд. Кисть угодила в ледяную крепкую хватку, и из горла вырвался не то всхлип, не то подобие короткого судорожного вскрика.
— Артемис! Очнись немедленно! — властный голос, прозвучавший в полной тишине, подхлестнул юношу, и он распахнул глаза.
Горел костёр напротив их палатки, освещая тёмную гладь озера. На губах был неприятный привкус крови, а пальцы болели от того, как крепко он держал стилет. Гилберт, нависший над ним, смотрел на него крайне обеспокоенно, и не сразу до его супруга дошло, что он почти воткнул лезвие в грудь вампира аккурат возле сердца. Дрожь была такой крупной, что зуб не попадал на зуб.
— А сейчас отдай мне клинок, — мягко, но очень настойчиво приказал чернокнижник и, взяв оружие пальцами по бокам острия, не без труда забрал его из онемевших бледных рук. — Идём на воздух и к теплу. Ты так метался и стонал, что я почти поседел ещё сильнее. — Повинуясь словам мужа и опираясь на него, Артемис выбрался из палатки, но дышать полной грудью смог лишь через несколько минут, когда Найтгест усадил его у огня и укутал своим плащом. Постепенно дрожь сходила на нет. Убедившись, что супруг немного пришёл в себя, вампир приподнял его лицо за подбородок и внимательно осмотрел, провёл подушечкой пальца по окровавленным губам. — Вот так, дыши. Что тебе снилось?
— Не знаю. Кровь в озере, туман, звуки битвы в лесу. Видимо, наглотался местной энергии и очень проникся, — сбивчиво объяснил юноша и зябко потёр свои плечи.
Внимательно глянув на него, Гилберт перевёл взгляд на воду, и его тёмные губы скривились в горькой усмешке:
— Думаешь, у этой местности такие названия для обычной звучности? Водопад по ночам действительно кровоточит. Не советовал бы пить отсюда даже днём, что уж об остальном.
Содрогнувшись и поморщившись, Артемис безапелляционно запустил руки ему под рубашку, надеясь согреть заледеневшие пальцы, но с тем же успехом он мог бы окунуть их в сугроб. Тянуться к костру он не стал — в таком положении ему было значительно спокойнее, чем возле огня. Из своего убежища выполз и Сэто. Он окинул сонным взглядом парочку и широко зевнул:
— Что за шум?
— Сновидения, — многозначительно хмыкнул Гилберт и поднялся, потянув за собой и супруга. — Давайте не будем оставаться на посиделки и поедем уже сейчас. Нужно поспешить. Место, нужное нам, доступно далеко не каждую минуту.
Сборы и поездка верхом помогли обоим Акио прийти в себя, но они продолжали сохранять молчание, и по остекленелому взгляду брата Артемис понял, что и жрец тоже натерпелся, пока спал. Что виделось ему во сне, спрашивать он не стал, потому как догадывался, какие кошмары могут сниться в такой жизненной ситуации. Не меньше часа они огибали озеро и добирались до водопада, грохот которого вблизи был совсем уж громогласным, и шум этот не давал услышать ничего. Знаками чернокнижник дал понять, что им нужно переправиться, и он в этом поможет. Все трое спешились, а вампир подошёл почти к краю берега и приподнял руки. Пока муж колдовал, Охотник не сводил взгляда с густого облака брызг над тем местом, где озеро обрушивалось с обрыва. Можно было списать это на свет Лун, однако же такого густого бордового цвета они никогда бы не добились, а тяжёлый воздух вдыхался не без труда. Каково было Найтгесту, юноша мог только гадать, и теперь понимал, почему Гилберт был таким раздражённым в последнее время. Ему точно было известно это необычное свойство местных вод, но он не стал рассказывать о нём из своих соображений. Оно и к лучшему — с такими знаниями Артемис точно бы не смог уснуть и отдохнуть. Магия чародея собрала тени возле берега подобием крупного плота, и спутники взошли на него, ведя своих ездовых животных под уздцы. Элгорм до последнего не хотел ступать на сгусток мрака, отчаянно упирался копытами и хрипел, пока Вазиалис не клацнул возле его морды зубами. Только тогда единорог немного присмирел и перешёл на плот. Лигр же, наоборот, выглядел самим спокойствием и покорно лежал у ног Сэто, величественно взирая на остальных, пока жрец удерживал коня Найтгеста. Тот в свою очередь был полностью погружён в чародейство, двигая тени наперекор течению к противоположному берегу. Продвигались они крайне медленно: на взгляд самого Артемиса успевало пройти несколько минут, прежде чем их своеобразное судно преодолевало хоть один ярд. Но вид, открывавшийся сверху, стоил того, чтобы терпеть это ожидание. Западное русло Бофу было значительно уже, чем его верхняя восточная часть, а у самого подножия водопада виднелся небольшой домик, который, судя по всему, был необитаем. Ставни окон и дверь были открыты нараспашку, а часть крыши обвалилась. Но в груди приятно защемило, от какой-то неожиданно родной мысли: «Вот бы сидеть там, на берегу, любуясь закатом и попивая эль из большой деревянной кружки. А вокруг ни души, только любимый муж. Поволока тумана и брызги воды, летящие во все стороны, окрашиваются багрянцем, пока солнце клонится к горизонту и подсвечивает деревья. Опустить босые ноги в холодный поток, закатав штанины до бедра, и наслаждаться плечом, на котором можно так уютно устроиться». Непроходимая роща на северном берегу и при дневном свете наверняка была абсолютно непроглядной, но юноша щурился, стараясь разглядеть там признаки общины проклятых, однако видел только чёрные очертания леса.
Они причалили и, сойдя, оказались почти по грудь в высокой мокрой траве. Одежда отсырела мгновенно, и Артемис, выругавшись, достал письмо деда, поднял его повыше, чтобы чернила не растеклись, а пергамент не превратился в кашу. Здесь берег плавно спускался, позволяя пройти справа от водопада. Гилберт не повёл их до самого подножья и остановился, огляделся:
— Здесь.
— Да, по описанию дедушки похоже, — осмотрев огромное дерево, растущее справа от спуска, согласился Акио и приподнялся на цыпочки, чтобы лучше видеть, что скрыто за травой. — По идее, проход к пещере должен быть слева от нас, но я ничего не вижу.
— Маркиз, иди, — скомандовал Сэто, и лигр, немного понюхав что-то у своих лап, неспешно двинулся сквозь заросли к водопаду. — Идите за мной шаг в шаг. Арти, нам нужен стихийный щит, если мы не хотим промокнуть до нитки.
Это распоряжение Артемис принял к сведению и, пока они не попали под мощный поток, поднял руки над головой. Гилберт аккуратно коснулся его лопаток, направляя энергию мужа и помогая подобрать верную формулу. Сколько бы Охотник отдал за это во сне! Тонкая плёнка щита растянулась над ними, и все трое уже более уверенно пошли за лигром, внимательно глядя себе под ноги, чтобы не сорваться. Каменный карниз был достаточно широким, чтобы по нему можно было пройти, не вжимаясь спиной в скалу, и Артемис начал беспокоиться за лошадей, но за ними приглядывал вампир, замыкающий шествие. Вазиалис дышал Охотнику в затылок, а Элгорм держался за хвост вороного зубами, не давая столкнуть хозяина резким рывком. Грохот воды стал совершенно невыносимым, и это сильно мешало поддерживать стихийную защиту, заставляя переживать за собственные головы, если эта прозрачная плёнка вдруг лопнет под напором водопада. Вход в пещеру оказался почти в центре, и все испытали огромное облегчение, когда вошли под её своды. Три светляка зажглись над их головами, освещая огромное пространство, которому не было видно конца. Потолок в начале был настолько низким, что даже Сэто приходилось чуть наклонять голову, чтобы не удариться, а Гилберт и вовсе едва не пополам сложился, передвигаясь на полусогнутых. Огибая оплетённые подземными растениями белёсые сталагмиты, они то и дело наступали в углубления с водой. Из отдалённых тёмных углов раздавались шорохи и тихий скрежет, теряющиеся в постепенно затихающем шуме воды. Обернувшись, уже нельзя было увидеть просвет выхода, и это пугало не хуже неизвестности.
— Так, здесь остановимся и проведём последние приготовления, — когда они оказались в более-менее свободном от каменных наростов гроте, сказал Сэто, и эхо подхватило его голос, многократно повторив и усилив. — Пока я занимаюсь обрядом маяка и остального, вы можете попрощаться напоследок. Потом времени на это не будет. А когда наобжимаетесь, сконцентрируйтесь на своём сыне.
Терять время даром супруги не стали. Гилберт отвёл Наречённого в сторону и ласково, но крепко прижал к себе, зарылся пальцами в его волосы и поцеловал в макушку. Столько всего хотелось сказать, что слова разом стали абсолютно незначительными и мелкими. Стискивая плащ мужчины в пальцах, Артемис старался впрок надышаться им и запомнить прикосновения, ощущения, образ.
— Я постараюсь разобраться с этим как можно быстрее. Отыщу этого Дьявола, разорву контракт и вернусь. Ты и соскучиться не успеешь, — торопливо заговорил Акио. Он взял руки мужа в свои и с трепетом поцеловал каждый палец, крепко жмурясь, чтобы не проронить ни одной слезы.
— Успею. Соскучусь, как только ты отойдёшь от меня, — улыбнулся владыка и погладил юношу по щеке. Тот плотнее сомкнул веки и приласкался к широкой ладони. — Пожалуйста, милый, не р̀искуй собой лишний р̀аз.
— Я говорил, что влюблён в то, как ты начинаешь мурлыкать, когда волнуешься? — умилённо спросил Акио и нежно взглянул в глаза мужа. — Самое чудесное, что я когда-либо слышал.
— Сколько мне ещё нужно сказать, что я не мур̀лыкаю, а гр̀ассир̀ую? — как будто бы устало отозвался мужчина и тут же поцеловал Артемиса, не давая ему разразиться потоками бурного восторга. В ответ на это юноша мгновенно обнял его, прильнув всем телом. Не было никаких сил оторваться от любимых губ, перестать сминать их собственными, чуть прикусывая и лаская языком, но Найтгест заставил себя немного отклониться назад и удержать любимого. — Кр̀оме шуток, не суйся в пекло без надобности. Я хочу снова увидеть тебя живым и целым, вот так обнять. А Дьявол… ну что же, когда-то я был готов заплатить такую высокую цену за твою жизнь.
— Да понял, понял. Я сама осторожность, неужели ты не знаешь?
Укоризненно и выразительно посмотрев на мужа, Гилберт растрепал ему волосы на макушке ладонью и прижался к его лбу своим. Они постояли так ещё немного и вернулись к жрецу. Лезвие истины мерцало во мраке, пульсировало, как сердце, и от него отходили тонкие серебристые нити, делающие его похожим на актинию в воде. Терпеливо дожидавшийся их Сэто не выглядел недовольным, скорее уж умопомрачительно спокойным и понимающим. Ему и самому не хотелось расставаться с братом на неопределённый срок, хотя теперь ему будет, чем заняться, и это немного успокаивало и в то же время подогревало эмоции.
— Артемис, слушай внимательно. Ничего не упусти. Сейчас я навешу на Гилберта маяк, он позволит тебе потом самостоятельно вернуться оттуда, куда ты сейчас уходишь. Да, у вас есть брачная связь, но она будет почти незаметна, и на неё не стоит полагаться. Считай, что это просто дополнительная связь. Когда окажешься по ту сторону, запомни место, в котором оказался, где оно находится, чтобы потом иметь возможность пройти по туннелю, а не искать его годами. После маяка я займусь усилением контрактной связи, и это будет абсолютно неприятная процедура, особенно для тебя, Гил. Постарайтесь оба абсолютно сосредоточиться на Митсу и закрыть свои головы, потому что инфернальный владыка может заподозрить неладное и ударить первым. Как только нащупаем цепь, пойдём по ней к туннелю. Я сопровожу тебя, а Гилберт останется здесь, чтобы я мог вернуться. Готовы? — Сэто внимательно посмотрел на обоих, чуть щурясь от яркого света Лезвия. Супруги кивнули. — Тогда не будем медлить. Каждая минута сейчас на счету.
Когда жрец установил направляющую связь, Артемис мелко задрожал — он и без того отлично чувствовал и видел мужа, но теперь его тянуло к вампиру всеми силами так, что он с трудом удержался на месте и только ухватился за его руку. Они переплели пальцы. Мысли всех троих были направлены на мальчишку, который в это время крепко спал в Белом замке, удерживая рядом с собой не только Роккэна, но и его мужей, и Повелителя жрецов. Охотник вспоминал его лучистые глаза, озорную улыбку и аккуратные пшеничные кудри, обрамляющие лицо. Когда он в следующий раз увидит его и будет ли вообще такой шанс? Вспоминал, как ребёнок засыпал у него на руках в младенчестве, как радовался любой затее и помогал во всём. И то, что в худшем случае придётся оборвать его жизнь. А вот Гилберту сложно было настроиться на подобные образы, и куда лучше он помнил прохладное и почти жестокое отношение сына, его грубые слова. Титаническим усилием воли мужчина заставил себя вспомнить те дни, когда ещё толком не умеющий лопотать мальчик старательно прятался за креслом, чтобы выскочить и напугать, как он во время грозы прибегал к родителям и устраивался между ними, сворачиваясь калачиком. Шею будто стиснуло, и вампир обнажил клыки, негромко зарычал от острого приступа удушья. Ему, безусловно, воздух был не так нужен, как людям, но это ощущение пробудило в нём жгучую ярость и желание вцепиться в кого-нибудь. Этот порыв в себе он смог подавить. Сэто же ощущал липкую пустоту, не находя в себе ничего хорошего, что могло бы помочь в деле. Один лишь холодный разум творил заклятье, просачиваясь сквозь планы существования и озаряя светом побеги терновника, связавшего четырёх существ.
— Артемис, идём, — непререкаемым тоном скомандовал младший Акио, схватил Лезвие и, развернувшись, быстро зашагал в темноту.
Стремительно поцеловав мужа и ненадолго прижавшись к нему, Охотник взял Элгорма за уздцы и повёл за собой. Взгляд вампира в спину он чувствовал почти столь же явно, как и их связь и те эмоции, которые метались по ней от одного к другому, и оттого уходить было как никогда тяжело. Белый плащ брата маячил впереди, обозначая цель и не давая потеряться. Пол пещеры плавно уходил вниз, и вот уже не было видно ни потолка, ни острых граней сталактитов, только чернота с единственным источником света, очерчивающим силуэт жреца. Единорог нервно всхрапывал и иногда дёргался, чтобы развернуться и утащить хозяина обратно, и тот бы согласился с ним в любой другой ситуации, теперь же был непреклонен и упрямо шагал вперёд. Чем дальше, тем тяжелее это давалось: всё пространство вокруг стало враждебным и густым, старалось оттолкнуть. Воздуха не хватало. То ли в глазах темнело у Охотника, то ли Лезвие истины погасло в руках Сэто, и казалось юноше, что он вот-вот упадёт в пропасть. Почти продираясь сквозь мрак, он задыхался от до боли знакомого ощущения, будто когда-то уже точно также шёл по зыбкой тропе оборотней. Пришёл он в себя только тогда, когда налетел на спину жреца.
— Дальше ты пойдёшь один, — хрипло проговорил младший Акио и положил ладони на плечи брата, нежно заглянул ему в лицо. — Я верю в тебя, Арти. Ты справишься и с этим. Только… только возвращайся, ладно?
— Я обязательно вернусь, — заверил его Охотник и бережно обнял. — Пойду. Мне уже дурно.
— Держись за контрактную связь.
Кивнув на это, Артемис поморщился. Это было совсем не трудно, учитывая, что он почти физически ощущал, как шипы этой дряни терзают его грудь над сердцем, мог видеть, как она уводит его через темноту. Пульсар над головой постепенно мерк, и уже не было слышно даже шагов, только собственное бешеное сердцебиение, и лишь оно помогало ему понять, что ещё жив. Силуэт Охотника растворился в подвижной липкой темноте, и Сэто поспешил обратно, почти перешёл на бег, задыхаясь от страха. За его спиной нарастал гул, перерастающий в нечеловеческий вопль призраков, учуявших жертву. На его счастье неприкаянные души разбились о щит из теней, который возвёл не терявший бдительности Найтгест. Не сказав друг другу ни слова и ни разу не оглянувшись, они покинули пещеру, испытывая острое желание обернуться и позвать старшего Акио. С каждой секундой Гилберт чувствовал, как брачная связь затухает, становится более тусклой, но даже отголоски позволяли ощутить липкий страх супруга, ушедшего в неизвестность. И чем тише и слабее становились эмоции Артемиса, тем страшнее становилось самому чернокнижнику. Слишком явно это напомнило ему то мгновение, когда он поднял на руки его безжизненное тело, когда понял, что потерял его. Пришлось всеми силами гнать от себя эти мысли. Солнце уже успело подняться, пока они были под озером, и вновь чистейшая вода ярко блистала своей потревоженной ветром гладью. Дыхание жизни было таким контрастным, что оба ненадолго остановились и жадно задышали, отгоняя от себя прожорливый холод подземелья. Птичье пение им впервые показалось таким прекрасным.
— Как думаешь, что его там ждёт? — поинтересовался Повелитель чернокнижников больше для того, чтобы прервать неуютное молчание, чем что-то узнать.
— Кто знает? Вряд ли что-то хорошее. Может мир, подобный нашему. А может что-то хуже. А что?
— Да вот думаю, стоит ли туда послать несколько магов. Для изучения, так сказать, — хмыкнул вампир в шутку. Хотя идея экспансии в будущем была не такой уж и плохой. — Что же, я в свой замок. Ты поедешь в Зимние земли?
— Конечно. Буду благодарен, если ты соорудишь мне плот в обратную сторону.
Найтгест кивнул. При ярком свете и солнечных зайчиках от воды организовать переправу было в разы сложнее, но мужчина справился с этой задачей почти играючи, а перед тем, как Сэто встал на тени, окликнул его. Жрец обернулся.
— Послушай, если Мисту ещё что-то выкинет…
— Да, я знаю. Как только Роккэн поправится, а мы их вытащим из синхронного сна, твой сын отправится к тебе. Так будет лучше для всех. Прощай, Гил.
— Увидимся.
Дождавшись, пока Акио сойдёт на противоположный берег, вампир оседлал Вазиалиса и отправил его шагом на северо-восток. В цитадели его ждало множество дел, и теперь Господин считал правильным с головой уйти в работу и не вылезать оттуда до самого возвращения супруга. Тоска от отсутствия эмоций Наречённого лишь больше убедила его в этом. Жрец наблюдал за тем, как согбенный уходом мужа Повелитель чернокнижников едет вдоль берега. Его фигура в чёрных одеждах бросалась в глаза и была заметна издалека. На какие-то жалкие секунды Сэто почудилось, что вокруг озера стало в разы темнее и холоднее. Он потрепал гриву Маркиза и поглядел на своего лигра. Кошак вопросительно заворчал и шевельнул округлыми ушами в густой гриве.
— Ну что, Маркиз, вернёмся к Роккэну? — ласково спросил целитель и почесал массивный подбородок животного. Тот вильнул хвостом и будто бы улыбнулся. — Вот и я думаю, что это хорошая идея. Но знаешь, что будет ещё более хорошей идеей? Посмотреть, чем там занимается лорд Орт.
Лигр снова радостно заворчал, не уловив в интонациях хозяина затаённую угрозу. Приняв всадника на спину, Маркиз сначала затрусил по мягкой траве, а после перешёл на бег. «Посмотрю, — подумал Сэто и ухмыльнулся. — Так посмотрю, что мало ему не покажется».
Не даст разбиться, не потерпит слёз,
Озёрной гладью целый мир затих,
Давным-давно не отражая звёзд,
Она вся соткана из них.
На чьём то месте снова вспыхнет свет.
Среди блестящих звёздных мириад,
И, может, так же будет петь для тех,
Кто в прошлый ушёл звездопад.