Кости падут на стол,

Покажут кто есть кто,

И нужный человек

Теряется навек.

Кто победил — берёт,

Кто проиграл — падёт.

Несложно всё понять,

Напрасный труд роптать. 

     Как бесполезно стараться удержать и контролировать стихию, столь же тщетно пытаться убедить свой разум в необходимости быть холодным, когда ярость и горе на равных разрывают душу, поднимая с её глубин всё то, что там таилось. Ни одна эмоция не может решить проблему, однако же когда ничто не способно исправить ситуацию, гнев с отчаянием захватывают власть и беспощадно забирают своё, обращая даже самого хладнокровного в сгусток чувств. И будь хоть единственный шанс на спасение, тот бы обязательно взял себя в руки и изыскал возможность этот шанс увеличить. Вместо этого, набатом бьющаяся в голове мысль не только не успокаивала, но и возжигала ненависть, закручивая её в тугой жгут, готовый обвить шею и удушить прежде, чем очнётся благоразумие. Уже в который раз послушники бросались унимать взбешённого прорицателя, ставшего похожим на разъярённого лигра, но даже повиснув в их руках, он продолжал выкрикивать проклятия. Искажённое лицо то становилось белее снегов этих хладных земель, то наливалось кровью. Никакие увещевания не помогали, и к такому поведению стали потихоньку привыкать. Пусть кричит, пусть мечется и хватается за оружие, обещая кровавую расправу, это всяко лучше, чем ледяное молчание и отсутствующий взгляд, чем неподвижность, делающая схожим с величественными статуями. Всё было лучше, чем покоящийся в лазарете юноша. Он не вздрагивал от криков, пронзающих Белый замок, не поводил и бровью, когда к нему обращались, и лишь приглушённое дыхание говорило о том, что он ещё жив. Переплетённые пальцы рук лежали на животе, прикрывая его так, точно было ещё, что защищать. Скорее уж молодой человек принимал эту позу рефлекторно, не сумев осознать свою потерю или же просто не желая это делать. И даже умиротворённое выражение лица не делало его образ приятнее. Вряд ли кто из сторонних наблюдателей мог сказать, кому из втянутых в ситуацию приходится тяжелее, кто получил самый болезненный жизненный урок. Не смогли бы это понять и они сами, уж точно не тогда.

     Он явился первым по просьбе своего учителя, едва только расквитался с делами в замке, ещё даже не подозревая, какие вести ждут его по прибытии. Не будь его супруг столь предусмотрителен и замкнут после случившегося, Повелитель чернокнижников прямо с порога убил бы всякого, кто ступит к нему. В конце концов, Господин жрецов не имел обычая вызывать к себе по всяким пустякам, равно как и не рассказывал никогда, почему же призывает пред свои светлые очи. Ещё от подножия лестницы до острого вампирского слуха донеслись отголоски необычных в этих стенах звуков: то были яростные вопли, суть которых разобрать пока что не получалось, и Найтгест предпочёл списать это на местные разборки, которые вполне могли случиться в любой цитадели. Чем дальше он шёл, чем выше поднимался, тем отчётливее становились крики, а голос казался всё более знакомым, и на секунду неприятное подозрение потревожило чародея. Не может же это быть голос Артемиса? Нет, слишком уж груб. Чернокнижник ускорил шаг, теперь переступая через несколько ступеней и напрягая слух изо всех сил. Поток брани начинал оформляться, и стало легче разобрать фрагменты речи.

     — Вы! Ваш долг! Так делитесь! — кричал неизвестный несколькими этажами выше именно там, где располагался кабинет Серого принца. — Из-за вас всё это!

     Гилберт наконец смог понять, кто же так неистовствует — то был младший брат его супруга. Что могло так разъярить собранного прорицателя, вампир мало представлял, но полагал, что причина более чем весомая. И чем ближе он подходил к средоточению власти жрецов, тем яснее было понимание, что именно там и разоряется Сэто. Неприятное предчувствие покорёжило вампира, и он ровно на секунду замер перед входом в кабинет, но после постучался и прошёл внутрь, невольно остановившись сразу после нескольких шагов. Картина была совсем необычна для него. Первым взгляд нашёл Охотника, неподвижно стоящего у окна спиной ко всем. Его плечи изредка вздрагивали от криков брата, но сам он не проронил ни звука за всё это время. Повелитель прорицателей с самым невозмутимым видом вёл запись в свитке и даже не смотрел на младшего жреца, который бился в руках Микаэлиса. Полукровка держал его на славу, но это давалось не совсем легко, и капли пота на его раскрасневшемся то ли от усердий, то ли от эмоций лице выдавали тяжесть сваленной на него задачи. Впрочем, в противовес Сэто, он помалкивал и казался столь же беспристрастным, сколь и его учитель. Стоило же Найтгесту переступить порог, как полный ненависти взгляд младшего Акио впился в него, грозя испепелить.

     — А-а, вот и главный герой! Давай, расскажи нам лживую сказку о том, как тебе жаль! Как ты не хотел! — сразу облаял его Сэто, и Гилберт окинул его прохладным взглядом, пока не зная, стоит ему разозлиться на юнца или же лучше игнорировать его до поры. — Ну же, Гилберт, поведай нам, что ты чувствуешь?

     — Для начала уймись. Если ты не знал, то до того, как кидаться на существо с обвинениями, хотя бы скажи, в чём ты его обвиняешь. Довожу до твоего сведения, что я только явился в ваш замок и пока не имею ни малейшего понятия о том, что у вас здесь случилось. Так что поделитесь.

     — Очаровательно! Так ты ещё и не сказал ему, а, Арти? — мгновенно сменил жертву прорицатель и дёрнулся в руках Дея, никак намереваясь наброситься на брата. И хотя Мик держал его крепко, вампир всё равно немного приподнял руку, готовясь к заклятию. Охотник оставался неподвижен. — Восхитительно! Наверняка уже обдумал, как и что будешь говорить, чтобы выставить себя в лучшем свете, не так ли? Давай, скажи, что ты не знал, что ты не хотел, что тебя не предупреждали! Предупреждали! Много раз! Но нет же!

     Артемис обернулся и резко глянул на кричащего брата. Поджатые губы, нахмуренные брови и сжатые на плечах перекрещенных рук пальцы — всё это говорило о том, с каким трудом сдерживается он, чтобы не ответить агрессией на агрессию. Давно Повелителю чернокнижников не приходилось видеть супруга в подобном настроении, и обычно кроткий или же весёлый юноша явно собирался разразиться гневной тирадой. Но вместо этого сделал глубокий вдох и негромко заговорил, взвешивая каждое слово и не давая эмоциям одолеть себя:

     — Я не буду оправдываться тебе на радость, но не жди, что я упаду на колени и начну рвать на себе волосы. Да, это случилось, да, это моя вина, но вместо того, чтобы биться в истерике и швыряться проклятиями, я хочу найти решение проблемы и всё исправить.

     — Тогда ты выбрал не тот замок. Если вы забыли, господин заместитель, некроманты базируются на севере страны, — ядовито выплюнул жрец, хотел было сказать ещё что-то не менее веское, но вместо этого горькие слёзы хлынули из его глаз. Губы прорицателя задрожали, он ослаб и повис в руках Дея. — Но мы все знаем, что они не помогут. Никто не в силах исправить это. Никто… Но вы… Вы, двое… — юноша поднял отчаянный взгляд на деда и стиснул зубы. — Нет, ты. Ты всё знал. Знал и подстроил. Тебе плевать на его чувства, на мои, на чьи бы то ни было, на мечты, и всё, что тебя волнует — будущее. Любой ценой.

     — Рад, что до тебя это наконец-то дошло, — холодно обронил старший Артемис и поставил перо в чернильницу. Он пару раз взмахнул рукой над свитком, подсушивая его, свернул и перевязал лентой, после чего отдал Охотнику. Рука юноши едва заметно дрогнула, когда он забирал записи. Но куда очевиднее он содрогнулся, когда услышал следующие слова деда: — Если у меня снова будет выбор пожертвовать счастьем и целостностью ещё одного родственника, чтобы улучшить положение жрецов и чернокнижников, я соглашусь.

     — Кто-нибудь наконец скажет мне, из-за чего вся эта шумиха? — ледяным тоном напомнил о себе Гилберт, впрочем, уже понимая, к чему всё идёт, и это ему совершенно не нравилось. Он не отводил взгляда от супруга, а тот словно избегал смотреть ему в глаза, да и связь притихла так, словно её и не было. От этого всё внутри переворачивалось с ног на голову, и в груди зарождалась неприятная ноющая боль. У Артемиса была дурацкая привычка прятать свои эмоции и переживания, чтобы не дай бог не отяготить ими, ведь «я и сам справлюсь», и вампир не представлял, сколько раз ему ещё нужно сказать, что лучше он будет знать о них, чем потом стараться разобраться в путанице чувств мужа. — Меня не поставили в известность, для чего вызвали сюда, и я желаю знать, что случилось.

     — Ваш наследник, ваше величество, принял первое своё решение и согласно ему прервал жизнь нерождённого ребёнка Роккэна Найтгеста-Орта. Довожу до вашего сведения, что ваш младший приёмный сын сейчас находится в состоянии комы, и никому неизвестно, когда он из неё выйдет и выйдет ли вообще. И знаете, какое наказание назначено Митсу Найтгесту? Никакое! Никакое! — сперва официальный и спокойный тон Сэто вновь сорвался на крик, и жрец заметался в хватке Микаэлиса, рыча, точно дикий взбешённый зверь. До того унявшиеся слёзы брызнули из глаз, и он захлебнулся собственным воплем. — Ничего! Тогда, когда его лучше убить, Повелитель нашей фракции запрещает делать это!

     — Почему? В данном случае я согласен с Сэто, и Дитя Дьявола должно быть уничтожено, — холодным голосом оборвал его вампир и испытующе посмотрел на своего наставника. Младший Акио потрясённо замолк и глянул в сторону чернокнижника. Какие чувства он испытывает, о чём думает — это всегда оставалось тайной, да и ничего ни в его облике, ни в интонациях хорошо поставленного голоса не выдавало настрой чародея. Он, как и полагается Господину, предпочитал сначала решить проблему, а уже после предаваться скорби, если вообще собирался тосковать. — Таково было согласие. Покуда Митсу ведёт себя, как обычный мальчишка, мы не посягаем на его жизнь, однако такой поступок более чем позволяет нам отплатить тем же. Казнь.

     — А теперь заткнулись оба и послушайте меня, — бесцветно заговорил Серый принц и поднялся со своего места, указал рукой на старшего внука. — Убийство Митсу ничего не решит и не вернёт на круги своя. Никто не в силах это восполнить, раз уж на то пошло. Вместо того, чтобы убиваться по тому, кто даже не появился на свет, вы должны сделать всё, чтобы подобное более не повторилось. И вот мои слова, моё решение, которое вы в праве не одобрять, но обязаны следовать ему. Сейчас, когда Дитя Дьявола сделало свой первый ход, его связь с инфернальным планом существования особенно сильна, пробудилась. Мы немедленно проведём ритуал, чтобы выследить того, с кем была заключена сделка, а после Артемис отправится на поиски. Я уже передал ему все инструкции.

     — Почему не убийство? До того, как мы это сделаем, изволь объясниться. Митсу сделал ужасное и заслуживает наказание.

     — Если я сейчас начну рассказывать тебе, что случится, если вы его убьёте, мы потратим на это ближайший месяц, и время будет потеряно зря. Да и позволь открыть тебе кое-что: сейчас твой сын и Роккэн связаны до того тесно, что тревожить эту связь или одного из них — крайне чревато. Инфернальный владыка приглядывает за ними, и смерть одного повлечёт за собой смерть другого. Вы слышите меня? В наших силах сделать так, чтобы будущее пришло к нам таким, каким мы его все сможем пережить. И прожить его хорошо.

     — Так поведай нам об этом будущем, ты, чёртов интриган! Дар провидения был для того дан, чтобы делиться им с миром, чтобы оберегать его. Ваш долг таков! Прежде чем заставлять нас делать это, скажи, для чего мы рискуем!

     Господин жрецов обратил на вновь закричавшего Сэто очень внимательный и какой-то странный взгляд, в котором читалась то ли тоска, то ли скорбь, подёрнувшие светлой пеленой его глаза. Мужчина молчал и приглядывался к внуку, а после отвернулся и поправил перчатки:

     — Ты сам узнаешь, для чего тебе это. Гилберт, Артемис, пойдёмте. Мик, я скажу, когда можно будет отпустить его. Сэто, ты сопроводишь брата и Повелителя чернокнижников к озеру Сновидений. Это приказ. Твоё неповиновение я расценю, как предательство, и ты будешь немедленно изгнан в Сотминре, лишён сил и памяти. Надеюсь, что это более чем понятно тебе.

     Юноша стиснул зубы. Ему было понятно ещё кое-что: он не позволит своему деду и дальше вести политику в подобном ключе. Жрецы должны были помогать народу, не только врачуя их, но и раскрывая им будущее. Наставляя. Но никак не направляя в угоду собственной прихоти, особенно такими способами. Акио проводил троицу бешеным и ничего хорошего не обещающим взглядом, дождался, пока их шаги вдали затихнут, и повернул голову к сохраняющему молчание Дею. Тот проигнорировал его, но крепче сжал пальцы на запястьях друга.

     — Ты ведь знал, когда отправлял Артемиса ко мне. Знал, чем это обернётся, Мик, признайся. — Зашептал Сэто, напрягая руки, однако полукровка был значительно лучше сложён, и его грубая сила была веским аргументом. — Ты отлично понимал, к чему всё ведёт, поэтому вы так быстро появились и начали своё якобы спасение. Но вы даже не собирались добиваться успеха. Вы… Оба…

     — Это правда. Да, если тебе интересно, мы всегда знали, чем обернётся приход к нам Арти. И именно поэтому я направил его к тебе и Року. — Лицо Дея оставалось беспристрастным, он даже не дрогнул, когда говорил это. Акио начинал негромко рычать. Его бешенство набирало обороты. — Да, мы выбрали эту жертву…

     — Жертву?! Чем конкретно ты пожертвовал, а?! Двумя часами своего времени?! Ты даже никогда толком с Роккэном не общался! Тебе плевать на него!

     — О? Не буду тебя разубеждать. Так даже лучше.

     — Боги всемогущие, ты взял пример с худших проявлений нашего Господина. Впрочем, не уверен что у него есть что-то другое. Отпусти меня, Мик, я отправлюсь собирать вещи.

     — Не было такого приказа.

     — И что же, так и будешь жить по указу великолепного Артемиса? Своего ума не хватает?

     — Моего ума достаточно, чтобы знать, что Повелитель избрал верный путь. Найди в себе смирение. Оно — золотая мера прорицателя.

     Терпение Акио кончилось. Молодой мужчина что было силы ударил ступнёй в голень друга, и тот издал сдавленный хрип, а из глаз едва не посыпались искры. Просить дважды Дея не пришлось, и полукровка оттолкнул от себя Сэто. Тот потерял равновесие, закачался, но не упал и развернулся, чтобы сделать выпад и ударить на этот раз в лицо. Мик же будто бы и не собирался устраивать потасовку, безразлично разглядывая взвинченного приятеля. И в его взгляде Сэто мог прочитать то ли горькое разочарование, то ли едкую досаду, от которых становилось лишь более тошно. На него смотрели, как на больного смертельным недугом, на свихнувшегося буяна, который вот-вот окончательно перестанет соображать и начнёт справлять нужду под себя. Жалость, с какой на него смотрел Мик, тем сильнее раздражала Акио, чем яснее он понимал — этот по жизни вздорный парень, упрямый в своих устремлениях, сломался под Серого принца, потерял способность самостоятельно думать и принимать решения. Стал такой же безвольный, как и большинство жрецов, считающих своего Господина гласом Сердца мира, и неповиновение ему кажется ужасающим, невозможным. Микаэлис не стал другу мешать выйти из кабинета, но не удержал тяжкий вздох, едва за ним закрылась дверь. Сэто сам выбрал свой путь, и Дей молча вычеркнул этот день из списка.

     Безрадостные будни молодого художника проходили не в общем лазарете, но в крохотных апартаментах неподалёку от него. Операции ему давно не требовались, и нужны были одни только покой и уход, которым его окружили младшие послушники, готовящиеся к жреческой инициации. Они исправно проверяли его состояние и принца чернокнижников, который пребывал в синхронном с ним сне. Оба лежали на постели, укрытые лигровым одеялом, и выражения их лиц казались идентичными. Не было в них ни тоски, ни злости, а бесконечное спокойствие, ограждающее от боли. Смотреть на это не было никаких сил, но Акио заставлял себя. Подойдя ближе, коснулся щеки медиума кончиками пальцев в перчатках и негромко выдохнул. Мальчик рядом мирно сопел носом. Так умиротворённо, точно ничего и не произошло, будто никакие беды и не приближались к ним по его воле. Господин чернокнижников замер у кровати и смерил лежащих в ней безучастным взглядом, лишь на секунду помрачневшим. Его супруг опасливо прикоснулся к плечу чернокнижника и тут же угодил в крепкие объятия.

     — Почему ты не сказал мне? — тихо и без укора в голосе спросил Гилберт у мужа, мягко потрепал его по предплечью. — Испугался?

     — Да, в том числе, — согласился Охотник и сглотнул. До сих пор ему удавалось сдерживаться и не проявлять при прочих свою боль. — Про беременность я узнал буквально за полчаса до… До этого. А про поступок Митсу боялся говорить. Не знал, что ты сделаешь, когда узнаешь.

     — Убил бы. Но коли наш Повелитель, — Найтгест отвесил насмешливый поклон в сторону жреца, — настаивает на ином, то кто я такой, чтобы не повиноваться?

     — Оставь свою желчь и эту наигранную покорность для иных случаев, Гилберт, сейчас не до них. Прошу вас сосредоточиться на своём ребёнке и коснуться его души. Арти, будь добр, создай для нас безопасный канал. — Серый принц выглядел собранным и непривычно серьёзным. Обыкновенно от него веяло отчётливым пренебрежением ко всему, своим видом мужчина давал понять, что делает одолжение, когда приходит на помощь. В этот же раз его участие чувствовалось сильнее, укутывая со всех сторон. Младший Артемис прикрыл глаза, сосредотачиваясь на ином плане существования, где сконцентрировалась сущность сына. С годами эти практики давались всё лучше, и сейчас ушло не больше минуты, а владыки почувствовали против воли озноб. Они и сами могли бы справиться с этой не самой сложной задачей, но прорицатель считал необходимым для внука сделать это самостоятельно. К тому же, к его энергетике Митсу был привычен и не почувствовал бы неладное. По крайней мере не сразу. Времени у них было недостаточно. Через него и Гилберта жрец прощупывал и изучал связь сделки. Точно побеги терновника оплетали всех троих и наконец сошлись вместе: тот, кто пошёл на контракт, тот, ради кого это было сделано, и наконец тот, кого вплели в договор, как оплату. Длинные острые шипы беспощадно царапались и причиняли боль, отгоняя от себя нежелательных гостей. Тёрн глубоко пророс в них, и его ветви пробивались извне. Повелитель жрецов физически ощущал, как перчатки на его руках пропитываются кровью, столь сильна была воля Дьявола, оставленная на этих троих. И тем проще было найти его сейчас. То, что чувствовал Артемис Первый, ему не нравилось в корне, подтверждая худшие опасения. Его сознание устремлялось прочь по связи, цепляясь за колючки и преследуя инфернального владыку с настойчивостью разгневанного зверя, на чью территорию посмели посягнуть. И он собирался её защитить любыми способами. Молча наблюдал Господин чернокнижников за тем, как сияют глаза Акио, как беззвучно шевелятся белые губы. Вампир бы ни за что не позволил этому старому прохвосту изучать себя и благоразумно закрыл от него то, что тому было необязательно видеть, ещё и супруга прикрыв. Тот, несмышлёныш, безоговорочно доверял деду и готов был открыться ему на любом уровне, сколько бы раз ему ни говорили, что лучше этого не делать. Забота Серого принца, к несчастью, слишком дорого обходилась тем, кому он помогал.

     — Готово, — через некоторое время изрёк Артемис старший и бросил беглый взгляд на Гилберта. Неодобрение было настолько явным, что кровопийца не сдержал широкий торжествующий оскал, обнаживший клыки. — Как я и опасался, он находится не в Талиарене, даже не на ином плане нашего существования. Путешествие выйдет очень долгим, Арти, и я не знаю, сможешь ли ты найти помощь в тех местах. Даже не могу быть уверен в том, какие места будут ожидать тебя. В чём не стоит сомневаться, так это в том, что инфернальный владыка будет настороже и не даст так просто подобраться к себе. Не теряйте времени зря и отправляйтесь прямо сейчас.

     — Я тоже пойду туда? — удивлённо и настороженно одновременно поинтересовался Гилберт, сжав руку на талии супруга.

     — Нет, но ты должен быть рядом, когда он будет совершать переход. Станешь якорем и маяком для возвращения, позволишь ему безболезненно пройти через врата. Эти тропы давным-давно проложили оборотни, когда приходили в Талиарен. Они спутаны и коварны, и даже жрец не может гарантировать, что вы без проблем доберётесь до точки отправления. Ткань миров там столь тонка и зыбка, что порой к нам просачиваются сущности, которых стоит опасаться.

     — Как в Гнездовье чёрных драконов? — уточнил Охотник и не удержал дрожь. Дорога к элементалистам живо всплыла в его памяти, и он крупно содрогнулся.

     — Почти что. Поезжайте, говорю вам. Нечего зазря мести языками.

     — Ты нас прогоняешь? — прыснул Артемис и поглядел на мужа ласковым взглядом. Вампир немного оживился от этого и улыбнулся. — Мы можем задержаться здесь на ночь?

     — Как я мог забыть, — закатил глаза Повелитель жрецов и скривил губы, — чем дольше будете затягивать прощание, тем тяжелее будет расстаться. У вас будет время в дороге.

     — С моим любимым младшим братом под боком? Весьма удобно. Ты хочешь выдворить нас по какой-то другой причине, не так ли?

     — Хотите — оставайтесь на ночь. Белый замок всегда открыт для гостей. — Явное пренебрежение засквозило в голосе прорицателя. Он бросил взгляд на Роккэна, и черты его лица смягчились. — И ещё кое-что… Его брат и муж не знают, что случилось, и они не должны знать, какая беда произошла. По чьей вине. Особенно Рурука. Но они должны знать, что Роккэн потерял дитя, и поэтому я пригласил и их тоже. Когда они прибудут… Более тяжёлого разговора не представить.

     Гилберт с супругом переглянулись. Им ли было не знать, что и Рурука, и Пассиса — последние существа на планете, которых стоит пытаться обмануть. Что псионик, что лорд Орт, обладали исключительной проницательностью, а уж когда Роккэн очнётся, то наверняка не скроет от мужей произошедшее. Рано или поздно они прознают, и тогда бурю не миновать. Что сделают изворотливый ум дипломата и способности пронзателя мыслей вкупе, оставалось лишь гадать. Неприятная тревога окутала Артемиса с ног до головы, а сердце заколотилось в груди, как безумное. Он точно знал, что это чувство не принадлежит ни ему, ни супругу, и от этого становилось только более неспокойно.

     — И что делать? — негромко спросил младший Акио и неуютно поёжился. Даже руки мужа на плечах не особо успокаивали его теперь. — Когда ты строил свои планы, должен был учесть это.

     — И я учёл, — кивнул Серый принц. Его интонации и голос совсем не понравились. — Сэто я сотру память. Вернее будет сказать, что немного исправлю. По крайней мере, мои люди уже этим занимаются. А вот Роккэн… Сперва придётся дождаться, пока он очнётся.

     — Ты совсем спятил? — грозно зарычал Найтгест и оскалил клыки так, что его голос и выражение лица любой мелочью говорили о том, с каким отвращением вампир относится к подобным практикам. К тому же, на его взгляд, это было более чем жестоко и несправедливо по отношению к ни в чём неповинному мальчику. Жрец даже бровью не повёл.

     — Тогда, должно быть, ты сможешь подобрать слова, чтобы объяснить им всем, почему твой сын сделал это. Витийствовать и сочинять благую ложь у тебя всегда получалось просто великолепно. Что, не можешь сходу придумать, как бы так красивее солгать? Тогда помолчи и предоставь нам делать, что нужно. Вы уверены, что остаётесь?

     — Да, — сухо согласился Гилберт и крепче обнял напряжённого мужа. — Уедем после ночи.

     — Что же, располагайтесь и чувствуйте себя, как дома.

     Жрец присел на край постели рядом с медиумом и замер, приобретя тот самый вид, который ясно даёт понять, что разговор окончен. Задерживаться Артемис младший не стал и аккуратно потянул супруга прочь. Ему хотелось немедленно покинуть замок и забыть обо всём, что произошло в его пределах, но даже это трусливое бегство не казалось ему достаточным спасением. Сколько всего он успел услышать и передумать с того мгновения, как Роккэн почти бездыханный упал на его руки, а Митсу свалился рядом! У Адель началась страшная истерика, и девочка металась по комнатке почти со звериными воплями, которые терзали сознание. Сэто, надо отдать ему должное, сперва оказал медиуму помощь, а уже после набросился на брата, проклиная и обещая расправу за случившееся. Он даже намеревался собственными руками убить племянника и преуспел бы, если бы Микаэлис не встал на защиту. Охотник был согласен с братом, и руки его часто бессонными ночами тянулись к горлу сына. Не будь рядом Повелителя жрецов, юный принц не очнулся бы никогда. Как и Миррор. Артемис не покидал комнату друга. Ему хотелось заговорить, однако что сказать? Что ему жаль? Что он не хотел? Что он всё исправит? Это не умаляло его вины. Теперь же, чтобы хоть немного искупить её, он должен отправиться прочь от дома и близких, оставив их на милость своего деда и не растерзание Дьяволу. И тем тяжелее было находиться рядом с супругом, хранящим тяжкое молчание. Гостевые апартаменты Господина чернокнижников, где он останавливался, когда посещал наставника, встречали тишиной и запустением, припорошенными пылью.

     — Не спал? — с укоризной сказал вампир, скорее утверждая, чем спрашивая юношу. Внимательный и понимающий взгляд мага огладил бледное лицо мужа. Тот коротко кивнул и едва заметно нахмурился. — Плохо. Тебе нужно отдохнуть после такого. В пути будет не до этого. Ложись.

     — А ты? Ляжешь со мной? Уйдёшь?

     — Не уйду, — успокоил его мужчина и погладил понурившуюся макушку возлюбленного. Под наставительным взглядом Найтгеста Артемис всё же разделся и забрался под толстое одеяло. Движения будто украдкой, напряжённые плечи, стеклянный взгляд — хуже этого могли быть только слёзы, но и это стискивало сердце чародея. — Милый.

     От звучания этого слова Акио вздрогнул и поглядел на него поверх одеяла, втянул воздух сквозь зубы, явно собираясь с силами заговорить. Завывания ветра вокруг башен не давали сосредоточиться и будто сулили обрушить их в пропасть. Владыка сделал останавливающий жест, тем самым заставив сомкнуть губы и замереть в ожидании, а сам снял плащ и присел на постель. Он щепетильно расшнуровывал сапоги и выбирал слова для взвинченного Охотника. Стоило ему улечься рядом и приподнять руку для объятий, негромко сказать «иди ко мне», как Артемис незамедлительно пристроился у его бока и положил голову на плечо. Бледные пальцы стиснули рубашку на груди мага. Он ждал справедливого разноса, ругани, опасался гнева.

     — Ну и колотит же тебя… Угомонись, моё счастье, и не бойся меня. Уж не тебе шугаться сейчас. Что случилось, конечно, ужасно, но подумай о том, что тебе нужно будет делать. — Размеренный голос вампира немного успокоил юношу, и он неуверенно улыбнулся, прикрыл глаза. — Оставь всё остальное мне. Кому быть виноватым, как не мне? Но знаешь, что? Пусть мои слова звучат эгоистично и жестоко, однако чтобы ты жил, чтобы был со мной, это достойная плата. Всё, что есть сейчас, на моей совести. Ты лишь обещай мне, что не будешь совать свою глупую голову в петлю, когда окажешься там. Думай о том, что тебя ждут здесь, что ты нужен и любим. Остальное — пыль. Коли твой дед думает, что так нужно, я буду следить за Митсу и никому не позволю убить его, не дам в обиду.

     — А если он ещё что-то сделает? Он ведь сделает. И я боюсь, что то, что он сотворил с Роккэном, не худшее из всего, — зачастил Артемис и поглядел на мужа. Тот же неотрывно смотрел в ответ с уверенностью и спокойствием. Было ли оно наигранным, юноша не мог сказать, не мог утверждать, что это не для его же умиротворения. — А Рурука с Исом? Они и без того натерпелись, за что им это? И Сэто, он их так полюбил, так привязался, столько сделал… Роккэн был так счастлив, он весь сиял, и… Что же я натворил… Боги милостивые, зачем я послушался Мика?

     — Это будет тебе наукой на будущее, — сурово изрёк Найтгест. Как бы он ни любил мужа, однако считал доверие к жрецам неизлечимым идиотизмом, без которого им бы всем стало легче. Сколько эти прорицатели подстроили, он не знал и не желал знать. — Выкинь из головы, слышишь меня? Это моя головная боль будет.

     — Нестерпимая долгосрочная мигрень, лекарство для которой ещё не придумали, — едко заметил Акио и скорчил физиономию, чтобы рассмешить супруга, но тот только сдержанно, пусть и тепло улыбнулся. — Как скажешь, родной. Как скажешь.

     — Куда больше меня волнует то, насколько ты уйдёшь. Если с остальным ещё можно уладить, то на это я не смогу повлиять. Тьма, будет ли такое, что нам не нужно томиться в ожидании?

     — Будет, ещё как будет! Будут и спокойные дни, и время друг для друга, — поспешил заверить вампира Артемис и аккуратно встрепал его за плечо. — А идём со мной?

     — Смеёшься? — горько усмехнулся Гилберт и раздосадованно покривился. — Как я, по-твоему, оставлю свой пост? Отдать дела Пассисе без всяких объяснений и сбежать? Это так не делается, лис. Чтобы сделать подобное, нужно подготовиться куда более тщательно, а тебе ли не знать, насколько это важно? Обычно это занимает не меньше года, иногда и больше. Полагаю, что твой дед будет недоволен такой длительной заминкой. В конце концов, чем поспешнее ты уйдёшь, тем лучше.

     Недовольное цоканье со стороны Артемиса рассмешило мужчину, и потому он ласково коснулся губами белобрысой макушки, смягчив тем самым сказанные слова. И ему самому хотелось отправиться с супругом, не выть в оковах своего правления, коротая разлуку за очередной бутылкой алкоголя. Но куда яснее он понимал, что, если они оба покинут Талиарен, фракция немедленно придёт в упадок, и даже всей ораве жрецов не справиться с тем, чтобы вернуть ей положенный вид. Да и его брат не был готов принять бразды правления, наотрез отказывался от подобной перспективы, которая его не только отвращала, но ещё и пугала. К управлению готовились годами, а без должных зачатков характера и склада ума это и вовсе могло стать губительной ответственностью. Это была не единственная причина, по которой Гилберт должен был отказаться от предложения мужа уйти на поиски инфернального владыки. Что же случится, если Митсу останется без присмотра? Стоило отвернуться от него всего на секунду, и это привело к трагедии, и вина лежала исключительно на Повелителе, который доверился супругу и расслабился. Не будь на чаше весов столь многое, Найтгест бы ещё подумал о том, чтобы согласиться с Артемисом. Да, разделиться и не знать ничего о Наречённом было ужасным испытанием, обещающим принести немало боли, но отчего-то чародей был уверен, что они справятся. Что ещё оставалось делать? Акио крепче стиснул мужа в объятиях и скрыл выступившие было слёзы. Он всё это прекрасно знал, однако одна только мысль обо всём этом корёжила его и терзала. Ему и самому не было понятно, на какой срок затянутся поиски, что получится в итоге, и неизвестность в пути пугала лишь больше. С большой отдачей можно было бы предаться страданию, закатить глаза и начать стенать о предстоящем, но и тот, и другой знали, что в этом нет ровным счётом никакого смысла. Чертовски мало было тех прикосновений, которые они дарили друг другу, до одури тесно прижимаясь, впиваясь поцелуями. Это было равно значимым и малым. Как могло хватать этого? Никогда ещё Артемису так не хотелось избавиться от собственного тела и прижаться душой к душе, и лишь это стало бы достойной близостью. Понимал он и то, что эти касания исчезнут с его кожи, сохранившись в одной памяти, которая после будет снедать в долгих дорогах. Перед глазами искрились всполохи, столь ярко он ощущал пальцы мужчины на своих бёдрах и плечах, не смея оторваться хоть на секунду. И не было никакого желания предаваться их любимому развлечению. Какой толк в связывании и порке, когда больше всего на свете хочется прильнуть и не отдаляться ни на крошечный дюйм? Обхватывая спину и бёдра мужа, Акио мог только молить, чтобы он не останавливался, а вампир и в мыслях не допускал, что ослабит хватку или остудит пыл. Не в этот раз. Отметины укусов обещали держаться на шее и плечах юноши, но недостаточно долго, чтобы сохраниться до воссоединения, и Акио понимал, что рехнётся от огорчения, когда они начнут бледнеть, а после вовсе исчезнут. Как заставить их не исцеляться? Никак. И от этого горло сдавливало пуще супружеской ладони на ней. Необыкновенно остро чувствовалась нужда снова и снова гладить лицо чародея, ловить ладонями его поцелуи и не отводить лихорадочного и просящего взгляда от мерцающих во мраке глаз. Даже когда стало так темно, что не видно ни зги, Артемис вглядывался в очертания силуэта возлюбленного. Как он будет жить без этого? Без любимых глаз, без родного голоса, без таких необходимых прикосновений, без него? И тем ярче вспыхивали царапины на спине Найтгеста, а он выгибал её, подставляя под боль. Только бы не прекращались они.

     Всему приходит конец.

❃ ❃ ❃ 

     Не всегда начало нового дня означает начало чего-то хорошего, пусть многие и имеют привычку во всю глотку горланить о том, что именно так на это и надо смотреть. Когда рассвет сулит одну только беду и щедро демонстрирует немилосердное настроение госпожи удачи и её сестры судьбы, увидеть в этом благое знамение более чем тяжело. И ни лёгкий вальс крупных снежинок, ни блеск колдовских сфер не могли убедить в том, что этот день принесёт в ладонях счастье. Напротив, гулкая тишина замка и его округи давили сверху куда сильнее каменных глыб, возведённых во имя равновесия. Никому было не найти исцеление в этих стенах, когда на белизне снега показались две чёрные точки, стремительно увеличивающиеся и приобретающие человеческие очертания, укутанные плащами. Скакуны под ними шагали тяжело, преодолевая рыхлые сугробы и встряхивая гривами. От них неслись отголоски оживлённого разговора, и некоторые могли бы засвидетельствовать пред богами, что далеко не всегда эти двое были так благодушны друг к другу. В их голосах звенело радостное возбуждение, которым они щедро делились с безмолвными склонами, не видя в серых тучах над замком ничего необычного или излишне грозного. Соскочив у конюшен на снег, Пассиса поспешил к супругу и протянул ему руки, на которые тот охотно опёрся и позволил забрать себя из седла. Воодушевлённый вампир не сразу опустил его на ноги, а перед этим покружил, огласив округу лёгким смехом. Рыжий лорд скупо улыбнулся, однако блеск его глаз говорил сам за себя.

     — Какой же ты красивый, — в порыве нежных чувств выдохнул псионик и прижал к себе Орта, чтобы тут же отстранить и окинуть торопливым нежным взглядом. — Снег в волосах идёт тебе.

     — Не льсти мне. Как будто я не знаю всю ту свору шуток про сутулую суку из замка Орт, — хмыкнул Рурука, пока отстёгивал трость от крепления седла и опирался на неё. Мужчина оглянулся на приоткрытые амбарные двери конюшни. — Эй, конюх! Я не буду ждать здесь целую вечность, пока ты выберешься с сеновала и изволишь забрать моего коня!

     — И какой же ты грубый, — абсолютно влюблённо проворковал Найтгест, которого строгость лорда всегда веселила.

     Заспанная девчушка выкатилась из проёма и быстро ухватила уставших лошадей за уздцы:

     — Прошу прощения, благородный господин, я сейчас же начну уход за животными.

     — Уж будь так любезна. Идём, Пассиса, мне невтерпёж наконец увидеть Роккэна. Жаль, что у него не было времени писать нам, но я уверен, что ему сейчас не до этого. — Бодро рассуждая о грядущей встрече, лорд достаточно быстро шествовал ко входу в замок, и трость его весело отстукивала ритм походки своего хозяина. Он весь приосанился, словно перестал хромать, и с азартом смотрел на лестницы, приподнимал голову, точно ждал встречу с братом на ближайшем пролёте. По худому веснушчатому лицу расплывалась предательская улыбка, полная счастья. Вот он, этот долгожданный день! Когда Роккэн уезжал к Белому замку, Орт не мог найти себе место от беспокойства, ведь с любимым могло случиться что угодно и во время дороги, и у жрецов. Но художник исправно писал им, рассказывал о своей жизни и событиях так откровенно, точно и не подозревал, что кто-то может перехватить письмо и выведать тайну. От одной только мысли об этом внутренности Руруки холодели. — Боги, неужели…

     — Я тоже волнуюсь, — высказал всё за него Пассиса и мягко улыбнулся мужу, пусть и понимал, что этот жест может пройти мимо кассы. — Интересно, как он и малыш.

     — Узнаем, — успокоил их обоих лорд и, уцепившись за перила, затащил себя на следующую лестницу. Он уже начинал задыхаться, но останавливаться для того, чтобы отдышаться, даже не думал. Сверху доносились шаги нескольких спускающихся людей, и Орт приподнял голову. Лицо его смягчилось. — Артемис, Гилберт, и вы тут! Рад вас видеть. Вы уже были у Роккэна?

     Акио замер и сделал порыв шагнуть назад, но вампир остановил его. Из-за их спин вышел белый, как полотно, куда белее, чем обычно, Сэто, который должен был бы находиться постоянно рядом с медиумом. Видок прорицателя трудно было назвать вменяемым, и пустоватый взгляд лишь добавлял опасений. Шёл он шатко, с трудом держась на ногах.

     — Великолепно, что вы явились сейчас, — взял на себя ответственность говорить Гилберт и изобразил улыбку, — мы шли за вами. Увидели, что вы подъезжаете. Идёмте?

     По привычке, которая выработалась долгими годами работы на должности территориального управляющего, Пассиса поверхностно прикоснулся к мыслям троицы и оказался неприятно удивлён скрывающим их блоком и общей тишиной в головах. Псионик бросил беглый взгляд на супруга, но тот, похоже, и не заметил ничего необычного, увлечённый перспективой увидеться с братом. Опасения закрались в его душу, и тревога подняла голову, как настороженный зверь. С чего бы им скрывать свои помыслы в месте, где никто не смеет бросать вызов другому? Он, конечно, сделал скидку на то, что его брат тот ещё параноик, но легче от этого не стало. Лорда разрывало вопросами, и он из последних сил держался, чтобы не начать сыпать их на головы приёмных отцов. Его пробирала крупная дрожь, и хотелось сорваться на бег, лишь бы томительное ожидание наконец закончилось. И даже то, что он обнимет Роккэна через считанные минуты, не делало всё это легче. Окрылённый своим счастьем дипломат вырвался вперёд, как-то не задумываясь о том, что не знает, где же находится его брат. Ноги сами несли его вперёд, пусть и имели обыкновение подводить дипломата, однако не в этот раз.

     — Рурука, погоди, нам сюда, — окликнул его Артемис, и в его голосе послышалась отчётливая мука. С куда большим удовольствием он бы увидел, как лорд убегает прочь по лестницам в сторону кабинета деда, а сам бы не посчитал зазорным скрыться в снегопаде. Орт замер, растерянно обернулся и поглядел на демона так, точно впервые увидел его в своей жизни. Юноша стоял в арке, ведущей в один из коридоров башни. — Здесь его покои.

     Это ничуть не смутило Руруку, хотя и заставило сбавить темп и пойти вслед за остальными. Первыми в комнату прошли Гилберт и Артемис, за ними просочился сгорбившийся Сэто, после вошёл Пассиса, и только тогда рыжий замер в проёме. Он автоматическим жестом пригладил волосы и одёрнул слегка задравшуюся рубашку, желая принять как можно более приятный внешний вид. В конце концов, они с Найтгестом проехали множество миль с редкими привалами и были с дороги уставшими. Вампиру, конечно, путешествие далось в разы легче, и он бы не сказал, что успел вымотаться, но и на его лице залегли глубокие тени измождения. Разметавшиеся кудри не желали укладываться никоим образом, а беспокойство всё росло, пока он прислушивался к происходящему вокруг. Среди шумного биения пяти сердец едва улавливался ритм ещё двух, и Пассиса упёрся взглядом в спины пары жрецов, стоящих у постели. Полное спокойствия лицо Роккэна виднелось на пышной подушке лишь благодаря шрамам и буйной шевелюре. Спит? Да, скорее всего. Не сразу чародей узнал в прорицателях Повелителя и его ученика, и был приятно обрадован тем, что и они здесь. Глухая тишина мыслей, в которой яркими молниями пролетали переживания Орта, сводила с ума. Серый принц обернулся, осмотрел компанию без всякого интереса и звучно хмыкнул, тем и ограничившись, но благоразумно отошёл немного в сторону, давая пройти к кровати медиума. Рурука рванулся было туда, но замер и уставился на брата, рядом с которым почему-то спал не младенец, но принц чернокнижников. «Что это значит? — только и подумал он, подняв взгляд на Микаэлиса. Тот безучастно смотрел в ответ. — Что происходит?» Молодой мужчина повернулся и одними губами, не дыша даже, повторил эти вопросы, только теперь различив на лицах близких тяжкую горесть, близкую к сожалению, и сердце гулко ударилось в рёбра так, что сразу же отозвалось нестерпимой болью.

     — Рурука, мне очень жаль, — негромко заговорил Сэто, с явным трудом выталкивая слова из глотки. Осунувшийся молодой жрец выглядел хуже прочих. — Нам не удалось спасти жизнь ребёнка. Повреждения были просто кошмарными и…

     Остальные слова утонули в тумане. Клокочущая ярость взметнулась в груди Орта. Взгляд его, до того полный сияния счастья, стремительно пронёсся по лицам, остановившись на младшем Акио, губы которого шевелились, плетя что-то о сожалении. Рурука обнажил зубы не то в жуткой улыбке, не то просто перекосившись от ярости.

     — Гилберт, стой! — вскрикнул Артемис и кинулся было наперерез мужу, но тот был в разы быстрее и уже держал дипломата за кисть. Не сразу остальным удалось понять, для чего это было сделано, пока Господин чернокнижников не поднял руку приёмного сына, показывая клинок, вытащенный из трости. Охотник запнулся и отступил на шаг. — Рурука, выслушай…

     — Говорить буду я, — воспротивился Сэто, и мука в его голосе стала более явной. — Это моя вина, лорд. Я должен был следить за ним и сделать всё, как лучше.

     — Замечательно, что ты сам об этом заговорил, — гневно рыкнул Орт и заметался в хватке Гилберта, намереваясь вырваться и всадить кинжал в грудь жреца. — Я доверил тебе самое ценное, что было у меня! Я доверил тебе жизнь своего мужа и ребёнка! И вот, чем ты мне отплатил?! Вот, чего стоит слово жреца?! Ломаный грош! Ты… Да не смей появляться мне на глаза! Упаси тьма, если я снова увижу тебя — уничтожу, и осколки твоей души не найдут себе покоя, страдая и мучаясь до конца веков. Что ты… Что ты натворил, чёрт тебя подери?! Пассиса! Не стой столбом!

     Псионик вздрогнул. Он и без лишних напоминаний старался прочесть все мысли присутствующих, и от этого становилось только больнее. Сэто и вправду не был настолько бдителен, насколько от него требовалось, и винить за злость своего мужа вампир не мог. Та буря, что затмевала его собственный разум, была ничуть не слабее, и ему хотелось вцепиться клыками в глотку юноши, беспощадно растерзать. Да разве же это помогло бы? И всё равно каждый присутствующий ощущал тяжесть, навалившуюся сверху и вместе с тем давившую изнутри на черепную коробку, точно неумолимый таран. В отличие от него, правда, не было набата и грозных ударов, однако тревога и паника давили ничуть не хуже. Руруке этого было мало. Он вновь дёрнулся в хватке вампира и попытался перехватить клинок другой рукой, но оказался ещё крепче зафиксирован ледяными пальцами. Понимая, что лорд постарается выкинуть что-то не менее дерзкое, Гилберт стал сгибать его, вынуждая встать на колени, и лишь когда руки рыжего мужчины оказались заломленными за спину, чародей посчитал, что это — относительно безопасное положение. Орт рычал и брыкался, наплевав на боль в травмированной ноге, подхлёстываемый своей нескончаемой яростью. Пассиса перевёл тяжёлый взгляд на брата:

     — Отпусти моего мужа.

     — Я не желаю, чтобы он напал на кого-то. Как бы там ни было, убийство здесь не поможет. Оно только усугубит положение и не умалит боль. — Старший Найтгест оставался непреклонным, и его собственная воля была ничуть не слабее того, чем располагал Пассиса. Чернокнижники долго смотрели друг на друга, и борьба их велась на ментальном плане. В помещении становилось всё более душно, и тем тяжелее было находиться рядом, чем дольше маги давили друг на друга. Псионик качнулся и прикрыл глаза ладонью, сдавшись первым не потому, что уступил в силе, но потому, что внял просьбам брата угомониться и не делать глупости. Гилберт благодарно, хоть и не совсем ярко улыбнулся. — Отлично.

     — Отлично? — зашипел Рурука, не поднимая головы. — Ты, должно быть, не понимаешь, что такое отлично. Как, скажи мне на милость, сюда оказался замешан ваш сын?

     Любой, кто хоть сколь-нибудь смыслил в энергетических потоках, ощущал изменения в окружении и эмоциональном фоне, смог бы почувствовать, как напряжение выросло в разы. Лица супругов и родителей Митсу не поменялись ни на йоту, и куда больше Пассису изумила скорбь, отразившаяся в облике Повелителя жрецов. Уж кто-кто, а вот Артемис Акио Первый был не тем существом, которое способно столь ярко проявить эмпатию такого уровня. Скорее чего-то подобного следовало ожидать от его старшего внука или ученика, хотя с Микаэлисом мало кто был хорошо знаком. Напротив, среди них всех он выглядел этаким бельмом на глазу, которое никак не убрать: от него веяло чем-то чужеродным, а нелюдимое угрюмое лицо полукровки и вовсе отбивало всякое желание узнать его получше. Точно молчаливая и покорная тень он возвышался за плечом своего наставника и походил на цепного зверя своим отчаянным и преданным взглядом, ясно давая понять, что будет защищать Господина любыми способами. Все взгляды обратились к Серому принцу, замерли в ожидании, будто бы собираясь услышать глас божий.

     — По своей глупости и самонадеянности он посчитал, что сможет помочь Роккэну и вытащить из комы. Ему не раз сказали, что с этим ничего не поделать, что он не в силах исправить ситуацию. Но надо отдать ему должное, он достойный сын своего отца, — выразительный взгляд прорицателя ничуть не смутил Гилберта, и вампир даже бровью не повёл на этот явный выпад в свою сторону, — и потому решил войти в его сон. И вот, что мы имеем: два едва ли живых тела.

     Если Охотник и удивился, он постарался унять эту эмоцию и пропитался глубоким уважением к своему деду. Сам бы он непременно вывалил правду или начал плести что-то невразумительное, а что из этого хуже, понять ему никак не удавалось. Не было у этой задачи правильного ответа, и потому слова деда немного успокоили его. Куда страшнее было посмотреть на Руруку и Пассису и увидеть, что они не верят ни единому сказанному слову. Лорд смотрел исподлобья то на одного, то на другого и тяжело дышал сквозь плотно стиснутые зубы, а оттого в покоях прибавилось злобного сопения. Псионик прислушивался. Вразнобой бились сердца, сбивая с толка, но мысли всё ещё были скрыты за плотным блоком, который явно был ещё менее гостеприимен, чем все ледяные земли вокруг цитадели. Ему не хотелось верить, но во что тогда вообще он мог поверить в эти минуты? Не успев даже увидеть своего ребёнка, он потерял его, и мог бы потерять супруга, если бы не жрецы, и за сохранение жизни Роккэна он всё же был безмерно благодарен. Рурука снова дёрнулся в руках Гилберта и запрокинул назад голову:

     — Отпусти меня немедленно.

     — Отдашь клинок — выпущу, и никак иначе.

     — Я считаю своим долгом напомнить, господа, что на моих территориях запрещены любые распри, — снова заговорил старший Артемис и указал на дверь, — поэтому если вы хотите подраться, то отправляйтесь на север. И я настоятельно рекомендую вам сначала как следует подумать, а потом уже прибегать к силе.

     Негромко рыкнув и ругнувшись, Орт выпустил рукоять трости с кинжалом из руки, и Господин чернокнижников мгновенно перехватил её, отпустив лорда. Тот упёрся ладонями в пол и тяжело задышал. Как бы там ни было, это всё не могло не подкосить его.

     — Я хочу знать, что именно случилось. И я имею на это полное право, — процедил мужчина и с помощью супруга поднялся на ноги. Опираться больше было не на что, и он старался лишний раз не наступать на больную ногу, чтобы не спровоцировать судорогу и не повалиться на пол никчёмной кучкой. — Эти ваши «не удалось спасти» мне ничего не говорят и не объясняют, и мне нужны факты.

     — Факт в том, Рурука, что ваш ребёнок решил родиться преждевременно. Должно быть причиной послужило эмоциональное потрясение или какой-то стресс, в этом мы пока что не разобрались. Мало того, что он повредил внутренние органы Роккэна, так ещё и запутался в пуповине.

     — Это был не стресс, — подал голос Сэто, и теперь уже на него смотрели все. Микаэлис незаметно для прочих дёрнулся, но остался на своём месте, уставив крайне внимательный взгляд на друга. Рурука всем своим видом продемонстрировал пренебрежительное снисхождение, но собирался выслушать и того, по чьей вине, как он думал, это и случилось. — Удар. Роккэн шёл на кухню, потому что я слишком долго заваривал чай, и у него закружилась голова. Он с самого утра жаловался на слабость и поэтому почти весь день провёл в постели. Я говорил ему не вставать без моей помощи, лишний раз не напрягать себя, но он не послушался и упал. Удар был очень сильным, но не настолько, чтобы убить ребёнка. Повреждения были. Из-за страха за дитя начались преждевременные роды, и… я не справился. У меня не было ни оборудования, ни нужных растворов — в конце концов, всё это должно было происходить в замке. Дедушка и Микаэлис прибыли сразу, как только смогли, но мы не справились. Ребёнок умер ещё до того, как мы начали проводить операцию. Если бы это был вампир, возможно, шансы были бы выше, но…

     — Довольно, — оборвал его Рурука, для которого это стало последней каплей. — Что вы предпринимаете, чтобы вывести Роккэна из комы?

     — Пока что ничего. Теперь нужно вытягивать не только его, а это в разы сложнее. Чёрт его знает, на какой план существования они ушли и что случится, если мы не будем осторожны. Артемис как раз собирался вместе с Сэто отправить на поиски нужных ингредиентов, когда вы приехали, — произнеся это, мужчина бросил взгляд на обоих внуков, которые всё равно старались держаться друг от друга подальше. — И я думаю, что лучше их не задерживать.

     — Сэто никуда не поедет, — грозным и одновременно устрашающим тоном по слогам выговорил Орт и сделал несколько шагов к Акио, но почувствовал две тяжёлых ладони на плечах — это оба Найтгеста поспешили его остановить, — пока не отдаст мне мою дочь. Договор расторгнут. Если ты не смог уследить за взрослым человеком, то что уж говорить про неё. И я запрещаю тебе под каким-либо предлогом подходить к моей дочери.

     — Прошу тебя, не надо, — взмолился жрец, и разве только слёзы в его глазах не собрались, настолько жалобными стали его голос и лицо, но это не тронуло никакие струны в душе Орта. — Умоляю, Рурука, я найду способ помочь Роккэну, я… я делал для него и Адель всё. Она для меня… она… как родная.

     — Ты для неё никто. Нет, ты больше, чем никто. Ты человек, который убил её брата и чуть не убил отца. И речи не может быть о том, чтобы ты имел к моей дочери хоть какое-то отношение. И упаси тебя тьма, если я узнаю, что ты предпринимал такие попытки, а я ведь узнаю. — Орт оставался на своём месте, но его энергия хлестала через края и заполняла собой всё вокруг, намереваясь схлопнуться, если он почувствует хоть каплю неповиновения со стороны младшего Акио. И всё же рыжему мужчине показалось недостаточным того, что он уже сказал, и прежде, чем псионик успел заставить его заткнуться, закончил: — Подумай о Рафаэле, Андреа и Кае. Им будет непросто в замке Орт, если ты решишь сглупить.

     — Я понял тебя, Рурука, — неожиданно жёстко хмыкнул Сэто и посмотрел прямо в полные гнева синие глаза. Лорд невольно вздрогнул. Ему казалось, что юноша должен бы испугаться и сделать всё, чтобы убедить дипломата в своей покорности, но увидел нечто страшное. В тот миг ему показалось, что алая радужка глаз прорицателя отражает его будущее и не сулит ничего хорошего. — Но мы очень спешим. Если тебе так угодно, вот ключи от моего дома. Вещи Адель там. А она сейчас находится в замке в комнатах учеников. До встречи.

     Широким и вызывающим жестом Акио вытащил из кармана увесистую связку ключей и бросил на пол к ногам лорда. Рурука беззвучно чертыхнулся и придавил их оставшейся в руках частью трости. Младший Артемис осторожно приблизился и коснулся предплечья друга, опасаясь смотреть на него:

     — Мне очень жаль, что так сложилось, но я постараюсь найти всё необходимое для Роккэна. Он дорог мне, хоть и не так сильно, как тебе.

     — Мои соболезнования, — присоединился Гилберт и по очереди притронулся к плечам брата, которому попутно отдал рукоять трости, и приёмного сына. Те остались к этим жестам холодны и безразличны — слишком мало было их, чтобы утешить тех, кто лишился почти всего родного. — Если вам что-то понадобится, вы знаете, где меня искать. Дела не позволяют ещё дольше оставаться здесь.

     — Не слишком ли ты жесток? — на всякий случай уточнил Пассиса, когда дверь за всеми тремя закрылась, и они остались с Повелителем жрецов и Микаэлисом. — Я понимаю, но всё же Сэто показал себя хорошим опекуном за эти четыре года. И он очень раскаивается за то…

     — А ты захлопнись к чертям и не говори мне под руку! — рявкнул Орт и бешено взглянул на супруга. Вампир сделал шаг назад. — Ты почти никуда не ездил за последний год, но позволил ему отправиться сюда. Я говорил, что не стоит Роккэну одному ехать! Чтоб тебя… Артемис, нужны какие-то особенные ингредиенты? У меня есть даже… экзотические.

     — Запрещённые, ты хотел сказать, — не позволил так просто уйти от темы Пассиса и схватил лорда за воротник. — Немедленно уймись.

     — Уймись? Уймись?! Я потерял ребёнка! И чуть не потерял брата! Да ты посмотри, что с ним. Тебе плевать?

     — Мне не всё равно, а твой гнев ничем не поможет сейчас. Если ты забыл, то я тоже муж Роккэна.

     Взгляд Руруки говорил только одно: «Надолго ли?» Стряхнув с себя руку вампира и забрав у него рукоять, лорд быстрым хромающим шагом вышел из покоев, проклиная всё на свете. На секунду Пассисе показалось, что оба жреца вздохнули с облегчением, когда дипломат покинул их, но едва только он посмотрел на них, понял, что выражения их лиц не поменялись.

     — Мне очень жаль, что вы это всё увидели и услышали, — негромко пробормотал вампир и провёл ледяными ладонями по лицу, точно собирался стереть с него усталость и тоску. — И, пожалуй, благодарю за то, что Роккэн сейчас жив. Скажите, мы можем что-то сделать, чтобы вернуть его к нормальному состоянию?

     — Ты, пожалуй, можешь попробовать. В конце концов, твои способности намного выше, чем у Митсу. Но если ещё и ты свалишься рядом, то я не буду объяснять Руруке, что за чертовщина здесь происходит. К тому же, ты можешь случайно навредить им. Никому это не нужно. Не желаешь сначала отдохнуть? Уверен, для тебя найдутся удобные отдельные апартаменты, где бы ты мог перевести дыхание и собраться с силами.

     — Мне не нужна отдельная комната, — раздражённо ответил псионик и резко взглянул на наставника брата. — С Рурукой я смогу договориться. Вы правы, я хочу вздремнуть. Ещё раз прошу прощения и благодарю.

     Оставшись наедине, жрецы и вправду вздохнули с облегчением. Что бы там ни говорили про их непробиваемость, но даже им было понятно, что ничего хорошего не случится, если нелицеприятная истина вылезет наружу в какой-то мелочи. Со слугами были проведены беседы, а многим из них Повелитель аккуратно подправил память, и оттого выглядел паршиво, но старался даже так сохранить своё лицо. Он знал, что ему не будут благодарны за сделанное, что начнут проклинать, и в какой-то мере опасался, что запасов собственного терпения не хватит довести начатое до конца и продемонстрировать всему миру собственную правоту. Никому не нужны были пророчества и слова о будущем, и винить их в этом было сложно. Кому какое дело до того, что будет происходить спустя столетия? Мало кто задумывался о том, что доживёт и узрит. Да и сам Артемис порой сомневался. И ни одно из видений не могло вселить эту уверенность. Более того, могущественный чародей смел надеяться на скорое завершение собственной жизни. Бросив тоскливый взгляд на стену, одну из тех, что отделяла его от лорда Орт, мужчина заставил себя собраться с силами и посмотрел на ученика. Тот выжидающе смотрел в ответ, никак рассчитывая получить все необходимые ответы здесь и сейчас.

     — Артемис, что мы будем делать дальше? — аккуратно поинтересовался метис, когда понял, что жрец собирается уйти. — Рурука явился раньше, чем мы думали, да и Пассиса…

     — Ничего, Мик. Мы ровным счётом ничего не будем делать, только ждать и наблюдать. Митсу на время угомонится и снова станет тем милым шалопаем, который покорил многие сердца. Что он сделает в следующую очередь, я не могу знать, но ясно одно: пока его действия не повредят соглашениям между фракциями. А вот годам к двадцати-тридцати окрепнет и будет делать всё, чтобы втравить государства в войну.

     — Подожди, ты хочешь сказать, что Арти может не вернуться или не преуспеть вовсе в своих поисках?

     — Я хочу сказать: не жди его и не надейся на него. У него своя миссия, а найдёт он Дьявола и сможет ли аннулировать контракт, не имеет никакого значения.

     — Теперь я перестал понимать вообще хоть что-то, — растерянно признался Микаэлис и с некоторой опаской глянул за окно, будто бы прямо в это мгновение там мог начаться метеоритный дождь. Продолжал мерно кружиться снег, и небеса оставались такими же ровно пасмурными в своей тяжкой серости. — Разве главная его цель не отыскать инф…

     — Гласная. Та, которая была нужна, чтобы отправить его туда. Да, она имеет огромное значение для мировой политики, но лично меня куда больше беспокоит иное. Поверь мне, то, что явится с ним после, куда важнее.

     — Что же?

     — Кто, Мик, кто. Довольно. Присмотри за Роккэном и следи, чтобы амулет защиты сознания не истратил свою энергию к возвращению Пассисы. Мне нужно написать несколько писем.

     Противиться Господину жрецов было столь же бесполезно, сколь и бессмысленно, а потому юноша кивнул в покорном жесте и занял дежурное кресло возле постели художника. Его пробуждение, которое прорицатели даже не ставили под вопрос, пугало Дея и заставляло тело покрываться мурашками, а волоски на руках и загривке — вставать дыбом. Что ему говорить? Что скажет сам Миррор? И как предупредить катастрофу в лице его мужей? Голова молодого мужчины пухла и готова была взорваться. В последние месяцы он не находил покоя даже в постели своего наставника, а своего рода предательство, на которое он пошёл по отношению к Сэто, тяготило ничуть не меньше. Самому Мику казалось, что любой житель Талиарена может подойти к нему в этот момент, плюнуть в лицо, ударить наотмашь или же проткнуть сердце коварным ударом со спины и будет абсолютно прав. Аккуратно взяв безвольную руку Роккэна в свои, жрец приложил ледяные пальцы к своему лбу и неплотно прикрыл глаза. Хотелось свернуть Митсу шею и сбежать двадцатью порталами в другие миры, лишь бы не застать всего последующего. Он опасался, что сил ему просто не хватит на подобное. Неожиданный отголосок от вспышки молнии пронёсся по помещению, скользнул под веки стремительным потоком и тут же угас, и Дей опасливо посмотрел на непогоду за стеклом. Редко когда в этих землях случалась гроза — случай был один на миллион. Некоторые младшие прорицатели поговаривали, что это Повелитель гневается в своей башне на очередное видение. Знать наверняка было нельзя, хоть Серый принц и был достаточно силён для подобных выходок. Микаэлис плотнее сомкнул веки. В любом случае это было плохим знамением.

Присяжные решат,

Кто в рай, а кому в ад;

Кому червей кормить,

А кто достоин жить.

Игра опять идёт,

Кто проиграл — падёт.

Кто побеждает, тот

Весь мир себе берёт.