She's the apple of everybody's eye

With an angel voice

Devil in disguise

Got a sour face like a poisoned fruit

That the boys can taste 'til they're out of use

And she'll network 'til her dreams come true

Even if it means getting into bed with you

Everybody's friend, does it ring a bell?

Прекрасное зимнее утро слепило глаза ярким солнцем, и на улице стоял штиль, не поднимая в воздух вихри снега, лежащего гладким жёстким настом. Фестивали и гуляния остались позади, но над миром всё ещё властвовала весёлая праздность, раскрепощающая и нисколько не располагающая к строгим лицам и официозу. Слуги разгребали снег вокруг поместья, очищая подъездную дорогу под радостный галдёж города. Даже в Вуали наступили радостные времена: никаких нападений гоблинов не ожидалось, а с дикарями из-за гор можно было бы справиться и без постоянного военного положения, только порой дикие пустынные волки забегали, но их либо отгоняли, либо отстреливали. Последнее, в общем-то, случалось не так уж и часто. Всем было понятно, что животины просто околели после жаркого лета и теперь ищут еду и пристанище, но к домам их всё равно не подпускали. На фермах и вовсе пристально следили за зимним лесом, чтобы какой хищник не утащил корову или лошадь. Достаточно было лисиц, которые в этом году расплодились самым безобразным образом, и от белошубых засранок не было никакого спасу. Иногда даже приходилось оставаться спать в смрадных курятниках и хлевах, чтобы подрываться на их стрекочущие звуки. Лисов это только забавляло: они скрипели, хохотали на свой манер и убегали, радостно виляя пушистыми боками и хвостами, чтобы потом попытаться зайти с другой стороны. Таких пытались отпугивать сторожевыми и охотничьими псами, но не каждый мог поспеть за шустрыми негодяями, шныряющими в снегу с потрясающей проворностью. А ведь и не скажешь, что эти вроде пухленькие создания на самом деле столь ловки и быстры. Их плотные шубки были самым настоящим обманом глаз.

В поместье Вигалов тоже настало в меру беспечное время. Каждый на Неделе зимы начал завязывать новые отношения — кто романтические, кто деловые. Эннис пригласили в одну из столичных алхимических лабораторий, но она всё ждала, когда же отец напишет Господину чернокнижиков, чтобы напомнить ему об обещании принять отпрыска в Чёрный замок, а Диглан всё тушевался, бормотал, что не уверен. Леди Миранна была этим недовольна, но считала зазорным самостоятельно писать Повелителю, поэтому постоянно подначивала супруга собрать волю в кулак и написать. В это время Онора вела переписку с одним из подданных дроу, желая получить место при дворе Алак’Антара в качестве казначея, но ответ ей не приходил уже достаточно долго, чтобы девушка начала расстраиваться и терять всякую надежду. Её мистон, Молан, подбадривал девушку, но его утешительные улыбки не помогали и не облегчали горе младшей Диглан, скорее ужасно злили. Вот и этим утром она сердито выставила наставника из учебной комнаты и проплакала там целый час, не слушая увещевания брата, уговаривающего её выйти с ними к чаю.

— Иди сам хлебай свой чай с ними! Придурок! — в сердцах крикнула Онора и даже что-то швырнула в дверь. Вероятнее всего это была книга по экономике, которую она пыталась читать ночью.

Кормак тяжело вздохнул, помял веки и провёл ладонью по бороде, приглаживая её, чтобы не топорщилась от злости. Ему пока не улыбалась никакая удача: прекрасная леди Лиадан будто сквозь землю провалилась, а больше ни с кем он и не успел познакомиться, занятый больше тем, чтобы отдохнуть от рутины стражника. В Вуали было не до пьянок, разгульных девиц и карт, хотя и такое случалось в редкие дни, больше всего зимой. И всё же мужчина чувствовал гложущую его тоску. Не было ни дня, чтобы он не вспоминал чарующий взгляд мерцающих синих глаз, не представлял себе чудесную осанку Аоиф, не силился воскресить в памяти её смех. Он даже наводил справки в столице, но все говорили, что леди уехала тем же вечером из города, а когда он приехал на ферму, принадлежащую ей, хозяева покачали головами, говоря, что они разминулись всего в два дня. Неуловимая красавица занимала все его мысли, и Кормак собирался написать ей под предлогом официального приглашения на День принятия. Его одолевала апатия, перемежающаяся беспочвенной и неоправданной ревностью, стоило ему подумать, что на самом деле та прогулка вечером ничего не значила для девушки, что её слова были лишь вежливым способом отказаться от его компании. И чем дольше, тем сильнее он убеждался в этой мысли, и всё же не мог перестать думать о Лиадан. Поэтому к столу он спускался в понуром настроении. Отец поскрипывал пером в гроссбухе, иногда в рассеянности проводя пальцами в чернилах по лбу, отчего выглядел он совсем не тем лордом Вигалом, каким его привыкли представлять. Гостиную заливал приглушённый солнечный свет, льющийся из высоких окон, задёрнутых ажурным тюлем. Хорошо питающиеся вампиры с весьма древней кровью переносили это без особого труда, пусть и у них бывали дни, когда они предпочитали плотно зашторить окна и обойтись светляками и свечами. Погода радовала своей безоблачностью и приятной стужей, задувающей из щелей, но камин согревал, и потому в доме было свежо и тепло, как и любила леди Миранна. Она стояла у окна с чашкой чая, щуря хищные зелёные глаза и улыбаясь чему-то своему, изредка бросая взгляд на вышивающую Эннис, мурлыкающую себе под нос мелодию, услышанную на Неделе зимы. Та пристала к ней намертво и не отлипала вот уже месяц. Немолодой эльф с первыми проступающими морщинами, Молан Фиц, сидел по правую руку от Диглана и с видимым недовольством листал свои записи. Его сильно обидело поведение Оноры, но сказать о том вслух многоопытный мужчина счёл бы дурным тоном и неуважением к семье, на которую работал уже не первый век. Он получил жреческое образование, однако не любил своё ремесло и больше предпочитал обучать, а не применять свои знания на практике, хотя конечно не отказывался лечить нанимателей: принимал роды у леди Вигал, залечивал переломы и раны Кормака, полученные при нападениях гоблинов, следил за здоровьем слуг и особенно за лордом Дигланом.

— Она всё беснуется? — не поворачивая головы поинтересовался отец, продолжая поскрипывать пером.

— Не то слово, — вздохнул Кормак и плюхнулся в свободное кресло. — Поскорее бы ей пришёл ответ, не то сведёт нас всех в могилу, а потом сама спрыгнет.

— Быть может оно и к лучшему, что её не пригласили. Дроу весьма щепетильно относятся к своим тайнам, запасам и тем, кто приходит к ним на службу. Я бы мог связаться с господином Акио…

— Не стоит, Молан, — мягко перебила его Миранна. — Девочка пытается вцепиться в первое попавшееся под руку. Думает, что это максимум, что ей светит, не видит перспективы. Если бы мы её не остановили, она бы уже выскочила замуж за капитана стражи. — Кормак слегка нахмурился, но промолчал, хотя мать и бросила на него беглый взгляд. — Ей не достаёт уверенности Эннис. Диглан?

— Я помню, дорогая, я напишу господину Найтгесту, — уже как приевшуюся присказку произнёс отец семейства. Их чинную беседу прервал стук в дверь, и одна из служанок поспешила открыть, отлично зная, что примерно в это время начинают приезжать курьеры с письмами. Гонец действительно стоял на пороге с пачкой свитков и писем. Служанка окликнула его, и мужчина оторвался от работы, чтобы подойти, поставить подпись в документе и забрать послания у гонца, заплатив ему за его работу. Мужчина остановился у окна, перебирая письма с усталым выражением на лице. Проглядел одного адресата, следующего, замер на секунду на третьем письме, бегло глянул на четвёртое и со вздохом вернулся в кресло: — Ничего для Оноры. Всё рабочее.

— Ну всё, прячьте ножи, — ядовито хмыкнула Эннис и затянула нить. Дракон на её канве выходил великолепный, стежок к стежку, да и сзади вышивка не была спутанной. Девушка весьма кропотливо подходила к своему занятию. — Кстати, матушка, сегодня вечером за мной зайдёт господин Слоанн. Мы собираемся посетить званый вечер у наместника.

— Хорошо. Правила ты знаешь, — легко согласилась Миранна. — Что там, Диглан? Выглядишь неважно.

— Наместник. Лёгок на помине. Вызывает к себе, — быстро бросил мужчина и поспешил наверх в свой кабинет под встревоженные взгляды семьи.

Поднявшись к себе и заперев дверь, он ещё раз неверящим взглядом пробежался по изящным словам на свитке. Он сразу приметил его среди прочих — на нём не было имени адресанта, и оно значилось лишь в самом конце необычного письма.

«Милорд Вигал,

Должно быть, вы не помните меня, однако вечер нашей встречи навсегда запечатлелся в моей памяти, точно свежее клеймо, опалив мою душу и мысли, оставив на них ярчайший багровый след, подобный прекрасному закату над водопадом. С тех пор мне нет покоя, и я стыжусь собственных слов, что пишу вам в эту ночь, но у меня не достаёт сил остановить себя, потому чувствую, словно падаю в водоворот, из которого нет пути назад. Прошу вас, не сочтите это письмо за дерзость или дурную шутку, во мне нет таких безобразных и низких порывов, впрочем, должно быть, то, с чем я вывожу эти мысли, куда чернее и хуже, нежели скабрезная потеха уличных мальчишек. Увидев вас в Умбрэ в дни празднования Недели зимы, я позабыла, каково дышать, и всякий свет будто бы покинул меня, оставив в холоде метели, что отступает лишь при мыслях о вас. Снедаемая тоской, мукой, стискивающей мою грудь, не могу сомкнуть веки в ночи, и с каждым днём обуревающая меня печаль становится всё сильнее, не оставляя после себя ничего, кроме самой Пустоты. Я понимаю, вы будете осуждать меня за эту порывистость, ненадлежащую девушке моего положения, скорее всего не поймёте и возмутитесь моей несдержанности. Умоляю, коли мои строки вызовут в вас порывы гнева, бросьте его в огонь сей же миг и никогда не вспоминайте, не смотрите ниже. Пусть имя моё никогда не останется в вашей памяти. Мне будет не столь тягостно, если я не буду знать, что вы питаете ко мне отвращение за столь низменный поступок, продиктованный одурманенным сердцем. Ваше молчание всё скажет мне за вас, и я не смею надеяться на ваш ответ, ведь посягаю на ваше благородство, репутацию, и мне милее смерть, чем бросить на вас тень. И оттого меланхолия моя всё ширится и давно миновала все границы, охватив и парализовав мои думы, стоит мне только подумать, что моё влечение может сказаться на вас плачевно.

И всё же я пишу вам, бросаюсь опрометью через тёмный лес безвестности, не боясь напороться ни на ветви чужих осуждений, ни корни предрассудков, ни на камни позора, что могут бросить в меня прочие. Знайте, милорд Диглан, лишь вы занимаете мои мысли, только ваш образ бередит моё естество в тёмные бесприютные ночи этой неласковой зимы. Сердцу моему не знать покоя боле, и я протягиваю его вам вместе с этим постыдным письмом. Пусть оно не вернётся ко мне и будет разбито, но этот дар принадлежит отныне лишь вам, ведь ничьи более руки не смогут отогреть его от стужи одиночества, поддержат в нём пылающий огонь (до чего же я боюсь этого слова!) любви. Сие признание жжёт меня и томит, но мне становится легче от одного только знания, что оно покинуло мою грудную клеть, вырвалось на свободу соколом.

Любите ли вы соколиную охоту, милорд? Наместник Анрэй во втором месяце зимы собирается выпустить своих птиц на охоту, и я непременно буду присутствовать, желая ощутить те же взлёты и пике, что ждут их. Как бы желала я лицезреть вас в этот день, но страшусь этого, как весенних морских штормов, и всё же такие же бушуют и во мне. Бояться стихии так естественно для нас, но я хочу пойти против кошмаров, навеваемых на нас небесами, водами и земной твердью, ведь мой самый большой ужас — увидеть ваше презрение. Увидев вас, я пойму, что вы не брезгуете, что вас не оттолкнула моя необузданная страсть, ищущая выхода и спасения подле вас. Я не смею оскорблять вас просьбами посетить охоту единолично, я не смею ничего просить у вас, ибо не властна над вами так, как вы надо мной.

Скрепляю письмо нежнейшим поцелуем, что не будет знать другого повелителя.

Всей душой и сердцем ваша,

леди Лиадан Аоиф

Луч Мудрости, поместье Аоиф, Умбрэ, Старый город, Ифарэ»

Не веря собственным глазами, Диглан снова и снова перечитывал полное трепета и тоски письмо девушки, которую он видел мельком, ощущая, как от него пахнет едва уловимыми нотками жасмина. Ему даже подумалось, что она ненароком ошиблась, и он по роковой случайности прочитал письмо, адресованное сыну. Ведь именно с ним она ушла в тот вечер на прогулку по столице. Но ему вспомнился кинутый ею через плечо полный внимания пристальный взгляд, словно бы зовущий за собой. Тогда Вигалу показалось, что это лишь дамское стеснение или сопернический взгляд, брошенный на Миранну. Однако теперь поведение девушки показалось не таким уж и странным. Неужели это аристократическая привычка идти к своему окольными путями, привлекать внимание подобными поступками? Такое было далеко от понимания мужчины, и всё же он не мог отрицать, что почувствовал себя моложе лет на сто, а то и на двести, читая проникновенные строки, написанные таким изящным замысловатым образом. Он живо представил, как юная красавица сидит при свете свечей, подперев одной рукой подбородок в своей грусти, и бережно выводит каждый завиток, вкладывая в них всю свою нежность и смелость. Не каждая решится написать подобное замужнему мужчине! И ведь не просто написала, но даже пригласила встретиться не в кругу семьи, недвусмысленно умоляя сохранить её позорную тайну. В нём взыграл азарт, охотничий интерес, подогретый желанием ощутить прежнюю страсть. К тому же, он видел Лиадан, и она была очень хороша собой, и это льстило вампиру, считавшему, что он уже не способен привлечь кого-то столь молодого. Это его супруга ещё была в полном цвете сил и красоты, а он не мог этим похвастаться.

Устроившись за столом, мужчина взял свежий пергамент и принялся за ответ, тщательно подбирая слова. Ему не хотелось ударить в грязь лицом перед юной влюблённой девушкой, показаться ей грубым и отпугнуть тем самым.

«Прекрасная леди,

Не буду лукавить, ваше письмо стало для меня громом посреди ясного неба, и всё же не испугало, но вдохнуло в меня энергию и душевные порывы, что вы так жаждали донести до моего сердца. Знайте, леди Аоиф, я ни в коей мере не считаю ваш поступок предосудительным или низким, напротив, нахожу его до умопомрачения смелым. Не побоявшись за свою репутацию и честное имя, вы нашли в себе силы написать о том, что тревожило вас. Тем вечером ваш взгляд поразил меня и взбудоражил, и теперь, вспоминая его, понимаю, как был слеп и глуп, не распознав ваш безмолвный зов. Позвольте же мне ответить на него теперь, ибо я не смею причинить вред столь трепетному и лилейному сердцу, преподнесённому мне с такой доверчивой ломкостью. Я клянусь беречь его до нашего скорого свидания, кое я всенепременно посещу, влекомый вашим призывом. Я пришлю вам своего ворона, дабы вы не рисковали своим именем, посылая гонцов. Никто из нас не хотел бы, чтобы пошла скверная молва. Прошу вас не бояться писать мне, дорогая леди Аоиф,

Искренне ваш

лорд Диглан Вигал

Рубиновая аллея, поместье Вигал, крепость Вуаль, Ифарэ»

Тщательно сложив пергамент во много раз, положил его в небольшой конверт, который затем собирался привязать к спине ворона, но сперва растопил чёрный сургуч и припечатал собственным кольцом. Если кто-то из шпионов решит перехватить птицу и прочитать содержимое, то ему придётся сильно постараться, чтобы повторить узор и магический отпечаток. Но воодушевлённый завязавшейся интригой Диглан смел надеяться, что этого не произойдёт, и его короткая весточка попадёт прямиком в изящные пальцы юной прелестницы. Думать теперь о чём-то другом не получилось бы. Как теперь попасть на охоту, не позвав с собой сына? Он непременно начнёт волочиться за леди, а, если прогнать его, обязательно шепнёт матери о знакомстве отца. Приняв решение, Вигал спрятал конверт в карман, накинул на плечи плащ и быстро спустился вниз.

— Диглан, что он написал? Куда ты?

— На встречу, — будто бы удивлённо откликнулся лорд уже в дверях. — Он же вызвал меня.

— Что ж, ступай. И заодно подумай, что напишешь господину Найтгесту!

— Да, да, обязательно.

Едва не бегом покинув поместье, Диглан действительно спешил к наместнику, но вовсе не по его приглашению, а для того, чтобы просить поставить его сына в караул на время соколиной охоты. Кормак наверняка расстроится, но пусть лучше несёт стражу, чем тешит себя несбыточными мечтами о леди Аоиф.

***

Для охоты была выбрана последняя неделя второго зимнего месяца. Из Вуали выехало около трёх десятков всадников, и лорд Диглан всё никак не мог успокоиться, поглядывал то и дело по сторонам, выискивая взглядом таинственную леди. Его огорчал и смущал тот факт, что он так и не увидел её ни в Вуали, ни в свите наместника. Зато на нервы действовало присутствие рядом с ним лорда Орта. Молодой дипломат охотно шутил, часто смеялся и мягко почёсывал клюв своему орлу, то и дело отпуская его в небо, и тот реял в небесах над ними. Птица была большой, с королевским размахом крыльев, и некоторые переживали, что может кинуться на их соколов и ястребов.

— Слушай-слушай, Лорккан, не отвлекайся, а то пропустишь самое интересное, — смеялся Рурука, и наместник глядел на него с широкой дружелюбной улыбкой, тем более приятной, что совершенно искренней. Все знали, что Вауль особенно хорошо снабжалась благодаря стараниям островного лорда. — И вот приходит мне письмо от неё. Рурука, пишет она. Не «лорд Орт», не «милорд», а прямо так, по имени. Мне донесли, что у тебя имеются лишние запасы сахара. — Тут вся свита грохотнула смехом, и Орт вторил им. — Мне как раз не хватает для эксперимента. Будешь столь любезен, одолжишь? И я думаю, девочка моя, я же не посмотрю, что ты мне в бабушки годишься, и как нахамлю в ответ!

— Возмутительная наглость, — задорно посмеялась супруга наместника и даже покачала головой от возмущения. — Ну а ты что ей?

— Отправил ей бочонок стекла мелко битого и пожелания всевозможных успехов. Нет, ну какова наглость? Эти жрецы совершенно потеряли всякий стыд. Я бы ещё понял, если бы мне господин Акио подобное написал, но он и сам у меня может весь сахар скупить, ещё и на табак останется. — Он примолк и вопросительно глянул на пристроившегося справа от него лорда Вигала. Не обидел его и вежливо кивнул, хотя радость с его лица и улетучилась, сменившись прохладным вниманием. — Здравствуйте, милорд… Вигал? Правильно я помню?

— Всё так, милорд Орт. Наслышан.

— Взаимно, — тем же тоном отозвался Рурука и приподнял уголки губ в улыбке: — Вы, верно, желаете что-то спросить? Я заметил ваше беспокойство ещё у стен Вуали.

— У меня вопрос личного характера к господину Анрэю, — едва не сквозь зубы процедил Вигал, впрочем, сохраняя внешнюю любезность.

За их разговором наблюдали с неприкрытым любопытством. Будучи ещё охотниками на вампиров, Орты не сильно разглашали свои тайны, как, впрочем, и сейчас, но орден охотников был весьма жесток и беспощаден. В далёком прошлом предок Диглана похитил одну из девушек-охотниц и женился на ней, впрочем, по обоюдному согласию. По легенде, когда у них родился сын, ему сосватали благородную даму. Брак был заключён рано, но продержался на удивление долго. Ровно до тех пор, пока к ним в дом не нанялся ловчий, предложив свои услуги. А через несколько лет супруга сбежала от Вигала. Он неистовствовал, ведь успел полюбить жену, искал её, но так и не обнаружил ни следа. Через пару десятков лет, когда отчаялся найти, женился вновь, род окреп. За ними не было замечено кровавых убийств, но вампиров всё ещё опасались, небезосновательно. Вигал заказал у одного известного молодого художника герб для своей семьи, и вскоре тот предоставил ему эскиз бордового знамени с летящим вороном. Лорд одобрил его и приказал готовиться к поездке к тогда властвовашей Госпоже чернокнижников, Оссии Найтгест, больше известной, как «Кроткая Оссия» за свой чертовски мягкий характер и попытки угодить всем прочим политикам. Совсем юная, неопытная, она по наставлению своего советника собирала под свои знамёна прочие дома, желая укрепить свою власть, и не обделила внимание и род Вигалов. Леди, лорды, даже зажиточные крестьяне, жаждущие славы и защиты, являлись пред очи молодой Госпожи. Они выходили вперёд, расправляли знамёна, объясняли, как они могут послужить, почему выбрали именно этот герб. Обычное дело, хотя и местами слишком помпезное, преувеличенное в своей значимости. Теперь уже всё это упростилось, проходило без подобного ажиотажа и, как правило, решалось в письмах. Вот бы удивился нынешний Повелитель, если бы кто вдруг вздумал так заявиться в Чёрный замок и начать распинаться о своём гербе. Но старина есть старина — на её ошибках учиться нам.

Когда лорд Вигал вышел вперёд, он глядел на Оссию, улыбался, слушая, как тяжело шелестит расправленный герб за его спиной.

— Моя госпожа, мы будем вашими крыльями, что простираются дальше, чем видит глаз. Прилетим по первому вашему зову и даруем свою кровь...

— А что значат рога? — полюбопытствовала весьма непосредственно девушка. Многие с интересом смотрели за спину мужчине. Он обернулся и с растерянностью уставился на рога, что нёс в своих когтях ворон в полёте.

— Это... что это? — только и смог брякнуть он.

— О, позвольте мне слово! — художник, до того стоявший в стороне, вышел вперёд, сияя улыбкой. — Небольшая вольность с моей стороны. Я посчитал уместным изобразить тяжкую ношу, что под силу поднять этим могучим крыльям. Моя матушка, леди Фиделма Орт, и отец, Джарлат Орт, высказали эту мудрейшую мысль.

Чувствуя, как земля уходит из под ног, Вигал перевёл взгляд на людей, на которых указывал его художник, и с ужасом узнал свою пропавшую жену. Она стояла, одной рукой поглаживая округлый живот, явно говорящий о её положении, второй же опираясь на локоть рыжевласого охотника, облачённого в доспехи, прикрывающие шею, бедренные и плечевые артерии. Тот усмехался, глядя прямо в глаза вампиру. «Мы ничего не забываем», — мысленно шепнул он Вигалу. Тот немедленно взъярился и потребовал поединка, но Оссия запретила проливать кровь, не понимая, что за намёк был брошен в мужчину.

— Мой сын имел в виду, что рога символизируют потустороннюю природу вампиров, с которой они беспрестанно борются, и благородный род лорда Вигала тому подтверждение. И пусть им никогда не отвернуться от самих себя, они выбирают, как нести свою ношу, — сладкоречиво пояснял Орт, безвинно улыбаясь Повелительнице. От его слов злоба в вампире так и кипела. Он даже увидел, как советник наклоняется к леди Найтгест и что-то шепчет, после чего на её лице появилось изумление, возмущение, щёки покраснели, но она не смела бросить обвинение в адрес охотника. — Однако, видимо, рога всё же нужно было изобразить не в лапах, а на голове.

И снова мягко улыбнулся. Ненависть кипела внутри Вигала, а спустя месяц он сразился с Ортом и, находясь на грани смерти, убил обидчика. Однако спустя ещё двадцать лет, когда все начали забывать про инцидент, а сам лорд Вигал нянчил дочь, по его душу явился сын охотника и закончил работу отца.

Так что видеть рядом с собой рыжего подлеца было невыносимо для Диглана. Смертельная обида переносилась от родителей детям, и он полагал, что сможет перебороть этот изживший себя гнев, но при виде вежливой улыбки и холодного взгляда начинал терять терпение.

— Конечно, Диглан. Давай отъедем в сторону, — то ли не видя проблемы, то ли мастерски её сглажимая, откликнулся Лорккан и мягко похлопал коня поводьями по шее, командуя свернуть. Они немного отстали от колонны, и наместник мягко глянул на подданного. — В чём дело, мой друг? Ты передумал наказывать сына караулом вместо охоты?

— Нет-нет, не в этом дело. Хм. Как бы сказать.

— Что-то тревожит тебя.

— Всё так. Все ли присоединились к нам?

— Почти, — качнул головой наместник. — Охотники леди Аоиф и сама госпожа попали в буран. У её кобылы сломалась нога, и они были вынуждены повернуть обратно. Насколько я понял из её письма, она повредила лодыжку и ушиблась, потому не смогла приехать. Надеюсь, она быстро поправится. Вы знакомы? Чудесная леди. Я был восхищён её манерами и дальновидностью. А пожертвования от неё были весьма щедры.

Жгучая ревность захлестнула горло Диглана. Он и сам не знал, от чего, но был готов разворачивать коня и нестись на поиски девушки. Ему казалось, что его дурачат, что всё это и вправду оказалось дурной шуткой, насмешкой над именем. Настроение у него мигом испортилось. К тому же, лорду начало казаться, что девица не так уж безвинна. Пришлось гнать от себя эти мысли.

— Нет, не имел удовольствия. Я рассчитывал, что к нам присоединится господин Найтгест. Моя дочь прекрасный алхимик, и я хотел просить его принять её в Чёрный замок.

— Ох, это было бы великолепно! Эннис умна и талантлива. Ей светит большое будущее. Но, увы! Я бы и сам желал его увидеть. Вместо себя он послал милорда Орта. Возможно вам стоит поговорить с ним, он тоже владеет искусством алхимии. Кстати о нём. Вы слышали? Ему теперь полностью перешла власть над Рубиновым банком. Большое событие. Теперь будет бывать у нас чаще.

— Какая радость, — с трудом выдавил из себя Вигал и изобразил улыбку. — Уверен, это будет выгодное союзничество.

— Я в этом не сомневаюсь, — заверил его наместник и, убедившись, что к нему больше нет вопросов, подогнал коня, чтобы вернуться к процессии и тут же влиться в оживлённую великосветскую беседу.

Охота шла на славу. Поймали несколько кроликов, пару куропаток и даже лисицу. Та верещала и билась в когтях орла, но он не пускал её и методично выщипывал пушистый хвост. Рурука спешился, свистнул, и птица отпустила перепуганную лису. Орт ласково пригладил белую шерсть, угостил бедолагу своим пойманным кроликом и отпустил восвояси. Прихрамывая, неудачливая охотница дала стрекача — только хвост в сугробах мелькнул. Диглану не везло. Его сокол лишь нырял к земле и возвращался ни с чем. Так бы лорд и вовсе ушёл без добычи, но вдруг, стоило птице опуститься на его руку, как он увидел привязанное к спине письмо. Тонкий аромат лилий и бергамота немедленно взбудоражил его, заставил сердце биться, как у глупого юнца, увидевшего свою зазнобу. Аккуратно забрав послание, он ещё несколько раз огляделся, но так и не увидел леди. И не смел сомневаться — это она.

Вечером, у костра, когда все уже стали расходиться, а птицы чистили перья и потихоньку засыпали, Диглан тайком развернул письмо. Оно было не в пример короче предыдущего, но то, что он прочёл, вновь заставило возгореться в нём юношескую радость.

«Мой лорд, дорогой моему сердцу Диглан,

Я прошу у тебя прощения. Мне было столь страшно показаться рядом с тобой в этот день в окружении прочих, что я постыдно ретировалась. Но для меня было истинным счастьем видеть тебя сегодня в Вуали. Мной овладел трепет, и всё моё нутро возликовало от счастья. Ты всё же приехал! Ты не солгал мне и действительно желал увидеться со мной. Я сняла комнату в постоялом дворе в Риннане, что по дороге от ферм к Вуали. Буду ждать и надеяться на короткую встречу.

Бесконечно твоя,

Лиадан»

Стоит ли говорить, что он сорвался следующим же утром в путь! Он беспощадно гнал коня, едва не загнал в мыло, так спешил на эту встречу. Риннан был маленьким городком, который жил за счёт разведения лошадей и их продажи. Расположенный рядом с несколькими торговыми трактами Риннан обеспечивал караваны, Вауль и близлежащие фермы. Постоялый двор там был лишь один — «Вьющаяся грива». Оставив коня на конюшне, Диглан постарался привести себя в порядок и заодно принять не такой взбудораженный вид. Ему не хотелось, чтобы девушка думала, будто ей достаточно щёлкнуть пальцами, чтобы он примчался сей же миг за десяток миль. Пройдя внутрь постоялого двора, Вигал огляделся и сей же миг увидел её. Она сидела у окна, подперев ладонью подбородок, глядя на бокал с вином в своей руке и будто бы ничего вокруг не замечая. Пара местных парней уже поглядывала на приятную гостью, потягивая пиво и иногда отпуская похабные шутки, но девушка даже бровью не вела. Одетая в дорожный брючный костюм, заметно уступающий в элегантности её платью, в котором она красовалась пару месяцев тому назад, она, тем не менее, не растеряла своей элегантности. Фривольно распущенные волосы казались огненными в солнечном свете.

— Миледи, — сдержанно поприветствовал её Диглан, остановившись возле стола. Аоиф подняла на него задумчивый взгляд, и сапфировые глаза чуть приоткрылись в удивлении, а затем губы тронула скромная и вежливая улыбка, хотя и было видно, что уголки губ подрагивают, чтобы не расплыться шире.

— Милорд Вигал? Какая приятная неожиданность! Вы тоже приглядываете себе нового коня?

— Всё так, — немедленно сориентировался мужчина, не спеша садиться. Придерживался неожиданно волнующего спектакля. Делать вид, что оказался здесь случайно, хотя нёсся быстрее ветра, оказалось весьма интригующе. Эта девушка была для него сплошной загадкой, которую хотелось раскрыть. И тем более влекущей она становилась, чем больше тайн разворчивалось вокруг неё. — Что с вашей лошадью?

— Ах, она испугалась бурана и волков и понеслась через овраг. Это просто ужас! Я была вне себя от страха, когда она повалилась и придавила меня. Представьте себе: метель, рядом эти голодные звери, и я не могу пошевелиться от боли. Слава богам, мои сопровождающие отогнали волков и освободили меня. А лошадь... мою бедную Соню пришлось добить, чтобы не мучилась, — это она сказала с искренней печалью в голосе, опустив померкшие глаза и зябко поёжившись, обняв себя за плечи. — Десять лет служила мне верой и правдой. Я помню её ещё совсем нелепым жеребёнком. Вот, ищу коня, чтобы добраться до столицы. Дела не ждут.

— Воистину кошмарно! Вы целы? Быть может мне сопроводить вас?

— Это было бы очаровательно, — девушка улыбнулась более открыто, протянула руку, опёрлась на лорда и медленно поднялась со своего места, слегка припав на левую ногу. — Соня придавила мне колено. До сих пор хромаю. Мне нужно будет посетить жреца после возвращения в Умбрэ. Наверняка на Луче мудрости найдётся хороший целитель. Хозяин! — окликнула она и без того внимательно наблюдавшего за ним владельца постоялого двора. — Примите деньги, будьте столь любезны.

Тот вышел к ним, взял у леди плату и пожелал им лёгкого пути, чем заслужил благодарный кивок и долгий взгляд синих глаз. Ревность снова вспыхнула внутри Вигала, пусть он и понимал, что вежливость его спутницы ничто иное, как хорошие манеры, но всё равно был готов ретиво бороться за эти улыбки и внимание чарующих глаз. Не удержавшись, он чуть потянул носом воздух, улавливая те же цветочные нотки, что сопровождали Лиадан повсюду. Даже в дороге девушка тщательно следила за собой: одежда была совсем свежей, и не было похоже, что в ней упали в придорожный снег, волнистые волосы лежали гладко, мягко покачивались в такт слегка хромающей походке, только руки с ободранными костяшками говорили о том, что она попала в передрягу. Поправив на плечах шубку, Аоиф вместе с лордом вышла на студёный воздух, улыбнулась чему-то своему и ненавязчиво потянула Диглана к ближайшей конюшне.

— Вы заставили меня нервничать, миледи, — негромко произнёс мужчина, украдкой опуская взгляд на свою неожиданную пассию. — Ваше письмо, отсутствие на охоте... вы поработили мои мысли. Признайтесь, вы приворожили меня?

Лиадан негромко засмеялась, прикрыв рот рукой, бросила на него игривый взгляд из-под ресниц:

— Вы мне льстите, милорд. Это вы тот, кто одним единственным взглядом украл моё сердце, но я не виню вас за это изящное воровство. Я сходила с ума и не знала покоя, равно как и вы, и теперь внутри меня теплится ликование. Меня гложет стыд, что я смею посягать на вас, врываться в ваш законный брак, и меня пугает моя страсть, которая не знает границ. Но я всего лишь слабая женщина, и мне не устоять пред вашим обаянием и вниманием. Вы... милорд... — она остановилась у коновязи, потупилась, не переставая опираться на руку мужчины. Он задержал дыхание, во все глаза глядя на смущённую и напуганную своими чувствами леди. Она была юна и ещё не понимала, что обуревает её, но была готова броситься в этот бездонный омут, зная, что сможет так же положиться на него, справляясь со своей болью. Подняла взгляд широко распахнутых глаз на Вигала. — Я хочу гнать себя прочь, броситься опрометью от вас, спасая от самой себя. Моё сердце будет разорвано в клочья, но я умоляю вас остановить меня, ведь сама буду не в силах отказаться от наших свиданий, буду желать быть к вам куда ближе. Боги милостивые, что я такое говорю... Когда я вижу вас, я совершенно теряю голову. Как я вообще могла думать, что имею право позариться на чужой брак.

— Лиадан, — удивлённо пробормотал Диглан. Он видел, что леди разрывается меж приличиями, правилами и собственными необузданными чувствами. Что такого она увидела в нём? Что сотворило в ней этот ураган противоречий?

— Ах, умоляю, молчите. Ваш голос опаснее всех чар мира. Кажется, прикажите вы мне броситься с утёса, и я непременно прыгну, потому как ослеплена вами. Скажете убежать и никогда не появляться — и я сменю имя, срежу волосы, лишь бы никто меня более никогда не узнал. Одно ваше слово — и я пропадаю.

— Не нужно никуда убегать, миледи. Я желаю видеть вас, слышать, боги, да я готов мир с ног на голову перевернуть!

— Вы столь поспешны, — не без удивления в голосе отозвалась Лиадан и как-то уж очень внимательно поглядела на него, и невольно стыд обжёг щёки мужчины. Она была абсолютно права. Он терял голову. — Не зная меня совершенно, видя всего третий раз в жизни...

— Третий? — изумился Диглан.

— Ох, вы, верно, не помните. У лорда Мартана. Я посещала День принятия, который он устраивал. Тогда я только вступила в права после смерти своего батюшки и не знала, как вести себя. — Смутные воспоминания пробирались в голову Вигала. Он припоминал фигуру в изящном чёрном платье, подчёркнутую тугим корсетом, огонь волос и потерянный тусклый взгляд. Тогда он и не запомнил её, а теперь вспомнил, что девушка даже подходила, но не задержалась подле них, ограничившись приветствием и вымученными избитыми фразами. Неудивительно, что его не сразило это видение. — Впрочем, это не столь важно. Но вы не знаете меня, а уже готовы ставить под угрозу ваш брак.

— Но я вижу вас сейчас. Слышу ваше отчаяние и трепетную нежность. Вам нечего бояться, леди Аоиф.

— Только самой себя, — негромко прошептала она, положив ладонь на грудь, прикрытую шейным платком сливочного мягкого цвета. Он плотно обхватывал её горло и скрывал от вампира шею, а изящные пальцы с сапфировым кольцом наоборот лишний раз привлекали внимание. — Если бы вы только могли заглянуть мне в душу и понять, что кроется внутри, что я так тщательно таю и что так пугает меня. Вы бы поняли, что я не шучу и не притворяюсь. Моё горе гложет меня. Бесчестье не даёт забыться мирным сном, этот позор останется со мной до конца дней. Желать замужнено мужчину... — она запнулась, залилась краской и испуганно глянула на ошарашенного вампира. И ему, и ей были неожиданны эти слова. Девушка спешно отняла руку, огляделась, опасаясь, что её кто-то услышал, и поспешила отпрянуть. — Прошу меня простить, милорд. Мне пора. Я наговорила лишнего.

Бросив это, леди быстро прошла в конюшню, оставляя поражённого Вигала в одиночестве посреди улицы Риннана. Он всё стоял там, даже когда Аоиф вышла вместе с конюшим, взяла подведённого осёдланного коня, вскочила в седло и тронула поводья. Глядя ей вслед, Диглан наблюдал, как к ней подъезжают двое мужчин в охотничьих одеждах, и все трое уносятся галопом прочь. «Желает? Она желает меня?» — не верил он своим ушам, а по лицу невольно расплывалась шалая улыбка. Это было окрыляющее ощущение, затмевающее все прочие. Даже его супруга никогда не позволяла себе столь искренних слов! Слышать это от юной девицы было до одури восхитительно. Поняв, что выглядит совершенно оболваненным, Вигал взял себя в руки, провёл ладонью по шевелюре и вернулся на постоялый двор, чтобы там выпить ледяного пива, съесть такой же холодной рыбы. Сама не зная того, Лиадан разжигала в нём не только прежние молодые чувства, но и менее возвышенные чувства, потребности. Приходилось заглушать их хотя бы так. Вернувшись домой, он долго обхаживал супругу, делал ей комплименты, но Миранна была скорее удивлена, чем обрадована такому вниманию от мужа. Что, впрочем, не помешало им надолго уединиться в спальне впервые за много месяцев.

***

— Милорд, пришли письма, — оповестила служанка, но Диглан уже стоял и протягивал руку гонцу. Подпись, оплата — ничего нового.

Однако проглядывая письма, он замер, едва не с ужасом глядя на знакомый почерк на конверте. «Кормаку Вигалу, Рубиновая аллея, поместье Вигал, крепость Вуаль, Ифарэ». Рука невольно задрожала, но мужчине не хватило сил спрятать письмо и сделать вид, что ничего не было.

— Кормак, тебе тут письмо, — упавшим голосом обратился он к сыну, который затягивал на себе снаряжение, готовясь выйти в караул.

Тот удивлённо глянул на отца, пробормотал «от кого, интересно» и принял в руки конверт. Поглядел на него с недоумением, не видя пристального и тревожного взгляда отца. Без бережливости надломил сургучную печать, вытащил несколько исписанных листов и отошёл к светляку, чтобы лучше разглядеть написанное. По мере прочтения глаза его раскрывались шире, а губы растягивались в улыбке.

— Поверить не могу, она написала! Матушка, отец, она написала!

Эннис с особым интересом поглядела на брата и даже подбежала, чтобы заглянуть и посмотреть, кто же там написал Кормаку, но парень ревностно прижал своё сокровище к груди и шикнул на младшую, точно сердитый уличный кошак, приметивший потерявшуюся домашнюю кошку.

— Кто написал, дорогой? — ласково поинтересовала Миранна. После того, как почти два месяца назад муж стал ей оказывать всевозможные знаки внимания, она вся расцвела, даже не представляя, что кроется за такой переменой.

— Леди Аоиф. Вы может быть помните её? Она общалась с нами на Неделе зимы.

— О-о, та красивая богачка? Тебе-то? — не поверила собственным ушам Эннис, высоко вздёрнула брови. Сощурилась с подозрением. — Шутишь что ли?

— Ни капли! Боги, я думал, что она забыла про меня. Я писал ей и даже ездил на её ферму, чтобы поговорить, но никак не мог застать её на месте. Эта девушка — что ветер в горах. Я приглашал её на День принятия. Не думал, что согласится. А она помнит! Написала, что непременно посетит нас. Я должен немедля ответить ей. Не хочу заставлять ждать.

Кормаку казалось, что у него выросли крылья. Но вовсе не вампирские когтистые и жуткие, а огромные птичьи крылья, способные поднять его ввысь и донести до казавшейся недосягаемой девушки. Он уже перестал надеяться, утопая в собственном унынии, даже написал пару корявеньких стихов и думал послать их леди, но потом, перечитав, чуть не сгорел со стыда и выбросил их в огонь. Даже понимая, что питает ложные надежды, молодой Вигал не переставал верить, что это сама судьба свела его с Лиадан и нужно лишь проявить немного терпения.

«Мой дорогой Кормак,

Прости меня за долгое молчание. Дела поглотили всё моё внимание и силы, но всё же по вечерам я не переставала думать о нашей короткой зимней прогулке, закончившейся слишком рано. Лишь спустя время я поняла, что сожалею о своём спешном уходе, смогла осознать, что мучает меня денно и нощно, лишая всякого покоя и затмевая голову ворохом помыслов. Казалось мне, что руку всё не перестаёт жечь после твоего нежного касания, коим ты наградил мои перста, а голос всё звучит в моих ушах. И я всё оборачивалась в толпе, оглядывалась в своей одинокой резиденции: чудилось мне, что ты вот-вот переступишь порог и явишь мне себя с улыбкой на лице, будто и не было никогда разлуки, что тянулась словно целую вечность. Мне было невмоготу ждать празднества, чтобы сказать это всё лично, и, боюсь, я не наберусь никогда смелости озвучить тревожащие меня чувства тем более под твоим взглядом, способным сразить меня и пристыдить. Точно и наверняка ты бы осудил меня за первый шаг, однако же я закрываю глаза на зазорность этого поступка, опасаясь твоей нерешительности, кою я увидела в тебе несколько месяцев назад. Слыша от слуг, что ты разыскивал меня, я была вне себя от счастья и наконец осознала, почувствовала, что не одинока в своём порыве. Во мне вьются и сплетаются фриссон и мандраж, путая и смущая мой разум, и видится мне, что лишь твоё присутствие подле меня в силах убаюкать их и сменить ласковым умиротворением.

Кошки скребут у меня на душе, свет очей моих, сердце моё, и не познать мне безмятежности, покуда я не получу твоего ответа. Молю тебя, мой милый Кормак, скажи же мне: мила ли я твоему уму, способна ли завоевать твоё нутро? Я не перенесу длительного ожидания. Коли будет тебе в радость видеть меня на Дне принятия, я невзирая ни на что явлюсь к тебе и прочту всё в твоих глазах. Они одни скажут мне более, чем любые слова. Ежели противна тебе моя медлительность и нерешительность, сменившаяся этой кошмарной тягой, дай мне знать. Достаточно будет одного «нет», чтобы разбить те узы, которыми я бы желала переплести нас под светом Лун, и более я не потревожу твой мир, освободившись от возведённых мною иллюзий. Шрамы те будут болеть ещё долгие годы, но не страшись этого, не иди поперёк своих чувств из боязни оскорбить меня или унизить, ибо не раз я встречала отказы малые и великие и готова стойко принять ещё один. Не смею надеяться на взаимность и всё же тешу себя мыслями об ответных чувствах.

Пусть тебя не смущает моя торопливость. Меня научили идти к желаемому без оглядки, не ходить кругами, подобно лисе, поджидающей выгодный момент. Этот миг может быть лишь один, и его мы сами избираем сердцем. Моё же диктует мне эти спешные строки, подгоняемое смутным предчувствием, что иного шанса может не представиться. Хорошо знакомая с жизнью благородных домов, я предвижу желание твоих достопочтенных родителей подыскать тебе выгодную партию, и я готова предложить им свою кандидатуру. Несмотря на робость пред тобой и столь гложущую меня нерешительность, я готова к свершениям. Страждущая душа преодолеет любые препятсвия, дабы воссоединиться с той единственной иной, предназначенной самим Сердцем мира. Почудилось ли мне, что между нами существует некая связь, идти против которой я не в силах? Или же всё дело в более чистом влечении, не предначертанном высшими силами? Мог бы ты пойти против самого мироздания? Хватит ли мне смелости поступить так же? До сей поры мне казалось, что всё это шутки магов, созданные для того лишь, чтобы создавать союзы под благородными предлогами, однако же теперь я не могу быть столь уверена в своих убеждениях. Сталось ли так, что цепи судьбы оплели меня против всего того, во что я верила, едва я встретила тебя? Но даже если это всё лишь игра моего воображения, даже если мы не суждены друг другу волей нашей подлунной, я без страха пойду наперекор, ибо вижу лишь в тебе того, с кем хотела бы пойти рука об руку.

Было столь страшно взяться за это письмо, а теперь, открывшись, я не в силах остановить себя и перестать досаждать тебе своими треволнениями. Мои мысли и тело более мне не повинуются и не принадлежат, отдавшись в твою полную власть, и я ни в коей мере об этом не жалею. Смею надеяться на скорую встречу на Дне принятия.

Сердечно твоя,

Лиадан

Луч Мудрости, поместье Аоиф, Умбрэ, Старый город, Ифарэ»

Ничего более прекрасного Кормак в своей жизни никогда не читал, и смущение обуревало молодого вампира, заставляя кровь то с силой приливать к голове и щекам, то отступать в неверии. Чужая надежда словно перетекала через чернильные строки и стремилась к сердцу, давая ощутить его, как никогда прежде, пугая и в то же время обдавая чаянием и счастьем. Теперь все поездки к ферме, бесконечные дни ожидания и слепой веры казались вовсе не безнадёжными, а собственная глупость — верным спутником, сумевшим обратить внимание леди на его скромную персону. Всю жизнь Кормак думал, будто бы, как и отец, женится по указке родителей, будет вынужден оберегать и любить ту, кого выбрали не его душа и сердце, а чужая рука, что не познает тех чувств, о которых слагали баллады и изредка писали в книгах. Когда-то ему казалось, что он смирился со своей судьбой, и не пытался бороться с бурным течением, несущим его по жизни, не видя для себя иного выхода. Искренне любя мать и отца, Вигал считал неправильным противиться им и пытаться бунтовать, ведь и сёстры тоже делали всё, что от них ожидали. Надежда забрезжила прекрасным летним рассветом, рисуя в его вообажении влекущую леди подле него, которой он непременно подарит вампирскую вечность, не желая отпускать раньше срока. Да и может ли быть срок у столь нежданной и пылкой любви? Наивно веря в бесконечное вечное, Вигал был готов на что угодно, лишь бы только матушка одобрила брак, а отец не стал противиться ей. Миранна была достаточно придирчива в выборе спутников для своих детей, а потому и Онора, и Эннис до сих пор не вышли замуж. «Слишком рано и нет подходящих кандидатов», — всякий раз говорила она, пресекая любые мечтания и не давая им прорасти в сердцах отпрысков. Повезло Эннис, которая получала знаки внимания от высокопоставленных господ Вуали и даже за её пределами. Однажды её даже пытались сосватать за покойного виконта Эйвери, считая, что лучшего супруга для неё не найти, но тот раньше объявил о своём браке, а после скончался. Это событие ошарашило всех, и Вигалы тоже посещали похороны, которые устроила семья почившего Октая. Никто не говорил о причинах кончины, о судьбе виконта не проронили ни единого слова, но такие вещи не проходили бесследно и безмолвно, а потому ходили кривотолки о том, что погиб он в заговоре Найтгестов. Доподлино никто не мог сказать, но даже эти слухи вызывали массу подозрений и недовольства.

Трясущимися руками Кормак развернул чистый пергамент, взялся за перо и надолго замер с ним, согнувшись над столом. Что ему стоит сказать после столь прочувстованной речи девушки? Как не отвратить от себя? В высокой речи Вигал был не силён и предпочитал общаться коротко и по делу, не витийствуя, за что не раз был руган матерью после торжественных приёмов. Каждое лишнее слово казалось ему пылью, скрывающей истинные намерения и переживания. Но теперь не хотелось показаться простым неотёсанным стражником, которым он был всё время. Отдавать приказы на стене и рапортовать капитанам о событиях, произошедших во время караула, было проще некуда. Но говорить так с благородной девушкой не следовало. И всё же писал он торопливо, подчиняясь душевным порывам, а не хладному рассудку, который оставил его при первом лёгком цветочном дуновении от конверта.

«Драгоценная Лиадан,

Меня обуревают восторг, нежность и радость! Я столько ждал от тебя хоть какой-то весточки, что уже потерял всякую веру в себя. Прости, если мои нежданные визиты и слова слуг показались тебе докучливыми. Иначе я просто не мог. Как передать всё то, что я чувствую сейчас? Ни одно слово не сможет вместить в себя то ликование, что переполняет меня. Молю, не бойся ничего. Твои чувства абсолютно взаимны. Я бы никогда не посмел отвергнуть тебя или ранить своим безразличием. Можешь ли ты представить, как отчаянно я желал тебя увидеть? Не было ни дня, чтобы я не думал о тебе. Наши мечты не способны разрушить даже боги. Но быть может именно они и свели нас вместе, ответив на мои бесконечные мольбы. Одна богиня точно откликнулась мне, и я не знаю теперь иной веры, кроме тебя. Прошу тебя, приезжай без страха и сомнений. Тебя встретят, как самую дорогую гостью, и у нашего стола тебе всегда будут рады. Особенно я. Моя семья может смутить тебя и показаться не самой радушной, но знай — я жду тебя с огромным нетерпением. Надеюсь лишь, что мои простота и краткость не отвратят тебя. Как и ты, я нахожу бессмысленным хождение вокруг да около, и считаю действия куда более результативными. На стенах Вуали иначе не бывает: либо стреляешь ты, либо стреляют в тебя. И твоя стрела попала прямо в моё сердце. Лиадан, Лиадан, Лиадан... Одно только твоё имя сейчас звучит в моей голове. Чувствую себя мальчишкой, право слово. Но может оно и к лучшему?

Теперь-то я уж точно не смогу думать ни о чём другом, кроме как о тебе. Одно твоё слово — и я бы уже мчался в Умбрэ, чтобы упасть пред тобой на колени и целовать твои руки, сделал бы что угодно, лишь бы увидеть твою счастливую улыбку. Клянусь тебе, бесценная моя, ты не будешь знать горя и печали рядом со мной. Просто останься со мной, и я буду боготворить тебя и в этой жизни, и во всех последующих. Смешно, возможно, но я готов хоть сейчас сорваться к тебе и позвать жреца, чтобы соединить нас. Это кажется таким опрометчивым, и всё равно я не могу перестать улыбаться от мысли об этом.

Жду нашей встречи, как ничего другого в этой жизни. Быть может мне следует сопроводить тебя от столицы? Снег сошёл, и на дорогах становится всё менее безопасно. Мне бы не хотелось, чтобы в пути с тобой что-то случилось.

Целую твои руки, моя душа,

Всецело твой

Кормак Вигал

Рубиновая аллея, поместье Вигал, крепость Вуаль, Ифарэ»

Он думал было уже запечатать письмо, но поднялся из кресла, спешно спустился вниз и выбежал на улицу, так ничего и не сказав родным. Мать провожала его смешливым взглядом и качала головой, находя эту порывистость забавной и несколько нелепой. Обожжётся ведь, дурачок! Таких, как Лиадан, она чувствовала за версту. Вертихвостка, способная крутить юнцами, как ей заблагорассудится, и заполучит всё, что только ни пожелает. За ней нужно было следить и не спускать глаз, а потому она подозвала Молана и тихо шепнула:

— Друг мой, будь столь любезен. Разузнай всё о леди Аоиф. И доложи лично мне.

Эльф понимающе кивнул и вскоре покинул поместье вслед за молодым господином, который уже добрался до алхимической лавки. Там его встречал развесёлый торговец, коренастый и пышноусый мужчина средних лет. Когда Кормак влетел к нему, тот удивлённо вскинул брови:

— Боги милостивые, в чём дело? Кто позвал на меня стражу?

— Что? Ах, это. Нет, прошу меня простить. Господин, мне нужно отправить письмо одной девушке. Умопомрачительной! Что мне к нему приложить, чтобы она поняла, что мои чувства серьёзны?

— Эк вы… — удивился пуще прежнего торговец и обвёл свою лавку взглядом. — Умопомрачительная, говорите?

— Абсолютно! Нежная, красивая, умная…

— Можете не продолжать, — хмыкнули ему в ответ. Таких девиц была каждая первая в устах влюблённых молодых парней. — Тогда возьмите цветок алой лилии. Она скажет о серьёзности и возвышенности ваших намерений. Куда лучше пошлых роз или тоскливой сирени. Я держу парочку для ядов.

— Ядов? Это не опасно? Мне бы не хотелось ненароком навредить ей.

— Ничего, один цветок никому не повредит. К тому же, пока гонец везёт ваше письмо, она подсохнет и станет весьма безобидна.

Заплатив мужчине и бережно взяв в руки кровавый бутон лилии, похожий на язык пламени, точь-в-точь передавая состояние самого Кормака, он не менее аккуратно вложил его в конверт. Ему хотелось верить, что Лиадан поймёт этот порыв и сможет оценить жест во всех его проявлениях. Окутанный своими мечтами, одурманенный свалившимся на него счастьем, Вигал позабыл и о скуке, веселее нёс дозоры на стенах и даже пару раз спускался со стены, когда нападали гоблины, мечтая только об одном — ответном письме возлюбленной. Не видел он так же и того, как мистон приносит известия леди Миранне. Узнай он о том, что матушка пытается нарыть грязные тайны леди Аоиф, непременно пришёл бы в ярость, оскорбился и разругался с ней. Он не мог даже допустить мысль, что чистая любовь может таить за собой подлость или заговор.

— Миледи, не знаю, обрадует это вас или же разочарует, однако у леди Лиадан безупречная репутация. Осталась сиротой несколько лет назад, получила в наследство от отца титул и земли, приобрела ферму неподалёку отсюда, в подозрительных связях замечена не была. — Доложил спустя две недели Фиц, явившись в личные покои Миранны. Женщина нахмурилась и постучала ногтями по обложке книги, которую читала. Она взялась просматривать генеалогические древа династий, надеясь, что сможет откопать что-то в прошлом о семье Аоиф. Но в древних записях ничего не обнаружила.

— Это-то меня и беспокоит, Молан. Известно, откуда у неё поместье и состояние? Такое богатство не сваливается с небес. Возможно у неё есть тайный покровитель? Кто-то из оборотней? Элементалистов, упаси нас боги? Не может эта девчонка быть шпионкой?

— Это я проверил в первую очередь. Нет, никаких связей с фракциями. Ни она, ни её родня не имели таланта к магии. Что касается средств… я навёл справки, послал весточку знакомому банкиру в Умбрэ, но он не нашёл записей о дарственных, никто не записывал на их фамилию средства. Живут они достаточно скромно, держатся только благодаря ферме. Зимой был тяжёлый период, но сейчас положение улучшилось. Однако мне намекнули, что она собирается продавать свою резиденцию и землю.

— Вот оно что, — немедля ухмыльнулась Вигал, и зелёные глаза вспыхнули азартом. Наконец-то удалось нащупать что-то стоящее. — Эта стерва вздумала позариться на наследство Кормака. Думает разжиться богатым мужем и потратить его состояние.

— Не спешите с выводами, миледи, — остановил её мягким жестом Молан. — Я не договорил. Она собирается покупать особняк в Вуали. Тот, что прежде принадлежал виконту Эйвери. Он долго пустовал, и госпожа Тамика выставила его на продажу несколько месяцев назад. Стоит он баснословно. Полагаю, леди Аоиф лишь обладает определённой деловой хваткой. Она весьма успешно перекупает и продаёт разные ценности. Этакий посредник. Но какого-то недовольства в её адрес я так же не нашёл, всё происходит честно. Разницу между покупой и продажей она частичто отдаёт продавцу, частично оставляет себе, а часть направляет в «Рубиновый банк».

Вигал задумалась, провела ладонями по складкам юбки, расправляя её и давая себе время подумать. Фиц оставался на своём месте, дожидаясь других вопросов и слов от женщины. Сказать ему было больше нечего, но ему хотелось успокоить излишние переживания леди, притупить подозрительность в адрес возможной невестки. Он сильно сомневался, что девушка так плоха, как о ней думает Миранна. Наверняка у неё есть и холодный расчёт, и чувства, так удачно слившиеся друг с другом. Больше они не смогут узнать, пока лично не поговорят с ней. Хочешь узнать врага — держи его поближе к себе. Помолчав некоторое время и так ничего и не сказав, Вигал отпустила мистона взмахом руки. Что-то ей всё же не нравилось в рыжей дьяволице, готовой объявиться у них на пороге.

***

Званый вечер был в самом разгаре: приглашённые аристократы уже были в меру пьяны, повеселели и перестали напоминать чванливый сброд, способный лишь манерно поджимать губы на отпущенные шутки, а простолюдины прекратили вздрагивать от каждой мелочи и тоже раскрепостились. Семейство Вигал устроило в честь дня Принятия живых и мёртвых настоящее пиршество, не пожалев на него денег. Двери и ворота их особняка были распахнуты настежь, и музыка, запахи яств вылетали на улицу, заставляя прохожих прислушиваться и принюхиваться. Некоторые оставляли свои дела на полпути, чтобы заглянуть в поместье вампиров и приобщиться к празднику. Люди приходили и уходили, а стража на воротах в виде двух дюжих оборотней даже особо не переживала о том, кто навещает Вигалов, а кто уходит от них и не унёс ли с собой какой-нибудь хрустальный декантер или столовые приборы. Границы в этот день были если не стёрты, то заметно размылись.

К воротам подъехала запряжённая двойкой лошадей карета без гербов, вспугнув группу торговцев, решивших навестить праздник Принятия. Дверца открылась, и на дорогу спрыгнул молодой человек в ливрее несдержанно белого цвета. Весенняя грязь на его фоне смотрелась лишь чернее, гуще, но не липла к сапогам. Аккуратный шейный платок василькового цвета был аккуратно завязан и подколот серебряной фибулой с россыпью мелких сапфиров. Он взял подмышку трость и протянул руку, помогая спутнице покинуть экипаж. Одной рукой поддерживая пышные юбки, второй опёршись на протянутую руку сопровождающего, девушка аккуратно спустилась по приступке на землю. Кричаще дорогое платье глубокого сапфирового цвета с тугим корсетом и открытыми плечами мигом привлекли внимание стражей. Оба оборотня, не скрывая собственного любопытства, окинули взглядом белые плечи и острые ключицы, лишь для вида прикрытые чёрной кружевной пелериной. Длинная шея, плотно обхваченная широким кружевом бархотки, для вампиров наверняка бы выглядела, как опечатанный ресторан: хотелось бы побывать, но он закрыт на все замки.

Мочки ушей Лиадан украшали серьги из чернённого серебра с рубиновыми каплями, слегка колыхающимися в такт шагов обладательницы. Тёмно-каштановые волосы с заметным рыжим отливом были подобраны в высокую причёску с тремя косами, оплетающими голову на манер диадемы и не мешающими любоваться шеей. Образ гостьи довершали длинные атласные перчатки до локтей, поверх которых на пальцы было нанизано несколько перстней. Один из них, на среднем пальце правой руки, особенно привлекал взгляд. Да и как ему было не привлечь, когда огранённый сапфир, размером немного уступающий голубиному яйцу, так и сиял в свете факелов всеми гранями, почти горел. На предплечье леди Аоиф, подвешенный за тончайшую серебряную цепочку, покачивался веер, а на лицах у обоих гостей были полумаски, скрывающие верхнюю часть их лиц, как, впрочем, и у большинства вокруг. Это находили интригующей частью праздника, ярко демонстрирующей то, что этот день хотел донести до всех: не важно, что прячется, каково лицо — важна лишь суть.

Опираясь на руку сопровождающего, девушка кивнула ему, и они неспешно двинулись к особняку Вигалов. Когда они проходили мимо оборотней, те не могли не почувствовать свежий и чуть сладковатый запах водяных лилий, вперемешку с бергамотом, поддразнивший их чуткое обоняние. Слегка замедлив шаг, гостья немного повернула голову к одному из них, взглянула нестерпимо синими глазами, опустила ресницы и едва уловимо приподняла губы в улыбке, но тем и ограничилась.

— Она мне улыбнулась! — ошалело выдохнул полиморф, глядя вслед роковой красавице осоловевшим взглядом.

— Хорош выдумывать, — отмахнулся от него второй и переключился на торговцев.

Минуя толпящихся во дворе гостей, элегантно обходя их, заметная пара шла к входным дверям.

— Будь сегодня дружелюбен, хорошо? — проворковала она спутнику, и тот, помедлив, молча кивнул.

У раскрытых настежь дверей поместья их встретил церемонимейстер. Высокая женщина с седеющими волосами и будто бы мраморным лицом неожиданно тепло улыбнулась гостям и отвесила не глубокий, но уважительный поклон:

— Добро пожаловать. Как я могу представить вас господину и госпоже Вигал?

— Леди Лиадан Аоиф и мой спутник граф Риган Сорлей, — представила их девушка и негромко покашляла, прикрыв лицо веером. На нём был вышит пейзаж эльфийской столицы Энлотель.

— Всегда рады гостям. Прошу за мной, — даже если и не слышала таких имён раньше, церемонимейстер не подала вида.

Впрочем, леди Миранна предупредила её о том, что такая фигура должна появиться этим вечером, и чтобы их тут же сопроводили к ней. Следуя указу хозяйки, женщина провела гостей в бальную залу, где собралась большая часть празднующих и, в том числе, владельцы поместья. Многие разбрелись по другим уголкам имения, чтобы не толпиться в одном месте, и вовсе не ощущалось, что народа набилось больше, чем ожидалось. Семейство Вигал, все пятеро, выглядели уже заметно уставшими и от любезностей, и от шума, а потому сидели за овальным столом и негромко переговаривались. Эннис со скукой поглядывала на то и дело подходящих к ней кавалеров и каждому давала холодный отказ. Когда взгляды обращались к Оноре, девушка просто молча качала головой. Её заметно удручало то, что внимание ей достаётся по остаточному принципу. Только Кормак казался оживлённым, больше обеспокоенным, то и дело поворачивал голову и вглядывался в каждое лицо. Но стоило ему увидеть подошедших, как он немедленно подорвался на ноги, сияя улыбкой. Причёсанный, с аккуратно подстриженной бородой, одетый с невиданной щепетильностью, он совсем не походил на себя прежнего.

— Матушка, отец, сёстры, прошу, познакомьтесь с леди Лиадан Аоиф, — взяв ладонь девушки в свою, он обвёл рукой семью. — Я вам про неё рассказывал. Леди, это мой отец, Диглан Вигал, вы могли его видеть, моя мать, Миранна, и сёстры Онора и Эннис.

— Да, наслышаны, — леди Вигал окинула гостью взглядом с ног до головы, задержалась и на богатой вышивке серебряной нитью на подоле платья, и на сапфире в кольце, и на веере в её руке. Ей безмерно хотелось указать на дверь и потребовать покинуть их владения, вот только причины для того не было. Одета гостья была роскошно, держалась великолепно, была хороша собой и вовсе не походила на какую-то парию или вёрткую крысу, забравшуюся в курятник: расслабленно держала плечи, дышала спокойно, глядела без страха или благоговения, точно каждый день присутствовала на званых вечерах. Она не походила на городских девиц, которые крутились у их стола, тщательно обмахиваясь веерами и так и поглядывая на Кормака. Наконец леди Миранна благосклонно кивнула: — Добро пожаловать к нашему столу, леди Аоиф. Кормак много нам о вас рассказывал. А вот ваш спутник…

— Где же мои манеры, — поддакнула Лиадан и отвесила вежливый реверанс церемонимейстеру, давая ей понять, что она может быть свободна. Рука с перстнем указала на молчаливого спутника в белой ливрее. — Мой троюродный кузен, граф Риган Сорлей. Прошу простить его за неразговорчивость, он пострадал во время нападения много лет назад и лишился голоса. Но он мой верный друг и согласился сопровождать меня на ваш праздник. Написал в ответ на моё письмо, что женщина моего положения не может путешествовать в одиночестве.

Кормак, едва получив дозволение и от отца, и от матери, подвинул стул для леди поближе к себе, помог ей усесться и тут же предложил вина. Гостья не стала отказываться и позволила ухаживать за собой. Риган остался стоять подле кузины, за её правым плечом, держался особняком и только поглядывал по сторонам время от времени, явно выискивая какую-то угрозу для своей спутницы.

— Расскажите же о себе скорее, леди, — едва Лиадан смочила губы вином, попросила Миранна. Она всё пыталась углядеть подвох в очаровательной девушке, понять, что та задумала, чем занята её рыжая голова. — Вы так поразили нашего сына, что он только и делал последний месяц, что говорил о вас. Вы вели весьма оживлённую переписку.

— Ну что вы, госпожа, какая оживлённая? Несколько писем всего. Ваш сын благородно предложил сопроводить меня от столицы, но я была вынуждена отказать. Не пристало молодому лорду проделывать такой дальний путь лишь для того, чтобы позаботиться о моей безопасности. В конце концов, Риган всё равно собирался составить мне компанию. Но, признаюсь, мне это польстило. — Она смущённо улыбнулась и кинула быстрый игривый взгляд на Кормака. — Я посчитала, что будет неподобающим с моей стороны соглашаться.

— Миледи, — вдруг перебил её зычный голос нарисовавшегося рядом массивного полиморфа. Кормак поднял взгляд и узнал сопровождавшего господина Найтгеста на охоте Зауэра. Он протягивал руку Лиадан и широко улыбался. — Позвольте пригласить вас… — До того неподвижный Риган выступил вперёд, оттесняя оборотня и смиряя его гневным взглядом. На плечо Зауэру легла ладонь с аметистовым перстнем.

— Идём. Извините его, господа, — мягко произнёс Гилберт, не без труда отодвигая друга от леди Аоиф. Его взгляд мазнул по девушке, замер. Вид у него стал озадаченный. — Миледи.

— Господин, — ещё более кротко, чем прежде, произнесла Лиадан и приопустила голову. Вампиры могли услышать, как её до того мирное сердцебиение вдруг сменилось сильным, быстрым. Если бы не маска, все бы увидели, как покраснела девушка.

— Ещё раз извините, — быстро произнёс Гилберт и отвёл Зауэра в сторону, но все всё равно видели, как весело виляет хвост разохотившегося оборотня.

— Господин, постойте! — Эннис решительно поднялась со своего места и поспешила за чернокнижником. Она твёрдо вознамерилась добиться всего собственными силами. Её никто не останавливал.

— Кто это был? — шёпотом поинтересовалась Лиадан, бросив взгляд в спину Найтгесту.

— Это Повелитель чернокнижиков, Гилберт Найтгест, — терпеливо произнесла Миранна. — Удивлена, что вы его не узнали.

— Я не особо интересуюсь политикой. Ох, какой позор. Надо было подняться, а я расселась… Надеюсь, это его не оскорбило.

— Господин Найтгест приятный мужчина, — утешила её Вигал и взаправду успокаивающе улыбнулась. Ей пришлось по вкусу, что девушка не стала делать вид, будто бы всё так и планировалось. Значит, не так уж и горда, как она думала. — К тому же, сейчас такой день, когда никому нет дела до условностей.

— Но всё же не стоит забывать об этикете. До чего же стыдно!

— Пустяки Лиа… леди Аоиф, — быстро поправился Кормак. Он до сих пор не верил в то, что девушка действительно приехала, что подошла к ним и теперь столь непринуждённо беседует с его матерью. А вот молчание отца немного пугало, и глядел он на Лиадан донельзя пристально, почти сверлил взглядом. Чего-то подобного Кормак ожидал от Миранны, но никак не от Диглана. — Вы очаровательны. Думаю, что господин просто потерял дар речи при виде вашей красоты.

Девушка прикрылась веером и негромко рассмеялась. Искорки веселья забегали в голубых глазах.

— Право, я была бы польщена. А что до меня, леди Вигал, раз уж вы спросили… что было бы вам интересно? Не могу даже представить, что сказать. Люблю всякие безделушки, неплохо оцениваю драгоценности и антиквариат. Онора, говорят, что вы хотели податься в Эйши? У меня есть кое-какие связи с местными торговцами и ювелирами, и я могла бы попросить рекомендовать вас его величеству Алак’Антару.

— Вы… смеётесь надо мной? — испуганно вопросила Вигал, даже забыв обо всяких приличиях, приоткрыла рот в неверии.

— К чему мне это? Я исключительно из добрых намерений. Мне это ничего не стоит, а Кормак, думаю, будет рад, если вы получите желаемое.

— Буду премного благодарна! — засияла девушка и даже посмотрела на мать с восторгом. Та ответила тёплой улыбкой.

Следующему кавалеру, который подошёл, Онора ответила согласием и вместе с ним исчезла в круговороте танцующих. Проводив её взглядом, Лиадан вдруг повернула голову к кузену.

— Риган, не будь столь угрюм. Пригласи леди Миранну на танец, — улыбнулась ему Аоиф. Риган не смог отказать — никогда не смел и не хотел отказывать ей хоть в чём-то, а потому поднялся и, приблизившись к хозяйке дома, склонился в изысканном поклоне, протягивая ей руку. Обижать молодого человека отказом госпожа Вигал не стала и приняла приглашение. А глаза цвета яда василиска уже впились в лорда Диглана. Мужчина не растерялся, вежливо улыбнулся и поднялся, чтобы пригласить гостью на танец: — Вы столь любезны, господин Вигал.

Сложив веер и повесив его на правую руку, левую она вложила в ладонь лорда. Музыканты играли незамысловатый вальс, поэтому танцующие двигались неспеша. Люди смешались меж собой, и единственное отличие между именитыми особами, торговцами и простолюдинами было лишь в их одеждах. Среди всей этой цветастой толпы в масках нет-нет да и мелькали вампиры, которых проще всего было отличить по тёмным, почти чёрным губам. Вслед за танцем запах водных лилий окутывал лорда, и он то и дело чуть втягивал носом воздух, пока вёл партнёршу в танце.

— Они не знают? — негромко поинтересовалась Аоиф, когда они отвальсировали достаточно далеко от стола, где оставили в одиночестве недоумённого Кормака.

— Не знают, — кивнул лорд. — Ты меня заставила понервничать, Лиадан…

— Лиа. Просто Лиа.

— Лиа. Я думал, ты не приедешь. Не захочешь со мной видеться. Но писала Кормаку. Я не знал, что думать!

— Если бы я писала тебе вместо сына, Миранна бы не стала устраивать празднество, — разумно подметила девушка, слегка унимая его пыл. Но всё же расщедрилась на улыбку, подалась чуть ближе, заставляя вампира сглотнуть от вида впадинки меж белых грудей, виднеющихся над корсетом. Диглан под видом танца теснее обнял Лиадан за талию. — Мы могли бы уже сейчас пойти… — жаркий шёпот обжёг шею и ухо лорда, заставляя его всерьёз нервничать.

— Думаешь, они не заметят, если мы?..

— Они не заметят, даже если сам лорд Орт окажется у них под носом, — как-то особенно весело ответила леди и кивнула в сторону арочного прохода, ведущего к лестнице на второй этаж. — Идём же. Ночь не вечна. Кто знает, в кого я превращусь на рассвете?

Диглан негромко усмехнулся от этой шутки и покачал головой. Порой он не понимал, что хочет сказать Лиа, но находил её высказывания хоть и злыми порой, но забавными, почти смешными. Как будто они не почувствуют наследника этого клана убийц! Воспользовавшись тем, что вальс сменился быстрой и подвижной гальярдой, пара скрылась от праздника. Все слуги были заняты на первом этаже, так что их встретило безмолвное тёмное поместье. Не было слышно ни единого голоса, только торопливые шаги лорда Вигала и звонкий стук каблуков Лиадан.

— Здесь нам не помешают, — быстро проговорил лорд, распахивая двери гостевых апартаментов и пропуская вперёд Аоиф, чтобы полюбоваться её безупречной осанкой и талией, схваченной корсетом.

— Очень хочется в это верить.

Заперев дверь, Вигал обернулся, чтобы сгрести в объятия любовницу и сделать то, для чего они столько месяцев ждали и таились, даже не закончив свой роман в письмах. Но не успел он развернуться, как увидел сапфировое сияние, перед его глазами мелькнул перстень леди, и на его голову будто обрушился мешок с мукой, а сознание потухло.

— Очень хочется в это верить, — раздался негромкий голос в темноте апартаментов.

***

Когда лорд Вигал в следующий раз открыл глаза, он не узнал место, в котором очнулся. Но хуже всего было не это, а то, что его тело тряслось, не контролируемое головой. Он, рождённый вампиром и всю свою жизнь смирявший одним лишь желанием и биение сердца, и дыхание, не мог унять жесточайший тремор, разбивший его. Диглан сидел на полу на коленях, почти не чувствуя рук, скованных за спиной и притянутых к щиколоткам. Двимеритовый ошейник плотно обхватывал шею, жёг её, притуплял сознание и причинял нешуточный дискомфорт. От него к кольцу в полу тянулась сияющая бархатным тёмно-синим цветом цепь.

Неудавшаяся любовница сидела к нему спиной тут же, в кресле у окна, и читала какие-то записи. Крохотный светляк освещал пухлую книжицу в кожаном переплёте в её руках, унизанных перстнями.

— Лиа, какого дьявола?! — зло, но слабо отчеканил Вигал.

— Умоляю, неужели я похож на твою «Лиа»? — голос, теперь не насилуемый попытками быть выше, звучал раздражённо, сердито и устало. — Стоило поменять одну букву в твоём имени и переставить буквы местами, так ты уже не соображаешь.

Платье с корсетом лежали на сундуке возле простой, но добротной кровати. Она была аккуратно, почти щепетильно застелена. Там же лежали перчатки, веер, пелерина и маска. Вигал снова взглянул на человека, когда тот поднялся из кресла, и с недоверием уставился на бархотку на длинной шее, на виднеющиеся рубиновые серьги, взглянул в ледяные синие глаза. Внезапное осознание догнало лорда, и он стиснул зубы так сильно, что едва не раскрошил их друг об друга. Заслышав скрежет, рыжий хмыкнул и покачал головой. На лице у него читалось презрение.

— Я же сказал, что вы не заметите, если лорд Орт окажется у вас на пороге, — с явным превосходством произнёс он, останавливаясь в нескольких шагах от вампира и рассматривая его без особого интереса. — Не переживай, больно не будет.

— Какого дьявола тебе от меня надо?! Что вообще происходит?!

Лорд Орт чуть нахмурился. Ему не понравился тон, с каким к нему обратился вампир. С одной стороны ему очень хотелось съязвить, дескать, это такая ролевая игра, долженствующая разжечь их страсть, а с другой — донести до этого тупоголового кретина, в какой глубокой заднице он оказался, если всего того, что есть вокруг, ему не хватило, чтобы это осознать. Раздражение стало лишь сильнее.

— Это называется похищением, Диглан. Спланированным, выверенным и безупречным похищением. Я ни на одного кровопийцу столько сил и времени не угрохал, сколько на тебя. Можешь гордиться собой. — Рурука отошёл обратно к окну и тяжело вздохнул. — Теперь уже начинаю сомневаться в том, что ты подходишь. Как думаешь, Двэйн, влияют ли умственные способности вампира на качество его крови?

— Како…

— Я не с тобой разговариваю. Замолчи.

Вигал действительно захлопнул рот и оглянулся, насколько позволяли ошейник и цепь. Недавний «граф» стоял у двери неподвижной статуей, и лицо его, изъеденное язвами и струпьями, не выражало никаких эмоций, но стеклянный злобный взгляд был направлен прямо на лорда. Его пробила ещё более крупная и долгая дрожь. Казалось, что парень — какая-то кукла. Или оживший мертвец.

— Тебе это с рук не сойдёт. Когда обнаружат мою пропажу!..

— Её не обнаружат.

— Я лорд.

— И я не пальцем делан. Ты, наверное, пока не помнишь, как ты вернулся на праздник с прекрасной леди Аоиф, сообщил пред супругой, гостями и детьми, что женишься на ней, а затем ушёл из поместья в город, где тебя уже ждала карета без гербов. Но ничего, это случается после магического вмешательства. — Лорд посмотрел на своё кольцо с сапфиром. Искры магии пробежались по его пальцам, и он стряхнул их, как песчинки, на пол, где они потухли уже через секунду. — Достаточно было мельком посмотреть на тебя на приёме, чтобы понять, что ты за птица. Тяжелее всего было создать этот образ. Знаешь, скольких шпионов и соглядатаев мне пришлось использовать, чтобы люди заговорили про Лиадан Аоиф? Стоило разок показаться перед тобой в платье и иллюзии, как ты уже волочишься за юбкой. Считай, что в тот момент ты подписал себе приговор. Ты как раскрытая книга. Прочитать тебя было легко и… признаюсь, откровенно скучно. Может ты и правда глуповат? Впрочем, неважно. Мне нужна твоя кровь. Будешь молодцом, вернёшься домой, извинишься за эту выходку и никогда не вспомнишь про Лиадан. Захочешь мне мешать, умрёшь.

Руруке не было нужно ни согласие Вигала, ни его отказ — он бы сделал всё даже если бы вампир вдруг принялся голосить и биться в цепях. Но его дело предупредить, а что делать с этой информацией, кровопийца решит сам. Аккуратно переложив платье и другие части одеяния на постель, Орт раскрыл сундук и окинул ожившим взглядом свою переносную алхимическую лабораторию и набор инструментов. Двэйн тут же нарисовался рядом и преданным взглядом посмотрел на хозяина.

— Держи его, чтобы не дёргался, — приказал Рурука, доставая стеклянный шприц с толстой длинной иглой, скальпель, несколько пустых колб и одну высокую склянку с прозрачной жидкостью.

Диглан действительно попытался дёрнуться, когда на него надвинулись со всей этой жреческой дрянью, которая у него никогда не вызывала доверия и приятных чувств. А в руках этого сумасшедшего — тем более. Но помощник Орта зашёл ему за спину и перехватил поперёк горла предплечьем, одновременно не давая двигаться и передавливая голосовые связки.

— Проблема забора крови у вампиров в том, что она у вас хранится в костях, и в сосудах её почти нет. Поэтому будет больно. И сложно. Больше всего её у вас в бедренных костях. Сам понимаешь — самая большая кость, как-никак.

Двэйн напряг мышцы, удерживая лорда и не давая ему мешать эксперименту. Не стоило ждать, что после этого Орт даст ему кроветворное зелье или же собственной крови. Животный ледяной ужас поднимался из самых глубин существа вампира. Он забыл, как дышать, забыл, как думать. И всё, что билось в его голове: «я сейчас умру». Диглан не знал, умрёт он или нет, но мог думать лишь об этом, когда невероятно острый, хорошенько заточенный скальпель разрезал на нём брюки и рубашку.

Когда Рурука сказал, что «будет больно», Вигал пытался морально приготовиться, но когда игла пробила его бедро, мышцы и кость, он сипло вскрикнул. Двэйн стиснул его лишь сильнее, навалившись всем своим хоть и небольшим, но ощутимым весом, чтобы облегчить хозяину работу. Орт потянул на себя шток, поршень сдвинулся, и в цилиндр по игле стала медленно, нехотя вливаться густая тёмная, почти чёрная жижа. Заборов было четыре — по два с каждой кости. Признаки жажды вампир стал подавать уже на втором: выдвинулись клыки, впали щёки, глаза лихорадочно заблестели, а из сдавленного горла стали вырываться хрипы.

— А теперь убей его, — спокойно приказал Орт, рассматривая кровь на просвет. Лунный луч утонул в тёмной мути. Вампирская кровь была холодной, густой, отдавала гнильцой. Губы лорда поджались, кожа на переносице собралась гармошкой от отвращения. — И приберись.

Вампир исполнил мгновенно — свернул Вигалу шею, а затем взялся за мясницкий нож. Все трое отлично знали, что вампира можно убить только одним способом — отрубить ему голову. Рурука не слушал ни хруст, ни стук, полностью увлечённый рассматриванием добытой крови. Добавил сыворотку, чтобы она не свернулась, покрутил склянки, перемешивая содержимое. Понюхал, направив воздух к своему лицу круговым движением ладони. Поморщился с куда большим отвращением. Это был запах смерти.

— Итак… запиши, когда закончишь, — не поворачиваясь к Двэйну, бросил Рурука, — подопытный Диглан Вигал. Возраст пятьсот семьдесят три года. Аристократ. Четыре дополнительных клыка. Жажда крови контролируемая. При жизни следов разложения и гниения обнаружено не было. Контролю сознания поддаётся легко. Кровь. Температура комнатная. Остывает быстро. Хорошо реагирует на сыворотку, признаков свёртывания не наблюдается. Запах… трупный. Вкус. — Сделав глубокий вдох и резко выдохнув, как при употреблении крепкого алкоголя, сделал из склянки один маленький глоток. И без того бледное лицо посинело. Сдержав рвотный рефлекс, Рурука потряс головой. — Омерзительный. Нет, не пиши «омерзительный». Пиши: малое содержание железа. Напоминает болотную воду. К употреблению не рекомендуется. Последствия приёма в течение одной минуты… не проявляются. Буду вести журнал в течение месяца. Но что-то подсказывает, что у меня просто расстроится желудок. Что дальше? — Орт обернулся и без капли сожаления глянул на обезглавленный труп, усердно заворачиваемый Двэйном в мешковину. Глаза Вигала закатились, и белки слепо смотрели в потолок. — Умерщвление далось без проблем. Голова отделена от тела на четвёртом шейном позвонке. Не подаёт признаков жизни. Повторить эксперимент без двимерита. Двэйн. Иди сюда.

Эйвери тут же оставил труп и подошёл к хозяину. Рурука поморщился, но в этот раз в его глазах было не отвращение, но отчаяние, усталость, жалость. И те же эмоции он читал в глазах своего слуги. Мука всё чаще и чаще искажала его лицо, от него всё более явно пахло гнилью. И что с этим делать, Орт не знал. Собственное бессилие доводило его до ручки, не давало спать, а только искать снова и снова способы исправить ошибку прошлого. С каждым годом, прожитым рядом с Двэйном, он всё больше раскаивался, хотел обратить действие зелья, но все его попытки были тщетны. В последнее время его посещала безрадостная мысль: «Смерть была бы милосердием». Но Рурука до последнего желал сражаться. Ничто бы не искупило его грех, не исправило череду кошмарных событий, ставших последствием его небрежных экспериментов. Рурука протянул руку к недолетку и уже мягче произнёс:

— Повернись ко мне спиной.

Двэйн повиновался. Вобрав в шприц крови Вигала, Рурука не без труда пробил бедренную кость Эйвери и плавно сделал инъекцию. Точно так же, как забирал кровь у Диглана, ввёл её слуге. Тот не дёргался, не стонал, никак не выказывал, что что-то происходит с ним. Он был равнодушен и неподвижен.

— Ну как, чувствуешь что-нибудь? — поинтересовался после нескольких минут Рурука, внимательно и обеспокоенно глядя на Двэйна. Тот отрицательно покачал головой. — Чёрт… тьма… дьявол! — Орт в сердцах бросил шприц на бол, и тот разбился, взорвался осколками. Махом опустившись на постель, он закрыл глаза ладонями и тихо застонал, сдерживая слёзы. — Всё наперекосяк… я беспомощен.

Мягкая холодная ладонь коснулась его плеча. Отняв руки от глаз, Орт поглядел на Двэйна. Тот утешительно улыбался, но взгляд его был лишён всякого сознания. Горький комок поднялся к горлу, стали собираться слёзы.

— Ты прав. Прав, как всегда. Надо просто подождать. Наверняка всё получится, — шепнул Рурука, стирая влагу с ресниц. — Пора собираться. Идём, Двэйн. Нам нужно домой.

***

В поместье играла негромкая музыка: арфистка нежно перебирала струны напольной арфы, едва слышно пела флейта, изредка подавала голос лютня. Вечер сгустился за окном черничным пологом, был так же сладок и располагал к неге. Но самое главное наслаждение он испытывал, держа в одной руке ладонь возлюбленного, а другой обхватывая его за талию. Они неспешно вальсировали в пустом зале при свете свечей, и казалось, что танец может длиться вечно. Пусть ноги устали, но останавливаться не хотелось. Рыжая макушка пристроилась на плече, они двигались медленне, уже скорее плавно покачиваясь в такт затихающей мелодии.

— Тебе хорошо? — осторожно спросил Рурука, не поднимая взгляда.

— Я счастлив, как никто, — тёмные губы тронула улыбка.

— Мне хотелось сделать этот вечер особенным для тебя, — голос глухой, сдавленный.

— Отчего же? Что за причина? Что тебя печалит?

— Нет-нет, я не печалюсь, просто… мне безумно захотелось порадовать тебя.

— Разве ты не знаешь, что ты радуешь меня больше всего на свете? — подцепил пальцами подбородок и заглянул в веснушчатое бледное лицо. И всё же не показалось, что услышал слёзы в голосе — вот уже собрались на ресницах и готовы сорваться вниз. — Эй, эй, эй, что такое? Любовь моя?

— Просто очень скучал.

— Тебя не было всего ничего. Что стряслось? Кто тебя расстроил?

— Да, знаешь, в целом… устал. Жизнь обижает.

Вздохнул в ответ на это и погладил по волосам, склонился, целуя в лоб. Дрожь поутихла, дыхание постепенно выровнялось. Орт пригрелся на груди, прикрыл глаза, наслаждаясь покоем. Пусть он и был лишь временным, пусть только иллюзорно защищал от тягот внешнего мира, но эти драгоценные моменты многого стоили. Приходилось прикладывать немало усилий, чтобы выкроить для них время, спрятаться от всех печалей и тревог в этом уютном потайном имении, которое никто и никогда не найдёт. Хотелось бы услышать, как бьётся чужое сердце, но вампир был голоден, и оно почти не стучало в грудной клетке.

— Тебе бы поесть, — Рурука вновь поднял взгляд, а затем убрал с плеча волосы, любезно открывая свою шею алчному взгляду. — Кусай.

Стоило клыкам пронзить кожу, как он негромко застонал, прикрыл глаза, закусывая губу, чтобы не выдать собственные чувства. Скорее по привычке, чем из страха. Не хотелось нарушать эти благостные секунды страстью, похотью или даже излишней пылкостью. Когда вампир закончил питаться и зализал раны, Орт улыбнулся самому себе, протянул руку и погладил по щеке.

— Ты знаешь… это была последняя наша охота.

— Что? О чём ты?

— Пожалуйста, не бойся и не беспокойся. Я хотел, чтобы ты насладился этими часами. Потому что… потому что мне настало время отпустить тебя.

— Нет! Подожди!

— Тщ, — он приподнялся на цыпочках и коснулся губами лба, обхватив лицо ладонями, успокаивая и сдерживая. — Тише-тише. Всё хорошо. Всё хорошо. Засыпай.

Ноги стали подкашиваться, а сознание — меркнуть.

— Нет, не надо, стой… — затухающий шёпот.

— Засыпай. Теперь уже навсегда. Умирай.

***

Сидя на полу, подпирая спиной рабочий стол, Рурука приложился к бутылке с виски, глуша им никому не слышные слёзы. Море тихо шелестело за окном и дышало умиротворением, задувало солоноватый воздух в пустынный кабинет. Лёгкий сквозняк мягко трепал русые волосы недвижимого юноши, лежащего на полу. Язвы на лице прекращали источать гной, но он ещё не успел застыть. Глаза были прикрыты, точно у спящего, а губы не открывались для вдохов, грудь не поднималась и не опускалась. Ещё более ледяная, чем прежде, кожа становилась всё белее. Орт запрокинул назад голову, тяжело сглатывая и закрывая глаза дрожащей ладонью. Рядом лежала раскрытая пухлая тетрадь с записями. На чистой странице была лишь одна надпись:

«Эксперимент провалился».

Well, I guess it's just what humans do

Hook up with other people until it all falls through

And when it's over they go out and try and heal their pain

Hook up with another lover, do it all again

I'm not passing judgment on her sexual life

I'm passing judgement on the way she always stuck her knife

In my back ever since we were starting out

Suspicious from the start, I always had my doubts about you

You can do better than

You can do better than that*