Yeah, I'd let you bleed

Waste time that I need

But lately it feels like I'm dying to leave

I'm down on my knees

I'm begging for peace

But maybe it's you that nobody believes

По всей стране обсуждалось только одно: король людей, благословлённый богами Алексиус Гидеон Третий, объявил, что устраивает охоту в своих угодьях, и пригласил на неё не только Повелителей, но и аристократию, даже если и средней руки. Повод для этого был самый что ни на есть радостный, ведь у короля родилась дочь, и в честь новорождённой будущей королевы гремели празднества. Несмотря на вспыхнувшую между оборотнями и гоблинами распрю, торжества обещали быть долгими и бурными. Со всех уголков страны съезжался пёстрый разношёрстный люд: были и дроу, и вампиры, и жрецы, и полиморфы — кого только не влекло к разноцветным шатрам и реющим флагам. Южная часть лесов Вальхорея, принадлежавшая людям, должна была стать угодьями для охоты на целую неделю, и в Озёрную чащу постепенно стекались лорды, леди, графы, виконтессы. Явился даже зажиточный мельник со своей многочисленной семьёй. Они пока боязливо смотрели по сторонам, не отходя далеко от своего шатра, и знай себе поджаривали над костром какое-то мясо, привлекая его чудесным ароматом разных собеседников.

Гостей было столь много, что на облюбованной для стоянки поляне им всем не хватало места, а потому стучали топоры, срубая деревья. Королева Морвенилас смотрела на это с плохо скрываемым недовольством, однако не спешила лезть с душеспасительными речами к дровосекам и людям. Она наслаждалась обществом Алак’Антара и Лорда Арлана, которого никто не ожидал увидеть на празднике — де’Мосу тяжело давалась линька, а потому последний месяц он не показывал носа даже из собственного замка, что уж говорить о таких далёких и тяжёлых поездках. Однако оборотень хотел развеяться и выказать своё почтение Алексиусу, а потому стоически терпел опадающую с него шерсть, ноющую боль по всему телу и скачки настроения. На его характере это сказывалось прискорбным образом, и Люсьену приходилось время от времени аккуратно обнимать своего ярящегося супруга за плечи, чтобы он немного угомонился и перестал рычать почём зря. Но большинство съехавшихся на охоту гостей не обращало на проскальзывающие резкости ровным счётом никакого внимания, задобренные вином и дичью. А детвора некоторых из присутствующих и вовсе устроила свою собственную охоту, собирая по кустам и траве клочья рыжей и белой шерсти. Никто бы не удивился, если бы это заметил какой-нибудь алхимик и предложил мелкотне пару монет в обмен на шерсть лорда, желая получить не редкий, но всё же не дешёвый ингредиент.

Поэтому, когда на поляну выехала шестёрка всадников под чёрными знамёнами с изображёнными на них драконами, не наступило гробовое молчание и не пошли шепотки — их словно бы и не заметили. Одна только эльфийская Королева чуть нахмурила брови и пристально глянула на молоденького всадника, смотрящегося донельзя нелепо во взрослом седле на массивном боевом коне. Мальчишка выглядел сосредоточенным донельзя и смотрел только на гриву своего скакуна, стискивая в руках в перчатках поводья и луку седла. Он с трудом доставал ногами до поднятых до максимума стремян, и весь вспотел, а к его взмокшему лицу прилипли дорожная пыль и пряди выбившихся из хвостика пшеничных кудрявых волос. Знаменосцы оставались верхом, тогда как двое других сопровождающих спешились, и один из них поспешил помочь выбраться из седла мальчишке, а второй взял за уздцы черногривого коня. Тот раздувал ноздри, мотал головой и не хотел сдаваться в чужие руки, пока его всадник не окоротил его спокойным, но властным голосом. Повелитель чернокнижников спешился без чужой помощи и снял с рук перчатки для верховой езды. Его чёрные волосы с седыми прядями были подобраны в высокий тугой хвост, и ни один локон не выбился, полностью открывая бледное лицо с тёмными губами чужим взглядам. Он вёл неспешную беседу с отдувающимся отпрыском, которому поездка стала серьёзным испытанием.

— А если кто-то на нас нападёт? — мальчик вытер лоб тыльной стороной ладони, чем, скорее, лишь сильнее размазал пыль по коже, нежели вытер её, и принялся дёргано поправлять на себе дорожную одежду и накидку. В отличие от одежды его отца, на плечах Митсу покоился тёмно-коричневый плащ с золотой тесьмой вдоль подола и капюшона. Простенькая серебряная фибула без камней и узоров была заколота на горловине и не давала ткани слететь на землю. — Тут ведь все соберутся.

— Потому и не нападут, что здесь столько людей, — степенно и расслабленно отозвался Гилберт, уже окидывая взглядом забитую битком поляну.

В воздухе витал запах костров, и от него щекотало в носу. Дым от сухих елей и сосен нёс в себе терпкую смоляную нотку, и то тут, то там можно было увидеть, как вдруг чернеют языки пламени, начиная коптить. Густой аромат копчёностей пробуждал аппетит, и одежды с волосами немедленно пропитывались дымом. Пологи шатров хлопали на лёгком осеннем ветру, и солнечный свет заливал всю округу. Погода радовала несказанно и баловала последним теплом перед сезоном дождей, грязных дорог и сапог, позволяя провести охоту не по колено в слякотной мерзости. Место для стоянки чернокнижников нашлось не сразу, хотя сопровождающие и рыскали все вчетвером.

— Поздно приехали, — вздохнул Митсу, который так и тянул шею, тщетно пытаясь стать выше и увидеть поверх чужих плеч и голов хоть что-то. Пока малый рост не давал ему такого обзора, каким мог похвастаться тот же Гилберт. — Прости.

— Ничего. Встанем где-нибудь, — утешил его Найтгест и ободряюще похлопал мальчика по плечу.

Сегодня они выезжали с постоялого двора дважды: принц спросонок забыл под кроватью свои вещи, о чём вспомнил лишь через час езды, но Гилберт решил вернуться, ни разу при этом не попрекнув сына за невнимательность. Это отняло у них прилично времени, так что приехали они под конец размещения. Знаменосцы так и не спешивались, а двое других чернокнижников вели под уздцы своих гружёных вещами лошадей и лошадей Повелителя и наследника. Люди, снующие по лагерю, уступали им дорогу, но удостаивали лишь беглыми безынтересными взглядами — в основном это были аристократы средней руки, спешащие наладить как можно больше связей за столь короткий срок, и слуги, мечущиеся от одного шатра к другому. Гомон был тот ещё: раздавались ритмичные удары топоров, скрип валящихся деревьев, лай охотничьих псов, смех, разговоры, детские восторженные крики, издалека доносился галдёж перепуганных птиц. Чернокнижники пересекли весь лагерь, но так и не нашли свободного места, где можно было бы встать на отдых. Гилберту не хотелось спускаться по скалам ко второму, меньшему лагерю, который начал образовываться из подобных опоздавших, и он ещё тешил себя надеждой приглядеть укромный уголок поблизости от других Повелителей. Когда же чернокнижники двинулись было в обратном направлении, чтобы попытать удачи в рощице неподалёку, Гилберта кто-то окликнул:

— Господин Найтгест!

Вампир повернул голову в одну сторону, в другую и приметил мужчину в дорожной одежде, машущего рукой. Во взгляде Гилберта мелькнуло смутное узнавание, и он ответил на приветствие вежливым кивком. Поняв, что его увидели, позвавший их мужчина направился к ним, без труда лавируя в хаотичном движении.

— Здравствуйте! Диглан Вигал, ваш покорный слуга. У нас поместье неподалёку от Вуали, — без лишнего промедления представился он и протянул руку. — Мы виделись с вами в том году на дне Принятия у лорда Мартана.

— Точно, я вас помню, — не моргнув и глазом солгал Господин чернокнижников, старательно поддерживая на лице дружелюбное выражение, хоть он и не был готов сразу с дороги окунаться с головой в круговерть политики и разговоров. Глупо было надеяться, что охота обойдётся без искусительных шепотков, многозначительных взглядов и ядовито-вежливых полуулыбок. И всё же Найтгест питал слабую надежду, что гости Алексиуса дадут ему хотя бы поставить шатёр, прежде чем попробовать завлечь его в вихрь подковёрной возни и суету задворок политической кухни.

— Сейчас достойных мест для стоянки почти не осталось. Позвольте пригласить вас к нашему шатру. Там ещё есть пятачок земли, где вы могли бы разместиться. И ручей неподалёку, не надо будет далеко за водой ходить, — к неожиданности всей шестёрки сделал щедрое предложение лорд Вигал.

Он указал приглашающим жестом на расположившийся на окраине поляны в густой тени шатёр под алыми флагами с чёрным изображением ворона, несущего в когтях ветвистый олений рог. Гилберт всеми силами попытался удержать улыбку, но получилось плохо, и Митсу дёрнул отца за рукав, желая узнать, что его так рассмешило. Старший Найтгест покачал головой и махнул рукой, дескать, потом расскажу, сейчас не поймёшь. Благо, Диглан не заметил потуги чернокнижника сдержать смех, а потому обошлось без смертельных обид и дуэлей в самом начале праздника. Вряд ли бы лорд осмелился бросить вызов более сильному и влиятельному вампиру, но мог затаить на него злобу, а это Гилберту было нужно в самую последнюю очередь.

Место Вигал выбрал для себя и своей семьи действительно удобное и завидное: ярдах в тридцати из скалы бил чистейший родник и тихонько сверкал да журчал в тени деревьев, вытоптанная земля не бугрилась корнями, и надо было лишь смести шишки с иголками в сторону, и можно ставить шатёр. Высокие деревья давали тень после полудня, и для вампиров это было самой настоящей отрадой, как и для тех, кто не слишком-то жалует солнце. Слуги Вигалов уже выкопали яму под кострище, выложили её камнями, принесёнными от родника, и теперь разводили огонь. Их господам есть человеческую пищу было без надобности, а вот им самим — очень даже. К тому же, никто бы не отказался от горячего вина с яблоками, апельсинами и специями. Два лоснящихся охотничьих пса носились под ногами у слуг и больше путались, но те не смели и слова сказать хозяйским любимчикам. Хорошо сложённый молодой мужчина в простой, но удобной одежде, изредка окликал собак, и они немедля устремлялись к нему, чтобы выполнить команду хозяина и получить угощение в виде сырого мяса, которое тот выуживал из пропитывающегося кровью мешочка на поясе. Тёмные губы сразу выдавали в нём вампира. Русые волосы до плеч и аккуратная густая борода делали его в глазах многих девушек и женщин весьма завидным партнёром, но наверняка его ждал брак по расчёту, как и его родителей. Заметив приближающихся, он отряхнул руки и вопросительно уставился на Диглана. Тот незамедлительно представил гостя:

— Кормак, это господин Гилберт Найтгест. Почтил нас своим присутствием. Господин Найтгест, это мой старший сын, Кормак. Он несёт наёмную службу на стенах Вуали.

— Достойно уважения, — вежливо кивнул Гилберт и протянул растерявшемуся парню руку для обмена рукопожатиями. Тот не без страха пожал его ладонь. Найтгест положил ладонь на плечо своему сыну: — Что ж, а это мой сын, Митсу.

— Моё почтение, — демонстрируя знание правил хорошего тона, кивнул Митсу и, как и отец, протянул руку.

— А сопровождающие Зауэр, Нис, Ултан и Ормонд, — представил каждого по очереди Гилберт, ни одного из них не обидев безразличием или высокомерием.

Несколько церемонное знакомство затянулось: Диглан так же представил свою супругу леди Миранну, вышедшую на звук чужих голосов, и дочерей-двойняшек Онору и Эннис. Мужчины чинно кланялись дамам, те отвешивали реверансы, и от улыбки уже начинало сводить скулы. Когда же все формальности были соблюдены, Гилберт вежливо поблагодарил за приглашение к соседству и откланялся ставить вместе с остальными шатёр. Ему пришлось настойчиво повторить это в сторону Зауэра, который уже весьма плотоядно глядел на двойняшек. Девушки заметили внимание и с кокетливыми улыбками скрылись в шатре, откуда вскоре раздался их смех.

— Клянусь, если ты сейчас же начнёшь за всеми волочиться, я тебя сошлю к де’Мосу, — пригрозил полиморфу Гилберт, едва они отошли недалеко в сторону. — Ты помнишь, о чём мы условились?

— Да ладно тебе, Гил, подумаешь. Ну симпатичные же девчонки! Не приударить за такими — преступление.

— Дядя Зауэр, мне кажется, что Гилберт хочет сказать, что сначала дела, а потом тела, — подёргал его за рукав Митсу, сообщая сию истину с крайне серьёзным и невозмутимым видом. Все до единого взрослые немедленно расхохотались, заставив мальчика насупиться и скрестить на груди руки: — Не вижу ничего смешного!

— Безусловно, ваше высочество, вы правы, мы разгильдяи и остолопы, — пофыркивая от смеха, расписался в собственной некомпетентности Зауэр и отправился ставить шатёр.

С пятью магами дело шло споро и без проблем: полиморф нарубил кольев для растяжек и шестов для поддержки полога, пока остальные вытаскивали сам шатёр из огромного вещевого мешка и растягивали его. Митсу следил за всем процессом с донельзя деловым видом и изредка отпускал крайне ценные рекомендации. Он определённо вошёл во вкус и раскомандовался, пользуясь тем, что его не припрягают к тяжёлой физической работе. В противном случае он бы скорее мешался под ногами у старших, а так хотя бы был занят делом. Но как только шатёр был поставлен, мальчишка шустро соскочил на землю с пенька, с которого командовал всем процессом, и, взяв свой вещмешок, нырнул внутрь.

— А ну стоять, пострелёнок! — гаркнул полимфор, но не успел ухватить того за шиворот, и изнутри послышался довольный мальчишеский смех. — Нет, ну и егоза. И как ты его выносишь? — Зауэр повернул голову к Гилберту.

— У меня есть зелье выносливости, — улыбнулся ему вампир и приложился к фляжке, которую достал из одного из многочисленных карманов плаща.

— Ну и сволочь же ты. А мне?

— А ты своё ещё два дня тому назад допил, — поддел его Найтгест и прошёл в шатёр. — Митсу, сначала надо принести лапник. Куда ты моститься сейчас вздумал?

— Я хотел пойти с дядей Арланом поздороваться, — заканючил мальчуган, состроив самую жалобную мордашку. Честные-честные карие глаза смотрели на отца со вселенской скорбью, но Гилберт был неумолим, благо что Артемис за время их отношений успел выработать у мужа иммунитет к подобным жалобным видам. — А так я мешок брошу и мешать не буду!

— Как ты там сказал? Сначала дело, потом тело, — ухмыльнулся Найтгест и кивнул на выход: — Давай, за лапником с Ултаном.

Ултан, хмурый малый с располосованной мордой, кивнул, показывая, что готов взять на себя ответственность за юного принца. Опытный дрессировщик справлялся с мантикорами в период гона, с минотаврами, у которых прорезались рога, с драконами, меняющими чешую, с похмельными чернокнижниками, и шилозадый парнишка был ему по зубам. Не дав ему смыться в сторону шатров оборотней, Ултан повёл Митсу за собой в лес, велев ему прихватить по топору на брата. Младший Найтгест пыхтел, ворчал, но делал, что велели. Ормонд и Нис обменялись довольными взглядами и с ухмылками взялись обустраивать костровище, пока Гилберт и Зауэр отошли в сторонку выкурить по трубке. Они молчали в своё удовольствие, наблюдая за жизнью лагеря. Мимо проносились слуги, ржали лошади, лаяли собаки. Дым от костров поднимался к чистейшему небу, расползался во все стороны и растворялся в прозрачном воздухе. Найтгест поймал на себе долгий взгляд полиморфа и вопросительно вскинул брови.

— Ты как, дружище? — неожиданно поинтересовался полиморф, впрочем, не переставая попыхивать трубкой.

— О чём ты?

— Об Арти. Его уже несколько месяцев не видно и не слышно. Слухи ходят.

— Меньше ушами хлопай, — вампир несколько помрачнел, но постарался не подавать вида. — Всё хор́ошо. Ему надо было уехать по одному заданию.

— Ну конечно. Я что, по-твоему, совсем идиот? Не держи меня за дурака, Гил. Что у вас случилось? Ещё и Пассиса сам не свой. Ты может не обращаешь внимания, но ваше с ним беспокойство всех скоро с ума сведёт. Говорю тебе, как друг, помирись с Акио и вертай его в замок.

— Он на задании, — устало повторил Найтгест и чуть нахмурился. Впрочем, Зауэр сам кинул ему спасительную нить и подсказал, как увести тему в более желательное русло. — А что с Исом?

— Так ты не слышал? Сейчас расскажу! — Зауэр, давая сотню очков форы столичным дамам, был готов посплетничать и обменяться слухами. Гилберту было не до этого, он был слишком занят Митсу, чтобы хватало сил ещё и на трескотню и слежку за подчинёнными. Это им можно отработать наряд, передать работу следующему чернокнижнику и отправиться перемывать косточки всем прочим, наслаждаясь пикантным вкусом сплетен, а Господин Найтгест был вынужден уделять всё своё внимание фракции и сыну. Однако королевская охота — большой праздник, на котором как раз и можно найти и силы, и время на столь тривиальные вещи. К тому же, невредно было и о брате обеспокоиться, пусть тот и не слишком любил, когда о нём начинали заботиться. — Говорят, он с Рурукой разругался в пух и прах. Тот его из замка выгнал чуть ли не посреди ночи, представляешь? Бедный парень! Интересно, если бы он знал, за какого стервеца замуж выходит, как быстро бы свернул всю эту кампанию со свадьбой, а?

— Хм. Думаю, у них был повод для усобицы, — уклончиво ответил Найтгест, теперь всерьёз обеспокоенный братом и его браком. Роккэна благополучно отправили на лечение к оборотням, Пассиса временно взял на себя роль заместителя и отдувался за него в замке, а вот Орт… Орта давно никто не видел и не слышал.

— Ничего себе размолвочка! Часто тебя Артемис из дому выставлял?

— Никогда.

— Во-от! Наверняка Рурука что-то учудил. Зуб даю, этой мегере только повод дай. И как его Ис с Роком терпят, скажи? И кстати, заметил? Его герба не видно. И это наш-то любитель всюду сунуть свой нос? Бьюсь об заклад, что грядёт что-то ого-го.

Гилберт обвёл взглядом всю поляну. И хотя множество флагов хлопало на ветру, и от их разнообразия разбегались глаза, так что нужно было время, чтобы вычленить из многоцветья искомое, Зауэр приметил отсутствие шатра Орта. А вот как, можно было только гадать. Но факт оставался фактом: Рурука действительно давно не появлялся ни на собраниях, ни просто в замке, ни, насколько было известно Гилберту, у Арлана, только приходили подписанные им расписки об отчислении некоторых сумм в казну фракции. Пассиса, естественно, молчал, как рыба об лёд, но ничем не выказывал, что поссорился с супругом. «Надо бы побеседовать с ним по возвращении», — подумал Гилберт, задумчиво втягивая табачный дым в лёгкие и выпуская, даже не задумываясь над этим процессом. Лёгкие вампира работали исправно, выталкивая из себя эту отраву и не задерживая её в себе.

Зауэр продолжал строить догадки о возможных причинах ссоры между территориальным управляющим и его супругом, доходя иногда до абсурда. Но он тут же сам смеялся над собой, качал головой и принимался за рассуждения о других вариантах. В его речи проскользнуло предположение, что Орта поймали на измене, и это было самым правдоподобным для них обоих вариантом. В том, что с Руруки сталось бы выгнать мужа, будучи застуканным с любовником, ни тот, ни другой не сомневались.

Через час их шатёр был готов: в землю у входа воткнули знамёна, внутри накидали лапник, на котором развернули спальные мешки и одеяла, снаружи выкопали костровище, а в отдалении, глубже в лесу, — выгребную яму. Лорд Вигал, только и ждавший, пока они обустроятся, предложил чернокнижникам присоединиться к их столу, пока не началась охота, и они все не занялись этим развлечением. Отказывать гостеприимному хозяину Гилберт не стал. К тому же, они действительно успели устать с дороги, а приятный разговор вполне способствовал отдыху. До охоты была целая ночь впереди, так что спешить было некуда.

— Проходите, — Вигал, стоя у входа в свой шатёр, приглашающе приподнял полог, оказывая гостям всевозможные почести. Они с сыном были весьма похожи лицом, но лорд был выше, шире в плечах, хотя за этой медвежьей наружностью и прятался весьма обходительный характер. Диглана не смутили ни сопровождающие Гилберта, ни ребёнок, крутящийся возле Господина чернокнижников. — Нам самим дичь и еда ни к чему, а вот ваши ребята должно быть голодны. Слуги как раз сготовили кабана в глине.

— Уже успели поохотиться? — любезно поинтересовался Найтгест, присаживаясь напротив Диглана. Митсу сел рядом, беспрестанно крутясь и оглядываясь в новом месте. Это было не поместье Вигалов, но можно было поглазеть на их слуг, расторопно расставляющих на походном столе блюда для гостей с человеческими вкусами и потребностями.

— О, это Кормак, — с непередаваемым удовольствием в голосе произнёс Диглан и похлопал сына по плечу. — Большой мастер в стрельбе что из лука, что из арбалета.

— Сорок семь гоблинов насмерть с двухсот шагов за полгода, — улыбнулся Кормак и выпрямился, точно нёс дозор. — В ночи.

— Ух ты! — радостно воскликнул Митсу. — А какой у тебя арбалет? У меня «Мантикора»!

— Славное оружие. Не тяжеловато вам, ваше высочество?

— Я много тренируюсь.

— Разумеется. Мой «Хват» ни в какое сравнение не идёт.

— Он удобнее в городе. Легче носить, проще спрятать и зарядить, — с видимым знанием дела приценился Митсу. От собственной важности он весь аж надулся.

— Похоже, наши отпрыски нашли общий язык. Я сам не большой охотник, но как мог проигнорировать приглашение его величества? — посмеиваясь и приглаживая густые каштановые волосы, признался Диглан. Он с заметным теплом смотрел на то, как Кормак демонстрирует принцу свой арбалет. Оружие заметно уступало в размерах тому, который вёз с собой младший Найтгест. — Но оно и хорошо. Наши дети должны превосходить нас. Онора сейчас получает образование у нашего мистона, а Эннис уже окончила свою учёбу. Умница она у меня. — Услышав похвалу в свою сторону, девушка потупилась и спрятала улыбку за веером. Зауэр прицыкнул от удовольствия и весьма неоднозначно подмигнул ей, делая вид, что не замечает испепеляющего взгляда Гилберта. Диглан продолжал, не видя этих переглядок: — А Кормака я сам на своё место готовлю. Прожил своё и пора отходить от дел.

— Дорогой, мне кажется, что ты излишне напрягаешь господина Найтгеста. Он же с дороги, — леди Вигал выглядела более сдержанной, нежели её супруг. Плечи её были чуть шире, чем это бывает у дам обыкновенно. За счёт этого её небольшая аккуратная грудь казалась больше. Тугой корсет дорожного платья ничуть не смущал её. В том было несомненное преимущество вампириц перед живыми девушками — им в значительно меньшей мере нужен воздух, так что затянуть корсет можно весьма и весьма туго. Миранна была настоящим образцом высокородной и чинной дамы: обладала безупречными манерами, в идеале владела собственными голосом и мимикой, но помимо прочего — была весьма любопытна и падка на сплетни. В ней не было бесцеремонности, с которой залезают в самую душу, однако она не удержалась от вопроса, который мучил всех: — Ваш супруг прибудет позже? Многие желают с ним познакомиться. Весьма наслышаны о нём.

Зауэр отвлёкся от любования двойняшками Вигалов и с заметным, даже подчёркнутым любопытством посмотрел на Гилберта. Даже Митсу оторвался от оживлённого разговора с Кормаком, чтобы услышать, что скажет отец. Интересно было всем: и Диглану, который не стал бы спрашивать из приличия, но видимо приободрился от прозвучавшего вопроса, и Эннис с Онорой, и даже один из слуг стал медленнее раскладывать по блюдам кабанину. Почувствовав столь пристальное внимание на себе, Найтгест на секунду растерялся. Он и не подозревал, что его муж может стать предметом такого живого интереса.

— К сожалению, он сейчас выполняет одно из моих заданий, о цели коего я не могу вам сказать, — уклончиво и небыстро произнёс Гилберт, беря со стола глиняную кружку с горячим вином, в котором плавали нарезанные дольки яблок и апельсинов, и поднося его к лицу. Потянул носом пряный аромат и сделал небольшой глоток. — Так что, увы, он не осчастливит нас своим визитом. А жаль, ведь охота весьма и весьма по душе ему.

— Какая жалость, — не притворно произнесла Миранна и сочувственно улыбнулась ему. — Быть может, вы будете участвовать в следующем дне Принятия? Нам выпала часть устроить его, и мы были бы рады, если бы вы нанесли нам визит в этот день.

— Сочту за честь, — не нашёл причин для отказа Гилберт и вежливо улыбнулся леди Вигал.

Разговор тёк неспешно, переключаясь с одной темы на другую. Слуги откинули полог шатра, давая гулять свежему воздуху. Кабан, запечённый в глине, получился донельзя сочным, и жир стекал вместе с мёдом и горчицей по рукоятям вилок и ножей, норовя попасть под рукав. Зауэр, не особо беспокоясь об этикете и приличиях, ел прямо голыми руками, не забывая нахваливать поваров. Им было лестно: в обычное время блюдами довольствовались лишь слуги, так что блеснуть своим мастерством перед кем-то получалось только на званых вечерах и праздниках. Вампиры ограничились вином, неспешно попивая его за беседой.

— Я несказанно рад, что заметил вас, господин Найтгест. Нечасто выдаётся такой шанс. А мне, признаться, давно хотелось с вами познакомиться, — признался Диглан после пары кружек глинтвейна. Он был прост и бесхитростен, хотя и удостоился пары долгих взглядов супруги. Миранна наверняка долго бы ходила вокруг да около, прежде чем перейти к основной мысли, а лорд не видел в этом никакого смысла. Да и к тому же, подозревал, что чернокнижник за годы правления успел наслушаться подобных вещей и понимал всё с полслова. — Жалею, что ни у кого из нас нет способностей к искусству чернокнижия. Хотелось бы послужить вам напрямую. Но что есть, то есть.

— Я ценю подобную лояльность. Убеждён, что однажды в вашей семье появится способный маг. Не сомневайтесь, что ему найдётся место в академии и замке.

В чём Диглан был прав, так это в том, что за свою жизнь Гилберт успел наслушаться очень многого. Речи окружающих его людей были и путаны, и двусмысленны, нередко пытались выцепить таким образом какую-то выгоду для себя. И всем им Найтгест отвечал одинаково. Все расплывчатые формулировки отскакивали у него от зубов так, что он и не задумывался, что же сказать собеседнику. Это избавляло голову от лишних мучительных размышлений. Об искренности этих слов Гилберт тоже не думал, привыкнув, что многие просто забывают, кто и что кому сказал. Вот и теперь он бросил это обещание, не видя в нём ничего особенного.

Ещё через полчаса, когда стало темнеть, Зауэр пихнул Гилберта локтем и без слов кивнул в сторону выхода из шатра. Найтгест хотел было раздражённо отмахнуться от него, чтобы не отвлекал своими брачными играми со всем подряд, но взгляд вампира зацепился за яркое пятно в свете огней, и он всё же незаметно глянул в нужную сторону. Через несколько шатров от них, на небольшом холме, верхом на лошади сидел никто иной, как сам лорд Орт. Лицо его было до возмутительного невыразительным в эти минуты: уставшее, безразличное и почти серое, лишь отблески костров пускали по нему золотисто-рыжие блики. Собранные в высокий хвост волосы были затянуты крайне туго, лежали гладко, без единого выбившегося волоска. Одежда его тоже была непривычно скромной, если не сказать простецкой. Рукой в перчатке Рурука держал поводья своей крапчатой лошади, не позволяя ей наклониться и пощипать траву, хотя она то и дело тянула для этого голову вниз, но уздечка натягивала её губы. Кобыла фыркала и взмахивала хвостом. Плащ был плотно застёгнут, пряча под собой дорожную одежду. Даже сапоги были без серебряных застёжек и тиснения.

Сопровождающие лорда спешно ставили шатёр, а их господин безразлично смотрел перед собой невидящим взглядом и, кажется, ничего вокруг не замечал. С ним здоровались, пытались завести разговор, но не получали ответа и отправлялись восвояси, будучи крайне недовольными. Как только шатёр был поставлен, Орт спешился, передал лошадь одному из сопровождающих и скрылся от чужих взглядов, так ни с кем и не заговорив.

Зауэр весьма выразительно покосился на Гилберта, всем своим видом будто заявляя: «А я что тебе говорил?» Найтгест неуверенно пожал плечами и качнул головой, давая понять, что пока не знает, как расценивать поведение Руруки. Слишком уж неоднозначной личностью он был, чтобы можно было с одного взгляда сказать, в чём же всё дело. Но оборотень добился своего — теперь и Гилберту стало интересно, что же творится в семье брата. Его даже на секунду подхлестнуло желание отойти ненадолго и нанести визит Орту. Представив себе его вечно недовольную физиономию, тут же и расхотел. Будет случай — побеседуют. К тому же, ему бы не хотелось создавать ситуацию, при которой Митсу и Рурука могли бы пересечься. Чёрт его знает, как тогда всё начнёт развиваться!

Краем глаза Гилберт нет-нет да и поглядывал в сторону шатра, возле которого реяли флаги Ортов. Он даже вышел вместе с Зауэром выкурить трубку, чтобы лучше видеть, что происходит. Оборотень хитро посмеивался, поняв, что удачно втянул Найтгеста в интересующую всех тему. Мало было таких, кого не волновали отношения Руруки и супругов, и с каждым днём незаинтересованных становилось всё меньше и меньше.

Пока они курили, Орт вышел из шатра и двинулся в сторону стоянки короля. В отличие от Найтгеста, Рурука не забывал о некоторых любезностях, которые принято оказывать высокопоставленным особам, и только теперь Гилберт вспомнил, что так и не побеседовал с Алексиусом после своего прибытия, увлёкшись беседой с Дигланом. Королевский шатёр был хорошо освещён, и его было видно сильно издалека: красно-золотые ткани будто отражали костры, и казалось, что посреди поляны полыхает настоящий пожар. Служанки-кормилицы отнесли принцессу спать, но король пока не спешил уходить, хотя явно устал и хотел отдохнуть. Даже на большом расстоянии можно было увидеть глубокие тени, залёгшие под его глазами. Молодой правитель осунулся. Наверняка ему больше всего в жизни хотелось сейчас спрятаться от гостей и подданных в постели и до самого рассвета не показывать наружу носа. При виде приближающегося хромающей походкой лорда Гидеон приосанился, смог улыбнуться. О чём они говорили, Гилберт не мог услышать: над лесом кружился людской гомон, треск поленьев во множестве костров, в этот гул вмешивалось жужжание просыпающихся ночных насекомых. Вампирское сознание было переполнено звуками и запахами, и вычленять среди этой чудовищной смеси что-то конкретное было безумно сложно. «Как же я скучаю по замку», — только и подумал Найтгест, чувствуя, как предательски начинают болеть виски от обрушивающейся на него информации. Он мог слышать, что ровно в этот момент минимум шесть пар занимаются сексом, и с уверенностью сказал бы, что как минимум одна девушка имитирует, что ей нравится происходящее. Стоило представить, каково было бы Пассисе, окажись он здесь, и Гилберт мигом утешился. Могло быть во много раз хуже.

Посмотреть тоже не было, на что: Орт пожал руку Алексиусу, улыбнулся ему одной из заготовленных и отрепетированных улыбок, некоторое время говорил ему что-то, наверняка поздравляя, а затем речь внезапно взял сам король. Он сочувственно коснулся плеча Руруки, утешительно улыбнулся ему и наверняка предложил свою помощь. Лорд отказался, отрицательно качнув головой. После этого он вежливо поклонился Алексиусу и стал возвращаться к себе.

— Что-то наш дворцовый интриган не особо разговорчив, а? — Зауэр пихнул Гилберта локтем в рёбра, заставляя оторваться от наблюдения и вернуться к трубке. — Готов спорить на что угодно, что у них не всё ладно.

На язык очень просилось что-то едкое или нравоучительное, но Гилберт не сразу нашёл, что сказать. Хотелось пожурить оборотня за такое поспешное суждение, но он придержал это при себе. Очень немногие знали, что странное семейство потеряло ребёнка, а оттого никого не тронула трагедия, произошедшая в замке Орт. Некоторые поговаривали, что лорд нанял ищеек, чтобы выяснить, кто приложил к этому руку, но всё происходило под покровом тайны. Так что Найтгесту оставалось согласно кивать и озадаченно пожимать плечами. Он допускал, что Рурука на этой почве мог окончательно сбрендить и разругаться с мужьями в пух и прах, но всё равно не спешил с выводами.

Охота началась на самом рассвете. Сдружившиеся Кормак и Митсу договорились ехать вместе, и их сопровождал Зауэр, подчинившись взгляду Гилберта. Сам Найтгест предпочёл остаться в лагере, чтобы не дразнить вампирскую суть азартом погони и горячей кровью. Всё происходящее и без того слишком напоминало ему об Артемисе, воскрешая боль и заставляя лишь сильнее стиснуть зубы, чтобы пережить вынужденное расставание. Это оказалось совсем не так просто, как думал чернокнижник. Он полагал, будто его собственные разъезды и частые задания Артемиса подготовили его к тому, что придётся испытать в этой разлуке, но теперь понимал, какими наивными были эти мысли. Прежде он чувствовал присутствие мужа, мог коснуться его мыслей, поддержать разговор на расстоянии, но гложущая пустота у сердца донимала денно и нощно, заставляя слишком живо вспомнить о тех годах, когда время было пущено вспять.

Диглан оказался несказанно рад тому, что Повелитель чернокнижников не поехал со всеми в лес, ведь это давало им время для общения. За беседой Найтгест и не заметил, как был собран шатёр Орта, а тот уехал вместе со всеми сопровождающими, так и не подойдя для приветствия. Его отсутствие подметил всё тот же глазастый Зауэр. Теперь уже Гилберт был всерьёз обеспокоен.

***

Пассиса шёл быстрее обычного. Он любил неспешную ходьбу, во время которой можно любоваться окружающими пейзажами, беспрепятственно раскручивать собственные мысли и наконец просто наслаждаться прогулкой. К тому же, прошлое привило ему чёткое понимание: будешь спешить — покалечишься сам и покалечишь других. Память о том, как неуклюже запинался о собственные ноги, как сшибал людей и разбивал себе лоб и колени, была жива и удерживала от лишней беготни. Да и не пристало территориальному управляющему чернокнижников перемещаться, точно ужаленный оборотень. Однако в этот раз Найтгеста подгоняло не только его нежелание любоваться морем, берегом или одиноким замком. И не вереница приятных мыслей была тому причиной.

С несколько недель тому назад Гилберт вызвал младшего брата на разговор и высказал собственное беспокойство за него и его семью. Это было так неожиданно, что Пассиса даже не сразу понял, о чём тот говорит, и просто смотрел на него в ответ, часто-часто моргая. Ничего умнее, как переспросить, он не придумал, и это сделало выражение лица Гилберта ещё более настороженным.

— Что между вами с Рурукой? — напрямую спросил старший Найтгест, не сводя пристального взгляда с брата. — Ис, я не хочу лезть не в своё дело, но даже я вижу, что всё совсем не гладко. Что случилось?

— Кто тебе сказал, что есть проблемы? Времени у них много свободного, — вяло огрызнулся Пассиса. Он поёрзал в кресле, пытаясь найти удобное положение и оттягивая время. К тому же, под внимательным взглядом Гилберта ему стало не по себе. — Просто очередная мелкая ссора. Не обращай внимания.

— То есть то, что ты здесь уже безвылазно два месяца сидишь, а твой младший муженёк не появляется на собраниях, не даёт о себе знать и отказывается от любых, даже дипломатических, визитов, ты считаешь обыкновенным?

— Да ты же знаешь его, — отмахнулся Пассиса. — Вздорный, несговорчивый и горячный.

— Ис, тьму тебе на голову, у вас погибла дочь. Роккэн ещё не встал на ноги. Два месяца делать вид, что вы не существуете друг для друга — не слишком ли это несвоевременно? Я тебя умоляю, у вас и без того в семье не всё гладко было, к чему ещё сильнее расшатывать несущие? Если тебе нужна помощь, только скажи. — Господин чернокнижников теперь смотрел на брата не настороженно, но с сочувствием. Он понимал, что может быть тяжело, и иногда просто нужно плечо, на которое можно опереться. Таким плечом для него когда-то стали сами Пассиса с Рурукой и Роккэном. И Гилберт надеялся, что сможет отплатить тем же. — Хотя бы скажи, в чём дело. Слухи ходят разные, и я бы не хотел поддаваться общей панике, но... он изменил?

Пассиса почувствовал себя так, будто его, стоящего посреди Зимних земель, окатили кипятком из ведра. Он изумлённо уставился на брата, но тут же взял себя в руки и заставил себя фыркнуть и отмахнуться:

— Чепуха. Пусть больше болтают.

— Как скажешь. Ты сам волен властвовать над своей жизнью, но я надеюсь, что ты понимаешь, что так не может длиться вечно. Если хочешь, я могу и сам съездить к нему, но мне кажется, что это должен сделать ты, а не я.

Сказав это, Гилберт с тяжёлым вздохом взял в руки свитки, возвращаясь к работе, показывая, что больше не намерен навязывать свою поддержку, если от неё отказываются. Разумеется, если бы брат попросил, начал говорить, он бы отвлёкся и откликнулся, но Пассиса молчал, как подобно мертвецу, и колоть его не входило в планы Господина чернокнижников. Ему действительно не хотелось, чтобы у чернокнижников начались проблемы из-за того, что один из верховных лордов и территориальный управляющий не ладят между собой, но ещё меньше ему хотелось плыть в замок Орт исключительно для того, чтобы пообщаться с Рурукой. За те годы, что тот был воспитанником Найтгеста, у них случались и ссоры, и скандалы, летали подсвечники, вазы, мальчишка будто специально нарывался, будто проверял, где проходят границы терпения Гилберта. С тех пор прошло достаточно лет, и из агрессивного паренька Орт вырос в отборную стерву, которую хотелось придушить, да только придраться в изысканных манерах и речах было не к чему. К тому же, порой Рурука вёл себя двусмысленно, будто бы флиртуя и даже не стесняясь этого, а получалось это у него слишком хорошо, чтобы оставаться равнодушным. Терпеть подобное было непросто, учитывая то, что лорд отлично знал о своих сильных сторонах, поэтому Найтгест предпочитал не слишком часто оставаться с ним наедине. Да и вмешиваться ему казалось пока что неуместным, ведь по словам Пассисы всё было под контролем. Причин не доверять брату у него не было.

Гилберт был прав, и Пассисе ничего не оставалось, кроме как собраться и отправиться к супругу на аудиенцию. В прошлый раз они разошлись невероятно громко и на не совсем радужной ноте. С тех пор его обуревали ярость, обида, неконтролируемая злоба. Не раз и не два ему в голову лезли дикие мысли: приехать в замок, схватить Орта за волосы и что есть силы приложить лицом о зеркало, чтобы этот паршивец пришёл в себя, понял, что перешёл грань. Ему хотелось ворваться к спальню Руруки, повалить его на стол и отодрать так, чтобы месяц из постели выйти не мог без жрецов. Похоть и гнев перемешивались, одуряли, и то и дело Пассиса обнаруживал себя до боли сжимающим челюсти и кулаки. Его даже иногда начинало крупно трясти, так что он не сразу мог взять себя в руки и успокоиться.

Теперь же он спешил, чтобы окончить эту дурацкую ссору и заставить Руруку прекратить вести себя, как оскорблённая невинность. «Ему это не идёт», — то и дело повторял себе Найтгест. К его удивлению у входа в замок его остановили. Несущие дозор наёмники перегородили ему дорогу, перекрестив между собой древки алебард.

— Прочь с дороги, — рыкнул Пассиса. — Я территориальный управляющий.

— Нас не предупредили о вашем визите, — даже не дрогнув, без капли эмоций на лице отозвался один из них. В глазах его не было ни страха, ни преувеличенного уважения.

— Я явился не к лорду, а к мужу, — уже злее пояснил Найтгест. Впервые за его службу фракции с ним обошлись столь бесцеремонно!

— Вас не ждёт ни тот, ни другой, — всё с тем же спокойствием ответил ему наёмник, но Пассиса был готов поклясться, что услышал в его голосе ликующие нотки, тщательно скрываемые за равнодушием. Он мог дать голову на отрез, что эти двое немедленно расплывутся в довольных оскалах, если только он сейчас даст слабину, развернётся и уйдёт.

И такая злоба его взяла! Ему хотелось немедленно растерзать на месте обоих, разодрать их глотки, а затем протащить безжизненные тела через весь замок, бросить их на ковёр перед Ортом. «Я буду приходить к тебе тогда, когда пожелаю! — этот вопль назревал в глотке, разъедал её жаром и застилал глаза бешенством. — Что эта дрянь о себе возомнила?!»

— А теперь вы оба пойдёте в караулку, доложитесь о моём приезде старшему и скажете ему, что господин территориальный управляющий прощает подобное распоряжение в первый и последний раз. И чтоб глаза мои вас больше не видели.

Каждое слово он чеканил сквозь зубы, не забывая к собственной речи добавлять и псионическое давление, чтобы эти двое даже не подумали сомневаться в его приказах. Если бы только кто-то из них сейчас нашёл в себе смелость противиться Найтгесту, он бы не задумываясь схватил того за горло и припечатал к стене. Его переполнял гнев, а во рту пересохло от желания впиться в чужую глотку и испить крови. Ему бы испугаться этой ослепляющей ярости, опомниться, но Пассиса отдался в её власть и даже не думал останавливаться. Реши кто в этот момент вмешаться и образумить его, непременно схлопотал бы либо кулаком промеж глаз, либо удар магический, но куда более болезненный и жестокий. Наёмники благоразумно отошли в сторону, пропуская Найтгеста и не желая и дальше стоять на его пути. К покоям Орта он почти летел, перепрыгивая по несколько ступеней. Чувствовал, что муж именно там, и не медлил ни секунды. Однако стоило ему дёрнуть дверь на себя, как… ничего. Она была плотно заперта и не поддалась. Было заперто изнутри.

— Рурука, открывай немедленно! — гаркнул Пассиса. Он не слышал самого себя от одуряющей ревности, что преследовала его с того самого разговора в кабинете Гилберта. Стоило только ему подумать о том, что Рурука посмел найти себе кого-то во время этой ссоры, и ему хотелось прибить рыжую тварь на месте. — Я знаю, что ты там!

Однако реакции не последовало. В прошлый раз Орт хотя бы отпер дверь, но в этот будто решил начисто игнорировать Найтгеста, словно его и вовсе не существовало. Мало того, что стальная щеколда плотно сидела в пазах и не собиралась поддаваться на усилия нежданного гостя, так он вполне явственно ощутил лежащий на ней искусный магический барьер. Рурука точно не хотел, чтобы его беспокоили, приложил к этому максимум усилий. И оттого только крепче была ярость. Минута тянулась за минутой, и Пассиса неустанно требовал, чтобы Рурука вышел к нему, и не оставлял попыток высадить дверь. Уже даже начали расшатываться петли.

— Ты сбрендил что ли?! — гневно вскрикнул лорд, быстро выходя из покоев и поднимая на мужа изумлённый и злой взгляд. Он стремительно захлопнул за собой дверь, но Найтгест успел увидеть в зазоре на постели богатое тёмно-синее платье. — Какого дьявола ты творишь?! Дверь мне вздумал сломать?!

Он говорил ещё что-то, но Пассиса не слышал. Перед глазами снова и снова всплывало роскошное платье, какому позавидует любая высокородная дама, лежащее на краю постели. Во рту стало лишь суше, сердце против воли забилось быстро-быстро, отдаваясь в висках. Теперь к гневу примешался удушающий страх. Орт не только нашёл любовницу, но ещё и был с ней прямо сейчас. Поэтому стражи не хотели пускать его? Были осведомлены о свидании своего лорда?

— Ну и кто она? — выпалил Пассиса, проигнорировав все вопросы Орта и шагнув к нему ближе. Рурука сделал шаг назад, упираясь спиной в дверь, глянул на него исподлобья. — Может познакомишь, а?

— О чём ты бредишь на этот раз? — немедленно огрызнулся Рурука. Пассиса почувствовал, как он вновь накладывает магический блок на дверь. Смотрел зло, затравленно. Без капли приязни или вызова, с каким соблазнял его.

— Хватит этих спектаклей, Орт. Я знаю, что у тебя сейчас любовница. — Рурука моргнул. — Да-да, не прикидывайся идиотом. Все уже в курсе. Дай я посмотрю на эту стерву.

— Тебе бы голову проверить, а то уже по стопам отца идёшь, — ещё злее отчеканил Орт.

Пассиса не думал. Пощёчина грянула по коридору. Орт шатнулся, прижал ладонь к пылающей щеке и вскинул на него взгляд. Не испуганный, не удивлённый, но обжигающий ледяной злобой. Лишь в этот миг Найтгест понял, что сотворил, и сделал шаг назад. Вцепился пальцами в собственный плащ, будто пытаясь убедить себя в том, что не делал этого, а заодно удержать от следующей замашки. Даже гнев, вскипевший в нём от последних слов супруга, резко отхлынул, оставив в опустошённом одиночестве. Глядя на медленно выпрямляющегося Руруку, он хотел куда-то спрятаться.

— Извини, — быстро пролепетал Пассиса, будто это что-то могло изменить.

Не сказав ему ни единого слова, Орт развернулся и быстро, насколько позволяла его плохо гнущаяся нога, пошёл по коридору в сторону лестницы, ведущей на верхние этажи. Руки его были стиснуты в кулаки, распущенные волосы подпрыгивали от жёсткой походки.

— Постой, Рурука! Подожди! Извини меня! — отчаянно крикнул ему вслед вампир, срываясь с места и пытаясь нагнать мужа. — Я не знаю, что на меня нашло. Прости!

Он попытался ухватить Орта за плечо, но он молча скинул его руку с себя, не оглянувшись и не проронив ни звука. Пассиса слышал, как быстро и сильно бьётся в его груди сердце, видел, как его потряхивает, но Рурука держался на диво хорошо для случившегося. Не откликался, не смотрел, не сбавлял темп, хотя и было понятно, что ему больно так идти без трости, что его поддерживает один только гнев. Найтгест всё лепетал извинения, не отставал от него ни на шаг и всё пытался заглянуть в глаза мужу. Хуже всего был плотный защитный блок на его мыслях, не пускающий туда псионика.

— Проваливай, — тихим, но от того не менее твёрдым голосом потребовал Орт. Пассиса слышал, как быстро и сильно бьётся в его груди сердце, видел, как подрагивают руки мужа, но он держался на зависть хорошо. Так, будто не было никакой оплеухи. — Я даю тебе пять минут на то, чтобы ты покинул остров. После этого я вышвырну тебя собственноручно. И не смей больше появляться здесь без официального письма за месяц до этого. Это мой официальный указ. Господин получит его в ближайшее время. Окажите мне любезность, господин управляющий, избавьте меня от вашего присутствия.

И скрылся в кабинете, хлопнув дверью. Тут же задвинулась щеколда. Тишина стала оглушающей. Между Пассисой и внешним миром будто лежало несколько толстых пуховых одеял, и он не слышал, что происходит вокруг, взгляд его замер. И хотя вампирский желудок был пуст, Ис чувствовал, как он съёживается, поднимается выше, как к горлу подкатывает фантомная тошнота. От головокружения немели руки и ноги. Сердце всё колотилось и колотилось, как обезумевшее, гоняя по телу жалкие крохи крови. Чуть шатаясь, Найтгест повернулся и запинающейся походкой направился прочь от приёмной лорда Орт. У него не было теперь ни единого сомнения в том, что Рурука сдержит своё слово и применит силу, чтобы выдворить со своего острова супруга. И если в псионике Пассиса был силён, то вот боевая магия оставалась коньком Руруки. И она у него получалась пугающе смертоносной, поэтому прочувствовать её на своей шкуре совершенно не хотелось.

***

Несмотря на близость Зимних земель, погода во владениях Лорда де'Мос была замечательной, как, впрочем, и во все остальные годы. Солнце грело как раз с той силой, чтобы ещё можно было щеголять в рубашках и плащах, но не пекло, щадя пушистых подданных Арлана, как и его самого. Самый пик торговли оживлял город де’Мос, и вскоре по Винному тракту в Умбрэ должны были потянуться вереницы телег, нагруженных бочками и бутылками. Часть из них ехала прямиком в «Старую Преисподнюю», где их ждал добродушный трактирщик, чтобы опаивать местных знатоков тонких вкусов. В это время года дорога, ведущая из столицы к оборотням, была самой оживлённой в Ифаре, давая фору даже Хлебному пути, убегающему от западных ферм к городам и замкам. Но в этот раз Пассиса совершенно не прельщался видами ярких повозок, резвых лошадей гонцов, всевозможными лицам дроу, оборотней, гноллов, ящеролюдов и людей — всё это тонуло в окружающему его разум тумане, утопало в зыбких песках страха, обиды и злости. Найтгест не особо подгонял свою лошадь, позволяя ей скакать в своём темпе, так что она то переходила на рысь, то начинала идти неспешным шагом. Её всадник совершенно не интересовался этим, полностью погружённый в пустоту, царившую в его голове с того самого момента, как его собственная рука вмазала оплеуху Руруке. Ему хватило сил лишь на то, чтобы мысленно связаться с Роккэном и предупредить, что едет повидаться с ним.

Как теперь сказать о случившемся, Пассиса не имел ни малейшего понятия. Едкий позор прогрызал в его естестве огромные дыры, оставлял подпалины и принуждал денно и нощно пялиться перед собой в одну точку, брал Иса за горло когтистой лапищей. Барабаны в висках гудели и грохотали, а от жажды Найтгест почти не соображал. Сил не хватило бы не то что на охоту, даже на то, чтобы снять с пояса фляжку с кровью и сделать несколько глотков. Поэтому к оборотням приехала бледная тень, едва ли схожая с территориальным управляющим, но всё же нашлись те, кто узнал его и в таком скорбном виде.

— Пассиса! Эй, Пассиса! Ис! — настойчиво повторял кто-то.

Найтгест медленно поднял голову и огляделся по сторонам. Он и сам не помнил, как миновал Столичные ворота, как беседовал со стражей, поэтому ему потребовалось время, чтобы осознать, где он находится. Недовольные остановкой лошади прохожие цыкали, бросали на него взгляды, словно проглотили муху, а то и несколько, однако мужчина не обращал никакого внимания на кислолицых горожан. Взгляд Пассисы заторможенно прополз по торговке с мягкими ароматными лепёшками с кунжутом и сыром, миновал крупного оборотня, пытающегося поставить отвалившееся колесо телеги на место, запнулся о пробегавшую мимо рыженькую чернокнижницу и наконец выцепил из толпы знакомые черты. Признав Роккэна с Арланом, Пассиса развернул в их сторону лошадь и спешился. Толпа всё пыталась снести его дальше, точно он был высохшим бревном в ревущем русле страстной реки, но вампир продолжал двигаться к мужу и другу. Это же сборище не давало ему толком смотреть под ноги, вынуждая выпрямиться после стольких дней, проведённых в сгорбленном состоянии.

— Я уж боялся, что ты не услышишь нас. Как призрак какой ехал. Великий зверь, ты когда питался в последний раз?! — несомненно заботливая трескотня Арлана пролетала мимо ушей Пассисы, который надломленно глядел на мужа. Роккэн похудел ещё сильнее, хотя это и казалось невозможным, и был не менее бледен, чем его утомлённый супруг. — Вот уж правда — супруги в зеркале неразличимы! Тебе бы отдохнуть, приятель.

Ответить ему Пассиса не успел. Кто-то влетел в него со спины и обхватил маленькими белыми ручками за колени, едва не уронив. Это немного встряхнуло Иса и заставило встрепенуться. Он успел позабыть, какими непосредственными бывают дети оборотней! И тут его чуткого слуха коснулся, казалось, навсегда позабытый радостный голосок:

— Пассиса!!!

Едва не с треском заставив себя опустить взгляд и обернуться, Найтгест почувствовал как почва уходит из-под ног. На его череп словно кто опустил мешок с мукой, заставив осесть и часто заморгать. Потеряв дар речи, мужчина смотрел на рыжеволосую малышку с чудесными синими глазами, которая улыбалась в ответ широкой и обезоруживающей улыбкой.

— Адель... девочка моя... что... как... — Ис хватал ртом воздух. Он осел на землю и обхватил дочь обеими руками, прижав её к себе. Ему было плевать, что по его плащу ходят люди, что девочка стоит на его коленях запылившимися сапожками. Только Адель, его любимая крошка, была важна ему в этот момент.

— Тише-тише, Ис, не привлекай лишнее внимание, — пряча улыбку, серьёзно проговорил Арлан и положил ладонь ему на плечо. — А то все наши усилия пойдут...

— Оборотню под хвост! — деловито подсказала Адель и радостно захохотала, обнимая отца за шею. Роккэн с улыбкой наблюдал за ними, но губы у него дрожали, а глаза покраснели.

— Именно туда, моя искорка. А теперь давайте пойдём, пока нас не затоптали. — Арлан помог Пассисе подняться на ноги и безапелляционно взял Адель за руку, тактично уведя её в сторону. Роккэн отряхнул мужа от пыли и грязи, они обнялись и двинулись вдоль базара к замке. — Ты не шибко кричи, кудряшка, хорошо? Я вообще был против того, чтобы мы сюда шли втроём, но Роккэн настоял.

— Что вообще происходит? Я ничего не понимаю, — как можно спокойнее, прикладывая все свои силы, чтобы не выдать ни радость, ни изумление, ни желание сгрести дочь с мужем в объятия и уехать домой, произнёс Найтгест.

— Так на то и был расчёт. Рурука очень переживал за Адель после... после вашей потери. Он инсценировал её смерть и передал Тошу, чтобы её привезли ко мне. Здесь за ней постоянно присматривают Люук и Зера, а я лично контролирую иллюзии. Так что девочка в полной безопасности рядом с нами. Поэтому... я знаю, тебе тяжело, но постарайся не цепляться за неё у всех на глазах. Я признал её своей дочерью, Люсьен согласился, что пока что так будет безопаснее. Поэтому она пока побудет леди Нессей де’Мос. Так, огонёчек?

— Да! — Адель мигом откликнулась. За то время, что она провела у оборотней, девочка уже успела выучить, на что нужно реагировать, а что игнорировать. Она была окружена куда более внимательной охраной и защитой даже чем сам принц чернокнижников. — Это очень весело!

— А я буду мистоном, — вставил Роккэн и улыбнулся чуть живее. Он с нежностью глянул на дочь, которая вприпрыжку шла рядом с Арланом, держа его за ладонь и что-то напевая себе под нос. — Так что пока что я тоже поживу здесь.

Невозможность прилюдно выказать радость, обнять дочурку, зацеловать её щёки, трепать её рыжие кудряшки, выкручивала всего Пассису изнутри. Даже богам неизвестно, какую муку испытывал он, видя бездыханное тельце на руках Рафаэля! С тех пор Ису казалось, что вся его жизнь потеряла хоть сколько-нибудь малый смысл. И всё, что его интересовало — как дожить до следующего дня, чем его наполнить. И вот теперь малышка Адель шла всего в нескольких шагах от него, её кудри озорно подпрыгивали, но за руку её держал Лорд оборотней, а не отец. Во рту было сухо, и Пассиса натужно сглотнул, провёл языком по нёбу и кивнул.

— Я понимаю... — тихо и надсадно прошептал Найтгест и с силой сжал пальцы Роккэна. — Спасибо, Арлан.

Де’Мос улыбнулся и мотнул головой. Когда-то ему сделали подобную услугу, за тем лишь исключением, что его первенец был совершенно нежеланным ребёнком, в отличие от дочери этих троих. Поэтому спасти девочку от чужих нападок, а так же защитить друзей было для оборотня самим собой разумеющимся. Базар гудел и разливался шумихой. Что-что, а вот торговаться оборотни просто обожали, делали это в охотку и смаковали каждый миг. Сложно было представить зооморфа, который бы отказался набить цену своему товару или же занизить у чужого. Бывало даже, что торговец специально ставил цену повыше, зная, что её будут оспаривать. Даже сам Лорд при заключении договоров любил поспорить, набить цену и ввязать в это дело окружающих. Так что галдёж и треск стояли те ещё, чем невероятно радовали малышку Адель. Девочка глазела по сторонам, но руку Арлана не отпускала, словно самая смирная лань. Пассиса даже не узнавал свою балагурку, привыкнув ловить её по всем углам и снимать со всех деревьев и помостов, какие только найдутся. Разок даже девочка уцепилась за торговую телегу, взобралась на неё, пока Рурука, Пассиса и Сэто жарко обсуждали, что стоит купить к ужину. Торговцы тоже не заметили этого и покатили себе из Дагхласа, беспечно перетирая подробности минувшего дня. Всех их: и запальчивых родителей, и упёртого жреца, и разухабистых купцов спасло только лишь то, что Адель была не прочь поболтать и скоропалительно выдала своё присутствие. Торгаши неминуемо всполошились и развернули телегу с нежданной добычей. Девочка совершенно не паниковала и на вопрос, кто ж её, яхонтовую, посеял, с непробиваемым спокойствием описала Сэто. Жреца неплохо так пропесочили с обеих сторон, а он ответил взаимностью, едва остался с Рурукой и Пассисой наедине. Все дружно решили, что об этом крохотном приключении не стоит знать ни Роккэну, ни его приёмным отцам, и хранили молчание со шпионской невозмутимостью.

Прогулка этой четвёрки не осталась незамеченной. Когда они проходили мимо прилавка возле огромной винной бочки, торговка-оборотень встрепенулась и воскликнула:

— Милорд де’Мос! И его крошка! Какая радость!

Толкавшиеся рядом желающие купить холодного сладкого вина немедленно повернули головы в сторону Лорда и его компании. На некоторых лицах тут же появились улыбки, некоторые в удивлении раскрыли рты — такие были проездом и вовсе не ожидали столкнуться со столь важной шишкой посреди бела дня. Внимание не смутило Арлана, хотя он порядком устал от прогулки и горящих огнём костей, которые менялись. Это походило на очень медленное обращение из кошмарного сна. Не так давно у него выпало два зуба и вместо них росли новые, терзая дёсны. Но это не позволяло ему огрызаться на случайных прохожих.

— Будет вам, — отмахнулся де'Мос, тем не менее подходя к торговке. — Я тут часто бываю.

— И всё же радость! — Изящная чернобурка мигом налила в большую кружку вина и протянула ему. — Винокурня «Самоцветная» угощает! Попробуйте.

— И мне, и мне, и мне! — немедленно отреагировала Адель и потянула руки к кружке приёмного отца. Девочка даже подпрыгивала на месте, так ей хотелось сунуть нос в выпивку. Вся в отца!

— О-о, миледи, не стоит. Ваша светлая голова будет болеть. Но я обещаю прислать вам не забродивший виноградный сок.

— И ничего не будет! Я уже сто раз пила!

Арлан деланно внимательно изучил и обнюхал содержимое кружки, прежде чем приложиться к ней, заодно воскликнув: «Ну и пекло, умираю от жажды!» Роккэн и Пассиса донельзя пристально уставились на оборотня, и не было ни единого сомнения: эти двое вопьются в него оголодавшими василисками, едва представится такая возможность.

— Это всё Люсьен, — малодушно солгал де'Мос. И пусть он был невероятно талантливым дипломатом, сейчас его выдали прижавшиеся к голове уши и заметавшийся хвост. — Вы же знаете этих дроу.

Взгляды, направленные на него, были наполнены скепсисом, сразу давая понять, что никто ему не поверил. Это, впрочем, не сильно расстроило Арлана — день был слишком хорош, чтобы лишний раз беспокоиться о таких вещах. В конце концов, ничего смертельного или кошмарного не случилось. Поэтому Лорд повернулся к торговке и поднял в её честь кружку:

— Благодарю, миледи, великолепное вино. Я бы хотел купить у вас несколько ящиков для своих запасов.

Чернобурка засмущалась, стрельнула карими глазами. Это была большая честь для торговца средней руки получить заказ от самого Лорда оборотней, и упускать такую возможность было смерти подобно. Из его погребов вино, конечно, исчезало стремительно, и он любил экспериментировать с новыми вкусами, но никто никогда не знал, с кем свяжется виночерпий де’Моса. Так что они с Арланом отошли в сторонку, обсуждая подробности сделки, оставив Пассису и Роккэна наедине. Адель крутилась у прилавка и водила любопытным носом, стараясь найти что-то интересное, что не приколочено и плохо лежит.

— Как ты? — Пассиса провёл ладонью по истощавшей щеке мужа. Тот негромко вздохнул.

— Не знаю, — неохотно отозвался Роккэн. Он никак не откликнулся на ласку, только слегка отодвинулся от руки Найтгеста, чтобы через секунду прильнуть к его груди и обнять. — Арлан хороший, тут хорошо, но...

Миррор не закончил мысль, да и не нужно было — было предельно ясно, что прошло слишком мало времени, чтобы он снова мог почувствовать себя в безопасности, чтобы начать жить, как раньше. От улыбчивости словно не осталось и следа. Никто бы не взялся осуждать его за это или пытаться встряхнуться раньше времени. Без лишних слов обняв мужа, Пассиса перебирал возможные варианты того, как следует начать разговор. У него даже мелькнула бесхребетная мысль, что, возможно, стоит сохранить всё в тайне, ведь у них непременно наладится с Рурукой. Вот только как этого добиться, Ис не имел ни малейшего представления. К тому же, какая-то его часть до сох пор была уверена, что во всём виноват Орт, и желала получить тому чужое подтверждение. Однако не успел он сосредоточиться и взять слово, как к ним вернулся Арлан.

— Ох, ну что за вино! Сказка! Идёмте, мои хорошие. Заскочим кое-куда и вернёмся в замок. А ты, Ис, хлебни-ка крови. Неровён час, как тебя за вурдалака примут и поспешат похоронить за городской стеной. — Говоря это, Арлан брал Адель на руки. Девочка устала от долгой прогулки и уже начинала капризничать, дуться и тереть кулаками глаза. Оборотень поцеловал её в висок и пригладил рыжие кудри. Пожалуй, никто бы даже не допустил мысль, что эта девочка может быть ему неродной, настолько естественно они смотрелись друг с другом. — Выглядишь ты, дружище, паршиво. С каких это пор ты себя так запускаешь? Я имел удовольствие общаться с Гилбертом на недавней охоте, и он хвастал улучшившимся положением чернокнижников.

Оборотень весьма внимательно смотрел на Пассису в ожидании ответа, пока они двигались к торговой площади. Уж кем-кем, а дураком Арлан не был ни в коем разе, и он быстро смекнул, в чём же дело, но ему было интересно, решится ли Пассиса врать ему в глаза. К тому же, его снедало любопытство: поговорил ли с ним Рурука начистоту или же всё пошло наперекосяк? В душе он подспудно радовался, что Адель находится вдалеке от семейных тёрок и не видит, как трещат отношения между её отцами. Девочка уже задремала у него на плече, и можно было не беспокоиться — она будет спать мёртвым сном и не проснётся даже если кто начнёт бить рядом с ней посуду. Это Лорд узнал на личном опыте, когда между ним и Люсьеном вспыхнула ссора, и Арлан перебил весь сервант. Только примирившись, они вспомнили, что ровно перед этим пришла Адель и уснула в кресле. Маленькой леди было всё равно, кто прав, кто виноват, сколько пострадало фужеров и как пылко прошло примирение — девочка даже ухом не повела.

— Пустяки, — откликнулся Пассиса. Прежняя злость, которая было утихла под гнётом вины, снова затеплилась в нём. Ему было тошно даже думать про Руруку, а уж заговорить про него было и вовсе выше всяких сил Найтгеста. Его ум рисовал ему тонкие белые плечи под роскошным сапфировым платьем, изумительные острые ключицы с волнующими впадинками над ними, пышную грудь над корсетом, пытался представить томный голос неизвестной красавицы. И ведь сейчас она наверняка была рядом с Ортом! Клыки давили на губы, а желание вогнать их в податливую плоть и сосуды дурманило, давило на грудь. — Я устал с дороги.

Арлан удостоил его кислым взглядом и тихо прицокнул языком. Он-то думал, что эти трое смогли поговорить, что наконец-то закончится эта дурь между ними. Даже до него докатывались отголоски злословий и кривотолков, касающиеся семейства Найтгест-Миррор-Орт, и Арлан разок отправил Тоша разнюхать, действительно ли у Руруки появился фаворит. Накамура вернулся с пустыми лапами и рассказами о двух громких ссорах между Пассисой и его младшим самовластным мужем. Немногим после этого явился и сам герой драмы и, судя по реакции Роккэна, он тоже не был в курсе.

Однако не Арлану было воспитывать их и лезть со своими советами, поэтому он благоразумно свернул язык в трубочку внутри рта и прижал её к нёбу. Адель мирно и сладко дремала у него на руках, изредка тянясь к шее и пытаясь во сне укусить. Разок у маленькой вампирицы даже получилось, и во сне она перегрызла кожу и вены на запястье Арлана. Де’Мос тогда страшно перепугался — ведь они мирно спали, и ночь не обещала никаких происшествий, — и заорал от боли и испуга, чем разбудил девочку. Адель ревела часа три, пока жрец латал лорда, а Люсьен пытался успокоить их обоих. Только тогда, когда целитель объявил, что жизни Арлана ничего не угрожает, девочка смогла унять плач. Так что теперь де’Мос предусмотрительно придерживал голову малышки, не давая ей поддаться инстинктам и разодрать его сонную артерию.

— Долго ещё? У меня живот болит, — подал голос Роккэн. Он морщился от боли и держал руку на животе. Пусть с дня операции прошло несколько месяцев, но внутренности его всё ещё заживали. А может то были фантомные боли — никто не брался ставить это под сомнение.

— Сейчас загляну на торги и зайдём в трактир, переведёшь дух. Закажу тебе тёплого молока с мёдом. А там велю слугам прислать экипаж. Не надо было тащить тебя за стены, — покачал головой Арлан. — И это не обсуждается.

— Хорошо, — пугающе покладисто согласился Роккэн и тяжело опёрся на Пассису. Он устал гулять, а потому был согласен на любой план, если тот подразумевал возможность посидеть, вытянув ноги.

На их счастье торги уже подходили к концу. Лицитатор, завидев Арлана, немедленно оживился и кивнул ему, а затем указал на свободные места в первом ряду. Это была своего рода ярмарка для зажиточных горожан и аристократов, но куда менее официальная в сравнении с теми, что проводились в Умбрэ. В течение полугода жители замка и города де’Мос, а также близлежащих городов и селений свозили к аукционисту причудливые вещицы, произведения искусства и прочий разный хлам, за который надеялись выручить денег. Здесь было не найти деревянных ложек, ивовых корзин или шляп для пахотных работ. А вот особенно хорошо получившиеся глиняные кувшины, декантеры, старинная посуда, доставшая в наследство от почившего деда — такого добра здесь было более чем достаточно. За месяц можно было ознакомиться с лотами и прицениться. Но даже связи и влияние Арлана не могли позволить ему сразу выкупить товар — это просто-напросто шло вразрез с правилами. Так что теперь де’Мос с предвкушением и волнением смотрел на стоящий в стороне деревянный ларец.

— И что же тебя сюда привело? — из вежливости устало поинтересовался Пассиса.

— Увидишь. Это блаженство для глаз и рук!

Столь многообещающий анонс слегка оживил Найтгеста, а ещё в глубине души он был рад, что неприятный разговор откладывается. Как бы он ни был зол на Руруку, но всё ещё считал, что эта дурь пройдёт, и рыжий снова станет таким, каким был. Погружённый в свои мысли, Пассиса даже не следил за ходом торгов и только гладил Роккэна по плечу, пока тот прижимался к нему в поисках ласки. Люди перебивали цены друг у друга, пока наконец Арлан не остался последним, способным предложить внушительную сумму. Но вид у него был такой довольный, счастливый и едва не трепещущий, когда он принимал в руки изукрашенный резьбой ларец, что начинало казаться, будто там должна лежать минимум корона континента. Но когда крышка была поднята, Пассиса заметно скис и пренебрежительно увёл взгляд.

Пять кубков из чернёного серебра с рельефом, изображающим двух лис, лежали на выцветшем красноватом бархате. Хвосты лисиц обвивали ножки кубков и переплетались между собой. Глаза лис были выполнены из изумрудов. Арлан с заметным трепетом провёл пальцами по одному из кубков и не удержался от по-детски счастливой улыбки:

— Они великолепны!

Он даже протянул своё сокровище к Роккэну и Пассисе, но ни тот, ни другой, кроме натянутых улыбок, никак не отреагировали, вызвав на лице оборотня досадливое выражение. Убрав кубки обратно в ларец, Лорд вручил его Найтгесту, а сам, удобнее устроив у себя на руках Адель, как и обещал, повёл всех в трактир. Это место, «Нежная лоза», было совсем не похоже на «Старую Преисподнюю», выглядело в разы опрятнее, свежее: выложенное из светлого камня здание было длинным, одноэтажным, а открытая веранда была украшена цветущими глициниями, свешивающими из горшков длинные серебристо-сиреневые цветы, за которыми даже не было видно гибких веток. Нежный аромат переплетался с запахом снеди, веющим из приоткрытых дверей. Оттуда не нёсся дружный гогот, стук кружек, но тихий гул разговоров наполнял трактир определённой живостью, приподнимая настроение. Обед проходил относительно непринуждённо: Арлан сыпал шутками, веселил проснувшуюся Адель, но то и дело поглядывал на молчаливого и почти обморочного Пассису. Долго они не просидели, и, едва Лорд оплатил обед, вся компания дождалась экипаж и уже на нём вернулась в замок. Там девочку перехватили кормящие служанки и увели её готовиться ко сну, хоть она всячески сопротивлялась и усиленно тёрла глаза ладонями.

— Что же, и мне пора вернуться к своим делам. Оставляю вас наедине, мои хорошие, — вежливо откланялся Арлан и, развернувшись, мягкой поступью направился к своему кабинету. По дороге он поймал проходившего мимо слугу и вежливо попросил принести ему лавандовый чай.

Дел за время прогулки наверняка нагрянуло немало. У прочих фракций больше всего проблем было по весне, когда начиналась грызня, тщательно сдерживаемая законами, с этим приходил и поток писем, вежливо завуалированных угроз, требований, предложения о союзничестве, гневные отповеди за смерть очередного солдата, заискивающие послания с предложением своего ставленика на злачные места — всего этого было в достатке, чтобы доставить массу головной боли и обеспечить работой, как обычной, так и внеурочной. Лорду же де’Мос приходилось сталкиваться с этим всем куда чаще прочих. Бурная торговля, поставки урожаев, постоянный найм оборотней в разные замки и отряды, шпионские донесения со всех уголков страны… голова наполнялась низким тяжёлым гудением от одной только мысли о них. Но всё было лучше, чем мучиться от линьки и не находить себе места. Страшно хотелось запустить когти во что-нибудь, подрать мебель, покусать, и от этого облезающий и укорачивающийся хвост, который невыносимо чесался, так и хлестал по воздуху, всё больше раздражая своим поведением. Арлан даже почти переключился на работу, как вдруг его ушей достиг оклик. Пассиса позвал его, и голос у него был надтреснутый, словно кто закинул аркан ему на шею и придавил.

— Арлан, послушай… надо поговорить, — раздалось обречённо. Не было даже эхо, которое впиталось в расстеленную ковровую дорожку, в тяжёлые алые шторы с золотым шитьём и пышными кистями. Необходимости в занавесях почти не было в скальном замке, но оборотни вешали их из любви к уюту и красоте.

— Да, мой мышонок? Что тебя тревожит? — ласково проворковал оборотень, останавливаясь вполоборота к ним.

— Мы можем побеседовать у тебя?

— Конечно. У меня в кабинете…

— Нет, давай в покоях, — неожиданно настойчиво попросил Найтгест. Роккэн не без удивления, хотя и порядком устало смотрел на него. На осунувшемся лице не было прежнего блеска любопытства, искорок во взгляде, и целый карий глаз казался таким же стеклянным, как и второй, что уж говорить про приопущенные уголки губ и слегка сдвинутые брови. — Не хочу, чтобы нас прерывали. Или подслушивали. Люсьен здесь?

— Нет, он в пещерах Эйши, — тщательно скрывая собственное удивление, отозвался Арлан. Внутренности у него слегка сжались. Он уже понимал, о чём, о ком пойдёт беседа. «Что же ты натворил, Рурука?» — только и мелькнуло в его мыслях.

Пассиса кивнул, приобнял мужа и последовал за оборотнем. Он всё пытался уложить у себя в голове, что происходит, как де’Мос и Орт провернули всё это за их спинами, почему ему никто не сказал о том, что планируется, и было поутихшая злоба снова взяла его за горло. Комок обиды, ярости, неверия, страха был столь запутан, что мысли Найтгеста превращались в глинистую кашу, которую всё размывает и размывает речной водой, примешивая к ней траву, камни, куски коры, чешуи и ил. И самым болезненным было осознание того, что сейчас в это время Рурука может проводить время со своей фавориткой. Как вообще могло укрыться от взглядов политиков такое событие? «Нет, просто ты не хотел видеть. Все твердили об этом», — мысленно поправил себя Пассиса, и от этого в груди стало лишь больнее. Вампирское сердце не справлялось, выходило из-под контроля.

В апартаментах оборотня был беспорядок, какой не приличествует знатному политику: тут и там сквозняк гонял клочки шерсти, одежда валялась то на спинках кресел, то на столе, даже на каминной полке лежали атласные шаровары цвета венозной крови, кровать и вовсе не была застелена, точно слуги не заглядывали сюда уже неделю — посуда ютилась в одном из кресел.

— Простите за этот кавардак. Я совсем заработался и не пускал к себе никого, — Арлан принялся шустро ходить по покоям, споро наводя подобие порядка, хватая одежду и неделикатно запихивая её под кровать, переставил посуду на камин и быстро зажёг лёгкие благовония с лилией. Пассису всего передёрнуло от этого запаха, но он смолчал. Роккэн молча устроился на диване, подложил себе под спину подушку и вытянул ноги. — Я слушаю. Не смущайтесь, мне надо переодеться. Но ты говори, мышонок.

Было сложно собраться с мыслями: Арлан раздвинул ширму и зашуршал своими одеяниями, шёпотом ругаясь про себя, несколько новых клочьев рыжей шерсти полетело на пол. Терпеливо дождавшись, пока Лорд накинет на себя халат и натянет шаровары, Пассиса присел на край кресла. Он мял подлокотники, жевал губы, и де’Мос не торопил его, но и не создавал комфортную тишину: ходил по покоям, то набивая трубку, то шурша свитками, которые валялись на его кровати.

— В общем… я сильно разругался с Рурукой. — Всё же нашёл в себе силы Пассиса. — Кажется… нет… я застал его с любовницей. Он принялся врать мне в глаза, сказал, что я сбрендил, а я… я ударил его.

— Ис! — Роккэн не мог вскрикнуть, шепнул это упавшим голосом. Лицо его исказилось от ужаса. — Не верю своим ушам. Ты? Ударил? Руруку?

— Я несколько раз извинялся перед ним! — попытался оправдаться Найтгест. — Но я видел… он долго был в покоях, не пустил меня внутрь, но когда он выходил, я увидел платье. Тьма… — Пассиса закрыл лицо руками и низко склонился к собственным коленям. Его снова тошнило от воспоминаний о том отвратительном дне. — Рурука дважды выставлял меня с острова. Сперва, когда Адель… когда она… когда подстроили её убийство. Мы поссорились. Очень сильно. Я не владел собой. И он наорал на меня, обвинил, что я не посчитался с его чувствами, и велел убираться. И вот теперь… Он… он написал официальный указ, запрещающий мне появляться на острове без предупреждающего письма и только — с рабочими визитами. Боги…

Арлан провёл по лицу ладонью, стиснул собственные губы, сдерживая рвущиеся наружу ругательства. Он мог только смотреть на то, как Роккэн подходит к мужу и начинает гладить его по плечам, безмолвно утешая. У него тоже не было слов, и по лицу Миррора было понятно, что он шокирован. Де’Мос засмолил трубкой активнее, редко моргая и часто затягиваясь, пуская клубы дыма, от которых тут же начал отмахиваться Роккэн. Но то, что было сказано дальше, поразило Лорда до глубины души.

— Ну ты же знаешь его, — как можно более примирительно и беспечно, насколько мог, произнёс Роккэн, гладя Пассису по волосам. Тот поднял голову и посмотрел на него абсолютно несчастными глазами, бессильно уткнулся лбом в его бок. — Он у нас темпераментный. Со своей придурью…

— Роккэн, он уехал из Белого замка, не справлялся о твоём самочувствии, он был там с какой-то женщиной! Он прогнал меня, чёрт его побери, его законного мужа, чтобы быть с любовницей! — Пассиса снова набирал обороты. Он подорвался на ноги, запуская пальцы в волосы и начиная расхаживать по апартаментам, рассекая своим телом дым, повисший от трубки Арлана, который до поры хранил неопределённое молчание, не высказывая своего мнения. Вампир злился, его брала бессильная ярость, заставляя дрожать и терять всякое здравомыслие. — Я эту суку убью.

— Ты знаешь, кто она? — удивился Роккэн.

— Я про Руруку, тьму ему на голову! — рявкнул Пассиса, заставив всех вздрогнуть и поглядеть на него уже испуганно. — Как он… что он… Угх!

Найтгест с размаху рухнул на диван и, запрокинув назад голову, снова закрыл лицо ладонями и не то застонал, не то зарычал, издав вой отчаяния и гнева. Миррор кусал подрагивающие губы, гнул то в одну, то в другую сторону пальцы, мял друг об друга ладони, разглядывая пол у себя под ногами. Ему было тяжело поверить, что брат повёл себя так, он не представлял, как вообще должны были повернуться Луны и звёзды, чтобы Рурука пошёл на откровенную измену да ещё и так беспардонно выставил мужа.

— Но он всегда был таким, — неуверенно подал голос Роккэн, заламывая мизинец. Взгляд его бегал. Весь мир вокруг будто рушился, рассыпался, и он отчаянно цеплялся за его обломки, силясь собрать всё воедино. — Он иногда позволяет себе лишнее, да… ну и дурит порой. Это пройдёт.

— А если нет? — глухо поинтересовался у него Пассиса, не отнимая рук от лица. Он всё так же полулежал-полусидел на диване, вытянув ноги и упёршись макушкой в изголовье. Его уже не так трясло, но Арлан тонул в его гневе. И продолжал молчать. — Тебе не мерзко, что он бросил тебя? Что трахает какую-то девицу, пока ты здесь?

— А ты как думаешь?! — не сдержался и крикнул Миррор. По щекам заструились слёзы, губы задрожали, нос немедленно покраснел. — Да я в ужасе! Ты думаешь, я не знаю, что он постоянно ходит налево? Да проще жеребца в гоне от течной кобылы отогнать, чем его от… от… — он не выдержал и разревелся, присев на корточки и уткнувшись лицом в колени. Найтгест оставался на своём месте. Де’Мос молчал. Дыма в комнате становилось всё больше. — Я закрывал на это глаза. Мне казалось, что это будет правильно. Но я думал… думал, что… что это всё не взаправду. Без чувств.

— Да он один как целое «без чувств»!

— Стоп, — холодно произнёс наконец Арлан, отнимая трубку ото рта и обводя обоих преувеличенно спокойным взглядом, хотя зелёные глаза метали гром и молнии. Ему было тяжело справиться сразу с чужими и своими эмоциями, и приходилось отслеживать каждое слово, рвущееся на язык. — Пассиса, тебе нужно подышать и умыться. Роккэн, тебе тоже не помешает. Иначе так в горячке можно наговорить и надумать такое, о чём потом будете горько жалеть.

— Не пытайся меня успокоить, — сердито бросил Найтгест, наконец садясь и переводя взгляд на оборотня. — Что бы ты сделал, если бы Люсьен тебе изменил?

— Поговорил с ним, — всё тем же ровным тоном, говоря тише, чтобы и Пассиса успокоился, и чтобы мог сосредоточиться на том, о чём сейчас идёт речь, произнёс де’Мос. — Ты пытался с ним поговорить?

— Да я!..

— Или ты сразу бросился с ним собачиться? — сделав вид, что не услышал возмущённый возглас, строго продолжил Арлан. Пассиса поутих. Он опустил взгляд в пол и провёл рукой по всклокоченным волосам. Даже Роккэн прекратил всхлипывать и поднял взгляд на мужа. Затишье было достаточным, чтобы де’Мос смог сделать выводы. Он тяжело вздохнул, взял в руки тампер и притушил угли в трубке, отложил её на столик. — Вам надо поговорить. Всем вместе. Потому что, кажется мне, что ты сильно его обидел. И тем более ударил. Если бы мне дал пощёчину Люсьен, я бы его с лестницы спустил за такое и тоже не захотел бы видеть. Это даже не крайняя мера. Такое вообще не может быть мерой.

— Но что мне делать?

— Принести извинения в первую очередь.

— Я перед ним сразу извинился! — снова вспыхнул Найтгест. Щёки его горели от стыда и злости. Ему не нравился тон Арлана. Да и в целом он уже пожелал, что затеял этот разговор и обратился к другому замужнему мужчине. Он не встретил ни сочувствия, ни, как ему казалось, понимания. Ему казалось даже, что оборотень встал на сторону рыжего. — Я же сказал.

Арлан снова вздохнул и нахмурился. Как горох об стену. Проще минотавра научить не бодаться.

— Пассиса, — мягко произнёс он, — когда одна фракция причиняет другой неприятности, что положено делать? — Найтгест даже выпрямился от такого неожиданного вопроса и проморгался. Он пытался понять, на что намекает де’Мос. Тот не стал мучить его игрой в угадайку и всё так же вкрадчиво продолжил: — В ход вступает дипломатия. Необходимо загладить конфликт, чтобы не разгорелась война. Потому что все и так готовы превратить весь мир в пожар в своей борьбе за территории и ресурсы. Поэтому дипломаты посылают письма, отправляют свои делегации и незначительные дары в знак своих добрых намерений. И тогда же выясняют какие-то планы, аккуратно заглядывают в чужие тайны и преподносят свои цели так, чтобы они казались выгодными второй стороне. Отнесись к этому, как к любой встрече с лордом, которого нужно посетить. Знаю, что ты в основном занимаешься делами внутри фракции, но ты посещал эти лекции, достаточно долго пробыл рядом с Гилбертом, чтобы…

— Точно, Гилберт! — лицо Пассисы просияло. — Я попрошу его!

— Но… — Арлан опешил. Он поглядел на Найтгеста одновременно удивлённо, с жалостью, как на деревенского дурачка, который что-то опять вытворил, но не со зла, а по незнанию. — Пассиса, это не то, что…

— Нет-нет! — продолжил уже с большим энтузиазмом тот, подскакивая и обводя их обоих посветлевшим взглядом, близким к восторженному. — Он сам предлагал поговорить с Рурукой и думал, что лучше пойти мне, но всё вышло вот так. Он сможет с ним договориться, я уверен! — во взгляде Арлана он не прочитал ни сочувствия, ни согласия, но был слишком ослеплён вспыхнувшей надеждой. — К тому же скоро Неделя зимы, все соберутся, и не придётся искать предлогов. Он же его всё-таки воспитывал, Рурука прислушается. Спасибо, Арлан! Спасибо! Я свяжусь с ним.

— Как скажешь, мышонок, — натянуто улыбнулся Лорд и кивнул им обоим напоследок, провожая из комнаты, а затем тихонько шепнул себе под нос: — Глупый, глупый мышонок…

***

Раздражение Господина чернокнижников не знало своих границ. Осенью ему пришёл приказ от Орта, запрещающий въезд территориального управляющего на его земли без официальных документов и сообщения от самого Повелителя, а затем, спустя месяц, к нему примчался сам Пассиса, умоляя переговорить с Рурукой. Узнав подробности их встречи, Гилберт предпринял все усилия, чтобы на месте не придушить брата, и это было чертовски сложно. Младший Найтгест разве что на коленях не умолял, чтобы вмешался старший брат и помог уладить конфликт в их семье. Поэтому на Неделю зимы Гилберт ехал в крайне дурном расположении духа. Всё это время он мог только молча про себя ругаться, ужасаясь тому, какую кашу заварили эти трое. Ехавший напротив него в карете Митсу с интересом и опаской поглядывал на отца, но благоразумно помалкивал, хотя его так и разъедало горячее любопытство: тот сидел, скрестив на груди руки и закинув одну вытянутую ногу на другую, красуясь начищенными до блеска сапогами, которым любой бы позавидовал, вечно хмурился и беззвучно шевелил губами.

— Мы почти приехали, — аккуратно заявил принц. — Гилберт, ты как? Готов?

— Угу, — подал голос Найтгест и посмотрел на сына. Одет тот был парадно и сильно этим гордился. Мальчишка рос тем ещё пижоном и вовсе этого не стеснялся. Ему нравилось красоваться, и пока что это выглядело скорее забавно, но на смешки Митсу реагировал гордо поднятой головой. «Вот вырасту, смеяться перехочется», — обещал он. Не стоит даже и говорить, что это вызывало у всех остальных лишь большее умиление. — Увидишь Руруку — дай мне знать.

— А что? — при упоминании Орта улыбка медленно сошла с лица мальчугана. Оно стало пренебрежительно-холодным, а глаза чуть сощурились.

— Да обсудить надо с ним одну вещь. Обстоятельно.

— Хорошо, — с неохотой кивнул Митсу.

Шумное празднование уже шло полным ходом: толпы людей, музыка, еда — от раза к разу ничего не менялось. Но как-то так выходило, что каждый год получался по-своему незабываемым. Празднующие всегда умудрялись привнести новые шутки, рождали анекдоты, о которых потом обязательно будут вспоминать до следующих празднеств, а завязывающиеся знакомства порождали интересные исходы. Вон лорд де’Мос общается с Королём гоблинов, смеётся, да и тот отвечает весёлым похрюкиванием, хлопая собеседника по локтю, точно это не их армии грызлись на границах Ифарэ ещё не далее как месяц тому назад. Вот возле семейства Вигал общается роскошная леди в не менее великолепном сапфировом платье, игриво стреляя глазами в сторону их сына. Дальше, у самой озёрной площади, Алак’Антара общает Повелительница элементалистов, взяв его под локоть, а он отвечает ей вежливыми улыбками и мягкими жестами, впрочем, как он обходился и со всеми. Множество лиц сливалось в неясную кутерьму, было сложно сосредоточиться — компании постоянно перемешивались. И сколько бы Гилберт ни ходил по столице, так и не смог углядеть Орта. Попытки Митсу так же не увенчались успехом.

Кормак прогуливался под руку с леди, не обращая внимания на царящую вокруг шумиху, не сводя взгляда с прелестницы, обратившей на него взгляд. Собранные каштаново-рыжие волосы оголяли длинную шею с бархоткой, рубиновые серьги из чернёного серебра, точно красавица вовсе не боялась холода. Вампирское обоняние улавливало сладковато-терпкие нотки бергамота и каких-то ещё сладких цветов, отчего голова у мужчины начинала плыть. Он пока и сам не мог понять, от чего больше: обворожительного изящества состоятельной девушки, от её чудесного аромата или ласкового необычного голоса, будто немного простуженного и более низкого, чем ожидаешь. И всё же вместе это складывалось в очаровательную картину, перехватывающую дыхание у Вигала. Приведи он такую в свой дом, родители были бы рады и не стали бы дальше искать ему выгодную партию на свой вкус. Мысль эта была стремительной, поспешной, но ещё не успевший набить себе шишки на жизненном пути молодой мужчина был смел в своих мечтах.

— Так вы служите в Вуали? — улыбнулась девушка, вырывая его из размышлений, отвлекая от любования, и глянула на кавалера. С интересом. Она зябко куталась в тонкую лисью шубку, грела дыханием ладони в перчатках.

— Да. А откуда вы знаете, Лиадан?

— У меня там неподалёку ферма. Сама я живу в столице, но не могла не купить плодородную землю. Батюшка всегда говорил, что нам это нужно, и я просто не могла не исполнить его желание после… — девушка приложила ладонь к груди, погрустнела.

— О, миледи, прошу прощения. Я не хотел, чтобы вы вспоминали о печальном, — спохватился Вигал и мягко накрыл её руку своей. — Позвольте вас пригласить в «Тихую лютню». Там подают горячее вино и… что вы любите есть? Я вижу, что вы замёрзли.

Леди Аоиф кокетливо поправила пальцами выбившуюся из причёски каштаново-рыжую прядь, глянула на него из-под приопущенных ресниц. От этого взгляда внутри Кормака всё перевернулось с ног на голову, а сердце забилось быстро-быстро.

— Только не смейтесь, пожалуйста. Я слежу за фигурой. Не хочется есть на ночь, — она прикрылась ладонью, смущаясь чужого взгляда.

— Моя леди, вы прекрасны! Вам ничуть не повредит немного поесть. Так вам станет теплее. Хотите, можем пойти в «Акулий клык»? Я слышал, что у них великолепные морепродукты. — По лицу Лиадан пронеслась тень, и она слегка покачала головой.

— Нет, лучше в «Лютню». Но только вино. И может быть… куриных сердечек.

Кормак весь просиял, услышав согласие от девушки угостить её ужином. Он повёл её с Торгового луча на соседний, Винный, где располагалось немало питейных заведений, встречались корчмы и таверны. «Тихая лютня», в противовес «Старой преисподней», была излюбленным местом для аристократии. Играли музыканты, горел большой камин, а обходительные разносчики обаятельно улыбались состоятельным дамам, теша их самолюбие. Вигал посчитал, что это будет лучшим местом, чтобы провести вечер с прекрасной новой знакомой. Она так внезапно подошла к ним возле Озёрной площади, что у него не нашлось слов: роковая девушка представилась, спросила, не они ли семейство Вигал, и сделала несколько комплиментов леди Миранне, выказала своё почтение Диглану, сказав, что её знакомые лестно отзывались о лорде и его верной службе Господину чернокнижников, а потом заинтересовалась Кормаком. Слово за слово, и вот они уже сидят в шумном зале, пьют вино, смеются и заказывают вторую порцию куриных сердечек в сливочном соусе.

— Ох, я люблю Вуаль, — после второго бокала поделилась девушка, мечтательно улыбаясь и прикрывая глаза. — Там всегда так опасно, столько солдат, и жизнь бьёт ключом. Я даже несколько раз жертвовала «Рубиновому банку», так что может вы однажды… ох, что это я. Прошу прощения, — Лиадан потупила взгляд. Бледные щёки покрыл румянец. Кормак и сам вспыхнул от смущения, поняв, о чём говорит леди Аоиф. Подумав о том, что мог вкушать кровь этой девушки, он с трудом сглотнул и так же отвёл взгляд. Ненадолго повисла тишина. — Прошу прощения. Это всё вино. Не надо было столько пить.

— Что вы! Вам не за что извиняться. Я бы был польщён… — Кормак понял, что его заносит куда-то не туда, нервно дёрнул себя за бороду по вредной привычке, и поспешил перевести тему, как ему показалось, на более безопасную. — Вы часто бываете в наших краях?

— Не так часто, как мне хотелось бы. Одной вести дела имения сложно. — Она поправила рубиновую серьгу в ухе, провела пальцами по подбородку, рядом с губами, и Кормак не мог не прослеживать взглядом эту волнующую линию. Вино и впрямь разгорячило. — Но я люблю приезжать туда на охоту. Есть у меня такая слабость.

— Вы умеете стрелять?

— Нет, что вы, я ни за что лук не натяну, — она рассмеялась и скользнула ладонью по худым рукам, которые, впрочем, показались Кормаку достаточно сильными. — Но я люблю ездить верхом. Это очень волнительно. — Разговор потёк спокойнее, больше не затрагивал опасные темы и не вызывал смущений у пары. Вокруг шумел праздник, люди приходили и уходили, и как-то незаметно настал черёд и леди покинуть праздник жизни. Она накинула на плечи свою шубку и элегантно поднялась со стула: — Прошу меня извинить. Час уже поздний. Мне предстоит вернуться в резиденцию. Я порядком устала.

— Могу я вас проводить? — Кормак поднялся вслед за ней.

— Не стоит, господин Вигал. Я бы хотела прогуляться одна. Мне было приятно провести с вами вечер. — Девушка сделала изящный реверанс, снова приопуская ресницы, потупив ясные голубые, почти синие глаза, а Кормак со стыдом понял, что пялится в её декольте на волнующие белоснежные груди. Он тут же одёрнул себя и предпринял последнюю попытку:

— Наш дом устраивает в этом году День принятия. Может быть, вы посетите нас?

— О, правда? — тон девушки стал очень уж заинтересованным, и это польстило вампиру. — Если вы настаиваете…

— Безусловно!

— Что же, господин Вигал, тогда встретимся на Дне принятия, — Лиадан протянула ему руку без перчатки, и Диглан немедленно склонился, перехватил тонкие пальцы, чтобы едва ощутимо коснуться губами кончиков её ухоженных ногтей.

Он с затаённым восторгом наблюдал за тем, как леди Аоиф разворачивается и не спеша уходит, изящно придерживая на плечах шубку. Не было слышно в этот момент ни шума толпы, ни стука кружек, ни биения собственного сердца — точно всё вдруг умерло, едва только взгляд сапфировых глаз оторвался от него и исчез в темноте за порогом заведения. Запах вина мигом перестал казаться таким уж обворожительным, и мягкий вкус нежного мяса растаял, не оставив после себя ничего. Только губы будто горели в том месте, что соприкоснулось с рукой девушки. Не помня себя, Кормак заплатил разносчику и вышел под пышный снегопад. Сколько бы он ни смотрел в плохо освещённую улицу, мерцающую от света свечей в домах, но уже не видел её. Только следы сапожек, едва приметённые подолом длинного платья. На секунду его охватило непристойное желание проследить за красавицей, узнать, где она живёт, чтобы непременно прийти к ней утром и принести какой-нибудь подарок. Мысленно он воскрешал в памяти изгиб изящной шеи, обхваченной широкой кружевной бархоткой с блистающим рубином, точно крупная капля крови, пущенная из-под белой кожи, припудренные веснушки, подобранные в высокую сложную причёску густые волосы. Земля словно пыталась уйти у него из-под ног, и Кормаку приходилось то и дело прикрывать глаза, чтобы избавиться от чудесного видения, вторгнувшегося в его жизнь.

Ни родители, ни сёстры не были озабочены его долгим отсутствием. Каждый был занят своим: двойняшки разбежались по разным сторонам с кавалерами, а лорд и леди Вигал чинно беседовали с Господином чернокнижников и его сыном. Кормак хорошо их помнил по охоте, и настроение у него, было упавшее из-за раннего ухода леди Аоиф, вернулось к приподнятому. Однако подходить он не спешил, решив насладиться Неделей зимы. Какой-то парень подкатился к нему с предложением выпить в его компании, сказав только «да чего ты тут один стоишь, айда к нам!» Семеро парней и девушек, которые едва ли были совершеннолетними, сидели возле «Старой преисподней», откуда, как и из многих других заведений, были вытащены столы. Это были студенты из академии чернокнижиков, и они весело перемывали косточки преподавателям, похоже, ни капли не боясь, что кто-нибудь из них нарисуется за их спинами и пожурит за распитие алкоголя. Но в Неделю зимы всем было не до этих возможных нарушений.

С ними Кормаку повезло провести остаток ночи, что почти изгнало из его головы мысли о Лиадан: он узнал, кажется, все сплетни Чёрных страниц, послушал про тяготы студенческой жизни, даже попытался вникнуть в темы их ежегодных экзаменов и работ, про себя немного завидуя и восхищаясь. Эта ночь была слишком хороша, чтобы тратить её на обиды, глупые придирки или излишнее хвастовство. Такого в поместье не было. Даже сёстры порой любили поддеть простого стражника за его не утончённую натуру, простоту и некоторую наивность. Матушка обычно была холодна, как лёд, а отец иногда перегибал палку с попытками научить его быть лордом. Соседство простодушных бесхитростных ребят, которым было всё равно, кто он, было настоящим глотком свежего воздуха, хотя, казалось, что на улице его и без того в достатке. Снег валил со страшной силой, и вскоре его завлекли в игру в снежки. Все мигом позабыли и про ледяное пиво, и про остывшего вепря, и, не обращая внимания на других, принялись кидаться друг в друга снегом. К этой забаве присоединилась детвора, стало ещё более шумно. Пару раз прилетало каким-то высокопоставленным шишкам, и Кормак умудрился запульнуть свой снаряд в грудь какому-то плечистому дроу, который в этот момент общался с рыжим оборотнем. Тёмный эльф, поглядев на это, сгрёб в руки приличный ком и швырнул его в ответ, едва не сшибив парня с ног. Это потом, на следующий день, молодой Вигал получил выволочку за то, что замахнулся на короля Алак’Антара, и ему было мучительно стыдно. Но всё же веселье стоило того.

Столица затихала, а снег всё шёл и шёл. Как никогда уютно было сидеть в доме у камина. Без Артемиса их дом казался Гилберту совершенно пустым, и даже хотелось собраться и уехать в замок, чтобы не мучить сердце воспоминаниями. В каждой вышивке, в каждой книге, в каждом уголке ему чудился Акио, и Найтгест молча смотрел в огонь. Митсу давно ушёл спать, и Господин чернокнижников коротал остатки ночи в полном одиночестве. Так бы и продолжалось, если бы не раздавшийся стук в дверь. Скинув с плеч вязаный плед, Гилберт прошёл в прихожую и открыл дверь. И он, и ночной визитёр оказались удивлены: Рурука глядел на него одновременно испуганно и озадачено, а Найтгест смотрел в ответ, не совсем веря собственным глазам.

— Рурука! — выдохнул он. — А я тебя искал.

— Я увидел свет, подумал… — голос Орта звучал непривычно нерешительно. — Я искал Артемиса… если мешаю, я…

— Нет-нет, что ты. Заходи.

Помявшись немного на пороге, лорд всё же прошёл в дом. Он никак не рассчитывал встретить здесь Господина чернокнижников, понадеялся на встречу с Артемисом и его мудрый совет, а теперь не знал, как подать свой визит. Ему было даже немного боязно видеться с ним, потому как он полагал, что после официального подтверждения его указа Повелитель будет просто в ярости. Но Гилберт выглядел донельзя домашним, спокойным и умиротворённым. С невиданной заботой Найтгест снял с плеч Руруки шубу, повесил её и помедлил:

— Тебе помочь с сапогами?

— Что? Пф. Брось, — неожиданно фыркнул Орт, хотя его и удивило предложение. Неужто Господин и впрямь бы встал на одно колено и помог снять обувь, чтобы не травмировать колено? — Я сильный мальчик.

— Не сомневаюсь, — усмехнулся ему в ответ вампир. — Вина?

— Нет… а хотя знаешь… давай.

Кивнув на это, Найтгест сходил в подвал, чтобы принести пару бутылок (зная Руруку, он предполагал, что нужно будет сходить ещё раз), завернул на кухню за бокалами и вернулся в гостиную. Орт стоял у камина, отогревая руки. Одет он был, как и в последний раз, когда его видел Гилберт, просто: чёрная рубашка, штаны, никаких излишеств. Только волосы вились пуще прежнего, будто он походил с косами по снегопаду, а потом решил их распустить. Но что-то в его образе, помимо этого, казалось непривычным. То ли устало-расслабленная поза, то ли печальное выражение обычно нахального лица, то ли что-то во взгляде потухших глаз. «Видать, не так всё однозначно было, Пассиса», — подумалось ему, пока он откупоривал бутылку и разливал вино по фужерам. Даже на звук вышедшей из горлышка пробки Орт не обернулся, не вздрогнул, только зябко поёжился и потёр плечи. Тихо тикали часы, потрескивал поленьями огонь. Подождав с минуту, Гилберт негромко окликнул лорда. Тот оглянулся и изобразил улыбку.

— Извини, задумался. Спасибо за вино.

— Угощайся. Не видел тебя на празднике, — Найтгест опустился на диван и закинул правую руку на спинку, в левой держа бокал. Рурука как-то излишне скромно присел рядом. Он молчал, никак не прокомментировав слова о своём отсутствии. Его мысли были заняты другим.

В молчании они изредка отпивали из бокалов, не переглядываясь и просто любуясь причудливыми изгибами пламени. И это казалось до невозможного приятным, естественным. Над ними не нависало напряжение. Слышался лёгкий шелест снега по окну, в дымовой трубе негромко подвывал ветер, сталкиваясь с горячим воздухом и пытаясь протолкнуться внутрь, но дом оставался таким же тёплым и спокойным, каким был всегда. Даже сонливость начала накатывать, и Гилберт не отказал себе в удовольствии прикрыть глаза. Ему не хотелось нарушать идиллию разговорами о ссоре с Пассисой, тем паче что он чувствовал — сейчас не время для этого. От Орта так и веяло вымотанной тоской, печалью. Лезть в его мысли не хотелось.

— Я хотел совета, — всё же решившись, первым заговорил Рурука, и Найтгест приоткрыл глаза, вопросительно замычал. Обхватив ладонями бокал, Рурука повернулся к нему и привалился плечом к спинке дивана. Смотрел он с надеждой и одновременно будто бы страхом. Таким его видеть прежде не приходилось, но Повелитель решил лишний раз его не напрягать и не спугивать, просто повернул голову и приподнял брови, молчаливо приглашая продолжать. — У нас не всё ладно в семье… да ты и так знаешь, чего я буду рассказывать. Наверняка Пассиса уже нажаловался.

— А что ты сам думаешь?

От этого вопроса Рурука вздрогнул. Он был готов к чему угодно, но не этому. Поэтому молчал, опустив взгляд и понурившись. Плечи устало опустились.

— Я… я не знаю, Гил, — тихо прошептал Орт. — Я устал. Мне не хочется видеть их. Не из-за обиды или злости, нет. Я уже даже злиться не могу. Я просто не чувствую в себе желания видеться с Исом или Роком. Когда Пассиса ударил меня, я словно проснулся. Проснулся после затяжного кошмара, который всё никак не заканчивался.

И снова замолчал, глядя на свой полупустой бокал. На глазах у него собрались слёзы и тихо закапали на штаны. Он не всхлипывал, не заламывал руки, не закрывался ладонями, а беззвучно дышал, даже не порываясь стереть влагу с лица. Плечи едва заметно задрожали. Стал дышать тяжелее, будто всё хотел что-то сказать, но в самый последний момент передумывал и запихивал это обратно себе в глотку, не решаясь озвучить. Вежливое и понимающее молчание делало легче: Гилберт не бросался его утешать, не насмехался и даже не пытался ввернуть резкое «сам виноват», а терпеливо глядел и ждал «того самого». Хлебнув для смелости вина, Рурука поднял голову:

— Я хочу развестись. Я так больше не могу. Я не люблю их. Я ничего больше не чувствую.

И тут же закрыл рот ладонью, тихо зарыдал, съёживаясь. Он стискивал бокал до побеления искусанных пальцев, до дрожи в конечностях, и всё никак не мог успокоиться и взять себя в руки. Почему-то Найтгест не был удивлён, услышав это, не шокирован, не оскорблён. Его лишь обняла безграничная печаль, когда он смотрел на совсем молодого мужчину, с трудом осознавая, что ему всего ничего лет, что он не прожил своей юности, а сразу угодил в камеру пыток. На этих содрогающихся в рыданиях плечах держалась экономика фракции, сгорбленная спина принимала на себя удары интриганов и дипломатов, а в опущенной голове собрались сотни и тысячи договоров, писем. Трещины, которых было достаточно, всё расходились и расходились во все стороны, пока наконец не брызнули вокруг осколками, наверняка поранив не только его одного.

Заявление было серьёзное. Крайне. Наверняка ни Роккэн, ни Пассиса даже не представляли себе, как далеко всё это зашло. У них с Артемисом бывали разлады, бывали ссоры, но ему никогда не хотелось ударить или потребовать развода. Куда там! Этот белобрысый никуда от него не денется, как бы ни старался. Даже смерть не разлучила их. Но глядя на пытающегося запить слёзы вином Руруку, Гилберт понимал, что, возможно, так будет даже лучше. Вот только как подать это остальным? А как это переживёт его брат? Про Пассису и вовсе не хотелось думать — разлад и потеря ребёнка совершенно сорвали ему резьбу. Но если с ним ещё можно было как-то договориться, то думать о Мирроре даже не хотелось начинать.

— Ты устал, — тихо произнёс Найтгест и тут вздрогнул — Рурука пододвинулся и уткнулся лбом ему в плечо. Отчаянно. Сиротливо. Так, что у самого в горле заныло. — Всё хорошо. Ты в безопасности.

— Я не уверен. Я уже ни в чём не уверен, — затравленно прошептал Орт, забрал у него бокал с вином и допил остатки. Подался к столу и налил ещё. Руки у него тряслись, и вино щедро оросило пол и ковёр возле дивана, но ни тот, ни другой не заострили на этом внимания. — Я же… ты знаешь про Адель? Я так боялся за неё, что отправил к Арлану. Я пробыл там почти три недели. Три. Думал, мне станет легче. Что я проветрю голову, побуду вне замка, и всё встанет на свои места. Но оно не встало, понимаешь? Мне стало только гаже. Я… — он замолчал, чтобы хлебнуть вина и ещё горячнее продолжил: — Не хочу быть с ними. Я не хочу быть.

Чем дальше, тем более жутко звучали слова Руруки для Гилберта. Настолько, что он начинал подумывать о том, чтобы вызвать ему жреца. Но подозревал, что после случая в Белом замке Орт скорее выпрыгнет из башни, чем позволит кому-то из целителей оказаться рядом с собой. И не зря. В том, что лорду нужна помощь, уже не было никаких сомнений. С новой силой пожалев, что рядом нет Артемиса, Найтгест аккуратно накрыл бокал Орта ладонью, не давая ему пить.

— Пусти, — всё с той же нарастающей истеричной безысходностью в голосе потребовал Рурука. Слёзы всё так же текли, он почти не мог дышать без всхлипов. — Как же хочется надраться.

— Ты уже, — улыбнулся Повелитель и всё же попытался забрать у него бокал, но Рурука подался назад, упрямо потянул на себя руку. — Рурука, не упрямься. Тебе надо поспать. И отдохнуть хорошенько.

— Я не хочу.

— А чего ты хочешь? Напиться до беспамятства? — печальный кивок. Гилберт тяжело вздохнул и отпустил его. — От этого не станет легче.

— Мне уже ни от чего не легче.

Орт повернулся к огню, низко опустил голову, и волосы стекли по его плечам, занавесили раскрасневшееся от алкоголя и слёз лицо. Он всё трясся и трясся, то и дело запрокидывая голову, чтобы выпить, а затем заплакать пуще прежнего. Надо отдать ему должное — делал он это очень тихо. Даже говорил сдавленно. Будто боялся собственных слов, чувств, самого себя. Мягко положив ладонь ему на спину, Найтгест сохранял молчание. Заставить его перестать он не мог, да и не считал это правильным. Сколько раз ему запрещали его драгоценные супруги? Что из этого вышло? «Почему бы не сделать так, чтобы ему просто не хотелось напиваться, а не укорять и ругать?» — не без усталости думал Господин чернокнижиков, безмолвно успокаивая Орта аккуратными поглаживаниями по плечам и лопаткам.

— Послушай. Я понимаю, что ты вымотался. Оставайся здесь. Отдай дела в замке и дай себе пожить спокойно. Мы с Митсу всё равно здесь почти не бываем…

— А Арти?

Гилберт прикусил язык. Пауза была слишком явной, чтобы Рурука не заметил её. Он приподнял голову и крайне испытующе посмотрел на вампира. Рыжий чёрт был слишком умён, чтобы пытаться ходить вокруг да около, как с теми же Вигалами — почует ложь лучше любого эмпата или псионика. И не хотелось ему врать.

— Он по заданию. Не в Талиарене. И я не знаю, когда оно будет исполнено. Больше сказать не могу, — признался он. И почувствовал облегчение. Небывалое. Услышав это, Орт шмыгнул носом, стёр слёзы с щёк и продолжил смотреть на Гилберта, но взгляд словно немного прояснился и стал каким-то другим. Поняв это по-своему, Найтгест слегка махнул рукой. — У нас всё в порядке.

Кивнув, Рурука отвернулся к окну. Изредка шмыгал носом и вытирал его рукавом рубашки. Из него словно выветрился весь тот аристократичный лоск, который он наводил на себя со всем тщанием перед каждым выходом, как, впрочем, и всегда: волос к волосу, элегантная и дорогая одежда, идеальные манеры — всего этого не стало. Рядом сидел не лощёный высокомерный лорд, отслеживающий каждый жест, считывающий любой мимолётный изгиб брови и дрогнувший уголок губ. Разбитый своим горем мужчина был таким же, как и все.

— Так вот. Если хочешь, наш дом для тебя всегда открыт. Я не шучу. Я вижу, что ты на последнем издыхании. И до того, как кто-то совершит ошибку, нужно дать себе отдохнуть. Побудь здесь, погуляй. Я дам тебе отпуск.

— И к чему это всё? — Рурука обвёл рукой с бокалом гостиную. Отпил вина. — Думаешь, всё резко поменяется? Я со всеми своими «безумиями», — он покривил пальцы, — резко начну их устраивать? Они сами будут рады избавиться от меня. Я ведь… — отвернулся к камину, взял бутылку и начал пить с горла. Помолчал. — Я же согласился на брак под угрозами Пассисы. Я просто хотел быть с Роккэном. А он сказал, что либо так, либо никак. И знаешь, о чём я думал всё это время? Почему я дал себя шантажировать? Почему я не сказал «нет»? И я не так давно понял, почему. У меня больше никого и ничего нет. Только Адель. И целый мир, который ненавидит меня за то, что я расчётливая мразь. Я могу хоть сейчас купить дом по соседству, но знаешь, что? Я никуда не денусь. У меня всегда будет чёртов я. Я во всём этом виноват. От и до. С самого своего рождения. Мать вообще не хотела, чтобы я появлялся. Может так и должно было быть, а? — чем дальше, тем сильнее разгонялся Рурука. Он не глядел на Гилберта, не хотел видеть его реакцию. Но уже не мог остановиться. — Я хотел остаться с отцом, но пошёл за матерью. Я хотел уйти от Макиоса, но пошёл за своей зависимостью. Я не хотел быть с Пассисой, но сделал, как хотел Роккэн. Я хотел… я хотел избавиться от ребёнка, но меня отговорили. А теперь я хочу развестись. Я не хочу больше так жить, понимаешь? Мне уже ничего, нахер, не надо. Да, чёрт побери, я даже самому себе не нужен! И я ведь знал. Знал, что Роккэн влюблён в Пассису по уши. Так было и до… ну ты понял. А я всю жизнь как будто бы был удобным аксессуаром рядом, который сделает ради него всё. Я, блядь, чуть не сдох, вытаскивая его ненаглядного мужика из плена, мне колено, сука, вырвали! Я своими руками выдрал у Зепфинохор титул лорд. И… больше у меня ничего нет.

— Извини, что спрашиваю. Но ты… не завёл себе никого?

Рурука поглядел на него, как на умалишённого. Лицо его налилось кровью от гнева. Губы поджались. Сейчас он как нельзя больше походил на привычного себя: хмурый, готовый закусить удила и до последнего бороться за своё.

— Нет. Я не знаю, что себе придумал Пассиса. Вбил себе в голову это дерьмо, как будто там другого не хватало, — отчеканил Орт и выпил ещё вина. Он услышал, как вампир рядом вздохнул не то от облегчения, не то от досады на младшего брата. И почему-то сейчас Ему вдруг явственно стало понятно, как они двое похожи между собой. Старшие братья, оберегающие младших, скованные миллиардами условностей и правил. Разве только Гилберт обрёл своё счастье в браке, а Рурука так и не смог ощутить этого. Он опустил взгляд. — Прости. Я совсем потерял себя. Как будто всю жизнь я старался кем-то быть, из кожи вон лез, чтобы меня увидели, заметили, оценили, а в итоге остался ни с чем. Как будто всё это было зря.

— У тебя есть Адель, — напомнил Гилберт, стараясь переключить его с совсем уж неприятных мыслей хоть на что-то хорошее. Не прогадал: на смурном лице Орта появилась слабая улыбка, взгляд посветлел, даже поза стала не такой отчаянной. Рурука по-доброму усмехнулся и отпил ещё вина. — И ты не один. Сейчас уж точно.

— Тут ты прав. Но словно бы это капля в море. Песчинка среди бескрайней Сэчетъ. Я тону и мне не за что удержаться.

Он отставил опустевшую бутылку на стол. Поднялся.

— Пойдёшь спать? — Гилберт стал было подниматься, но ему на плечи надавили ладони.

Вскинув голову, Найтгест упёрся взглядом в ледяные синие глаза, его обдало горячим дыханием с винными нотками. Не успел он и вздохнуть, как Рурука уже оседлал его колени, подался вперёд, жарко касаясь тёмных вампирских губ собственными. Дёрнув головой, Гилберт попытался отстраниться, но Орт уже обнял его за шею, прижался так тесно, что некуда было прятаться и отступать, и его разгорячённое тело почти обжигало сквозь одежду. Поцелуи сменялись укусами, сминали губы, а пальцы зарылись в волосы, не давая уклониться. Чужие прикосновения против воли отзывались удовольствием, хотя мысли требовали скинуть с себя рыжую бестию.

— Остановись. Немедленно, — с трудом отвернув голову, потребовал Гилберт, попытался ссадить с себя Орта, но тот на диво технично сжал его бёдра собственными, теперь целуя уже шею возле уха, покусывая кожу, до боли впиваясь пальцами в волосы, заставляя запрокинуть назад голову. — Стоп, — уже почти рыкнул вампир и с трудом перехватил вёрткие руки, заломал их за спину Руруке. Тот издал стон, выгнулся, всем своим видом провоцируя и наслаждаясь тянущим ощущением в лопатках. Чёрт, да не будь Гилберт замужем, он бы с удовольствием повалил того на диван и взял прямо так, пьяного, в раздрае. Но быть отдушиной, тем, на кого кидаются из отчаяния, пытаются заглушить боль таким примитивным способом, он не хотел. — Ты пьян. И ты не в себе. Не совершай ошибку.

— Ничего страшного не случится, — вдруг усмехнулся Орт, наклоняя голову на бок и давая взглянуть на свою шею в шрамах. Желание укусить его росло. — Никто не узнает. Брось, Гилберт. Артемис в отъезде, я разведусь, кому какое дело?

— Мне, — с нажимом произнёс Найтгест, — есть дело. Прекращай.

Руки расслабились. Орт запрокинул назад голову и тяжело сглотнул. В глазах снова стали собираться слёзы. Рывком поднявшись на ноги, Рурука спешно разгладил волосы, поправил одежду и поспешил в прихожую:

— Извини. Я пойду.

— Тьма, Рурука, оставайся. Ложись спать. Куда ты сейчас пойдёшь?

— В бордель. Там никому нет дела до того, кого трахать.

Чувствуя, что начинает закипать, Найтгест стиснул зубы, сделал несколько глубоких вдохов. Этот мерзавец явно не был безвинен в своём браке, не просто так вспыхивали ссоры. Пришлось проявить всю свою волю, чтобы напомнить себе о том, что перед ним всё ещё мальчишка, у которого украли и детство, и юношество, а следом взвалили ещё более неподъёмную ношу. Отчасти Гилберт чувствовал и свою вину в этом, был местами слишком строг к нему, требуя с него, как с самого себя. И сейчас, глядя на то, как он, чертыхаясь, пытается удержаться на нетвёрдых ногах, завязать сапог на левой ноге, то и дело утирая слёзы с лица, до одури хотел успокоить, обнять, приютить у себя на груди, чтобы уснул, не думая ни о чём дурном. Это было абсолютно иррациональное желание, которое шло вразрез со всеми убеждениями и взглядами Найтгеста.

— Иди сюда, — вздохнул вампир, подойдя к осевшему на пол Орту, который отчаялся справиться с обувью, и теперь просто сидел на полу, совершенно по-ребячески вытирая слёзы ладонями. Потянув его за руку, Гилберт помог подняться, затем стащил с ноги сапог.

— Не надо меня жалеть, — огрызнулся Орт, не смотря ему в глаза. Чем дольше смотрел на это, тем больше Гилберт убеждался, что пацан так и не вырос. Выучил себя, как надо вести себя на публике, что говорить и делать, но остался простым мальчишкой.

— Да что ты? — улыбнулся Господин чернокнижников, взял упрямца за подбородок и повернул его лицо к себе. — А кто тогда тебе даст то, что ты хочешь? Когда тебя хоть кто-то жалел?

Губы упрямо поджались. Нос шмыгнул. Не сдержав тихого смеха, Гилберт без слов поднял Орта на руки и отнёс на второй этаж, слушая прочувстованные всхлипы. Новый прилив слезливости говорил о том, что в своих словах Повелитель не ошибся. Попал в самую точку. Зайдя в спальню, усадил Руруку в кресло и принялся расстилать постель.

— Гилберт.

— М-м?

— Чисто теоретически… если я сотру тебе память, возьмёшь меня? — Найтгест замер. Обернулся. Вот теперь он действительно разозлился.

— Тьма, Р́ур́ука!

— Артемис был прав, ты очень красиво мурчишь.

— И ведь тебя, сука, не пр́идушишь, ты ещё попр́осишь, — ругнулся чернокнижник и агрессивно встряхнул одеяло. — Какой ещё идиотизм скажешь? Я тебя в свою голову ни под каким видом не пущу.

Руки обвили талию, скользнули под рубашку, принимаясь бесстыже гладить, чуть сминать. Между лопаток чувствовалось горячее дыхание и крепкие, редкие поцелуи. Скорее уж Орт прижимался к нему губами, замирал, затем целовал в другом месте. Ладонь скользнула за пояс брюк, надавила на лобок.

— Я часто думал об этом, знаешь? Особенно на собраниях. Представлял себе, как все уйдут, а ты опрокинешь меня на стол, сожмёшь. Мне хотелось как-нибудь прийти к тебе в кабинет, оседлать. А ещё я мечтал взять тебя за волосы, прижать к своей шее и почувствовать твои укусы, чтобы ты живого места на мне не оставил. О, сколько я фантазировал о тебе… — едва слышный шёпот дурманил, от него волосы на загривке начинали приподниматься, а по телу неслись мурашки. У Гилберта было достаточно живое воображение, и оно услужливо рисовало эти будоражащие картины, вызывая желание немедленно претворить их в жизнь. Он поймал ладонь Руруки до того, как он положил её на член, дёрнул его из-за своей спины, рывком опрокидывая на кровать. Глаза Орта заблестели, даже слегка засияли прежним колдовским блеском. Смотреть в них было опасно. Всё равно что глядеть на змею, которая вот-вот бросится в атаку. — И о таком я тоже думал. А иногда ещё и о том, чтобы прийти к вам с Артемисом. Вы так чертовски громко и сочно трахались, что у меня мысли только об этом и были.

— Что ты твор́ишь, — на тяжёлом выдохе пожурил его Найтгест, но не встретил раскаяния, а одну только обворожительную соблазнительную улыбку и манящий взгляд.

— Хочу тебя, — бесхитростный, прямой и донельзя честный ответ, от которого ни капли не стало легче. Наоборот, собственное желание только крепло. Тихий, коварный голос шептал внутри: «Никто не узнает. От одного раза никому не станет хуже. Ты тоже этого хочешь. Только посмотри на него». И всё стало только хуже, когда пальцы скользнули к вороту рубашки и стали быстро расстёгивать пуговицы, открывая взгляду бледное подтянутое тело. — До одури. До дрожи. До безумия.

Рубашка полетела прочь, а Рурука соскользнул с постели вниз, укладывая ладони на бёдра вампиру.

— Я тебе не нравлюсь? — будто бы с вызовом спросил Рурука, глядя на Гилберта снизу-вверх, однако было понятно, что за этим вопросом кроется не просто заигрывание и флирт, а нечто большее, не столь игривое. Оно и неудивительно. Всё ещё пьяный, расхристанный, в уголках глаз и на щеках видны белёсые полоски от высохших слёз. Гилберт протянул руку и коснулся горячей щеки, провёл с лёгким надавливанием по скуле к уху.

— Нр́авишься, но...

— Тщ. Больше ничего, никаких «но».

Поднявшись, Рурука привстал на носочках, обнял за шею и поцеловал. Не так, как в первый раз: мягко, не напористо, давая возможность воспротивиться и прервать, но до того это было приятное ощущение, что внутри всё сворачивалось от удовольствия и сумасшедшего ликования. Сперва лишь губами касались друг друга, приобнимая и намечая ласку едва ощутимыми прикосновениями. То Рурука закопается пальцами в волосы Гилберта, перебирая их и слегка надавливая на кожу головы, то Найтгест погладит по обнажённой спине, постепенно опуская ладони с лопаток на талию, оттуда — на поясницу. Не получалось оторваться от поцелуя, хотя дыхание уже сбилось, а в висках пульсировала кровь всё сильнее и сильнее, опускаясь к горлу обжигающим комком, завязываясь под кадыком тяжёлым узлом. Язык Орта на пробу коснулся его, не встретил преграды, огладил зубы, чуть надавив игриво на клыки, скользнул дальше в рот. Не давая ему перехватить инициативу, Гилберт уложил ладонь рыжему на затылок, стиснул в пальцах волосы, отстраняя от себя и приникая к шее. Живо вспыхнуло воспоминание о том, как уже когда-то приникал к нему, чтобы спасти. Сейчас же ему казалось, что настало время самому искать спасения. Чувство стыда и вины тонуло в зное вспыхнувшего озера страсти, пыталось потушить это пламя, но испарялось, не достигая бурлящей поверхности. Ноздри подрагивали от тонкого аромата духов, в которых смешались сладкая лилия, свежий бергамот и дурманный жасмин, чувствовался едва ощутимый запах пудры, и они переплетались с терпкими нотками выпитого ими вина и почти незаметного в этой гармонии пота. Прикусывая упругую кожу, слегка втягивая её в себя, Найтгест наслаждался каждой секундой, растягивающейся в целую вечность. От прикосновений к шее и плечам Рурука весь затрепетал, задрожал, предвкушая такую долгожданную порцию пьянящей боли и обжигающего афродизиака. Но любовник всё медлил, дразнил, пусть его касания становились всё сильнее, пальцы начинали крепче сжиматься на талии, бёдрах, а укусы оставляли красноватые следы. Едва раздался первый стон, как Гилберт положил ладонь на рот Орта и требовательно шепнул: «Ни звука». Дождавшись утвердительного кивка, он вернулся к искусанной шее и оставил дразняще-нежный, почти неощутимый поцелуй.

— Так о чём ты там фантазир́овал? — негромко мурлыкнул он, выпуская клыки и на пробу слегка смыкая зубы на артерии. Шумный вздох над ухом вызвал у него довольную усмешку. — Расскажи мне. Но тихо.

— Я представлял, как ты уложишь меня на стол, возьмёшь за горло, запрокинешь мою голову и медленно, со вкусом трахнешь в глотку, придушивая, не давая вздохнуть, сильно, грубо. Мх-м! — Ладонь Гилберта приглушила вырвавшийся от укуса стон, но вампир всё равно угрожающе хмыкнул.

Клыки легко прокололи кожу, но не без труда погрузились глубже, а затем вонзились в артерию. Одно только ощущение того, как горячая кровь наполняет рот, стремится по клыкам в тело, как от этого ускоряется пульс жертвы, как трепещет в груди сердце, жажда лишь крепла. В такие моменты хотелось забыть обо всех правилах и принципах, отправиться в погоню, на охоту, чтобы выследить, схватить, без предупреждения вгрызться в чужую трахею. Рурука зарылся пальцами в волосы Гилберта, сильнее прижимая к своей шее, выгибаясь ему навстречу и едва слышно, почти беззвучно шепча его имя. С таким томлением, сладостью, придыханием, что голову вело пуще, чем от пьяной крови. Если до этого ещё мелькали мысли о вине, о неправильности, то теперь их смело, сокрушило в прах, растворило в едком яде вожделения. Разжав челюсти, Найтгест хотел было начать зализывать оставленные раны, но Рурука потянул его за волосы:

— Нет, оставь.

— Ты истечёшь кр́овью.

— Потом. Я хочу, чтобы ты чувствовал мою кровь.

Помедлив, Гилберт кивнул с тем условием, что сам решит, когда нужно прекратить. Орт горделиво фыркнул и наморщил нос, но не стал спорить — афродизия начинала действовать, подгоняя, раздувая похоть, заставляя быстрыми движениями расстёгивать чужую рубашку. От прикосновения к крепким мышцам он готов был растаять, сжимая плечи, бицепсы, грудные мышцы, на что Найтгест тихо посмеивался: Рурука был похож на дорвавшуюся до сладкого апельсина летучую мышь, разве только умиления это не вызывало, а вот довольство кипело. В отличие от своего брата, Повелитель чернокнижников был сложён куда лучше. В нём не было места тщедушности, ломкости, и Рурука с каждым мгновением всё более чётко понимал, что не сможет ограничиться одним разом. Он потянулся к брюкам мужчины, но тот подхватил его на руки и резко уложил на постель на спину, развернул, заставляя лечь, свесив голову с постели. Орт расплылся в самой довольной ухмылке, и, пока Найтгест стаскивал с себя брюки с бельём, и сам принялся раздеваться. Кровь сочилась из укуса, струилась вверх по шее, задевая ухо с рубиновыми серьгами, единственными, что напоминали о его обычной любви к красоте, терялась в волосах, вязко капала на пол.

Не дожидаясь, пока Рурука закончит избавляться от одежды, Гилберт рванул его за волосы ниже, надавил пальцами на челюсть, заставляя раскрыть рот, и тот отозвался мгновенно, охотно разомкнул губы, немедленно прошёлся языком по мошонке, заглотил член. Воплощая его самые смелые мечты, ладонь крепко вжалась в горло, и головка с трудом скользнула в глотку, начисто перекрывая дыхательные пути. Ему до сумасшествия не хватало такого, было не допроситься грубости у супругов, и никакая шлюха не могла с тем же зверством душить, заставляя истекать кровью и семенем. Задыхаясь, захлёбываясь, он из последних сил сдерживал стоны и всхлипы, жадно хватал ртом воздух, когда ему дозволялось, и тут же с неистовым рвением пропускал в себя солоноватый пульсирующий член.

Распростёртое на постели горячее тело дрожало, выгибалось, и Гилберт с восхищением наблюдал за тем, как Орт мнёт собственные соски, ласкает себя, обхватывает ладонью член. Едва спущенные до колен брюки не давали ему шире раздвинуть бёдра, и рука с трудом протискивалась к основанию пениса, заигрывала с мошонкой. Дыхание сквозь зубы сушило рот, и Найтгест то и дело запрокидывал назад голову, впиваясь пальцами в шею, надавливал на ранки. Узкая глотка так и напрашивалась, с усердием принимала в себя, а движения становились всё размашистее, сильнее. Хотелось прервать минет, насадить рыжего безумца на член задницей, так, чтоб все звёзды пересчитал, накрутить его кудри, потянуть, чтоб прогнулся как можно ниже в талии, и отыметь до того, чтоб ходить и сидеть не смог. Он развёл ноги пошире и услужливо обхватил роскошный водопад волос в тугой хвост. Ощущая каждой веной, как пенис распирает глотку, Найтгест стал ещё резче подаваться бедрами, двигая головой бесоватого красавца быстрее и быстрее, прижимая его к себе, так, чтобы он заглотил до упора, и отстраняя. Второй рукой сжал горло там, где мелькал бугорок от головки члена, быстро и часто двигающегося в узкой глотке. От того, как мужчина двигался, как стискивал его, кровь всё сильнее приливала к заднице и члену, а жар меж бёдер нарастал. Рурука думал, как обязательно потом, может даже не сегодня, уложит мужчину, затем устроится на его лице, схватит за волосы и заездит это лицо так, что губ чувствовать не будет. С трудом отгоняя от себя эти пылкие мечты, услужливо подставлял свою глотку, массировал мошонку, заигрывая с ней и иногда будто невзначай проводя пальцами по анусу мужчины, изредка чуть надавливая и позволяя почувствовать игривое настроение.

Ощущая эти порывы любовника, Гилберт рефлекторно сжал анус от прикосновений к нему, однако сейчас всё его внимание занимало то, как рыжий двигает губами и глоткой на его члене. Сжав волосы сильнее, он двигал его головой и собственными бёдрами всё быстрее, проталкивая член глубже в глотку, вжимая Руруку в пах, почти насилуя в рот. Ладонь всё сильнее сжималась на белоснежном горле, от чего каждая фрикция ощущалась безумно остро и приятно. Воздух пропах кровью, шея была во влажных багровых разводах. Отстранил лицо любовника, не разжимая руки, дав несколько секунд отдышаться, и вновь насадил горлом на пульсирующий пенис. От сильных мощных фрикций на глазах невольно выступали слёзы, но ощущения были до того приятными, что оторваться от них было просто выше сил Орта. Ему безумно нравилось то, как член распирает глотку, как натягивает его, как сильные руки держат за волосы и шею. Это будоражило и распаляло в нём уйму фантазий. Он сам начинал двигаться всё быстрее, охотно всасывая в себя член. Пока Найтгест отодвигал его от себя, давая продышаться, Рурука протестующе негромко застонал и был тут же заткнут.

— Тихо, — напомнил ему Гилберт, придавливая глотку.

Найтгест всё быстрее двигал рыжей головой у себя на члене, проталкиваясь в горло, ощущая как влажные алые губы скользят по стволу. Он вновь отстранил лицо Руруки и немного надавил на щеки, заставив высунуть язык. Орт без стеснения высунул язык, позволяя пошлёпать по нему членом, поддразнить круговыми движениями по самому кончику, мягко толкнулся языком в уретру, а затем втянул в себя пенис, вжавшись губами в пах. Он замер ненадолго в таком виде, чтобы мужчина мог массировать член сквозь горло, ощущая, как крепко стискивают его мышцы. Затем задвигал головой ещё сильнее, пока наконец не замер, обхватив головку губами и лаская её, надрачивая свободной рукой ствол члена. Стискивая пышные волосы рукой, Гилберт подавался бёдрами вперёд, проталкиваясь в глотку, ощущая что момент разрядки близок. Притянув Орта к себе вновь вплотную, сделал несколько быстрых и сильных движений, кончая так, что ощутил как закладывает уши, и продолжая уже мягче двигаться во рту, пока наконец не отстранился, упираясь руками в постель, чувствуя как от отголосков оргазма приятно пульсирует и дрожит всё тело. Тихо покашливая и стирая с лица слёзы, Рурука медленно повернулся на живот, поднимая взгляд на любовника. Найтгест глядел в ответ с удовольствием, уже изучая взмокшее тело взглядом, примеряясь к нему, любуясь. Рыжий слегка смутился, подумав о том, что это был лучший минет, который у него был за последние несколько лет. Потянулся, приподнимаясь на руках и коленях, и подался вперёд. Не став отказываться, Гилберт обнял его за затылок ладонью и привлёк к себе. В этот раз Орт целовался до того страстно и пылко, что даже начинали болеть губы.

Подхватив любовника под плечи, Найтгест легко поднял его с кровати, на которую с удобством уселся, устроив Руруку у себя на коленях. Он откинулся назад, откинул крышку стоящего в изножье постели сундука, открывая вид на набор игрушек из драгоценных камней, склянки с различными смазками, несколько колб с таблетками, шёлковые шарфы, кожаные ремни, корсеты, плети.

— Так вот, куда уходят деньги фракции, — тихо рассмеялся Рурука, выуживая из сундука бордовый корсет с золотым шитьём. Он игриво глянул на Найтгеста, прикладывая к себе аксессуар. — Мне пойдёт?

— Ещё бы, — ухмыльнулся Гилберт и сделал круговое движение пальцем, предлагая Орту развернуться. Тот послушно выполнил и подобрал волосы, позволяя любовнику сесть, обхватить его за живот и поцеловать в шею. По телу пронеслась дрожь, он двинул бёдрами, прижался к паху и прогнулся в спине. Чувствуя дыхание на плечах, пока Повелитель туго затягивал на нём корсет, Рурука иногда ёрзал, поддразнивал мужчину, приоткрывал рот в беззвучных стонах. Чем сильнее было давление ткани на рёбра, тем острее казались ощущения. Бряцнуло стекло в сундуке.

— О, тьма, — с дрожью выдохнул Орт, чувствуя как в него проникают хорошенько смазанные пальцы, а на член ложится ладонь. Он упёрся ногами в пол, положил ладони по бокам от себя и принялся самостоятельно двигаться, насаживаясь и приподнимаясь. — Тьма, Гил, возьми меня прям так. Я не могу терпеть. Хочу кончить верхом на тебе, а не на твоей руке.

— Потерпишь, — лукаво усмехнулся Найтгест, слегка сгибая пальцы и надавливая на простату. В ответ ему раздался шумный вздох, бёдра Орта задрожали, и он дёрнулся, заёрзал.

Со вкусом намотав рыжие кудри себе на ладонь, Гилберт потянул за них, любуясь стройной спиной в корсете. Боги древние и милостивые, до чего он был сексуален! Это было почти животное обаяние, дикая, необузданная страсть, струящаяся по его венам и так и кричащая, требующая чтобы кто-то посмел её приручить. Не удержавшись, Найтгест рывком сел, потянул за волосы сильнее и с новой силой впился клыками в окровавленную шею, второй рукой закрывая рот любовнику. Рурука запрокинул голову, протянул назад руки и зарылся в его волосы пальцами, сотрясаясь от ярчайшей смеси боли, наслаждения, страсти, горячего желания. Никогда прежде он ничего подобного не испытывал: ему хотелось снова и снова прикасаться, целовать до кровоподтёков на губах, неистово трахаться и не выпускать из постели Найтгеста. Едва вампир разжал зубы, как Орт поднялся, развернулся и ретиво оседлал его. Схватил смазку, щедро вылил на ладонь и принялся гладить член любовника, смазывая, раздразнивая и возбуждая, прежде чем устроиться на нём. Гилберт обхватил его ягодицы, толкнулся, насаживая на себя. Крепко сжав губы, Рурука с силой зажал себе рот. Корсет давил на живот, член распирал изнутри, и вместе эти два ощущения порождали бурный водоворот острейшего удовольствия. Приходилось изо всех сил затыкать себя, чтобы не начать оглашать комнату несдержанными вздохами, вскриками, стонами. На помощь пришёл Найтгест. Приподнявшись на локте, он крепко стиснул ладонь на горле любовника, столь сильно, что он почувствовал давление корнем языка, как пережатые сосуды начинают биться в чужие пальцы.

Двигаясь медленными и плавными движениями в любовнике, Гилберт стал ласкать его член, изредка то сжимая, с силой проводя ладонью сверху-вниз, натягивая крайнюю плоть. Он изредка ослаблял хватку на горле, давая Руруке судорожно вдохнуть, выдохнуть, и тут же сжимал пальцы с прежней силой. Голова рыжего стала совершенно дурной. Нехватка кислорода, медленные, но сильные движения, стимуляция уретры — он и вовсе едва не «поплыл» окончательно. Знал бы, что всё будет так, то непременно бы пораньше пристал к нему, довёл до затемняющей глаза похоти. На губах появилась шальная улыбка. Положив одну руку на затылок Гилберту, Рурука уткнул его лицом в свою грудь. Знал, что он отвлечётся на эти ласки, захочет поиграть с сосками, и нагло этим пользовался, почти вжимая мужчину ртом в свою грудь. Хотелось, чтобы до болезненного стиснул её губами и зубами, ласкал языком. Найтгест не смог устоять перед этим безмолвным требованием и страстно стискивал соски губами, прикусывал, сосал, ласкал языком, продолжая плавные движения бёдрами, неспешно растягивая Орта.

Уловив очередной миг для дыхания, Рурука распахнул глаза, порывисто взял любовника за подбородок и порывисто поцеловал, чтобы затем начать всё сильнее и напористее двигать бёдрами навстречу движениям любовника. Фрикции его члена в заднице были сильными, медленными, а тесный корсет добавлял остроты к чувству заполненности. По уретре круговым движением прошёлся большой палец, и Орт бы прежде непременно бесстыже застонал, обхватил ладонь Найтгеста собственной, ускоряя, направляя, усиливая ощущения, но тогда ему бы не удалось сдержать голос. Тихий секс был для него внове, и знание, что где-то в доме спит Митсу, только щекотало нервы, возбуждало, выбрасывало в кровь ещё больше адреналина. По шее вниз по груди и торсу текли остатки крови. Корсет тоже сослужил хорошую службу, сжимая талию и живот, делая проникновения ещё более острыми, ощущаемыми и приятными. Он не жалел ни о едином миге, потраченном на сегодняшний вечер. Желая поддразнить мужчину, Рурука стал ласкать собственную грудь: то начнёт гладить соски кончиками пальцев, то сжимать ареолы, не сводя с него похотливого взгляда. Эта сучка определённо не упускала ни единого своего шанса.

Когда любовник стал ласкать себя, Гилберт, решив отыграться за столь бессовестную игру, крепко сжал бедра рыжего беса, опрокинул его на постель и как следует одним резким движением насадил на себя, сопроводив это шлепком по мошонке. Он стал двигаться быстрыми, сильными движениями, широко выходя и входя снова, перемежая сильные сжатия сосков придушиванием. Стоило же ладони Орта опуститься на член, Найтгест одной рукой заломил его руки над головой, второй сжал горло. Склонившись, пылко поцеловал любовника и начал с силой втрахивать его в постель. Получая грубые движения в себе, Рурука тихо всхлипывал в губы Гилберта, шире разводя бёдра, обдавая собственным жаром, прогнулся в талии, услужливо подставляя задницу. Найтгест выпрямился, обхватил рукой за бедро, второй вцепившись в шею с новой силой. Он жадно наблюдал за тем, как изгибается под ним распалённое тело, откровенно любуясь представшей перед ним картиной, чутко ловил каждый вздох. С губ Орта срывался неразборчивый шёпот, в котором перемежались благодарность, восторг и что-то, что не поддавалось интерпретации, неясные междометия. Как же ему было хорошо! Давно его так не стискивали, не хватали, не начинали трахать с такой зверской страстью. И поэтому хотелось дразнить мужчину, распалять, видеть огонёк в его глазах, который выдавал похоть. Рациональным мыслям вовсе не осталось места, их вытеснили желания. Как его могут развернуть, накрутить волосы на кулак, или вставить дилдо к члену, или... Этих «или» были сотни. Разнузданный нрав позволял Руруке всячески экспериментировать и не давал смущаться. С трудом вдыхая ртом, Орт запрокидывал назад голову, наслаждаясь ощущением того, как член вбивается в него, как крепкие руки сковывают движения, а горячие бёдра ритмично двигаются между его ног.

Продолжая с силой трахать Руруку, широко и быстро вбиваясь в хорошенько растянутую задницу, сжимая его шею, Гилберт стискивал зубы, часто жмурился, запрокидывая назад голову. От вида возбуждённого любовника, раскинувшегося перед ним на постели, становилось чертовски жарко, кровь приливала к бёдрам и члену. Не прекращая грубоватых движений в нём, склонился к приоткрытым в тщетной попытке дышать губам, страстно и долго поцеловал, трахая его рот своим языком, кусая, прихватывая язык, дразня нёбо, и любовник отвечал ему с не меньшей пылкостью. Найтгест ощутил, как начинает пульсировать член в приближении оргазма, как сводит яйца. Негромко рыкнув, он одним движением перевернул Руруку к себе спиной и, обхватив кулаком гриву огненных волос, потянул назад, заставив поднять задницу как можно выше и дальше откинуть голову, и наклонившись, обхватил и сжал шею Орта, вбиваясь в белоснежную задницу до упора, насаживая так, что яйца шлёпались по ягодицам. И стоило ему перевернуть Руруку, как он и вовсе не сдержал сдавленный стон. Пока была такая возможность, Орт впивался ногтями в широкую спину, оставляя на коже красноватые полосы царапин, жадно целовал мужчину в ответ и стискивала его волосы. Разгорячённое тело было сплошным комком возбуждения и удовольствия. Найтгест вбивался в него, надавливал так, что каждое его движение отзывалось вспышками острейшего удовольствия и притуплённой боли. В таком положении давление на простату ощущалось только сильнее, систематичнее, и Орт прикусил губу, пытаясь удержаться на подкашивающихся ногах. Однако услужливый любовник уже помог решить проблему с одолевающей его предоргазменной слабостью, ухватив за волосы и вцепившись в шею горячей ладонью. Рурука закинул назад голову, как и требовалось, вздёрнул задницу, придерживая себя за ягодицы ладонями и упираясь грудью в постель. Он чувствовал, как на тело накатывают волны неги и слабости. Но даже сейчас, на самом пике удовольствия, ему совершенно не хотелось отпускать мужчину. Желания множились, вспыхивали в голове яркими картинками, и хотелось схватить Гилберта, затрахать его, пока тело не онемеет от ярчайшего удовольствия.

Движения становились всё сильнее, резче, задница почти горела от удовольствия и фрикций. Внизу живота всё пылало, сжималось. Рурука дёрнулся, пытаясь не то сильнее насадиться на член, не то вырваться из чужих рук и прервать секс. Всё сознание Орта сжалось до крохотной точки. Он раскрыл рот, пытаясь продышаться, и очередной стон от ослепляющего удовольствия разбился о широкую ладонь, вырвавшись едва слышным сипом. В момент оргазма он затрепетал, вскинулся в хватке Гилберта и сдавленно всхлипнул. Всё тело пульсировало и горело, и чем ближе к паху, тем сильнее становилось это чувство. Всё стало ощущаться гораздо острее, и на движения Гилберта он отозвался протестующим шёпотом, пытаясь остановить его, но почти тут же и прекратил сопротивление, хотя и дрожал всем телом, хотя от движений члена и хотелось выть в голос. Будто вспышка, точно удар плети по спине, семя выплеснулось на постель, а широко распахнутые глаза остекленели. Подхватив обмякшего партнёра, едва стоящего на коленях после оргазма, Найтгест продолжил сильные, грубые фрикции, ощущая как близится к кульминации удовольствия, и наконец с силой втолкнувшись до упора в растянутый горячий зад Орта, кончил, продолжая уже более мягкие и плавные движения бедрами и не спеша выходить из любовника. Рурука с трудом сипло выдохнул и упёрся руками в постель. Спина и поясница взмокли от этих утех, а конечности чувствовались совершенно непослушными. Найтгест желал отдышаться, всё так же не отстраняясь от Орта, опёрся руками о скомканную постель. Ощущения того, как всё внутри Руруки пульсирует от недавнего оргазма, как непроизвольно сжимается его задница вокруг члена, были крайне возбуждающими. Погладив руки любовника, Рурука чуть повернул к нему голову, мягко выгнулся в спине и поцеловал его в подбородок, а затем ненадолго прижался к груди спиной. Даже приласкался, потёршись макушкой о его подбородок.

— Может переместимся повыше? — промурлыкал разнежившийся Орт, ощущая задницей, как наливается кровью член Найтгеста. Он даже сделал плавное движение бёдрами, почти соскользнув с него и толкнувшись к паху, раздразнивая удовольствием и проверяя почву для дальнейшей деятельности. — Я бы не отказался, например от расслабляющего массажа...

— А ты своего не упускаешь, — довольно хмыкнул Найтгест. Он ответил таким же плавным движением, толкнувшись внутрь и слегка отстранившись. Покидать горячую влажную задницу рыжего беса не хотелось, хотелось насадить его ещё раз, сгрести водопад волос, заставить изогнуться в спине и ещё раз хорошенько отодрать, ощутить как он сдавленно дышит, подаётся, выгибается, насаживается, как внутри всё пульсирует и сжимается в момент оргазма. Вместо этого Найтгест толкнулся в него ещё раз плавным движением, обняв за грудь и мягко сжимая, лаская его соски.

— Это моё кредо, — усмехнулся Орт и тут же прижал ладонь к своему рту, не давая прозвучать стону.

На эти прикосновение Рурука отзывался негромкими томными вздохами и блаженно жмурился. Горячие пальцы стискивали соски, заигрывали с ними, и это запускало волну удовольствия и дрожи от его ладоней вниз, к паху. Упёршись руками в постель, Рурука плавно оттолкнулся от неё, поднимая своей спиной и Найтгеста, но не отстранился от него и не слез с члена. Запрокинув назад голову, Орт закинул назад руку и обнял его сзади за шею. На губах его читалась довольная и игривая улыбка. Выгнулся в спине, слегка приподнялся на члене и опустился до самого основания.

— Как твой партнёр на сегодняшнюю ночь, я считаю, что ты ещё не достиг предела, — промурлыкал он в шею и подбородок любовника, потёрся кончиком носа о челюсть. Взяв одну руку Гилберта, он положила её себе на низ живота и вновь прогнулся в спине, чтобы он мог почувствовать, как двигается член внутри него. Он накрыл своей ладонью вторую руку мужчины, лежащую у него на груди и слегка сжал пальцы на соске.

Говорил он это негромко, специально чуть понижая голос, прибавляя ему сексуальности, как будто требовались ещё усилия, чтобы соблазнить Найтгеста или добавить масла в огонь. Он сделал ещё пару движений бёдрами на члене Найтгеста, чтобы затем слезть с него и повернуться в его руках. Развернувшись лицом к мужчине, Орт приподнялся на цыпочках, потянул его к себе за голову и развязно поцеловал, поглаживая торс, грудь, бёдра. Это были тихие, хотя и вполне приятные, приправленные страстью мгновения. Гладили друг друга, целовали, сжимали в объятиях, ластились, ненадолго прерывались и прижимались лбами, замирая так на секунду-другую, чтобы затем не сговариваясь снова поцеловать. Дыхание сплеталось, тёплые влажные тела тесно прикасались, руки то сжимали, то едва касались.

— Иди ко мне, — будоражаще шепнул Орт и забрался на постель, откинулся на подушки и поманил к себе любовника.

Не заставляя его ждать, Найтгест последовал за ним и навис сверху. Синие глаза вновь пылали, как когда-то, влекли, гипнотизировали, умоляя утонуть в них и позабыть обо всём не свете, глядеть лишь в них. Мягко встиснувшись меж влажных бёдер, Гилберт упёрся локтями по бокам от головы Орта и принялся неспешно покрывать его поцелуями. Очертил контур лица, мелко, часто целовал искусанные губы, опустился ниже, прикусывая и облизывая покрытую застывающей кровью шею, повторяя её следы на груди, поддразнил языком по краю корсета. Такая нежность удивительно не злила Руруку, и он чувствовал, что с ним бережны не из собственной неумелости и жалостливости, а потому что он желанен, к нему хотят прикасаться, одаривать лаской, дурманить ей и окутывать мягким удовольствием. Он зарылся пальцами в волосы Найтгеста, запрокинул назад голову, переживая приступ обиды, зависти, ревности. Невольно в сознание заползали едкие мысли, что он лишь гость, крадущий то, что принадлежит другому, что тот, другой, имеет право получать это, не таясь, не глуша собственный голос, чтобы не выдать грязную тайну. Пришлось прикрыть глаза, сосредоточиться на поцелуях, впитывать в себя все прикосновения, до последней крошки забрать.

— Поцелуй, — попросил Орт, слегка стискивая чёрные кудри и пытаясь притянуть к себе.

И Гилберт немедленно откликнулся, поднялся выше, без слов приникая к губам, запечатывая их пылким поцелуем. Какими же чертовски возбуждающими и горячими были прикосновения Руруки, от каждого касания шёл жар по коже, вызывая прилив возбуждения. На поцелуй Руруки Найтгест отозвался со страстью, сжав его ягодицы и крепче прижимая к себе, стремясь ощутить ближе, жарче, затрахать это желанное тело до невозможности ходить. Орт обвил руками его плечи, мягко, но настойчиво обхватил ногами за талию, привлекая ближе к себе, позволяя упереться пахом между ягодиц.

— Хочу тебя, как же я тебя хочу, — зашептал Орт, прерывая поцелуй и прикладывая взмокшие ладони к щекам любовника, заглядывая в его глаза и тут же отводя взгляд. — Я совсем не соображаю, но так безумно хочу тебя. Мне мало. Хочется ещё. — Тёмные вампирские губы расплылись в улыбке, аметистовые глаза блеснули огоньком жажды. «И ты получишь», — заверил он его негромким мурлыканьем, неспешно начиная переворачивать Руруку, чтобы уткнуть лицом в подушки и приглушить возможные стоны, но тот воспротивился: — Не хочу так. Хочу видеть тебя.

Просьба если и удивила Найтгеста, то он не посчитал её необычной и не подал вида. Вместо этого он поднырнул под ноги любовника, перехватил левую мягко, под колено, почти не сжимая, и принялся весьма бережно целовать щиколотку, то и дело опускаясь к ступне и поднимаясь к пальцам. Рурука тихо хихикнул от щекотных ощущений и тут же едва не вскинулся, когда тёплый язык скользнул по чувствительной коже, обвёл косточку щиколотки, провёл вдоль сухожилия. Это было до того необычно, остро и странно, что Орт даже не мог сразу сказать, что чувствует: это было приятно, неловко и в то же время несколько возбуждающе. Невольно захотелось надеть какие-нибудь туфли на каблуке, чулки, посмотреть, как это будет выглядеть, как будет ощущаться. Не отвлекаясь от поцелуев и ласк, Гилберт притянул к себе смазку, вылил на ладонь и плавно ввёл два пальца в любовника. Свободной рукой он гладил бедро Руруки, сжимал ягодицу, нежно касался колена там, где повреждённая кожа была совсем тонкой и чувствительной, ничуть не надавливая, но рассылая по телу волны удовольствия. Медленно растягивая любовника, подготавливая к очередному проникновению, Гилберт не забывал покрывать поцелуями ноги, лежащие у него на плечах, и кидал хитрые взгляды на нежащегося любовника. Орт блаженно жмурился, улыбался, закидывал назад голову и приоткрывал губы в тихих сладких вздохах. Тело его было мягким, расслабленным, таким податливым, что даже не верилось, что это он недавно умолял не останавливаться, шептал имя любовника, резво насаживаясь и подаваясь навстречу фрикциям. Смазав член, Найтгест наклонился вперёд, и Рурука приподнял бёдра, придерживая себя за ягодицы, раздвигая их и позволяя легче втолкнуться.

Склонившись как можно ниже, почти складывая Орта пополам, Гилберт тут же поцеловал, забирая остатки дыхания. Придерживая Руруку за плечо одной рукой, второй он снова начал неспешно гладить возбуждённый пенис, но в этот раз не столь сильно, теперь уже дразня. Провёл сжатыми пальцами вниз, раскрывая головку, после чего стал ласкать её кончиками пальцев, подцепляя капли смазки и размазывая их по головке и всему члену. Несмотря на то, что любовник пытался двигаться, Найтгест не спешил исполнять безмолвную просьбу, играясь с ним, от чего тот хмурился, кусался, возмущённо сопел, но, плотно прижатый к постели, почти не мог пошевелиться. «Ну же», — уже сердито прошипел Орт, вскидывая взгляд на Гилберта. Тот хмыкнул и всё же прекратил сердить его, наконец выпрямился, слегка потянул ноги любовника в стороны, заставляя развести их пошире, надавил на низ живота и начал делать медленные фрикции — подастся назад так, чтобы головка члена растянула анус, и плавно втолкнётся до самого основания, пока Рурука широко разводил округлые ягодицы в стороны и изредка надавливал пальцами рядом с анусом, чтобы чуть подрастянуть его и сделать проникновение легче. Двигался неспешно, позволяя привыкнуть, не желая причинить боли. По крайней мере больше, чем нужно. Пока что.

— Ты очень красив в такой позе, — проворковал Найтгест, чуть сильнее надавливая на живот Орту, заставляя его судорожно вздохнуть и зажмуриться, перебарывая стон. — Безумно сексуальная задница, ты знал?

— Продолжай, — расплылся в польщённой улыбке рыжий, донельзя падкий на лесть. К тому же, разговоры во время секса сильно заводили его, распаляли и добавляли особую остринку в и без того великолепный процесс. — Что тебе во мне нравится?

Взгляд Гилберта на секунду замер, и Рурука уже хотел извиниться, стыдя себя за такой откровенный флирт, хотя казалось бы, куда уж дальше это может их увести, но тот расплылся в улыбке, снова склонился. Движения бёдер были всё такими же неспешными, однако давление стало только сильнее, вызывая дрожь по всему телу.

— Меня восхищают твои глаза. Они подобны ночи, освещённой мириадами звёзд: их блеск туманит разум, пронзает в самую душу. Твои медные кудри, словно живой янтарь, всегда пахнут лилиями, и локоны вторят каждому твоему движению, кажется, могут оплести и привязать к себе. Чудесная россыпь веснушек — ни одна не похожа на другую, и каждую хочется осыпать сотнями поцелуев. Особенно здесь, — в подтверждение своим словам Найтгест припал к худому плечу, опаляя жарким дыханием, касаясь веснушек на плече, возле шеи, опускаясь к острым ключицам. — Изгиб талии, когда ты подчёркиваешь её корсетами, хочется обнимать, сжимать, притискивать к себе, — с этими словами он нырнул рукой под поясницу Руруки, ловко выбираясь из-под его ног и рывком поднимая себе на бёдра. Орт выглядел смятенным, смущенным, но взгляд становился всё более жаждущим, ярким, и радужка сияла, выдавая захлёстывающие с головой чувства. Он обвил руками шею любовника, начиная самостоятельно двигаться на члене в нужном ему ритме. От этой позы всё внутри сводило, фрикции ощущались донельзя сильно, и перед глазами вспыхивали огоньки. — Вот так. Чтобы чувствовать всего. Твои бёдра такие горячие, крепкие, — продолжал шептать ему на ухо Найтгест, стискивая ягодицы и разводя их в стороны. С жадностью наблюдая за тем, как заводится Рурука, как дрожит на нём, всё быстрее двигаясь и часто, сбивчиво дыша, Гилберт не уставал осыпать его комплиментами: — Всегда такой бледный, утончённый — истинная грация, само изящество. Когда ты держишь бокал в своих пальцах, изгиб твоей кисти будоражит, притягивает к себе, акцентирует голубые вены. — Говоря это, Найтгест перехватил руку любовника, поцеловал каждый палец, лизнул дразняще между указательным и средним, обласкал ладонь, замер возле запястья, царапнул выступившими клыками. Кровь была такой пьяной, горячей, что хотелось её ещё и ещё, разжигая жажду. Но он удержал себя. Не хватало ещё обескровить лорда, небось Орты возмутятся на это. — Тьма, ты прекрасен от и до.

— Да, да, да, — как заведённый шептал Орт, откидываясь на руки, прогибаясь в спине и почти насилуя любовника задницей. По его члену тёк предэякулят, глаза закатывались, а грудь часто поднималась во вздохах. Этот вид погружал в пучину безумия, оглушал своим великолепием, отнимая дыхание, превращая сердце в извергающийся вулкан. — Боги, да!

Задыхаясь на пике удовольствия, Рурука порывисто перебирал волосы Найтгеста, то сжимая, то просто зарываясь в них пальцами, то тянул к себе, утыкая лицом в шею, но не прося кусать. И Гилберт, не утерпев, принялся оставлять сильные поцелуи вперемешку с багровыми засосами. Ему было плевать, что кто-то увидит, кто что подумает: в эти мгновения все его мысли были о возбуждённом любовнике, о том, как он быстро и резко двигает бёдрами на его члене, то почти полностью соскальзывая с него, то насаживаясь до самого основания. Крупная дрожь передавалась Найтгесту, его трясло от сонма восхитительных ощущений, и он сам начинал терять дыхание, прихватывая Орта за плечи и подмахивая ему бёдрами. Тугая задница сжималась всё сильнее, движения любовника замедлялись, но становились сильнее. Предчувствуя развязку, Гилберт обхватил его за затылок ладонью и поцеловал, закрывая раскрытый в готовом прорезаться крике рот, проталкиваясь в него языком, второй рукой крепко обнимая за талию. Держа Руруку почти навесу, Найтгест быстрее задвигал бёдрами, загоняя член в него по самые яйца, и даже тогда, когда Орт изогнулся в оргазме, заливая его живот семенем, не прекратил двигаться, подталкивая себя к оргазму. Рыжий из последних сил изгибался, держась одной рукой за плечи любовника, другой надавливая на живот, желая ощущать всё до последнего. Когда Гилберт с тихим рычанием кончил, тот негромко застонал в его губы, обмякая и дрожа всем телом.

Когда его укладывали на постель, отирали бёдра и живот полотенцем, Рурука почти сотрясался, сминал пальцами одеяло и подушку, закрывая себе рот и пытаясь не стонать, хотя безумно хотелось. По конечностям и животу растекалась сладкая нега и истома. Он никогда не думал, что сможет почувствовать такое насыщение другим, что не будет страдать в ночи от всё никак не сходящего возбуждения. Ему было хорошо. И даже не повёл бровью, когда Гилберт принялся развязывать корсет, мог лишь дышать в разгорячённую наволочку. Найтгест опустился рядом и притянул к себе любовника, помог ему устроиться у себя на плече и даже поцеловал в макушку.

— Мне так хорошо, — после нескольких минут тишины прошептал Орт. Он держал глаза закрытыми, силясь выровнять дыхание и сердцебиение. Гладил Гилберта по груди, шее, плечам, щекам. Тот улыбался, поглаживая Руруку по спине, успокаивая его и помогая прийти в себя. — Мне, тьма тебя побери, никогда не было так хорошо.

— Да, — немногословно вторил ему Найтгест. Он чувствовал, как веки наливаются тяжестью, и даже светлеющее за шторами небо не могло заставить его сейчас подняться с кровати и хоть что-то сделать. — Ты прекрасен.

— Мне приятно это слышать, — мурлыкнул Рурука. — И теперь так спать хочется…

— Засыпай. Я тоже хочу вздремнуть.

И в подтверждение своим словам через пару минут задышал глубоко, размеренно. Хорошо быть вампиром: дал себе команду расслабиться и уснуть, и вот уже нежишься в темноте, пусть хоть землетрясение начнётся. Подождав немного, Рурука приподнял голову, глядя на профиль мужчины. Поднял руку над его грудью, и в ладони стала собираться мягко мерцающая магия, обретая форму ножа. Сияющие во мраке синие глаза не сводили взгляда с Найтгеста. Губы поджались. Рука стиснула рукоять колдовского клинка, поднялась в замахе, но через секунду бессильно опустилась, сбрасывая искры энергии с пальцев, развеивая её в ничто.

«Не могу, — в отчаянии подумал он, крепко жмурясь. — Я не могу!»

You'd be praying on my downfall

Each and every phone call

Just to see if I'd stay away

You and I could never break this

Never ending focus

Seeing who could keep playing games*