Under the stairs and beyond your horizon

There lives a creature that wants to be free.

Under your skin and beneath the dark water

There ascends a shining light secretly.

Напольные старинные часы в кабинете гулко тикали, и каждое движение стрелки заставляло вздрагивать и дëргаться, но они были единственным, что показывало время. И почему-то именно эти, почти антикварные, много раз ремонтировавшиеся, лучше всего прижились в своём углу. Рыженькая девочка играла на ковре на полу с Двэйном: её мало волновали и совсем не пугали язвы на лице кровопийцы, зато ей очень нравилось, как он выпускает вампирские глазные зубы, а потом почти сразу же убирает. Девочку это настолько восторгало, что она каждый раз хлопала в ладоши, радостно взвизгивала и просила показать ещё раз, сама тщательно пытаясь повторить фокус. У неё клыки прорезались разом вдоль всей челюсти, но совершенно непроизвольно — когда её начинали кормить. От запаха и вида крови она теряла над собой контроль и разом рвалась питаться, поэтому отец решил в первую очередь приставить к ней Эйвери. На диване дремала массивная лохматая псина, которая изредка дёргала ушами и приоткрывала один глаз, оценивая ситуацию. Когда становилось ясно, что всё в порядке и двуногие в безопасности, карий глаз закрывался, а уши переставали прясть воздух.

Возня рядом со столом совершенно не смущала Руруку и не сбивала с мыслей, которых в последнее время стало одновременно и чертовски мало, и чрезмерно много. Постукивая затупившимся кончиком писчего пера по пергаменту, где уже образовалась приличная чернильная капля, размягчившая основу и превратившая её в неприятную комковатую кашу, лорд Орт смотрел на дочь и подбирал слова. Объяснить девочке, что её отец — совершенно другой человек, а не тот, которого она привыкла называть папой, оказалось сложнее, чем он думал. Не столько трудно было найти форму для собственных мыслей, облечь их в звук, сколько морально подготовиться к этому и найти в себе силы. Стоило ему взглянуть в лазурные огромные глаза, как в горле немедленно образовывался горький тошнотворный ком. В замке на ребёнка смотрели искоса и с большим любопытством. Пока Рурука не делал никаких объявлений относительно неё, однако только последний идиот не мог бы понять, что мужчина не по доброте душевной приютил какую-то сиротку у себя под крылом. И поэтому мысли в его голове были особенно тревожными. Теперь, когда злость немного отпустила его, а горе ещё не окончательно уволокло в пьяный угар, дипломат понимал, что подвергает дочь чудовищной опасности. Однако считал, что теперь ей будет в разы безопаснее рядом с ним.

Снова и снова вбирая воздух в лёгкие, чтобы начать разговор, он всякий раз только шумно выдыхал и плотно сжимал губы. Что можно сказать ребёнку? С чего лучше всего начать, чтобы она не ударилась в слёзы и сохранила хоть каплю доверия к своему родителю? Стоило только представить, что девчушка начнёт шугаться, жаться по углам и смотреть исподлобья, как затравленный зверёк, так сердце сжималось от боли. Нет, такого быть точно не должно! Не хватало ещё, чтобы неразумное дитё окончательно разочаровалось в своей семье и возжелало вернуться к Сэто. И как быть с Ортами? Выпустить фальшивый эдикт с тем, что это — незаконнорожденная дочь кого-то из семьи, которую он взял на попечение? Это казалось самым разумным выходом, да и к тому же подтвердить обратное в итоге будет до смешного просто, а без него этого подтверждения никто не получит.

А можно было дождаться, когда ей исполнится лет десять, и отправить в академию в Вэнатоаре, где она будет под присмотром у Нокиоса. Последний вариант казался ему самым верным и оправданным, вот только утверждённый там директором Леонсио не внушал Орту ни капельки доверия. Впрочем, как и любой другой представитель семьи. Однако одна только мысль о невозможности лично контролировать процесс обучения Адель, её взросление, контакты страшно раздражала Руруку и выводила из себя. Думая об этом, он хотел немедленно отринуть этот вариант и никогда больше к нему не возвращаться. «Дочь должна быть со мной. Я обязан сам вырастить и защитить её», — метались в сознании ожесточённые мысли.

Эта крошка с невозможно рыжими волосами виделась ему вылитой копией его самого, и оттого было особенно страшно, что с ней может что-то случиться: волей-неволей Рурука примерял на Адель все те кошмары, через которые прошёл он сам. Всё детство, юношество и, впрочем, всю сознательную жизнь он думал о том, что, если бы Гиозо был жив, если бы был рядом с ним всё это время, с его наследником жизнь обошлась бы куда милосерднее. И ему отчаянно хотелось стать для девочки тем отцом, которого он представлял всё это время, чтобы она после, безболезненно и счастливо повзрослев, не мучила себя по ночам теми вопросами, которые грызли его. Девочка должна была знать, что её любят, о ней заботятся, ей желают только самого лучшего. Тем страшнее было задушить ребёнка собственной опекой. Виски у Орта гудели от всех этих размышлений, голова была тяжёлой и неприятной — хоть пытайся от неё избавиться, чтобы не мешала.

Заметив на себе пристальный взгляд Руруки, Адель отвлеклась от демонстрации клыков и с величайшим интересом уставилась в ответ. Двэйн повторил её жест. «Ещё и с ним что-то надо делать, — раздражённо подумал Рурука и скользнул взглядом по влажным гнойникам на лице вампира. Никакое лечение не помогало, и потому напрашивался неутешительный вывод, что его подопытный медленно разлагается заживо. Процесс уже был необратим. — Что же с тобой не так, бедолага? Неужели это побочный эффект зелья проявился после стольких лет? Если да, то почему? Проявился бы он у кого-то другого? От чего это зависит? От возраста? От чистоты крови? Надо провести эксперимент, столько всего учесть. С чего бы начать?.. Дьявол, и на это совершенно нет времени! Не сейчас… сначала Адель, а потом всё остальное».

О брате, находящемся на лечении в Белом замке, он старался и вовсе не думать, опасаясь, что это подведёт его к опасной границе безумия, с которым он боялся не справиться. А работа, дочь, алхимия, Двэйн и политика как нельзя лучше отвлекали от тягостных размышлений. Но всё же каждую ночь оказываясь в одиночестве в спальне, Рурука сталкивался с этими мыслями-падальщиками, которые уже ничего не могли бы изменить, но донимали и причиняли нестерпимую боль.

— В чём дело, крошка?

— Хочу есть, — несколько застенчиво произнесла девчушка и уставилась в пол, провела пальчиком против ворса ковра, делая его более тёмным.

«А ведь курьер из банка прибудет ещё не скоро, — тоскливо подумал Орт, подманивая ребёнка к себе жестом и закатывая рукав рубашки. — Надо будет в следующий раз запросить больше крови для неё и Двэйна. Иначе сам я её не прокормлю». Подорвавшись на ноги, Адель вприпрыжку приблизилась к столу, и её отросшие рыжие кудряшки забавно и очаровательно подпрыгивали. Привезя дочь в замок, Рурука было попробовал одеть её, как юную леди — которой она, собственно, и была, — но и здесь девочка наотрез отказалась от платья, которое потом с помощью подарочного клинка превратила в ажурную салфетку. К этому мужчина отнёсся стойко и смиренно. Всяко проще было обзавестись одеждой мужского кроя, чем женского — её и быстрее изготавливали, и она лишний раз не акцентировала внимание на девочке. Поэтому в брючном костюме, нарочито простом из-за любимых активностей маленькой вампирицы, она больше всего походила на пацанёнка. Меняющиеся зубы только добавляли сходства, когда она озаряла всех щербатой и слегка кривоватой улыбкой. Волосы она тоже просила стричь чаще и страшно злилась, когда они отрастали ниже плеч.

Взяв Адель под плечи, Рурука усадил её к себе на колени и поднёс ко рту свою руку. Чтобы ей было проще — показал на сгиб локтя. Укус вышел до одури болезненным и крайне неприятным. До того, что Орт зашипел сквозь зубы и поморщился, когда девочка вцепилась всеми тридцатью острейшими клыками в его руку. Она ещё не заучила, где пролегают вены, что не нужно кусать за мышцы и сухожилия, поэтому после её трапез, сдобренных концентрированным вампирским афродизиаком, было особенно паршиво. К тому же взбудораженный запахом крови Двэйн начинал нервно коситься в их сторону и жадно тянуть носом воздух. Ему было необязательно питаться так часто, как растущей девочке, но это не отменяло вечно терзающего и растущего голода, жажды, которые ощущал каждый вампир.

— Что ты чувствуешь, Адель? — когда дочь спрыгнула на пол и сыто облизнулась, поинтересовался Рурука. Зализывать раны у неё тоже пока получалось не слишком хорошо, поэтому лорд косился на свежие слегка кровоточащие следы на сгибе локтя. Благо, что додумался дать ей левую руку, а не правую, а не то бы до вечера не смог работать с документами. — Когда пьёшь кровь?

— Мне нравится, — озадаченно ответила она, не совсем понимая, что от неё хотят. Хотя Рурука ей был очень симпатичен, часто угощал чем-то вкусным, дарил красивые штучки, всё равно она чувствовала, что что-то идёт не так. Не могла сказать, что именно, но почему-то этот человек казался ей не совсем таким. — Вкусно…

— Я о… впрочем, неважно. — Приняв решение, Орт не стал лишний раз тревожить девочку. — Хочешь позаниматься с Рафаэлем?

Адель немедленно навострила уши и расплылась в довольной улыбке. Дедушка Рафаэль ей тоже очень нравился: у него было красивое блестящее оружие, доспехи и смешная дочка, которая забавно куксилась, когда вампирица тащила её играть в войну. Возиться с куколками или чашечками всегда было ужасно скучно, а вот попробовать напасть на дозорного — вот, где самое веселье. Или по уши изваляться в луже. Но всё же главным аргументом в пользу «дедушки» было его оружие.

— Хорошо. Двэйн. — Вампир вскинул голову, напоминая охотничью собаку. Слегка ощерился. — Отведи Адель к Рафаэлю и следи, чтобы её никто не трогал. Понятно?

Некоторое время Двэйн медлил, переваривая полученную информацию. С каждым днём ему становилось всё тяжелее понимать обожаемого хозяина, и его слова с трудом достигали меркнущего сознания. Там, в созданном зельем уютном мирке, начинали рушиться иллюзии, проклёвывался настоящий мир, и мальчишка никак не мог понять, где заканчивается сладкий сон, начинается кошмар и перетекает в жуткую реальность, в которой он не лучше какой-то бездумной марионетки. Счастливые картины, будто бы написанные маслом, трескались подобно побитой засухой земле. И сквозь эти разрывы в краске он видел опечаленное и злое лицо Орта, которое совсем не походило на лицо горячо любимого им молодого человека. Было в нём что-то чертовски страшное.

Поднявшись с ковра, Эйвери протянул руку к девочке. Джаггернаут, до того мирно дремавший на диване, немедленно подорвался, собираясь сопроводить глупых детёнышей. За годы он вымахал в матёрую, хоть местами и глупую псину, которую, впрочем, лучше было не злить и не дразнить. Своими мощными челюстями он мог запросто переломать берцовую кость человека. Останавливали его только выверенные и выученные команды Руруки. Лорд мог припугнуть оппонента фальшивой командой псу, но пока что не приказывал напасть — хватало оскала желтоватых клыков опасной скотины. Назвать собаку тупой язык не поворачивался ни коим образом. Скорее уж Джаггернаут был всё таким же непосредственным и активным, как в первую свою встречу с хозяином, но отлично понимал его речь.

Оставшись наедине с собой, Орт скомкал свиток с несколькими крупными чернильными пятнами, на котором так ничего и не смог написать, и швырнул его в ротанговую корзину для бумаг справа от себя. До крови прикушенная костяшка уже опухла и болела, но мужчина не останавливался и продолжал терзать кожу зубами. Поднявшись из кресла и опёршись на трость, рыжий начал выхаживать по кабинету. Следовало смоделировать всю ситуацию целиком, попытаться спрогнозировать реакцию и последствия каждого из возможных выборов, чтобы суметь наконец-то принять какое-то решение.

«Допустим, я провозглашу Адель своей наследницей на официальном приёме, продемонстрирую все документы и приставлю к ней, например, Рафаэля? Это, конечно, оставит нас без одарённого оружейника, но мы всегда можем определить его достойного преемника, который бы мог… — Тут он мысленно запнулся, вспомнив страсть дочери к фехтованию. Ему это раньше совершенно не приходило в голову. Сначала ему захотелось немедленно отказаться от этой безумной идеи, но она уже зацепила его и стала увлекать за собой в хитросплетения судьбы. — А если Адель сможет показать себя достаточно хорошо, чтобы стать следующим оружейником? Нет-нет, она первенец, не младшая, и может по праву претендовать на титул леди… но если так подумать, то это будет интересный и неплохой ход. Дать ей звание оружейника семьи, тем самым оградить от правления и Ортов… — Рурука замер посреди кабинета и снова что было сил укусил себя за костяшку. Морщинки между бровей и на лбу никак не хотели разглаживаться, даже когда он с силой надавливал на них пальцами. — Нет, это очень плохой план. Во-первых, я могу не дожить до того момента, когда она будет готова стать леди. Или у меня может просто не появиться второй ребёнок, который будет способен занять моё место. И тогда Орты останутся без прямого наследника. Я не могу так рисковать. Хотя, если составить завещание таким образом, что после моей смерти звание оружейника снимается с Адель, переходит к ближайшему нетитулованному наследнику Рафаэля, а она становится леди… это уже что-то. Но если к тому моменту у Рафаэля не будет достойного наследника, и он решит передать своё ремесло кому-то более умелому? Да, это можно учесть и именно так в документе и указать. Хм! Отличное решение. Но какие у него есть минусы? Очевидно, кроме того, что Адель может отказаться от правления и посвятить свою жизнь чему-то ещё. Это будет самый паршивый расклад из всех возможных, если так подумать. С другой стороны, настолько ли мне важно… Нет! Мне это чертовски важно! — рассердился на самого себя за такое допущение Орт и снова принялся мерить шагами кабинет. Раньше он не замечал, но теперь понял, что его ковёр длиной ровно в семь его шагов. Не больше и не меньше. А шириной — четыре. Прежде он только понимал, что может вытянуться на нём во весь свой рост дважды и ещё останется, чтобы вытянуть руки, но не особо думал об этом. Знал, что ворс жестковат, чтобы на нём лежать голой кожей, но всяко лучше холодного каменного пола. — Важнее, чем моя собственная жизнь. Но, думается мне, что, когда она подрастёт, я смогу понять, тяготеет она к управлению и хочет ли занять моё место. Вот взять к примеру Роккэна, — Рурука невольно скрипнул зубами от того, что всё же задумался о болезненной теме. — Оболтус. В гробу видал политику. И это было понятно с первых же его дней. Но это не помешало ему понять, что и как делали мы с Гилбертом, чтобы успешно управлять Ортами. Не идеально, но фракция не канула в бездну, а эти остолопы не устроили государственный переворот. Однако, он зарёкся вновь заниматься подобным. И быть может Адель и сможет добиться подобного, но не будет хотеть оставаться на посту. И я буду должен принять её решение. Но что же мне делать?»

Подойдя к окну, Рурука остановился. Вид моря не успокаивал, как раньше, скорее порождал в мыслях волны, которые утягивали на дно зачатки появляющихся соображений. Он чувствовал, что тонет и не может выбраться. И самое паршивое, что не осталось никаких сил к сопротивлению. Прежде пылавшая в нём ярость не оставила в мужчине ничего, кроме пепла и опустошения. Раньше он черпал в собственной злобе энергию, дававшую бороться с целым миром, а сейчас ощущал, что не может опираться на эти чувства. В Белом замке он думал, что получит информацию, которой уничтожит жрецов и Сэто, что сделает что угодно, чтобы отомстить за потерянное дитя. И это подтолкнуло его убраться из замёрзших земель, увезти свою дочь. Цитадель Ортов была средоточием его власти, предметом гордости, но что ему дала эта непомерная гордыня? Какие плоды принесла? То, что казалось ему упоительным и сладким, отдавало горечью и сожалениями, в которых Рурука боялся признаться даже самому себе. Разве же он, обладающий почти безграничной властью лорд, видевший в своём титуле смысл и силу, может признать, что совершил множество ошибок и не должен был делать многие поступки? Тем страшнее было признаться самому себе, и оттого выше была ценность этого поступка. Но Орт не был к этому готов.

Бесцельно бродящий по морским просторам взгляд становился всё тяжелее и тяжелее. Усталость отпечаталась на лице глубокими тенями, впавшими щеками, бледностью и едва заметными морщинками. Ему не хватало сил сдвинуться с места: конечности казались свинцовыми, и это передавалось опустевшей голове. В такие моменты не помогали и не спасали обычные и привычные способы, настраивающие на размышления, и рука не тянулась ни к табаку, ни к алкоголю. Одна только мысль о них вызывала тошноту и головокружение. Темнело, и вскоре зажглись светляки. Рурука обнаружил, что смотрит на собственное отражение. И именно это подтолкнуло его к неожиданной цепочке мыслей, внезапно оказавшейся крайне интересной и, что самое главное, на первый взгляд — рабочей. Его в первую очередь озадачил цвет собственных волос. Вроде бы видел себя каждый день в зеркале, а теперь осознал, что они сильно выцвели за все годы, став из каштановых рыжими. Это было в целом характерно для их семьи, и эта мысль перетекла в следующую — рыжих, носящих фамилию Орт, было, несмотря ни на что, не так уж то и много. Один из таких даже был видным политиком, правителем, хотя, вероятно, никто не складывал два и два. Возможно, что тот тоже.

— Арлан Фер Орт Михаэль Ларенс де’Мос… Арлан Фер Орт Михаэль Ларенс… Арлан Фер Орт… — медленно и вдумчиво произносил Рурука, смакуя каждое слово и повторяя про себя каждое из них ещё несколько раз. — Арлан, Арлан, Арлан… Ему самому уже больше тысячи лет, а бабка… Когда же было её время? Почти две тысячи лет назад? Середина седьмой эпохи… кто был у нас при власти? — он потёр ладонями лицо, слегка надавил на веки, пытаясь унять давящую боль в черепе и глазах. Это не помогало сосредоточиться, скорее ужасно отвлекало. Чтобы облегчить себе жизнь, Рурука распустил волосы и как следует помассировал голову. Монотонные рассуждения вслух помогали, расслабляли, и звук собственного голоса успокаивал. Становилось легче думать. — Так, это кто-то из предшественников Аргироса, а они в те годы сменялись с устрашающей скоростью. Леди Мирайн Орт и её младшая сестра Танис, впоследствии вышедшая замуж за кого-то из де’Мос. Лорд… хм… — Рурука зажмурился. Раньше он очень хорошо помнил историю и мог назвать все даты и имена вплоть до четвёртой эпохи, но в последние лет сто это всё отпало за ненадобностью. Да и когда бы ему было упражняться в этом? Мужчина присел в кресло, продолжая смотреть в окно. — Фергус? Фергос? Форгес?.. Не столь важно… Видать, ему не хватило прозорливости и здравомыслия. Помнится мне, что через год после женитьбы его отравили, а убийцу так и не обнаружили. Что же, леди Танис Орт стала связующим звеном между нами. Тем не менее, оборотни — наши верные союзники на протяжении многих лет, да и с Арланом никаких разногласий не было. Их академия должна понравиться Адель. И она будет под защитой. Кто бы стал искать её у оборотней?

Рурука постучал ногтями по столу, ощутив прилив сил и лёгкое оживление. Спрятать дочь среди оборотней под какой-нибудь не самой известной фамилией, подарить ей образование в действительно хорошей академии, а затем позволить сделать свой выбор, когда подрастёт — это то, как мужчина мог продемонстрировать свою любовь и уважение. Но прежде чем ловить девочку и готовить её к поездке, он должен был встретиться с самим Арланом и договориться обо всём. Поэтому он положил перед собой на стол официальный свиток с гербовой печатью Ортов, взял новое перо и без промедления принялся бы за письмо, если бы не преследующая его паранойя. Как сформулировать послание так, чтобы не заставить в меру мудрого старого оборотня насторожиться и воспринять визит в штыки, но в тоже время не дать случайному и излишне любопытному шпиону прополоскать нос в содержании? Он собирался ехать больше с дружественным визитом, нежели политическим, однако первое вызвало бы едва ли не больше интереса. Мужчина медлил с дюжину секунд, покручивая перо между пальцев, но затем всё же принялся за послание.

❃ ❃ ❃

Тёплое и в меру дождливое лето наградило вполне себе щедрыми урожаями: на виноградных плантациях собрали множество ягод — больше, чем в прошлом году, — лаванда цвела пышно и ароматно, фруктовые сады ломились от плодов, а земля была усыпана ягодами. Это значило, что вина этого года будут одними из самых востребованных, и фракция заработает немало денег на их продаже. А ещё это значило небольшой рост популяции оборотней. Было бы очень кстати, ведь в последние сто лет их количество в мире заметно упало, и Лорд Арлан всерьёз переживал об этом. Да что уж там, в последнее время по всему миру наблюдались не слишком радостные тенденции, которые заставляли насторожиться. Даже такого долгожителя, как он. Пожалуй, именно долгожители и держали уши востро, были гораздо более опытны, а оттого наблюдательны, посему не упускали из вида предзнаменования. Другое дело, что далеко не каждый мог их верно истолковать. Старейшины бормотали о дисбалансе из-за чернокнижников, об учащающихся случаях Увядания, учёные мужья и жёны сходились во мнении об изменении ритма Сердца мира, так что тревога была обычной спутницей для оборотня.

К тому же, у него наконец-то началась нормальная линька, хоть и шла она крайне медленно, чем причиняла множество неудобств. Он обнаруживал клочья своей шерсти просто повсюду, и местами она вылезала, оставляя уродливые островки бело-розовой кожи посреди густой шубы. Этот кошмар он старался прикрыть всеми правдами и неправдами, подбирая для этого специальную одежду. И ладно бы всё заканчивалось на этом. Дискомфорта добавляло то, что он чувствовал, как постепенно перестраивается его тело, и будто бы второй раз за жизнь проходил через подростковый возраст. Снова потливость, снова боль в костях, портился характер, сон, а всё вокруг было таким враждебным, отталкивающим, что сил не хватало. Так что любой мог бы сказать, что Арлан был более агрессивен, чем обыкновенно, и это никак не заканчивалось.

Поэтому Лорд бы предпочёл что угодно, а не готовиться ко встрече с Ортом. Нет, он любил Руруку и хорошо к нему относился, однако с гораздо большим удовольствием предпочёл бы побыть в одиночестве, прихлёбывая лавандовый чай. Мужчина снова и снова как бы нехотя возвращал взгляд на лежащие перед ним бумаги, присланные с месяц тому назад.

«Многоуважаемый Лорд Арлан де’Мос!

Я, верховный лорд Орт, уважаю давний и процветающий союз между нашими фракциями. В обоюдной верности нет никаких сомнений, равно как и в готовности любой из сторон прийти на помощь другой, едва только возникнет такая необходимость. К моему глубокому сожалению мы с Вами редко ведём дела, и мне бы хотелось исправить эту ошибку.

Дабы выразить свои исключительно добрые намерения и готовность к укреплению союзнических отношений, я прошу Вас принять сии скромные дары. Мне бы хотелось лично, не прибегая к помощи дипломатических делегаций, засвидетельствовать своё к Вам расположение, посему надеюсь на встречу в замке де’Мос. Я явлюсь к концу лета.

С уважением,

Верховный лорд Орт

Рурука Гиозо Орт».

На печать и подпись Арлан почти даже не смотрел, несколько озадаченный письмом Руруки. Несмотря на свой достаточно юный возраст (в сравнении с многими другими политиками мира), этот проныра уже смог зарекомендовать себя весьма опасным оппонентом, дальновидным стратегом, недурным экономистом и в целом приятным собеседником. Они с ним время от времени пересекались вне рабочих вопросов, чтобы выпить бутылочку-другую вина и скоротать время за непринуждёнными беседами. С представителями этого семейства никогда нельзя было быть уверенным в чистоте их намерений, но Арлан слишком устал от того, чтобы подозревать всех и каждого в дурных мотивах. И Рурука никогда не подводил его. Поэтому получить подобное послание, сочащееся официозом, было, мягко говоря, странно и наталкивало на разные мысли. Де’Мос и Орты вели оживлённую торговлю алхимическими товарами, ингредиентами, вином и другими недешёвыми удовольствиями, поэтому в дарах острой необходимости не было. Но что-то же заставило верховного обратиться к более старшему товарищу?

На другом свитке лорд написал дарственную, безвозмездно передавая фракции оборотней несколько десятков рулонов дорогих тканей, пигменты, жемчуг и кораллы. Что, впрочем, тоже было подозрительно и странно, ведь подобные товары в основном поставляли люди с побережья, и Орты закупались у них, предпочитая свои ресурсы не раздаривать. Выглядело всё это так, словно чародей всеми силами посылал просьбы о помощи и намекал на что-то, не имея возможности сказать об этом прямо. Вместе с этими бумагами прибыл так же перечень отправленных ценностей — просто чтобы какой-нибудь ушлый караванщик не подумал пригреть тюк-другой у себя дома. Когда приехали телеги, Арлан даже лично спустился проверить их содержимое, полагая, что найдёт какую-нибудь угрозу или ещё одно послание, но нашёл ровно всё то, о чём писал Орт. К исходу месяца де’Мос выглядел задёрганным, хоть и принял непростое решение просто дождаться визита.

Поэтому он сидел в своём кабинете, бестолково перебирая бумаги и собственные мысли. Даже чай уже не радовал его, как и табак, про который он забыл впервые за несколько лет. Люсьен отправился в своё королевство и не мог как-то активно успокаивать своего супруга, о чём они оба искренне жалели, но могли лишь ждать часа воссоединения. К худу или к добру, но первым явился слуга, возвестивший о прибытии лорда Орт в замок, а так же сообщивший, что визитёр отказался от ужина, гостевой ванны и настойчиво просит о встрече.

— Ведите, — кивнул де’Мос и наконец вздохнул с облегчением. Конец догадкам, домыслам и ночам без сна. Что бы ни было сказано при встрече, он будет отдыхать. — И прикажите принести нам вина. И закусок. Лорд любит это дело.

Через полчаса двери кабинета вновь открылись, и слуга представил того, кого, по сути, и не нужно было представлять. И всё же Арлан молча изумился тому, как сильно переменился за год этот мужчина. Обыкновенно лорд Орт был неотразим, иначе это и не назвать, но сейчас выглядел просто уставшим, вымотанным и насквозь больным человеком, не видевшим ни добра, ни любви уже долгое время, если не сказать никогда. Волосы, обычно блистающие и ухоженные, были собраны в неприглядный хвост бежевой лентой без банта. Под померкшими глазами залегли глубокие синяки, образующие морщинку между носом и нижним веком. Кожа приобрела отталкивающую сероватую бледность. Веснушки поблекли. Одет он был в самую простую одежду для верховой езды — никаких отличительных знаков, нашивок, никакой роскоши и блеска. Наверняка лишь по карте чернокнижника и кольцу-амулету на пальце его и опознали, как лорда. Рурука тяжело опирался на дорожную трость и шёл проблематично. У Арлана даже возникло желание встать ему навстречу, поддержать под руку и помочь дойти, но он не стал позорить мужчину перед слугой.

— Рад видеть вас, лорд Орт, — формально приветствовал его Арлан. — Присаживайтесь. Сейчас должны принести вино и закуски. Желаете чего-нибудь ещё?

— Благодарю, не стоит, — равнодушно отказался Рурука и занял место в кресле, чуть повернув его от стола и вытянув ногу. — Здравствуйте, милорд. Для меня честь и радость лицезреть вас в добром здравии и благоденствии вашей фракции.

— Рурука, тьму тебе на голову, что происходит? — как только за слугой закрылась дверь, громким шёпотом, на случай подслушивания, поинтересовался Арлан. — Ты сам не свой. Что это за письма и товары? Что за игру ты затеял?

Орт приподнял руку, предлагая подождать немного, и повернул голову к двери, прислушиваясь. Он продолжил вещать что-то безумно официальное и столь же бессмысленное ещё на протяжении почти минуты, едва переводя дыхание, а потом замолчал.

— Не хочу, чтобы нас кто-то услышал, — подтвердил мысли Арлана Рурука и провёл по лицу ладонями. — Тьма, как я устал от всего этого, ты бы знал… у меня такое чувство, будто бы я живу не две жизни уже, а три, и ни одна из них мне не нравится. Арлан, — он будто взял себя в руки и одновременно с этим достиг апогея отчаяния. В глазах появился прежний огонёк решимости, но ему было далеко до всепожирающего синего пламени. — Я обращаюсь к тебе не столько как к политику, но скорее как к другу и кровному родственнику.

— Ого, чего вспомнил, — поразился Лорд, даже не до конца уверенный, что правильно услышал и понял. — Об этом не вспоминали уже тысячу-другую лет. Надо думать, что всё совсем плохо. Подожди, соберись с мыслями и дождись слуги, солнышко. Сейчас освежишься после дороги, и я тебя выслушаю и по возможности помогу. Ничего не буду обещать заранее, однако сделаю всё, что в моих силах.

Он увидел, как расслабляются плечи Руруки, как он обмякает в кресле и позволяет себе неуверенную, но благодарную улыбку. Присмотревшись, Арлан не мог не заметить, что у него дёргается верхнее правое веко. Должно быть, дипломат был на грани, раз он даже в форме шутки не отреагировал на не самое лестное для чернокнижника ласковое обращение. Что его так довело, зооморф мог лишь тщетно гадать. Они провели в тишине ещё с четверть часа, пока слуга не принёс угощения. На массивном подносе с ножками и ручками из красного дерева стоял хрустальный декантер, позволяя красному вину дышать, два бокала и деревянная тарелка с мясной и сырной нарезкой. К удивлению оборотня Рурука отнёсся ко всему этому более чем прохладно — лишь пригубил вино для приличия, смочив губы и кончик языка, и отправил в рот кусочек ароматного сыра с голубыми прожилками. На этом его интерес к закускам и алкоголю угас. Слуга ещё немного покрутился в кабинете, разводя огонь в камине, убирая пустые бутылки, а затем удалился. Арлан ловил быстрые резкие взгляды дипломата, которые он бросал в сторону служки, и скрашивал тишину формальными беседами об урожае и торговле вином, прекрасно осознавая, что его дорогой гость не настроен на беседу в присутствии кого бы то ни было.

— Я сплошное внимание и слух, душа моя, — вернувшись к своему прежнему мягкому стилю общения, обратился Арлан к Орту.

— То, о чём я хочу тебя просить, безумно, тяжело и это — строжайший секрет. Мои слова не должны быть переданы никому больше. Особенно в случае твоего отказа. При согласии, конечно, об этом узнают Люсьен и принц, но… я прошу тебя, Арлан.

— Мои уста скреплены печатью молчания, — серьёзно кивнул Лорд и сделал магический пас, подтверждая клятву. Рурука кивнул.

— Это долгая и запутанная история. Пять лет назад я по официальной версии отправился в Сотминре, чтобы провести переговоры с перспективными изгнанниками, оценить их, изучить науку и культуру. В это время мой пост занимал Роккэн.

— Да-а, помню это золотое время, — рассмеялся оборотень, но быстро умолк, увидев раздражение на лице мужчины. — Ох, извини… Продолжай.

— Спасибо. Однако я в это время был в Талиарене. Я был… я вынашивал нашего ребёнка, — эти слова Орт почти выталкивал из себя, хоть внешне и выглядел собранным, отрешённым и безэмоциональным. Свою речь он репетировал весь этот месяц. — Четыре с небольшим года назад у нас родилась дочь. Я был обеспокоен её и нашей безопасностью, поэтому это всё хранилось в тайне. Знали лишь мы, Гилберт, старший и младший Артемисы. И Сэто. — На секунду Орт поднял взгляд на зооморфа и уловил непонимание, однако оно быстро сменилось узнаванием. — Да, вы знакомы. Был разработан план, согласно которому наша дочь должна была расти под присмотром Сэто, выдаваться за его ребёнка, но по достижении определённого возраста вернуться к нам. И пока всё шло гладко, никаких проблем не было. Почти полтора года назад мы узнали, что Роккэн ждёт ребёнка. Об этом мы не говорили вообще никому, кроме того же Сэто. Несколько месяцев назад… нас призвали в Белый замок… Из-за неосторожности Сэто у Рока случился выкидыш. Я забрал у него дочь, но это был импульсивный и необдуманный поступок. Сейчас она в замке Орт под присмотром своего двоюродного деда, но… Там никто не в безопасности. Даже я. Ты знаешь. Я хочу просить тебя принять нашу дочь к себе под крыло. Хотя бы лет на десять-двадцать. К тому моменту она уже будет не столь беззащитна.

Рурука наконец замолчал и шумно сглотнул. Он не спал из-за этого всего, у него сдавали нервы, однако он понимал, что просит другого владыку о невероятно сложном решении. Если бы кто пришёл к нему с подобной просьбой, мужчина бы непременно отказался, даже не дожидаясь условий сделки. И был морально готов услышать и принять отказ. По физиономии Арлана было понятно, что он шокирован услышанным, хоть он и пытался сгладить собственные эмоции и не выдать ужаса, поэтому Рурука счёл своим долгом добавить:

— Я понимаю, это очень непростое решение, которое ты, как семейный человек и Повелитель, не можешь принять сразу. Если тебе нужно время на размышление, я готов ждать столько, сколько нужно. И это не будет безвозмездной услугой, содержание девочки не ляжет полностью на твои плечи, и я буду готов принять любое участие, которое не поставит нас всех под угрозу.

Зооморф вздохнул и сделал несколько глотков вина, не давая какого-то конкретного ответа и постепенно унимая вырывающиеся из-под контроля эмоции. Он был удивлён и восхищён тем, как им удалось удерживать подобное в тайне столь долго и мастерски, хотел высказать поздравления относительно появления наследницы, но в то же время проявить сочувствие относительно смерти ребёнка. Подобный удар никто бы не смог перенести без последствий. И сразу стало ясно, откуда синяки, бледность, нездоровая худоба и нервный тик, сдобренный обострённой паранойей. Но несмотря на всю свою любовь к этому семейству, он должен был в первую очередь думать о собственной семье и фракции.

— Ты прав, мне нужно как следует подумать над твоей просьбой. Я должен обсудить это с Люсьеном. Не хочу давать тебе ложные надежды или заранее расстраивать, но понимаю, что ты с ума сойдёшь, пока я приму решение. Просто хочу сказать, что скорее ответ будет да, чем нет, однако это зависит не только от меня. Поэтому хочу предложить тебе следующее: отдохни у меня неделю-другую, сколько тебе позволит твой статус. Если мой супруг к тому моменту не вернётся, я обеспечу тебе комфортную дорогу до твоего замка, а затем пришлю свой ответ в письме. Естественно, без прямых указаний на предмет нашего договора.

— Спасибо, — обессилено и в то же время со всей искренней благодарностью выдохнул Рурука. Он сгорбился в кресле, упёршись локтями в колени и опустив кисти и голову. Ему было тяжело и легко одновременно. — Спасибо, Арлан… спасибо…

— Боюсь, ты рано благодаришь меня, душа моя, — сочувственно улыбнулся Арлан. Он поднялся из-за стола, подошёл к своему гостю и аккуратно приобнял за плечи. — На вас свалилось ужасное горе и огромная ответственность. Прими мои искренние соболезнования, Рурука.

— Спасибо, — вновь отозвался тот. Оборотень почувствовал, как тот весь напрягся под его руками, и тактично отстранился. Это среди его вида было нормой общаться с чрезмерной тактильностью, а вот чернокнижники-люди и вампиры были куда более сдержаны в своих проявлениях. — Спасибо.

Арлан взял со стола бокал Руруки и протянул ему. Тот молча опустошил его в несколько больших глотков, точно это было не изысканное вино, которое требуется смаковать, а дешёвое трактирное пиво, идущее под вонючую селёдку и лук. Однако зооморф не стал делать замечаний относительно этикета в этой щекотливой ситуации и просто молча налил ещё алкоголя. Тот помогал снять напряжение, хотя порой и зачастую только усугублял ситуацию. Что-то ему Господин жрецов даже рассказывал на эту тему, пытался объяснить про влияние алкоголя на голову, но Арлан не смог понять и запомнить что-то, кроме мрачного слова «угнетает». Де’Мос поставил своё кресло рядом с рурукиным и набил свою трубку табаком.

— А что на эту тему говорят Пассиса и Роккэн? — после долгого молчания поинтересовался он у Орта. — Кто из вас решил ко мне обратиться?

— Пока что они не знают о моём плане. Когда я уезжал из Белого замка, Роккэн был в коме.

— Боги милостивые! Бедный котёнок! Ты не остался с ними?

— Я… не мог там находиться, — едва пробормотал чернокнижник, совсем съёживаясь. Он держал бокал обеими ладонями и немигающим взглядом смотрел на вино. — Меня захлёстывала ярость. Я думал, что убью Сэто. Я хотел его убить. А он… лежал там. Неподвижный. Тихий. Это был как будто не мой брат. — Арлан про себя удивился, что тот не назвал Роккэна мужем или супругом, но не прерывал исповедь. Он опасался, что у Руруки не было возможности поговорить об этом. — Мне было страшно. И… не знаю.

— М? — де’Мос вопросительно хмыкнул и приподнял бровь. Видел, что что-то ещё терзает его гостя, но тот будто боится собственных мыслей. — В чём дело? Что «и»?

— Мне показалось, что во мне что-то треснуло и разрушилось. Я… я не хочу об этом говорить.

Зооморф понимающе улыбнулся и кивнул, показывая, что мужчине не нужно терзать себя, пока он не готов делиться своими мыслями. И всё же воздух был пропитан не горем или болью, а страхом, в нём повисла какая-то ужасная недосказанность. Даже слепому было видно, как что-то мучает Руруку, истязает изнутри и не даёт ему покоя. Они не долго сидели вместе после этого разговора: дипломат высказал желание отойти ко сну и попросил вызвать слугу, чтобы сопроводил его в комнату, и Лорд был рад исполнить это желание. Ему нужно было отдохнуть от боли мага и подумать над его словами. А Руруке определённо нужно было поспать и побыть не у дел, договоров и собственных страхов.

Комнату Орту отвели более чем приличную, но в кои-то веки его не интересовало ни убранство, ни хлопоты слуги, ни всего один светляк в купальне, ни определённая духота в покоях. Голова его пульсировала от боли и повторяющихся в ней мыслей. «Мне было всё равно. Я ничего не хотел делать. Мне там не место, — снова и снова слышал он и стискивал до боли зубы. — Мне нельзя это говорить». Говоря это себе, мужчина старался убедить себя в том, что всё дело в страшном потрясении, что он просто не смог справиться, не был готов к подобному, что он отдохнёт, и всё обязательно станет, как раньше. В постели, пахнущей лавандой, он долго не проворочался и через час самобичевания забылся тяжким поверхностным сном.

Однако ни через неделю, ни через две легче ему не стало. Казалось даже, что становится только хуже. Бродя по городу оборотней, тяжело вдыхая сладкие запахи, он хотел только одного — никогда не возвращаться домой. Быть как можно дальше. «Не видеть». Кого или чего — Рурука никогда не договаривал. Боялся. И отчаянно уговаривал себя потерпеть, подождать, когда это закончится. Но оно не кончалось. Орт находил успокоение в шахматах, чтении книг, благовониях и сне. Спал он по двенадцать, а иногда по шестнадцать часов в сутки, однако каждый раз просыпался несчастным, разбитым и уставшим. Его даже осмотрел местный придворный жрец, но только развёл руками и предположил, что всё дело в душе чародея, а здесь он бессилен. «Что ж ты за жрец-то за такой тогда», — хотел огрызнуться лорд, но не стал. Не нашёл в себе силы. Кивнул и тем и ограничился.

Как и предполагалось, Люсьен не смог в столь короткие сроки вернуться в замок оборотней, и Орт уехал к себе, по дороге остановившись в столице, чтобы купить амулет защиты разума и заглянуть к Артемису в надежде на совет. Его, к удивлению Руруки, дома не оказалось, хотя и садик, и сам дом выглядели более чем ухоженными и аккуратными. Чародей воспринял это, как знак судьбы, и пуще прежнего надавил на собственные мысли, заставляя их просочиться на глубокие уровни сознания и замолкнуть. «Ты не имеешь права так думать», — то и дело напоминал он себе.

Родной замок встретил его без происшествий, проблем и авралов. Всё шло своим чередом, и никто как будто бы даже не заметил его отсутствия. А даже если и заметил, то имел достаточно мозгов, чтобы не говорить об этом в присутствии верховного лорда. Но не обошлось без взглядов в спину — без этого Орт бы точно встревожился и заподозрил неладное. Ему сообщили о нескольких важных донесениях и письмах, о подходящих сроках контрактов, но этим всё и ограничилось, что дало мужчине возможность подготовиться к самому тяжёлому разговору в его жизни. Единственный, кто оказался ему до одури рад и не постеснялся продемонстрировать это — Джаггернаут. Едва учуяв хозяина, собака рванула к нему, снося всё на своём пути. Он скакал вокруг Руруки, повизгивая от радости и норовя лизнуть дипломата то в руку, то в лицо, то в шею. На радость пса, Орт не особо отпирался.

Мужчина чуть издалека наблюдал за тем, как Адель вместе с Рафаэлем прыгает по тренировочной площадке, размахивая деревянным мечом под свой рост. Юная леди была в полном восторге от времени с дедушкой и, похоже, делала какие-то успехи в фехтовании, насколько это позволяли её возраст и развитие. Впрочем, вампирская древняя кровь делала своё дело. Заметив его приближение, воины и оружейник немедленно приняли долженствующую позу «смирно» и дружно выкрикнули приветствие.

— Вольно, — сухо приказал лорд и обратился к Рафаэлю. — Всё было тихо?

— Достаточно. Проблем не было, — без лишних телячьих нежностей и расшаркиваний отчитался Рафаэль. — Могу чем-то?..

— Я бы хотел кое-что передать Адель и поговорить с ней.

Девочка немедленно оживилась и подскочила к Руруке, шкодливо глядя на него снизу-вверх. Орт наконец-то ощутил радость, прилив сил и желания жить, которое его, впрочем, не так уж и часто посещало в последние месяцы. Он улыбнулся ей в ответ и протянул руку:

— Пойдём. Расскажу тебе кое-что. А ты пока скажи мне, как ты себя вела? Не расстраивала Рафаэля?

Вампирица немедленно уцепилась за ладонь отца своей ладошкой и пошла за ним, одаривая клыкастой улыбкой:

— Не-ет! Не расстарив… не расстави… он не обижался! — Рурука тихо прыснул. — Двэйн болеет и спит. Мне без него грустно. Но дедушка Рафаэль со мной играет. И оружие даёт.

— Болеет?.. хм… Я осмотрю его и вылечу, не переживай.

Дочь скакала вокруг Руруки и рассказывала ему о том, как победила самого сильного воина, какую ей прочитали сказку прошлым вечером, как она укусила какого-то слугу и простояла за это в углу целых, какой ужас, десять минут. Вслед за ней носился Джаггернаут, следя за ребенком и в то же время играясь. Казалось, стоит им ускориться — создадут вокруг вихрь. Мужчина слушал дочь с огромным удовольствием и убеждался в своей уверенности сделать всё ради неё.

Они дошли до безлюдного северного побережья, куда дипломаты забредали лишь в тяжких раздумьях и при длительных прогулках. К их счастью берег был пуст. Дойдя до валуна в нескольких ярдах от воды, Орт вытащил из кармана простенький амулет в форме клыка. Знал, что Адель не оценит изящные побрякушки, «блестючки» и прочие прелести аристократии, поэтому попросил придать артефакту более простой и диковатый вид.

— Вот, держи, Адель. Это тебе. Сделает тебя ещё более сильной и непобедимой, и не даст никому узнать о твоих хитрых манёврах, — Рурука надел амулет девочке на шею, и та даже взвизгнула от радости. — Нравится?

— Да!

Мужчина аккуратно направил свои силы к её сознанию и с удовольствием обнаружил в меру крепкий блок. Давить он не стал — не хотел навредить девочке и помешать её бурному веселью. Она немедленно перехватила свой «мини-клеймор» обеими руками и, с пафосом бросив вызов Руруке, стала нападать на него.

— О не-ет, горе мне горе, что же мне делать, — в шутку театрально подвывал Орт, вяло и будто бы неумело отбивая её атаки тростью. Адель это только больше радовало и раззадоривало, и мужчине было приятно за этим наблюдать. — Как же мне быть? Я никогда не одержу победы!

Девочка с гиканьем бросалась на него и так, и эдак, лихо задирая руки и светя голым пузом из-под задирающейся рубашонки. Джаггернаут оглашал пляж лаем, не совсем понимая, что происходит, но радостно реагируя на подобное оживление, которого уже давно не было. Огненные лохмы вампирицы растрепались, глаза горели весельем и азартом. На какую-то долю секунды Руруку поразило удивительным видением. Он будто бы оказался в каком-то абсолютно чужом месте и видел могучую воительницу, держащую огромный меч обеими руками и готовую одним взмахом перерубить напополам целую толпу нежити. Картинка исчезла столь же стремительно, как и возникла, не дав ему возможности сконцентрироваться на ней и рассмотреть подробнее.

— Сдаюсь, миледи. Вы победили, — признал Орт после десяти минут безудержного веселья дочери, и улыбка его слегка померкла. — Адель, прошу, сядь рядом. Мне надо сказать тебе кое-что очень важное.

Пусть девочке и хотелось побеситься ещё немного, но она успела подустать, поэтому взобралась на камень рядом с лордом, а затем перебралась к нему на колени. Он не возражал. Потерявший к ним интерес Джаггернаут получил команду «гулять» и отправился трусцой вдоль пляжа, время от времени склоняя голову к земле и что-то вынюхивая. Выбравшиеся на берег крабы пёстрыми стайками разбегались прочь при приближении собаки, но зверь в них совершенно не был заинтересован — уже успел усвоить, что с крабами лучше не иметь дел. Проводив собаку задумчивым взглядом, Рурука негромко вздохнул и приобнял дочь за плечо.

— Это всё очень тяжело, но я думаю, что ты должна знать. Будет лучше, если я скажу сейчас и всё объясню.

— Конечно!

— Послушай… Я очень хотел тебя обезопасить. Защитить. И делал, и делаю всё только для этого. Ты — моя дочь. А я, Пассиса и Роккэн твои папы.

— Не понимаю, — веселье медленно сползало с лица девочки, и она крайне настороженно смотрела на Руруку. Слышала, как безумно быстро бьётся его сердце в груди от страха. — Но папа Сэто…

— Нет, Адель. Он не папа. Он говорил так, потому что я попросил. Чтобы защитить тебя.

— Но… от чего? Зачем? Я не понимаю! — Адель начинала тихо всхлипывать, пытаться отодвинуться. У Руруки разрывалось сердце.

— Это правда очень сложно. Но есть много людей, которые хотят сделать мне и тебе больно. Они хотят сделать так, чтобы ты больше никогда не играла с дедушкой Рафаэлем и Двэйном. Чтобы мы никогда не увидели друг друга.

— Нет, нет, — запричитала девочка и замотала головой. Лицо её раскраснелось, и из глаз ручьём хлынули слёзы.

— Девочка моя, крошка, — потрясённо выдохнул Рурука, обнимая дочь и оцеловывая её лицо, пытаясь успокоить. — Прости меня, прости. Я больше никогда не буду тебе врать. Это было только для того, чтобы защитить тебя.

— Мне не нравится. Зачем так? Где Сэто?

— Он… он больше не придёт. Он сделал очень больно Роккэну, мне и Пассисе. И мог сделать больно тебе. Он забрал твоего братика.

— Не хочу так, — ревела у него на плече Адель, измазывая соплями и слюнями жилетку. Это совсем не волновало Орта. Он ласково укачивал дочь, старался успокоить. — Не хочу…

— Я тоже, малышка. Я тоже…

Девочка всё никак не успокаивалась. Джаггернаут на её рыдания обеспокоенно поднимал голову, подбегал, обнюхивал, не получал команду или ласку и убегал обратно. Так продолжалось несколько раз, но почти через полчаса Адель утихла в объятиях и просто смотрела опухшими глазами на горизонт. Солнце садилось, и правая часть моря уже совсем потемнела, а левая окрасилась в красный. Рурука аккуратно отстранил Адель от своей груди и заглянул в её глаза. Недоверчивые заплаканные глаза самого синего цвета. Совсем, как у него.

— Малышка, понимаешь… твой папа очень полезный человек, и многим это не нравится. И эти люди захотят сделать мне больно. Захотят сделать больно тебе. Поэтому давай договоримся? Никто и никогда не должен узнать, что ты моя дочка.

— Но… почему? — удивление выместило грусть, и вампирица просто часто моргала, глядя на отца.

— Я не знаю, как объяснить. Ты мне очень важна и дорога. Я очень люблю тебя. И сделаю для тебя всё.

— Всё-всё? — с прежней искоркой лукавства спросила она.

— Клянусь. Надо будет — одолею всех богов и превращу тьму в свет. И люди знают, что так и будет. Они могут… воспользоваться тем, что ты моя дочь. Чтобы заставить меня сделать что-то, чего я делать не должен. Особенно таких людей много здесь, на этом острове.

— Давай уедем? Вернёмся в Дагхлас? — немедленно предложила девочка, и Рурука грустно улыбнулся.

— Если бы всё было так просто, дорогая. Я здесь работаю. Если я уеду, будет плохо. Но я попрошу друга забрать тебя к себе учиться. Там много котов, собак и оружия, — уже предчувствуя новую порцию слёз, Рурука предпочёл принять превентивные меры. Адель смотрела на него пусть и без особого понимания, но уже с бо́льшим доверием и интересом. Мужчина ласково гладил её по волосам, обнимал и тщательно подбирал слова, стараясь и сдержать своё обещание не врать дочке, и объяснить всё понятными для неё словами, и всё же донести всё до неё здесь и сейчас. Это было безумно сложно, и он не мог не восхититься про себя тем, как ловко это получалось у Артемиса. Не захотеть, чтобы тот оказался в этот момент рядом, было сложно. В голове Орта шла непростая работа: он вспоминал всё то, что слышал от Охотника и приёмного отца, как с ним общался Гиозо, что ему не нравилось в общении с Дитой и Мэкья, пытался понять, как поступить лучше всего. — Я никогда тебя не брошу и не оставлю, крошка, слышишь? Буду постоянно приезжать, писать тебе. И папа Ис, и Рок тоже будут рядом.

Как бы он ни старался, но Адель было тяжело понять взрослого, который обращался к непростым для неё понятиям, к тому, как устроен мир. Всё, что девочка знала сейчас — ей не хочется остаться одной, хочется, чтобы папа держал на руках, обнимал и рассказывал смешные истории про чужаков из дальних замков. Почему Рурука не может уехать, ей тоже не было понятно, ведь она не раз слышала, что он может «купить весь мир, если понадобится». Так зачем оставаться там, где тебе плохо? И почему она должна уехать в новое место? А ещё она очень проголодалась и устала, и потому размазывала по опухшему лицу слёзы ослабшим кулаком.

— Ты глупый, — проныла Адель, тяжко всхлипывая. Она посмотрела на отца, и тот сочувственно улыбнулся. — Можешь уехать, но не едешь.

— Очень глупый, — печально согласился дипломат.

Действительно, держалась же как-то фракция без него на протяжении многих лет, продержится ещё, а он уедет с дочерью и больше никогда не появится под сводами замка! Но это была всего-то глупая и весёлая до грусти мысль, которую он даже не мог рассматривать. Он очень хорошо понимал, что на его место может прийти кто-то, кто предпочтёт разрушить фракцию во имя своих желаний и видения мира, и тогда все труды Руруки будут лишены какого бы то ни было смысла, обесценятся, превратятся в пыль. Поэтому он мог только соглашаться с дочерью, поддакивать и ждать того дня, когда она подрастёт достаточно, чтобы понимать непростое положение отца.

— Главное, крошка моя, никому не говори, что я твой отец. Наверняка скоро приедет Пассиса, и мы решим, что делать.

— Ура, — сонно и оттого без энтузиазма зевнула девочка и стала пригреваться на груди у Руруки. Солнце окончательно скрылось за горизонтом, но небо было светлее обычного, и множество звёзд отражалось в море вместе с лунами.

— О нет, юная леди, со мной такой фокус не пройдёт, — мягко отстранил её Рурука. — Мне будет тяжело нести тебя. Идём.

Мужчина поставил девочку рядом с собой на ноги и, тяжело опираясь на трость, поднялся сам. Нога слушалась плохо, и ему приходилось непросто. Даже если бы Адель забралась ему на спину, дальше берега Орт бы не дошёл. Пусть жрецы и обещали после операции, что со временем он восстановится, но пока что его мышцы не торопились приходить в норму. Рурука подозвал пса, и тот, повинуясь жесту, пошёл рядом, подставив холку хозяину и позволяя ему опереться на себя. «Юная леди» была не совсем довольна таким раскладом, однако плелась рядом с отцом, держа его за руку одной рукой, а второй сонно растирая глаза. Короткая прогулка помогла ей немного взбодриться, однако она всё равно была безумно рада, когда им навстречу из-за скал вышел обеспокоенный Рафаэль.

— Вы в порядке? Вас так долго не было, что я начал всерьёз опасаться, — быстро произнёс он, подходя к лорду и его дочери. Адель немедленно потянула вверх руки, желая прокатиться на дедушке.

— Всё в порядке, Рафаэль, благодарю за твою заботу, — куда теплее и мягче, чем обычно, проговорил лорд и с облегчением опёрся на трость, на пару секунд останавливаясь. — Мы с Адель просто поговорили. Я… рассказал ей.

Оружейник удивлённо вскинул брови и поглядел на уже уснувшую на его руках девочку. Адель забавно присвистывала носом во сне, прямо как Роккэн, и выглядела абсолютно безобидной и ангельской. Оба мужчины остановились чуть в отдалении от прогулочных троп, чтобы иметь возможность спокойно переговорить и не быть подслушанными. Благо большая часть дипломатов по вечерам работала внутри замка.

— Я провёл переговоры с Арланом. Возможно, он спрячет у себя Адель на несколько лет. Боюсь, с ним будет договориться проще, чем с её родителями. Но думаю, что они поймут мою позицию.

Отстранённость слов лорда несколько удивила Рафаэля, который, впрочем, не имел обыкновения совать свой нос в чужой вопрос. Он даже с трудом мог поверить в то, что этот мужчина и Роккэн — братья, так что не следовало ждать одинакового подхода к жизни от них. Но всё же он рискнул задать вопрос:

— Вы не думали сделать официальное заявление и не прятаться с ней по углам? Девочка устанет от этого, это ей не по силам.

— Думал, — признался лорд и потёр лицо ладонями. — Но я не доверяю никому в этом замке, кроме тебя, Джаггернаута и своего коня. Даже от сторожевых псов можно ждать, что они кинутся со спины. Я просто боюсь за свою дочь и хочу оградить её от того, через что прошёл сам. То, что я лорд, ещё не значит, что все во мне души не чают. — Он сделал паузу и невесло ухмыльнулся. — Не то что бы я этому не способствовал и не прилагал усилий… Иначе здесь не выжить. Если кто-то из этих интриганов решит убить мою дочь, я… я… боюсь, мне не хватит сил на месть, и я сам отправлюсь в Долину. Возможно, лет через десять, когда Адель будет менее непосредственной и наивной, я смогу представить её миру. Но сейчас?..

— У тебя есть Пассиса, я, в конце концов, мы можем обеспечить защиту Адель и тебе, — попробовал вразумить Орта оружейник. Ему были понятны мотивы, но всё же запутанные планы мага вызывали у него тревогу, заставляли всерьёз опасаться за него и династию в целом. Когда тот, кого надо защитить, находится рядом, гораздо проще обеспечить его безопасность. — Кто знает, что с ней случится там, в другой фракции. Она же, в конце концов, леди…

Рурука тяжело вздохнул. Он и сам это понимал. Усталость вдавливала его в землю, и отступивший было ступор вернулся к нему. Ему не был известен правильный ответ, и это ужасно злило, опустошало. Множество неизвестных в этом уравнении делало его безумно сложным, а будущее — чертовски непредсказуемым. Мысль отправиться к какому-нибудь прорицателю и потребовать прозреть судьбу уже не казалась ему такой дикой. В конце концов, это их прямая обязанность! Ночью на острове становилось холоднее, и пронизывающий ветер заставлял дрожать под плащом, теплее кутаясь в него. Померкший взгляд остановился на Адель.

— Я подумаю над этим. Пожалуйста, помоги донести её до комнаты, что-то меня нога совсем не слушается…

Пусть Рафаэль не был дипломатом, но он всё же вырос среди них и научился понимать тонкие намёки, видеть полутона и в целом не пытаться продавливать свою позицию — никогда не знаешь, чем это аукнется в будущем. Отчасти из-за этого он так стремился оказаться подальше от острова в годы своей юности и оттого так полюбил бесхитростную и простую Андреа. После вечного напряжения среди Ортов она стала для него настоящим чудом, Граалем. И хотя Рурука не выглядел так, будто собирается припомнить оружейнику неподобающее поведение, рисковать своей семьёй и проверять добродушность лорда ему совсем не хотелось. Поэтому он молча кивнул и направился к ступеням замка, бережно прижимая к себе Адель. В некотором смысле, она всё же была ему внучкой, и ему хотелось, чтобы с ней всё было хорошо. Но даже если его мнение будет идти вразрез с мнением её отца, он ничего не сможет сделать.

Окутанный мрачной и тёмной аурой Рурука молча шёл рядом, изредка отставая на несколько шагов, чтобы отдышаться и унять боль в ноге. Вместе с ним останавливался и пёс, весело, но настороженно помахивая хвостом и наклоняя на бок голову. Зверь чувствовал далёкое от равновесия состояние хозяина, но не знал, что ему делать в этой ситуации: человек тихо шипел и почти рычал, и наклонялся не для того, чтобы потрепать верного питомца, но чтобы помассировать ногу. Снадобья и мази уже готовились, но требовалось дождаться, когда они дойдут до необходимой концентрации и консистенции. В комнате Рафаэль уложил девочку на постель и, пожелав лорду спокойного сна, удалился.

Обыкновенно комнату Адель охранял Двэйн, но что-то его не было видно, и Орт полагал, что пришло время столкнуться с тем, что он старался игнорировать, о чём предпочитал не задумываться. Думать о юном вампире, как об «очередной проблеме» очень хотелось, но не получалось, и лорд испытывал жалость, сожаление. О чём, правда, не мог признаться ни вслух, ни про себя. Рурука переодевал дочь в спальную пижаму из мягкого хлопка и думал о том, чтобы через третьи руки нанять отдельную охрану, хотя и понимал, что это бы только привлекло лишнее внимание к покоям девочки. Склонившись, мужчина бережно поцеловал дочь в лоб и плотнее укутал её в одеяло, а сам вышел в коридор. Как бы ему ни хотелось оставить Джаггернаута сторожить малышку, это было и очень подозрительно, и паршиво по отношению к животному. Пустынный переход отозвался шелестящим эхом, подхватив движение мужчины, творящего защитную магию. В неё он вкладывал все свои оставшиеся силы. Но так не могло продолжаться вечно.

❃ ❃ ❃

Первое, что приходит на ум, когда думаешь о замке Орт — шумиха. Кажется, что там всегда галдёж, споры и интриги, но так ли это? Твердыня дипломатов окружена звуками моря, умиротворения и ветра. Они наполняют арочные проходы, влетая через открытые галереи и высокие стрельчатые окна. А что же до тёмных магов? Эти конкретные лучше прочих знают о том, что секреты куда проще и правильнее хранить в тишине, а большую политику вершат не крики и скандалы, а негромкие разговоры, которые будут в безопасности за закрытыми дверьми. Крепость Ортов значительно отличается от Чёрного замка: в главной, господской крепости действительно творилась неразбериха, там смешались воины, дрессировщики, студенты, алхимики, послы и профессора — у каждого отделения была своя стратегия поведения, цели и ритм жизни, так что всё это порождало самые разные неудобства и служило причиной вечного шума. Поэтому совершить открытие о покое замка Ортов было не так уж и просто. Каждый приносил свой шум с собой и не мог оставить его где-то на хранение, чтобы потом забрать, как объёмную и неуместную поклажу.

Но не стоило обманываться шёлковой тишиной, украшенной тесьмой шепотков и кружевом деликатности — любой, принявший её за безопасность, был обречён. Никто, ни одна пропащая душа, не был в безопасности, находясь в цитадели дипломатов, и даже неграмотный слуга без роду и племени мог стать страшным инструментом в умелых руках. Отсутствие суеты и гомона некоторые по глупости принимали за гарант защиты, и изысканные манеры и обходительность Ортов могли заглушить бдительность. Быть обманутым ими не было чем-то постыдным, и почти любой в своё время стал ступенью в одной из множества лестниц, из которых складываются пути к благополучию семьи.

Орты, как их принято называть, не всегда связаны кровными узами, не считая, собственно, тех, в ком течёт эта далеко не благородная, но вполне себе голубая кровь. Большинство других в своё время получило предложение влиться в семейство, взять себе фамилию и трудиться во благо её и во имя процветания. Некоторые присоединились к Ортам ещё во времена охоты на вампиров, но их было не столь много, прочие же принимали благосклонность после, на протяжении многих лет. Чтобы заслужить подобную честь, нужно было проявить себя не просто достойным человеком, но скорее выдающимся. Последние несколько поколений к Ортам не примыкали, а с начала правления Руруки даже были отправлены восвояси. Нынешний лорд полагал, что лучше отсеять неугодных и неудобных, заменив их на других. К тому же, иногда нужно было избавляться от старья, чтобы было проще дышать. И почему бы это не сделать ему?

Нелюбовь и страх по отношению к правителю были вполне понятны и ожидаемы после таких пертурбаций, но всё же почему-то казалось, что сейчас они достигли рекордно высокой точки. А может это общее нервное состояние и череда крайне тяжких событий заставляли территориального управляющего ждать опасность отовсюду? Он ловил на себе редкие косые взгляды, которые тут же и переключались на другое, и это было совершенно обыкновенным делом. Следовательно, переживать о том не стоило?

Дверь кабинета была заперта, и Пассиса постучал костяшками пальцев по амарантовой древесине. Её необычный приглушённый фиолетовый окрас с чёрными и беловатыми прожилками каждый раз привлекал внимание и вызывал неподдельное восхищение. Эта порода была безумно редкой, и ходили легенды, будто бы эти деревья росли в местах, где Сумеречная госпожа использовала свою магию. Так это или нет, узнать было не дано, и корни этого поверья уходили слишком глубоко в прошлое. Лорд же не забывал лишний раз подчеркнуть и своё состояние, и благосклонность богини, так что эта конкретная дверь была той ещё гордостью. По тому, как её полировали, покрывали защитными рунами и следили за целостностью и сохранностью петель и замка, иногда складывалось впечатление, что к этому куску дерева питалось гораздо больше любви, чем к членам семьи. Да, изысканное и почти драгоценное, но всё ещё дерево! Ответа не последовало.

— Рурука, я знаю, что ты там, — раздражённо и устало произнёс вампир. — Я не настроен на эти твои игры сейчас. Впусти.

Ему не ответили, но внутри произвели магические манипуляции. И хотя возмущение планов было минимальным, Найтгест это ощутил. В скважине повернулся ключ, отпирая дверь, и Пассиса прошёл в кабинет. Он оказался совершенно не подготовлен к картине внутри и даже на пару секунд ззмер в проёме, окидывая всё взглядом. Всё было… нормально. Подозрительно правильно. Ни затхлого запаха перегара или спермы, ни гниющей нотки крови, ни водных лилий или залежавшегося табака. Лишь свежесть залетала из открытого окна и раздувала по кабинету тонкий аромат лекарств. Рурука сидел на диване в рубашке и белье. Остальная одежда была аккуратно сложена рядом на кресле. Слегка подогревая в руках стеклянную колбу с мазью, лорд выуживал из неё тремя пальцами немного лекарства и вдумчиво втирал его в левое колено, бедро и голень.

«Наверное его предупредили о моём приезде», — мысленно цокнул языком Пассиса и прошёл внутрь, закрывая за собой дверь. Иной причины для подобной паранормальной нормальности он не видел. Взгляд мазнул по искалеченной ноге, и внутри зародилась такая привычная боль, какую он испытывал всегда, глядя на тонкую едва образовавшуюся красновато-белую кожу, от малейшего прикосновения идущую складками. Крохотные сосуды пролегали так близко к поверхности, что можно было бы при желании посчитать их все. По тому, как едва образовавшаяся кожа переходит в старую, можно было восстановить то, как Октай вонзил свои когти в конечность. Даже были видны белёсые неровные полоски, где кожа продолжала отрываться лоскутами вслед за огромным куском мяса и мышц. Орт лишь мимоходом поднял незаинтересованный взгляд на Пассису и опустил обратно.

— Здравствуй, — без каких бы то ни было эмоций произнёс он, и не думая прекращать массаж.

— «Здравствуй»? «Здравствуй»?! — взорвался псионик. — «Здравствуй»?! И это всё, что ты можешь сказать после всего этого?

— Чего «этого»? Пассиса, пожалуйста, будь конкретнее, я тебя не понимаю, — и бровью не повёл на этот эмоциональный всплеск Орт. Голос его оставался ровным, а лицо — неподвижным. Безразличным.

— Ах, и правда! Ты столько натворил, что действительно стоит это всё перечислить и напомнить тебе, — всплеснул руками Найтгест. Он выходил из себя тем сильнее, чем дольше Рурука не реагировал на него. — Дай-ка подумать, с чего же мне начать? Хм… ты мне не напомнишь, Рурука?

— Прошу тебя, меньше истерики и театральности.

— Что, неужто тебе это неприятно? — Рурука поднял на мужа бесстрастный неподвижный взгляд. Не нужно было даже пытаться проникнуть в его мысли, чтобы услышать монотонное «как же я устал от всего этого». Но Пассиса слышал. — Подумать только! Ты так часто вёл себя именно так, что я ненароком стал думать, что ты обожаешь, когда так общаются!

— Ближе к делу, — оборвал представление Орт и с особым тщанием провёл пальцами по рубцам. Боль немного отрезвила его и помогла удержать себя в руках, хоть у него почти и не осталось на это никаких сил. — Что ты мне хочешь сказать?

— Я хочу сказать, что ты повёл себя, как чёртов самовлюблённый эгоист! Наш ребёнок умер, так и не родившись, наш муж лежит при смерти, а всё, что ты можешь сделать — тут же уехать и не выходить на связь несколько месяцев?! Ты хоть знаешь, через что нам пришлось пройти? Что я чувствовал? — Рыжий молча приподнял одну бровь, не открывая рта. — Он застрял на одном из планов существования, и не выбрался бы оттуда, если бы я не помог ему! А Митсу… боюсь, Року ещё долго будут сниться кошмары. Он принёс ему изуродованный труп жумакэси. Чтобы «был котик». Ты можешь хоть на секунду представить, ЧТО я чувствовал всё это время? А он? Ты за всё это время даже опосредованно не попытался справиться о самочувствии своего брата! Не попытался связаться со мной! Заперся здесь со своими проклятым виски и блядями и как будто всё в порядке? — Тут уже Орт не выдержал, поднял голову и окинул кабинет растерянным взглядом, затем ставшим оскорблённым и злым. Плотно сжав и без того белые губы, мужчина омыл руки потоком магической воды и отлеветировал её в алхимическую чашу. Не говоря ни слова в ответ, он стал одеваться, и движения его были резкими, дёрганными. Внутри псионика зажглось ликование. Наконец-то! Хоть какая-то реакция! — Не строй из себя поруганную невинность! Как будто бы я не знаю, что ты делаешь обычно.

— Убирайся, — потребовал Рурука холодным тоном и поправил на себе одежду. Он указал на дверь и более требовательно повторил: — Пошёл вон.

— Что? — не ожидавший такой реакции Пассиса опешил и несколько раз быстро моргнул.

— У тебя проблемы со слухом? Я требую, чтобы ты покинул мой остров.

— Ты в своём уме вообще?!

— Больше, чем когда-либо, — членораздельно и убийственно спокойно произнёс Рурука. — Не заставляй меня выставлять тебя с помощью стражи. Уходи. С меня хватит.

— Хватит чего, Рурука? Что тако…

— Что такого? Значит, ты действительно не понимаешь?

— Я понимаю, что ты окончательно потерялся в эгоизме. Но будь так добр, просвети меня.

— Раз ты просишь… — Орт, прихрамывая, перебрался за стол, занял своё кресло и указал на место напротив. Некоторое время Рурука молчал и собирался с мыслями. Его переполняли эмоции, но он очень экономил собственные силы и пытался подобрать слова. Внутри всё кипело от боли, обиды и усталости. — Во-первых, хочу напомнить тебе, что я тоже потерял ребёнка, а мой муж впал в кому.

— Что-то я не заметил, — хмыкнул вампир и тут же вздрогнул от громогласнейшего удара, обрушившегося на столешницу.

— Может потому что ТЫ ни разу не попытался понять, что чувствую я?! — вскричал Орт и затрясся всем телом. Голос его сорвался от брызнувших слёз. — Давай, скажи, что я перетягиваю на себя одеяло, что требую к себе слишком много внимания! Но если ты так печёшься о чувствах, то почему первое, что я слышу от тебя, это ушат помоев и череда обвинений? Думаешь, что мне не больно? Не страшно? Что мне плевать? Ошибаешься! Я с ума сходил от страха! За нас, за Адель, чёрт тебя подери! И первое, что я сделал — постарался обезопасить её. Очнись, Пассиса, неужели ты думаешь, то жрецы не знали, что Роккэну грозит опасность? Я не могу этого доказать, но я чувствую — здесь дело нечисто. Нам врут. И врали. И я узнаю, кто и почему. Но находиться рядом со жрецами моя дочь не будет. И всё это время я искал способ сделать так, чтобы этот ребёнок рос в безопасности и достатке. Я голову сломал, выискивая способы защитить Адель и обеспечить её будущее. Это было во-вторых. В-третьих, не смей укорять меня в том, что я что-то не спросил или не сказал. Ты молча взял и увёз Роккэна к Арлану. Не веди я с ним переговоры, когда бы ты соизволил сказать мне об этом? Кто-то из вас? И наконец в-четвёртых, не смей говорить со мной в таком тоне. Я устал. Я чертовски устал от всего этого. И не потерплю от тебя более ни единого слова. А сейчас — убирайся из моего замка. Видеть тебя не желаю.

— Рурука, — пролепетал Пассиса, теряя дар речи. Его словно молнией поразило.

— Что?! Что ещё ты от меня хочешь услышать?! — взвился лорд и поднял голову. Глаза у него были чистые, пронзительные и уставшие. Слёз не было.

— Что тебе жаль. Ты несколько месяцев молчал.

— Мне. Не. Жаль. Выметайся.

Но не успел Пассиса подняться, как дверь распахнулась, и в кабинет влетела Андреа. На лице её не было ни кровинки, глаза были широко распахнуты, а рот будто бы открыт в немом крике ужаса.

— Адель!.. — выпалила женщина, задыхаясь от бега. — Быстрее!

Позабыв про всякую боль, Орт сорвался с места, словно дикий кот — быстро и неуловимо, только подол плаща хлопнул в коридоре да трость загрохотала об пол. Не задержался на своём месте и Пассиса, бросившийся на помощь к дочери с не меньшим рвением, чем второй её родитель.

— Андреа, что случилось? — требовательно обратился к сопровождающей их женщине Рурука. Псионик слышал подозрение в его голосе, но лишь от того, что несколько минут назад тот говорил о причастности жрецов к смерти их ребёнка. — Где она?

— Мы не уверены. Она была с Рафаэлем в арсенале, как вдруг упала, как подкошенная. В её шее… там… — она замолчала, не то пытаясь отдышаться, не то не желая продолжать.

— Что?! — поторопил женщину Орт.

— Метательный нож. Он… воткнулся прямо сюда, — Акио показала сзади на своей шее. И Найтгеста, и Руруку бросило в ледяной пот. — И… мы… мы ничего не трогали.

— Правильно сделали, — скупо похвалил рыжий и остановился в середине коридора.

Рурука огляделся по сторонам, подошёл к стоящим в нише вороным доспехам. На защиту людских рыцарей это не было похоже, но и не было ею. В таком обмундировании когда-то охотились на вампиров: чёрный металл, пропитанный полынью, должен был закрывать шею с сонной артерией, бедренные артерии, подключичную и подмышечную артерии, а так же полностью — руки. Грудь и спина были защищены слабее бригантиной. Уже тогда люди понимали, что в целом мало что могут противопоставить вампирам, поэтому лучше не отягощать охотников и не замедлять их. Жертвуя некоторыми элементами защиты в пользу облегчения конструкции, мастера-бронники обеспечивали им максимальную подвижность при защите самых крупных сосудов.

— Сейчас не время думать об истории семьи, — поторопил его Пассиса.

— Какой же ты мнительный, — устало и зло вздохнул Рурука, поворачивая инкрустированный в рукоять серповидного клинка сапфир. Платформа под доспехом с тихим треском опустилась, ниша отъехала на несколько футов вглубь, открывая проход. — Сюда. Здесь прямой ход в арсенал.

Пристыженный вампир молча прикусил язык, решив сделать вид, что вообще не открывал рта. Он всё ещё безумно злился на Руруку за его выходки, безразличие и то, что после всего произошедшего пытался выставить его вон, но сейчас был не момент для выяснения отношений. Не тогда, когда их дочь возможно… «Нет, она жива! Всё будет в порядке!» — пытался убедить себя Найтгест, спеша за Андреа вниз по тёмным узким лестницам. Рурука замыкал их шествие после того, как привёл механизмы в действие и закрыл проход.

Арсеналом называлась подземная часть замка, где всё подчинялось власти оружейника: там обустраивались склады с оружием разного толка и природы, располагались помещения для тренировок, а в прошлом там размещалась наёмная армия. Времена, когда это было необходимо, кончились несколько веков назад, поэтому подземелья чаще всего пустовали. Рафаэль нечасто приходил сюда, скорее захаживал постольку-поскольку, когда тренировал молодняк со своим оружием, но иногда требовалась ревизия, чтобы отдать на переплавку совсем негодное оружие, а старые доспехи — на реставрацию. Чаще всего «ревизия» проводилась для галочки, чтобы отчитаться перед лордом, дескать, фамилия во всеоружии и готова в любой момент к военным действиям. Однако в этот раз был совсем другой случай: Рурука распорядился, чтобы оружейник тщательно проверил все склады и закрома, освободил как можно больше пространства и сделал доклад о том, как можно рационализировать арсенал. Требовалось перераспределить оружие и доспехи по помещениям, подумать над закупкой новой экипировки, договориться с интендантом о замене манекенов и стоек. Другими словами, оружейник был занят, как никогда, но всё равно присматривал за внучкой, когда это случилось.

И пусть Рафаэль был не робкого десятка, сейчас он трясся с головы до ног, держа на руках маленькое безвольное тельце. Девочка выглядела совсем крошечной на фоне его торса и широких плеч. Адель не шевелилась. Пассиса тщетно вслушивался, пытаясь уловить дыхание или стук сердца, даже замедленный, но у него не выходило. Он слышал лишь плач Андреа, частое дыхание Рафаэля и неверящий шёпот Руруки. Орт метнулся вперёд, падая на колени, и титановая коленная чашечка отозвалась громким ударом, но боль вовсе не волновала мужчину. Всё его сознание горело единственным устремлением — спасти дочь. В её шее, прямо в шейных позвоночниках, торчал короткий метательный нож. Он вонзился достаточно глубоко, чтобы перерубить позвоночник.

— Нет-нет-нет, Адель, Адель, девочка моя, — едва расслышал Пассиса, опускаясь рядом на колени и протягивая руки к безвольному телу. Собственное молчание давило на череп и уши изнутри.

— Она?.. — только и смог прошептать Пассиса, медленно поднимая взгляд на лицо Руруки. Оно казалось абсолютно бескровным.

Орт посмотрел на него в ответ. Его глаза стекленели от боли и ужаса.

❃ ❃ ❃

Выдался солнечный тёплый день. С моря задувал приятный ветер, принося с собой солоноватый запах водорослей. Песок и галька блестели в лучах светила. Скалы, покрытые мхом, белели, окаймляя остров. Рыбацкие лодки чернели в отдалении и пропадали за волнами, чтобы вскоре вынырнуть в другом месте. Из порта вышел фрегат, а ещё несколько кораблей стояло на якоре. Жизнь шла прежним чередом.

На северном побережье, спрятанном от прямых солнечных лучей самим замком, собралось немало Ортов. Возможно даже все, кто был в тот момент в замке. Чёрные плащи реяли на ветру, хлопали подолами, а лица выражали не то страх, не то непонимание. Тени удерживали у берега лодку, в которой не было никого, кроме простого гроба небольшого размера. Аккурат под ребёнка. Крышка была закрыта.

— Адель Акио должна была стать следующим оружейником. Она видела всего четыре зимы, — держал речь Рурука, стоя перед собравшимися. Рафаэль и Андреа стояли близко-близко друг к другу, обнимая свою плачущую дочь. Пассиса стоял рядом, и лицо его не выражало ни скорби, ни ужаса, а немигающий взгляд широко раскрытых глаз был уставлен куда-то вдаль, мимо супруга и лодки. Шок до сих пор не отпустил его. Ему не верилось, что это происходит взаправду, а не на том плане существования, где его заперли вместе с Роккэном. Рурука становился будто бы прозрачным от усталости, синяки под глазами стали лишь темнее. — Четыре года этот ребёнок радовался своей жизни, и уже было понятно, что она станет гордостью династии. Её талант был виден невооружённым глазом. Мы потеряли одного из нас. Сердце мира примет её в свои объятия, не отдав Долине вечной тени. Но я навсегда запомню девочку, на плечи которой возложили будущее нашей семьи. Я запомню её, не как часть тени, отброшенной фракцией. Она уже была больше, чем часть массы. И я клянусь, что приложу все силы, чтобы отыскать убийцу, и воздать ему по заслугам. Тот, кто замахнулся на Адель Акио… нет, на Адель Орт, ибо она была нашим будущим, замахнулся на нас. Лично на меня. Подобное не будет прощено. И я ввергну в Пустоту того, кто оборвал жизнь этого ребёнка, — сказав это, Рурука повернулся к лодке и поднял вверх руку. Тени спустили её на воду, уводя по волнам и течению вглубь моря. — Мы отпускаем тебя, Адель, но будем помнить. Ступай. И да примет тебя Сердце мира.

— И да примет тебя Сердце мира, — эхом на множество голосов откликнулись Орты.

Лорд первым поднял руку, и на ней стало собираться пламя. Когда оно разгорелось достаточно, Рурука прицельно метнул его прямо в лодку, поджигая её. Орты последовали примеру. Некоторое время они наблюдали за тем, как горят гроб и лодка, как пламя отражается в волнах, но вскоре стали расходиться. Каждый поглядывал по сторонам, молча спрашивая недоверчивым взглядом, кто же пошёл на подобное преступление, у кого хватило сил и хитрости провернуть подобное под носом у оружейника. И все старались держаться поодаль от Рафаэля, опасаясь попасть под раздачу. В общем-то никому не хотелось оказываться рядом с Верховным и его семьёй, что было абсолютно оправдано. Рурука стоял у самой кромки моря, наплевав на то, что солёная вода лижет сапоги, впитываясь в кожу обуви и обещая остаться на ней белёсыми разводами. Лорд сложил руки за спиной и неотрывно смотрел в сторону, где скрылась лодка, уносимая тенями и пожираемая огнём. Пассиса медленно приблизился к мужу и встал рядом. Не знал, как заговорить и что сказать.

— Теперь ты можешь уехать, — вместо него сказал Орт. Он не сводил взгляда с волн. — Самое время.

— Рурука! — попытался воззвать к нему Найтгест.

— Просто уезжай.

Голос Орта был холоден и жёсток, а сам он выглядел непреклонным, точно его твердыня, возвышающаяся сейчас за его спиной и отбрасывающая угольную тень на место похоронной церемонии. Несмотря на всю свою усталость, Рурука сохранял внешнее спокойствие и безразличие. И Пассиса чувствовал, что разбивается об него, как вода о волнорез, и не может сделать ровным счётом ничего, чтобы поменять это. Мольбы не возымели эффекта, а упрёки, брошенные в порыве гнева и боли, не получили ни ответа, ни реакции ¬– Орту было абсолютно всё равно, что ему кричит вампир. Он всё смотрел на море и даже не обратил внимания, когда отчаявшийся Найтгест ушёл. Только потом, спустя почти час, в течение которого неподвижно стоял на берегу, не сводя взгляда с волн, ощутил, как ослабевает вдали знакомая аура.

Stay where you are, don't give way to your hunger,

Shivering, you stand there, it makes you yearn.

For what lies hidden, a phantasmagoria?

Follow the light and you'll never return.