Каждая сказка с чего-то начинается. Часто со слов: «Жил старик в одном селе. У старинушки три сына: старший умный был детина, средний был и так и сяк, младший вовсе был дурак». Как правило, именно с младшим и происходит всякая чепуха, особенно если третьего сына звали Иван. Вот должна уже была за сотни лет появиться примета: родился у тебя третий сын — будь добр, назови его Вася, Саша, да хоть Потап, но не Иван, а то всю жизнь ребёнку сломаешь! А ведь нет… Под лестницей ходить нельзя, а Ваней третьего сына назвать — можно.

Простите, что-то рассказчика повело не в ту степь. Позвольте представиться, Барсик. Скажете, мол, что за имя-то такое, кошачье? Так я и есть кот. Не, не в смысле, что сейчас кот, сейчас, понятное дело, я самый красивый, умный и обаятельный оборотень на всей земле русской, но тогда, в начале, я был обычным котом. Притом сфинксом. Таким красивым, лысеньким… Даже бубенцы были лысенькими, пока были. Эх… Ну вот опять я забегаю вперёд. Давайте уже начнем мою сказку, мою и Ивана, третьего сына. И да, наверное, немного дурака. Самую малость. Так уж по жанру положено.

Жил-был на свете аж с далёкого одна тысяча девятьсот семьдесят первого года Прохоров Александр Геннадьевич. Нормально жил, как все: школу окончил, институт, стал инженером, женился в двадцать пять. Через год родился у него первый сын, через два — второй, а спустя три появился и третий, которого назвали Иван. Дети росли, радовали папу и маму, огорчали иногда, куда ж без этого? Никуда. Семья была хорошей, любящей, дружной и только кота им для полного счастья не хватало. Но когда младшенькому, Ивану, исполнилось шестнадцать, мама принесла в дом лысую прелесть — вашего покорного слугу.

По документам у меня было длинное, благородное имя, но дома все звали меня Барсиком. Я рос, взрослел, мужал, окруженный всеобщей любовью и обожанием. Правда, однажды, когда мне было месяцев десять, не больше, любимая хозяйка отнесла меня в странное место, там я заснул, а проснувшись обнаружил, что мои бубенцы исчезли. И по сей день эта загадка иногда мучает меня и не только меня. Кто и, главное, зачем спёр мои прелестные бубенцы?

Но вернемся к нашей сказке. К моим бубенцам мы вернёмся тоже, но позже, гораздо позже. А пока они неважны для повествования.

Ивану исполнилось как раз семнадцать, когда всё это произошло. Был у нас с ним, на тот момент, один секрет: когда мой младший хозяин очень уж не хотел на дачу, он подкладывал градусник мне под лапу, я нагревал его до тридцати семи и мы оба освобождались от этой ужасной участи. Ни я, ни он дачу не любили. В ту пятницу мы поступили именно так, и вся семья отправилась на «отдых на природе» без нас.

Едва двери за родителями закрылись, как Ваня вскочил с постели и отправился на кухню, ставить чайник, чтобы заварить себе кофе, включил телик, а я пошел спать на свою любимую стиралку. К сожалению эта была последняя наша встреча. Но тогда я этого не знал…

Проснувшись ближе к восьми вечера, я поплелся на кухню, но мой Иван, разумеется, забыл насыпать корм в мисочку. Что уж взять с дурака? Поорав на кухне и убедившись, что погрузившийся в свою стрелялку Ваня меня не слышит, я был вынужден, повторю, именно вынужден пойти за ним в комнату.

— Заткнись, Барсик, — не отрываясь от экрана сказал Иван, пытаясь не обращать внимания на надсадное и громкое мяуконье. — Дай мне две минуты, и я тебя покормлю и даже лоток уберу. У меня тут миссия.

Я, не сильно доверяющий забывчивому подростку, лишь заорал громче, не давая тому толком сосредоточиться. Разумеется, явился я в самый напряженный момент, когда команда Вани почти победила, ещё немного, и он с друзьями бы сместил с первого места эту бабскую команду «Внучки Бабы-Яги». И Иван мужественно терпел громкие крики, не отвлекаясь. В конце концов, какое ему дело до страдания маленького меня, когда там такая битва?

Через десять минут моего заунывного ора и напряженного боя в живых из «Внучек» остались две, а вот «Салатные монстры» погибли все, кроме Ивана. Ещё многие многие месяцы после того, как девчонки отстояли бы свою цитадель, поверженные «Монстры» вынуждены были бы вновь к ней пробираться.

Ваня прикусил губу и сосредоточился, не отступая, не сдаваясь, отвлёкшись от горестного и отчаянного «мяф», не отвечая на телефонный звонок, хотя тот явно был от мамы. Первой пала Эсфирь, и между победой и Иваном была только глава команды, несравненная и коварная Пчёлка.

Еще пятнадцать минут, и Ваня взревел на всю комнату:

— Ейес! Ура! Выкуси, Пчёлка! Я тебя сделал! Кто молодец? Я молодец!

Я бы поспорил с этим, если бы мог говорить, но меня подхватили на руки и, пританцовывая, понесли на кухню. Кормить, наконец-то. Правильно, маме можно было и позже перезвонить, сославшись на то, что спал. Спрыгнув с рук, едва меня доставили на кухню, я побежал к миске, пользуясь моментом и не давая Ивану забыть о главном — о голодном коте. Он нагнулся и вновь подхватил меня на руки, не смотря на активный протест с моей стороны.

***

В чате игры, тем временем, откровенно радовались не только «Салатные монстры», но и другие мужские команды. Уж очень сильно мальчиков, парней и мужчин злил тот факт, что чисто женская команда десять месяцев кряду занимала цитадель и являлась сильнейшей на сервере.

«— Да заткнитесь вы! Падальщики. Нас одолели «Салатные монстры», и то чудом. Потому что Пены морской и Северной звезды не было в сети, — огрызнулась Пчёлка.

— Да мой Плешивый гоблин, и твоих подружек замочил бы, — пренебрежительно отозвался Жук четырех стихий, глава Ваниной команды. — Бабы — они и есть бабы.

— Да, пропади пропадом твой золотой Плешивый гоблин! — в сердцах отозвалась глава «Внучек». — Победа была нечестной. Вас семь, нас было только пять. И то вы с трудом справились.»

Чат взревел новыми насмешками, не зная, что пожелание Пчёлки, написанное в сердцах, уже исполнилось — не могло не исполниться. Ведь она, Ярослава Листовец, действительно была внучкой, вернее пра-пра-пра-пра-внучкой Бабы-Яги и силы, древние и мощные, спавшие столько времени в поколениях её семьи, в крови её предков, проснулись в ней. Проснулись с первой женской кровью. Но тогда она не знала ни своих сил, ни того, что сотворила.