Райнер затих. Повисла короткая пауза. Кивок. Они росли вместе. Как друзья, как семья, как братья. Вместе видели первые смерти, первую надежду в глазах. Говорят, что друзья — те, кто готов разделить радость. Райнер же считал, что друзья разделяют страх. Нет ничего сильнее ужаса. Очищающего, скрепляющего сердца. Радость сближает ненадолго. Ужас сближает навсегда.

За решёткой также холодно и негде присесть. От голода сжималось горло. Ветер свистел в коридоре, молчание давило на уши.

— Почему ты спросил? — Райнер не выдержал первым. Остановившись посреди камеры, вдохнул полной грудью. Пыль царапнула горло. Он закашлялся и согнулся.

— Т-ты болен сильнее, чем мы думали.

— Сильнее?

— Нет, я не уверен сейчас. Я не доктор и…

— Врач ему не поможет. Райнер говорил об «осознанных сновидениях».

— А?..

— Болезнь тех, кто может превратиться в титана, — Ханджи достала записную книжку и протянула Армину. — Не будем обсуждать вслух.

Райнер был главным участником своей болезни. Однако знания могли сбить его с толку. Главная привилегия людей (неважно, предатели они или преступники) — понимание, что они не дефектны. Потеря памяти же, долгие сны и странное поведение указывали на дефектность прежде всего.

— Он не вспомнит, где Эрен, — заключила Ханджи. — Потому что ни разу не встречал того Эрена, которого знаем мы.

— Я не понимаю.

— Я тоже. И это повод с ним разобраться! Я думаю, что у Райнера есть два состояния, когда он помнит разные вещи. Как тебе теория?

— Я подумал о том же, но…

Ханджи остановилась у решётки и едва не примкнула к ней стеклом очков.

— Ну, «Райнер с загадкой», расскажи нам всё, что ты знаешь! — голос дрогнул в нетерпении, уголки губ поднялись в широкой улыбке. Молчание длилось меньше минуты, прежде чем дверь на вершине лестницы отворилась.

— Ханджи, — Леви махнул ладонью в подзывающем жесте, — нужно поговорить.

Выбора не было. С коротким кивком она направилась к лестнице и поднялась по ступеням. Армин пошёл следом, но остановился, когда Ханджи кинула короткое «останься». Дверь закрылась, и огонь затрепетал от порыва ветра. Ещё немного, и в коридоре бы стало темно.

Темнота всегда пугала Армина. Прогулки по вечерней улице были самыми страшными моментами детства. В мрачных переулках он видел неизвестность. Сейчас же, в полутьме, неизвестность скопилась в голове одного человека. Райнер. Было ли что-то страшнее, чем его наивная уверенность в дружбе?

— Мне… жаль, что так вышло, — выдавил из себя Армин.

— Я в порядке. Если так нужно, буду сидеть здесь.

— Хорошо. Я попробую принести еду позже.

Райнер поджал губы. Слюна накопилась во рту при слове «еда».

— Но, м, чтобы мне разрешили…

— Я должен что-то сказать?

— Да. Об Эрене. Ты правда не помнишь, где он?

Райнер пожал плечами. Некоторое время он молчал и не двигался. Думал. Армин же старался отогнать мысли прочь. Однако, когда Райнер оказался у решётки и посмотрел каменными от мыслей глазами, слова «что-то не так» вспыхнули в голове.

Что-то… но что?

Армин никогда не добивался информации так. Было что-то неправильное в использовании Райнера. Не в «компромиссе», не в «совместной работе» и «дружбе». «Использовании», и иначе никак. Когда Райнер придёт в себя, будет ли ему больно? Осознает ли он, что сказал то, чего не хотел говорить?

— Да. Я скажу больше, если ты скажешь кое-что мне.

— Д-да? Хорошо.

— Я помню, что Имир была ранена. Она спасла нас из той башни, но оказалась титаном. Это так?

Армин кивнул.

— Также я помню, что все вернулись живыми. Это так?

— Так.

— …Тогда почему я уверен, что Бертольд мёртв?

Сердце дрогнуло. Зазвенело в ушах. Армин отошёл на шаг, словно пытаясь спрятаться в тени. Тошнота подступила к горлу. Он наклонился, воздух застрял в лёгких.

— Возможно, он ранен. Я не могу знать. Но, х-хех, понимаешь… он мой друг.

Темнота накрывала плечи Армина. Свет факелов отражался в глазах. Слёзы скопились на ресницах, но не хватало сил, чтобы вытереть их. «Друг». Каждый, кто выжил, знал ценность этого слова. Какое же значение ему придавал Райнер? Насколько больно ему будет узнать?

— Когда ты пришёл в ту комнату, — голос Райнера вдруг посерьёзнел, — мне вдруг показалось, что я… вижу его. Что он рядом.

Армин забыл, как говорить. Он приоткрыл рот и смахнул слёзы, едва найдя силы для этого.

— Хватит так на меня смотреть.

— Прости. Я… прости.

— Ладно. Я понял. — он тихо рассмеялся и поджал губы. Слова царапали язык. Лицо Райнера выглядело безмятежно. Однако что-то словно сломалось в его улыбке. Дрожь Армина не унималась. — Как он умер?

— Титан… съел его. Прости. Мне очень, о-очень жаль. У меня не было выбора. Меня никто не спросил! Мы должны были спасти одного и… мне очень жаль!

— Он ничего не сказал перед смертью?

Армин сглотнул, не видя комнату из-за слёз.

— Говорят, что он сказал… «Райнер». Он пытался позвать ребят. Потом Энни и тебя. Я не уверен, но слышал, что говорили так. Мне жаль.

— Вот как.

Они переглянулись.

— Спасибо.