Эстер Голдфиш всегда считала себя образцовой, заботливой данатской матерью, лучшей матерью. В Префектсити была весьма себе большая данатская община, и множество женщин желали свергнуть Эстер с пьедестала идеальной жены, самой изысканной женщины элегантного возраста и лучшей матери. И одна из этих женщин, заносчивая, высокомерная Катарина Вейфар, была близка, очень близка к этому. Противостояние этих женщин началось ещё с времен девичества и длилось уже сорок лет.

Но у Эстер была чудесная мать, которая преподала дочери множество полезных уроков в жизни. Вот только во времена мамы Эстер всё было проще, понятнее… Хотя… Тридцать пять лет назад, когда Эстер было уже двадцать шесть, и она, наконец, нашла себе мужа, её выбор был скандальным. Джон Голдфиш был не данатского происхождения и, словно этого было мало, ему только исполнился двадцать один год.

Только сейчас, когда дети Эстер выросли, она смогла оценить мужество, стойкость и любовь своей матери: та отстояла её, и перед своими родственниками, и перед родственниками жениха. А уж как она смогла обработать самого жениха, Эстер до сих пор не знала. Но Джон и сейчас, через тридцать пять лет брака, искреннее считал, что ему досталась идеальная женщина, богиня, которой он не достоин. Это весьма облегчало жизнь Эстер, она это отлично понимала.

О том, что дети могут подложить любую, даже самую жирную свинью, Эстер было суждено узнать, когда её младшему сыну исполнилось шестнадцать. С двумя старшими детьми она справлялась легко, даже играючи. Аарон к тому моменту заканчивал обучение в весьма престижном университете, который ему посоветовала мама. А вот профессию старший сын выбрал сам — Эстер хотела детям счастья, и побольше — выбор пал на твёрдую, денежную специальность — инженер-проектировщик. Лея только поступила, и тоже удачно, она решила изучать поэзию. Университет, который дочь выбрала, был весьма перспективным в плане выбора женихов. Всё шло хорошо до этого ужина.

— Кстати, — не отрываясь от пюре, сообщил младший сын, Эйвери, — я тут понял, что гей.

Время замерло, звуки стихли, даже пожилой пудель прекратил грызть свою игрушку и застыл. Как голова с плахи, с вилки отца упала горошина и громогласно стукнулась о стол, покатилась к Лее. Все повернулись к Эстер, ожидая бури. Мать молчала, огромные карие, печальные сами по себе, глаза наполнились влагой и немым укором. Эстер уже знала, что любые слова дети могут использовать против неё, и применяла другое, тихое и страшное оружие — взгляд. Грустный, печальнее самого горя, но любящий, в котором читалось большими буквами: «я так тебя люблю, а ты причиняешь мне боль, но я тебя всё равно люблю». Этот взгляд на Эйвери не подействовал: подросток продолжил есть пюре, не замечая этой тишины.

Не то, чтобы он сделал это специально, нет, младший сын просто был таким: мечтательным, способным в любой, самый неподходящий момент уйти глубоко в свои мысли. Лея искренне завидовала этой особенности младшего брата. Ей недавно исполнилось восемнадцать, и она до сих пор не призналась маме, что полгода назад проколола пупок. Девушка поёрзала на стуле, молчание затянулось.

— Эйвери, ты ещё очень юн, чтобы так уверенно сообщать о своей ориентации, — мягко сказала Эстер, хотя внутри кипела. Нет, женщина не была гомофобкой, но желала детям счастья, а другим, иным, в жизни всегда сложнее.

— Хорошо, я повторю это, когда мне исполнится двадцать один, — послушно согласился подросток.

Эстер открыла рот, подумала, закрыла и тихо сказала, переключаясь пока на проблему значительно проще:

— Джон, я только забрала скатерть из химчистки.

— Прости, Искорка, — тихо извинился отец семейства, и подобрал салфеткой горошину.

***

Судьба — странная леди и любит иногда забавные шутки. И года не прошло с дня падения горошины, как извечная соперница Эстер, Катарина, сообщила прямо на собрании книжного клуба:

— Моя средняя дочь, Адриана — лесбиянка. И я гордая мать, что поддерживает свою дочь.

Вейфар кивнула на небольшой значок в виде радужного флага на своей шёлковой блузке. Среди данатских дам прошёл шепоток, и Эстер с удивлением поняла, что большинство женщин восхищаются тем, что Катарина приняла свою дочь и гордится ей. Прикусив щеку изнутри, Голдфиш придержала язык за зубами, решив, что если сейчас сообщить о сыне-гее, то выглядеть она будет жалко. Словно Эстер стеснялась ориентации сына, и только после признания своей соперницы рискнула сказать об этом.

— Ой, дорогая, — приторно улыбнулась ей Катарина, подойдя вплотную. — Надеюсь, ты не сильно расстроилась? Ведь твой Эйвери очарован моей Адрианой. К тому же, она его старше… Видать, в отца пошёл.

Эстер, выбитая из колеи, даже не сразу нашла, что ответить на злые шпильки Вейфар:

— Ничего, думаю, он не сильно расстроится. Всё же он у меня очень красивый мальчик, и дружить с ней будет независимо от её ориентации. Кстати, а Адриана знает, что ты её предпочтения так озвучиваешь? Всё же юные девушки ранимы, а не все кругом толерантные и воспитанные. Особенно преподаватели, а дочь миссис Димарит учится с Адрианой в одном университете. И если бы твоя дочь не скрывала там своей ориентации… Я считаю, что только Адриана должна сообщать об этом, когда будет готова. Я старомодная.

Катарина вспыхнула в немой, бессильной ярости, но вот ответить не могла. Миссис Димарит была главной, известной сплетницей, и не только книжного клуба, но и всей данатской общины, а её дочь была ей под стать.

И только произнеся эту речь, Голдфиш вдруг поняла, что она сочувствует Адриане, и что отчитала Вейфар именно из-за этого, а не в отместку за шпильки.

Вернувшись домой, она поднялась наверх и постучала в комнату младшего сына.

— Входи, — отозвался Эйвери, не вставая со стула и продолжая делать уроки. Эстер подошла, обняла своего маленького мальчика, что был уже выше изящной мамы на голову, за плечи и уткнувшись носом в затылок, тихо сказала:

— Я приму тебя любым, буду любить тебя любым, и ты всегда будешь моим сыном. Гей ты, натурал или би. Прости… Мне нужно было время, чтобы это понять.

— Ничего, — нахмурился подросток, не понимая, с чего вдруг мама пришла к нему со своими нежностями. — Я тебя тоже люблю, ма.

— Не называй меня так, — дала легкий подзатыльник, смеясь. — Лень два слога сказать.

— Ну, мама, — весело рассмеялся подросток, поворачиваясь к матери лицом. — Скажи спасибо, что не зову тебя м…

— Ах, ты, с! — в тон ему ответила.

Эта была только их, личная шутка. Аарон всегда называл Эстер «мама», Лея предпочитала нежное «мамочка», и только младший сын позволял себе называть её «ма». И тогда, в отместку, она начинала звать его «сы» или просто «с», сокращая слово «сын».

Жизнь потекла своим чередом. Как бы не заверяла чужих, что главой семьи является её муж, Джон, Эстер и все понимали — она лидер, даже слегка тиран в их семействе. Муж поддержал свою супругу, перенимая её отношение, а дети, как представители другого, более толерантного и продвинутого поколения, брата приняли сразу.

***

Аарон нашел себе жену, красивую блондинку со сладким именем Кэнди. Эстер отнеслась изначально к девушке настороженно, ведь это имя, больше всего, подходило бы стриптизёрше, чем жене данатского мужчины. Вот только несмотря на дурацкое имя и чуть глуповатое выражение лица, Кэнди была хитрой и дальновидной. Эстер даже обрадовалась, что у серьезного, но немного нерешительного сына будет такая подходящая спутница жизни. Через четыре года у них родился сын, Арья, а ещё через год и Лея нашла себе мужа. Люка был веселый, неимоверно разговорчивый и шумный. У Эстер голова болела каждый раз, после семейных торжеств с ним. Семья росла, и это не могло не радовать.

Вот только Эйвери всё так же оставался одиноким, даже когда закончил университет. Он никогда не любил шумные вечеринки, а так же не верил в интернет знакомства. Иногда, в приступах откровения, Эстер спрашивала своего мужа:

— Ему что, хороший мужик прямо с неба в руки упадёт? Он так думает? Ему уже двадцать пять, а я не уверена, что наш сын … Хотя бы не девственник.

— Не говори ерунды, Искорка, он же весь в тебя! Так же красив, — заверял в такие моменты Джон.

Эстер только тяжело вздыхала. В своё время она не слушала свою мать, и в двадцать шесть вдруг осознала, что хороших мужчин её возраста или чуть старше уже разобрали. Хороших мужиков разбирают щенками. Эстер, конечно, перехитрила всех, выбрав себе самого лучшего щенка, просто из тех, кто моложе её.

Нет, женщина не была уверена, что у геев всё так же, возможно, мужчины позже образовывали пары, но волноваться за сына никак не могла прекратить. Ведь Эйвери, по мнению мамы, был очень хорошим мальчиком. Самым красивым: смуглый, среднего роста, с огромными карими глазами, аккуратным и красивым носом, высокими скулами, каштановыми кудрями, правда, фигура не спортивная, а худощавая.

Эстер, возможно, ещё бы сомневалась, не рискуя вмешиваться в личную жизнь сына, но её извечная соперница, Катарина Вейфар, прислала Голдфишам приглашение на свадьбу Адрианы и её невесты — Мии.

Именно тогда мать решила, что сделает своего сына счастливым, даже если он не хочет и будет сопротивляться.