Рэки, наверное, жарко. По какой причине стало жарко неясно.

Ланге тоже жарко. Душно. Вон, весь потускнел, пот выступил на лбу и выглядит так худо, что, наверное, нужно отойти куда-нибудь в тень или вовсе разойтись по домам. Может, прокатиться? Но вряд ли в таком состоянии Ланга сделает это.

Странно то, что воздух влажный, а прохладный ветер носится туда-сюда по площадке, постоянно обдувая со всех сторон и Рэки, и Лангу.

Почему лицо вдруг загорело и мир на мгновение качнулся, как будто скейт напоролся на препятствие и теперь ты летишь на землю? Непонятно.

Ланга молчал. Рэки тоже.

Так бы и молчали, если бы Рэки натянуто не улыбнулся и не протянул:

— Классная песня. И поёшь ты здорово. Сколько в тебе ещё сюрпризов, а?

Успокойся, Рэки. Тебе всего лишь показалось. Нечего придумывать то, чего не было и не могло быть даже в теории. Ланга пропел песню, потому что ему нравится и он хочет поделиться ею с другом, а не потому что…

А не потому что ему нравится что-то кто-то ещё, помимо красивых строчек на английском.

Ланга, услышав Рэки, покачал головой.

Опять уставился на свои руки, зараза. Опять о чём-то сидит и думает. А Рэки даже предположить не может о чём. А Ланга практически всегда знает, о чём думает Рэки. Нечестно. Это определённо нечестно.

— Блять, чел, ты можешь уже объяснить, чё ты такой… никакой сидишь? — Рэки устало выдохнул и подпёр щёку рукой.

Уставился на Лангу. Пристально так уставился, подозрительно.

Потому что нечего молчать и думать, когда можно хоть что-то сказать. Потому что нечего создавать такую неловкость и тишину. Потому что нечего говорить странные вещи, а потом сразу затыкаться и переводить тему.

Ланга застыл, даже руками шевелить перестал. Застыл и потом повернулся к Рэки, смотря на него так несчастно-несчастно, что недовольство Рэки в одно мгновение пропало. Вместо этого появилось беспокойство и огромное желание помочь. Потому что смотреть на бледного и будто бы неживого Лангу было больно.

— Ты вообще ничего не понимаешь, да? — Ланга заглянул в глаза Рэки.

Наверное, увидел там то, чего не хотел бы видеть. Иначе не объяснишь того, что Ланга грустно вздохнул и снова отвёл взгляд в сторону, будто боясь смотреть на Рэки.

Через пару секунд дошло, что Ланга в этот раз уставился не на свои руки — на руки Рэки.

Загорелые. Местами ссадины, порезы.

Вон, корочка на тыльной стороне ладони всё ещё виднеется. Это Рэки с сёстрами носился, игрался. Споткнулся о стул и полетел вниз, цапапаясь об острый угол двери.

Маленький шрам, который Мия случайно оставил, пока они ругались и пытались решить, будут они заниматься английским или пойдут кататься. Мия тогда выхватил скейт у Рэки из рук и сказал, что сначала — учёба, а потом уже развлечения. А Рэки возмутился и забрал доску обратно, но не рассчитал, что Мия держит крепко. Пока тащили скейт в разные стороны, Мия то ли укусил, то ли ногтём царапнул Рэки. Рана, вроде, небольшая, а мелкий-мелкий шрамик остался. Глупо.

— Ты сейчас про что? — непонимающе нахмурился Рэки. — Про английский, что ли?

Ланга снова помолчал.

— Да нет, — наконец-то произнёс он. Встряхнул головой, словно пытаясь вырваться из собственных наверняка нерадостных мыслей. — С английским у тебя всё хорошо… И правда стараешься. Молодец.

Рэки чуть смутился. Кожа уже успела вернуться к нормальному цвету, перестало быть жарко, но из-за слов Ланги щёки всё же порозовели.

Чёрт, приятно.

Рэки ведь серьёзно старается. Хочет показать, что, вот, да, я не безнадёжен. Что я выполняю то, что говорю. Смотрите, я выучил новый язык! Язык, который практически никто в Японии нормально не знает! Смотрите, я молодец. Ведь я молодец, Ланга? А, Мия? Молодец?

Вы не зря таскаетесь со мной. Не зря дружите, не зря общаетесь. Я тоже что-то могу. Смотрите, я тоже английский знаю, прямо как вы. Хах, смотрите, три друга и все скейтеры, знающие английский!

Рэки взъерошил волосы, растягивая губы в мягкой улыбке.

Очень приятно.

Ланга тоже немного улыбнулся. Но сделал это грустно, тоскливо, и сердце Рэки снова сжалось от тревоги.

«Что же случилось, Ланга? Почему ты… ты такой… совершенно никакой».

— Спасибо, — пробурчал Рэки, тоже разглядывая свои руки.

Снова замолчали.

Снова беспокойно.

— Тогда что я не понимаю? — наконец, спросил Рэки и оторвал взгляд от рук.

Посмотрел в глаза Ланге и увидел в них своё отражение — такое яркое, такое цветастое. С оттенками синего. Забавно.

Ланга тоже смотрел на него. Не задумчиво, как раньше. Не размышляет уже, говорить или не говорить, а просто… Просто смотрел так, будто больше никогда не увидит. Неотрывно смотрел, и Рэки нахмурился, чувствуя, как сердце от волнения и тревоги начинает стучаться всё быстрее и быстрее.

— Мия практически прямо говорил, хах… — Ланга покачал головой и печально улыбнулся.

— Ланга, ты меня пугаешь, — Рэки растерянно моргнул. — Ты так говоришь и выглядишь… Будто… Не знаю… Будто мы в аэропорту стоим и прощаемся навсегда. Чё такой грустный?

Ланга выглядел так, будто Рэки его ударил: сдавленно охнул и прикрыл глаза. Будто бы Рэки в живот его кулаком со всей силы треснул. Осталось ещё повалиться на землю, но Ланга этого не делал. Сидел, как побитый, и всё молчал, молчал, молчал.

— Может, в больницу? — Рэки чуть приблизился и помахал рукой перед лицом Ланги. — Эй, ты меня слышишь? Тебе плохо?

Ланга так резко раскрыл глаза, что Рэки перепугался. Снова зависли на месте и пялились друг на друга. Рэки всё ещё ни черта не понимал, а Ланга всё ещё смотрел грустно и несчастно.

Сердце в очередной раз больно сжалось.

— Не нужно в больницу. — Ланга шумно вздохнул и сцепил пальцы в замок.

Рэки уселся обратно.

Пощёлкал костяшками пальцев, пытаясь хоть немного отвлечься. Пытаясь хоть немного дать времени Ланге подумать. Пытаясь хоть немного помолчать, потому что желание накинуться на друга и крикнуть ему в ухо «Скажи уже, что с тобой случилось?!» жгло грудь. Беспокойно бьющееся сердце полностью поддерживало это желание.

— Рэки.

Рэки вскинул голову и вновь встретился глазами с Лангой.

— Знаешь, ты… Ты очень классный. Типа. Правда, потрясающий.

— Чувак, ты серьёзно меня пугаешь… — Рэки чуть отодвинулся в сторону и подозрительно осмотрел Лангу. — С чего вдруг… снова начинаешь… своё… вот это вот.

Рэки взмахнул рукой, что-то обрисовывая в воздухе. Может, саму ситуацию, когда Ланга начинает говорить Рэки различные приятности.

— Ты снова красный, — подметил Ланга, слабо усмехаясь.

— Ты снова ржёшь надо мной, — возмутился Рэки.

— Ни капли, — Ланга поднял руки вверх, будто бы сдаваясь. Но улыбка на его лице практически сразу погасла.

Нет, лучше бы он смеялся над Рэки, чем выглядел настолько несчастным.

— Ну так? Ланга? Ты расскажешь, почему ты… такой?

Рэки подсаживается ближе и пытливо, внимательно смотрит на Лангу. Заглядывает ему в глаза и пытается найти хоть кроху того, что видел там обычно — радость, огонь, заботу… Но вместо этого в глазах Ланги плещется тусклая и серая вода, словно безжизненное море в пасмурную погоду.

Даже не такое море, как перед тайфуном. Просто… Просто жалкое море.

Рэки поджимает губы и выглядит серьёзным.

Ланга будто бы снова собирается с силами.

Он вдруг крепко зажмуривается и быстро, на одном дыхании произносит:

— Если ты захочешь перестать общаться со мной, я пойму.

Рэки моргает.

Ланга же набирает воздуха в лёгкие, кажется, чтобы продолжить свою речь, но Рэки опережает.

— В смысле — перестать общаться? Ланга, ты ёбнулся? Точно в больницу не надо?

Рэки хватает Лангу за плечи и чуть сжимает их, заставляет Лангу раскрыть глаза. Ланга выглядит непонимающе, выглядит так, будто бы Рэки впервые показал ему, как делать кикфлип. Смотрит так удивлённо-удивлённо, совсем не понимая, что ему делать.

— Ты дурак, — Рэки хмурится и громко выдыхает, отпуская руки Ланги. Несильно стукает Лангу в плечо и говорит: — Я не захочу прекращать с тобой общение. Ты хоть немного думаешь, не? Весь день какой-то… заторможенный. С чего ты вообще решил, что я захочу это сделать?

Ланга открывает рот, наверное, хочет ответить, но Рэки вскидывает руку вверх, требуя молчать.

— Чел, ты… Ты мой друг. У меня нет вообще никаких причин прекращать с тобой общаться. Я и не хочу этого делать. Ты забыл? Мы обещали, что будем кататься бесконечность.

На лице Ланги вдруг проскальзывает что-то такое, что Рэки совсем не понимает — что-то между счастьем и болью одновременно.

— Да, но… — Ланга кусает губы и вновь опускает взгляд вниз. — Но я хочу тебе кое-что сказать. Очень хочу. Но боюсь, что это станет той причиной, из-за которой ты захочешь перестать общаться со мной.

Рэки только вздыхает.

Зачем вообще существуют серьёзные разговоры? От них ведь только хуже. Всегда тревога внутри скребётся, мешает дышать нормально, постоянно назойливые мысли в голове. Ни на чём сконцентрироваться невозможно, когда знаешь, что тебя ждёт этот серьёзный разговор. Без них жизнь была бы лучше. Определённо.

Есть ли что-то такое, из-за чего Рэки захочет перестать общаться с Лангой?

Рэки чуть сдвигает брови к переносице, и вправду задумавшись.

… В голове пусто.

Рэки тщательно пытается найти хоть что-то, из-за чего он мог бы невзлюбить Лангу или возненавидеть, чтобы сказать ему «гет аут» из его, Рэки, жизни. Но пусто. Пусто так же, как и сегодня на площадке.

— Не знаю? — Рэки начинает размышлять вслух.

Ланга вскидывает голову и недоуменно смотрит на него.

— Нет, чувак, я правда не знаю, из-за чего бы мог хотеть перестать с тобой общаться, — Рэки даже смешно становится. Он громко фыркает и продолжает, наблюдая за вытянувшимся лицом Ланги: — Ты переедешь обратно в Канаду? Или в другую страну? Но у нас есть интернет.

Рэки на мгновение замолкает, снова перебирая различные варианты в голове.

— Не знаю, хм-м… Из-за чего вообще люди перестают общаться? Ссорятся? Но мы с тобой миримся. Типа… Мы умеем разговаривать. На удивление. Так что ну-у…

В голову вдруг приходит неприятная мысль.

Но озвучить её по какой-то причине хочется.

— Ты решишь бросить скейт? Ну… — Рэки с силой щипает себя за кожу и еле сдерживает вздох, полный боли. — Если захочешь это сделать, то, ну… Твоё дело. Но общаться с тобой я не перестану.

«Но как же наша бесконечность?».

Рэки хмурится. Вдруг кажется, что небо тоже хмурится — солнце снова уходит за тучи. Внутри становится тяжело. Рэки не нравится это чувство.

— Нет-нет-нет-нет-нет!

Ланга так сильно качает головой в разные стороны, что его волосы разлохмачиваются полностью.

— Я ни за что не брошу скейт. Я обещал тебе, помнишь? Да и, знаешь ли…

Ланга протягивает кулак Рэки и чуть улыбается.

— Я бы никогда не захотел, чтобы наша бесконечность закончилась.

Рэки шмыгает носом. Вдруг понимает, что глаза от страшной мысли начали слезиться.

Рэки выглядит, как обиженное солнышко. Вряд ли кто-нибудь когда-то мог обидеть солнце, поэтому понять, как оно выглядело бы, наверное, невозможно. Но взъерошенный и маленький, беспокойный Рэки выглядел именно так.

Ланга снова улыбается, но уже глазами. Потому что если губы в очередной раз растянутся в улыбке, то Рэки опять возмутится, что Ланга смеётся над ним.

Но ведь как объяснишь, что это не так?

Рэки протягивает руку.

Кулаки снова стукаются. На мгновение мешкаются и образовывают родной знак бесконечности.

Внутри снова всё тоскливо сжимается.

Может, это вообще последний раз, когда Ланга вот так сидит рядом с Рэки, говорит с ним, улыбается, смеётся.

Может, это вообще последний раз, когда Ланга и Рэки создают бесконечность.

У Рэки, кажется, немного от сердца отлегает: видимо, и вправду очень испугался, что Ланга хочет бросить скейт. Ну или чего он там себе придумал, пока размышлял, из-за чего мог перестать с Лангой общаться.

Лицо Рэки светлеет, он вновь губы в улыбке растягивает и облегчённо выдыхает.

Вот бы Ланге тоже так легко от беспокойных мыслей отвлекаться.

— Тогда что ты хотел мне сказать? — Рэки заинтересованно смотрит на него и потирает ладошки, сгорая от любопытства.

Рэки, Рэки, Рэки.

Глаза так блестят, как янтарь. Или, быть может, как мёд — так ярко-ярко, так тепло и приятно. Такое чувство, будто радужка медленно перетекает, тянется так тягуче-тягуче, будто и вправду мёд или, может, медь. Так… завораживающе.

Красиво.

Имя Рэки сладкое. Он сам по себе сладкий, весь такой солнечный и чудесный.

Где-то говорят, что если у тебя есть веснушки, значит, тебя любит солнце. У Рэки веснушек не так много, их, наверное, можно пересчитать очень быстро. Тут, у самого носа, под глазами немного, по щекам разбросаны. Их осенью практически не видно, Ланга даже не знал, что они у Рэки есть. Зато летом они будто свет солнца в себя впитали и стали такими яркими-яркими, как сам Рэки.

Ланге хотелось бы каждую пересчитать.

Возможно, даже поцеловать.

— Слушай, чел? Может, всё-таки в больницу?

Ланга вздрагивает и пару раз моргает, фокусируя взгляд.

Рэки обеспокоенно машет рукой перед его лицом.

— Ты на две минуты завис. И снова красный сидишь. Может, заболел, а?

Ланга качает головой и прикладывает ладонь к щеке.

«Ох, и правда горячая».

— Извини, я… задумался.

Рэки закатывает глаза. Он улыбается, ухмыляется.

— Извиню, если расскажешь, о чём задумался.

— О тебе.

Ланга замирает. Рэки тоже.

Они пару секунд снова молчат, снова играют в эти глупые гляделки.

Господи, они, наверное, никогда так долго не молчали, когда были вместе.

Рэки постоянно о чём-то говорил. Ланга больше слушал. Он привык слушать. И молчать тоже привык. Но рядом с Рэки хотелось говорить, говорить, говорить. Он и к этому привык.

А сейчас они сидят и молчат. Практически весь разговор молчат.

До чёртиков неловко.

Ланга пытается понять, настолько ли ему стало плевать, что с ним случится, если он признается, или у него сейчас сердце выскочит наружу. Голова на удивление пустая, но вот сердцебиение и вправду ускорилось.

Как на гонках?

Нет.

Как катаясь вместе с Рэки.

— Обо мне?

Переспрашивает и заходится кашлем. Будто поперхнулся.

Ланга порывается вперёд, пару раз хлопает Рэки по спине, но сам даже не смотрит на него. Нечего. Хватит и того, что сболтнул лишнего. Определённо лишнего.

— Спасибо, — бурчит Рэки, принимая бутылку воды.

Ланга тихонько угукает и вновь впивается взглядом в свои руки.

Рэки делает несколько жадных глотков. Ланга слышит тяжёлое дыхание Рэки, как он пьёт воду и громко выдыхает, закручивая крышку обратно. Ставит бутылку рядом на асфальт и, Ланга мог поклясться, вытер тыльной стороной ладони губы, смахивая оставшиеся капли.

— И что ты обо мне думал?

Рэки тоже смотрит куда-то в сторону. Куда-то не на Лангу.

Становится некомфортно.

Щёки снова начинают гореть. Чёрт. В голове снова мысли о веснушках Рэки. В голове снова мысли о том, что хотелось бы поцеловать каждую из них.

— Можно я совру? — Ланга исподлобья кидает взгляд на Рэки.

С удивлением понимает, что Рэки весь сидит красный. Как варёный рак.

— Нет, — твёрдо произносит Рэки и тоже поднимает голову, встречаясь с глазами Ланги.

Сердце снова стучит быстрее. Куда быстрее, чёрт. Ещё немного и, такое чувство, оно просто выскочит из груди и прыгнет в руки Рэки.

Впрочем, Ланга был бы не прочь и вправду отдать его Рэки.

— Говори, чё ты там думал. Весь день сидишь и думаешь! — Рэки взмахивает руками, и Ланга не понимает, раздражён друг или сгорает от любопытства.

Или на грани чего-то страшного, чего-то, что сейчас бурлит в нём, что заставляет краснеть уши и щёки, что заставляет пылать, как маковое поле.

Ланга мнётся.

Нет, он не сможет это произнести.

— М-м… У тебя веснушки. Красивые. Очень.

Рэки, с трудом переводивший дыхание, судя по всему, от злости, замирает на месте и глаза делает большие-большие. Ланга бы улыбнулся от этого, потому что Рэки выглядел достаточно мило, но в голове упорно сидела мысль, что скоро Рэки пошлёт Лангу нахуй и скажет вообще не приближаться к нему.

Чёрт. Даже думать больно.

Кажется, румянец Рэки тоже покрылся румянцем.

— А… Ну… Спасибо. — Рэки кусает губы и нервно ковыряет пальцы, снова отрывая по кусочку кожи. — В них ниче такого, знаешь, во…

— Нет, они красивые, — перебивает Ланга, и голос его звучит так твёрдо, что Рэки с изумлением поднимает на Лангу глаза. — Такие… На сахарную пудру похожи.

Лицо Рэки недоуменно вытягивается.

— На сахарную пудру?

Ланга мысленно кроет себя матом, а вслух смущённо бормочет, кривя лицо:

— Ну, не на пудру… На кунжут, может… Не знаю… На что-то классное, и, типа…

— Ладно-ладно, я тебя понял, — Рэки вытягивает руку вперёд, прося замолчать. Уши его всё ещё горели. — Можешь не продолжать.

Но, как ни странно, Рэки улыбался.

Ланга тоже улыбнулся. Не потому что было весело, как Рэки, а потому что улыбка Рэки заставляла улыбаться. Смотреть на Рэки и не улыбаться в принципе казалось чем-то невозможным.

— Знаешь, — Рэки подпёр щёку рукой и посмотрел на Лангу, как на идиота. — Мы вот сколько сидим тут, а так и не поговорили. Ты хоть, ну, скажешь, чё ты там сказать хотел? Честно, это грёбанное молчание уже… ну… надоедает.

— Да, мне тоже, — Ланга кивает, соглашаясь. Снова отводит взгляд в сторону. — Но, просто, понимаешь… Это, блять, так тяжело сказать.

Как же просто было говорить с Рэки на английском. Рэки ни черта не понимал, а Ланга чувствовал себя чуть лучше, когда говорил что-то приятное. Делал комплименты, которые понимал только Ланга и Мия. Но тот и не всегда был рядом, а значит, не мог слышать всего того, что Ланга говорил.

А говорил много чего. Эх-х…

Идея безумно глупая, но… Но так сказать легче, чем на японском. Легче, чем разлепить пересохшие от волнения губы и пробормотать это чёртово: «Ты мне нравишься, Рэки».

Рэки же знает, что значит эта фраза, верно? Рэки, пусть и говорит, что в английском полный ноль, всё равно его знает, худо-бедно. Не знал бы, вряд ли бы за неделю добился таких результатов.

Ланга берёт телефон, открывает заметки и вводит туда пару слов на латинице.

Руки то ли мелко дрожат, то ли голова идёт кругом. Возможно, и первое, и второе — Ланге снова становится душно и жарко. Снова лоб потеет, снова мелкие противные капли стекают по лицу. Снова скользят по клавиатуре и не попадают на нужные клавиши пальцы, потому что слишком мокрые.

Страшно, страшно, страшно.

Крепко-крепко жмурится, показывая экран Рэки.

Нет, лучше не смотреть.

Лучше даже не думать о том, что Рэки скажет. Лучше даже не думать о том, как Рэки сначала непонимающе посмотрит на фразу, потом на Лангу, потом снова на фразу, а потом разозлится и возмутится.

Но, может, хоть разок? В последний раз. Пока ещё ничего не разрушено, пока ещё Рэки не успевает прочесть эти грёбанные три слова. Посмотреть и снова подумать, какой же Рэки чудесный.

Весёлый, активный, смешной. До чего-то щекочущего в груди милый. Заботливый. Чудесный. Замечательный. Слишком хороший.

Слишком, чтобы не влюбиться.

Ланга всё-таки открывает глаза. Боится даже посмотреть на Рэки, но в то же время ужасно хочет этого. Поэтому смотрит искоса, пытаясь понять, всё ли нормально, не злится ли он.

Вроде нет.

Может, не прочитал слова? Может, яркость на телефоне прибавить?

Ланга поворачивает мобильник обратно экраном к себе. Да нет, с яркостью нормально. Фразу прочитать можно. Так в чём проблема? Почему Рэки всё ещё тут сидит, а не шлёт Лангу нахуй? Почему Рэки…

сидит и удивлённо моргает? Сидит и удивлённо улыбается.

Чёрт. Ланга не думал, что его признание сочтут за шутку. Или решат посмеяться над ним. Совершенно точно, блять, не думал.

Но Рэки, глупо хихикающий, заставлял чувствовать себя ужасно неловко. Ужасно стрёмно. Чувствовать ужасное желание уйти.

Ланга крепко сжал ладони в кулаки и быстро, отрывисто произнёс:

— Не знал, что для тебя это смешно.

Рэки всё ещё смеётся.

Может, он не знает перевода?

Нет, он его знает. Он его точно знает. Он ведь как-то сам сказал Мии, что ненавидит его. Мия тогда поправил и сказал, что Рэки ошибается и вместо «хейт» нужно сказать «лав». Рэки ответил, что ничего он не ошибся и говорит всё правильно.

Чёрт, чёрт, чёрт.

Внутри огромным комом разрасталась паника.

Зачем Ланга вообще написал эту фразу? Для чего? Признаться ему, блять, захотелось. Надоело ему, блять, молчать. Захотелось, блять, сказать ему о своих чувствах.

Как захотелось бы, так и перехотелось бы, но нет! Теперь уже нет! Спасибо тебе, Ланга, спасибо, низкий поклон в ноги. Дурак. Тупой, блять, слов нет.

Всё испортил. Разрушил и хорошее отношение Рэки к тебе, и дружбу вашу разрушил. Вон, Рэки всё ещё улыбается, весь красный от смеха. Смеётся над тобой, идиот. И правильно делает. Что ему вообще ещё делать, кроме как не смеяться?

«Ну, хотя бы не уходит», — слабо думает Ланга и неожиданно чувствует, как на его руку падает капля.

Неужели снова начинаются дожди? Передавали же, что не будет, чё-ё-ёрт… Придётся собираться и идти по домам.

Ну и правильно, думает Ланга. Всё равно хочется уткнуться лицом в подушку и уснуть навсегда-навсегда. Чтобы хотя бы в воспоминаниях остался улыбающийся радостный Рэки, с которым они делали свой дэп. А не Рэки, который будет говорить, что Ланга мерзкий и пусть он вообще не подходит к нему никогда больше на свете.

Да, точно, пора домой. Определённо. Всё равно Мии нет, кататься смысла тоже. Всё равно кататься сейчас не хочется. Да и под дождём не покатаешься.

Ланге требуется минута, чтобы понять, что это не дождь. Это слёзы.

«Пиздец».

В ушах будто бы шум. Даже уже смех Рэки неслышно, вообще ничего не слышно. Пусто, пусто, пусто… Глухо. Только сердце слабо бьётся, так тихо, тихо, тихо… Даже не ровно и спокойно, как бывает на гонках без Рэки. Всё тише, тише, тише. Всё медленнее, медленнее, медленнее.

Кошмар. Это кошмар.

Ланга возвращается в реальность из своих мыслей только тогда, когда рядом кто-то садится.

Поднимает взгляд и видит обеспокоенное лицо Рэки.

Только не это.

— Ланга? Ты чего ревёшь?

Ланга быстро протирает рукавом рубашки щёки, размазывая пыль и грязь по ним.

— Я не реву. Тебе кажется.

— Ага, и вот эта солёная капля, которая прям щас из твоего глаза катится, совсем точно не слеза, да? — Рэки вздыхает и качает головой.

Ланга молчит.

— Ты не понял, что там написано или…

— Я не настолько тупой, Ланга.

Сердце пропускает удар.

Даже задавать вопрос страшно. Ланга хочет открыть рот и спросить, спросить, что Рэки думает, что Рэки чувствует — но не может. Губы будто бы слиплись, горло будто бы сдавило. Невозможно даже слова сказать.

Настолько страшно.

Рэки хмыкает. Его щёки по-прежнему красные. Глаза всё ещё сверкают. Будто бы ничего не произошло.

Ланге хочется в это верить. Но он, наверное, слишком на многое будет надеяться. И верить в то, что это идиотское признание ни на что не повлияет, слишком наивно.

Перестань, Ланга. Ты не в сказке. Ты не принц, как тебя кто-то в школе называет. Да и Рэки вряд ли согласится умчаться с тобой вдаль на скейтах, чтобы жить счастливую жизнь.

Угомони свои мысли, Ланга. От них только хуже.

— «Ай лав ю», да? — Рэки произносит это с улыбкой. Ланга не видит её, слышит в голосе. Улыбку и странную радость.

Ланга не отвечает.

— А то есть… — Рэки затыкается, и Ланга всё-таки переводит на него взгляд — тяжёлый, мрачный, усталый. С капелькой надежды. Рэки, кажется, о чём-то думает, а потом через пару секунд продолжает: — Когда ты пел песню, ты… типа… того?

«Рэки, я уже давно того. Того тобой».

Ланга только кивает.

Рэки громко вздыхает.

— Жесть…

— И всё? — из Ланги вопрос вырывается резко.

Смотрит всё ещё на Рэки. Будто с вызовом. Ожидая хоть какой-либо реакции. Потому что смех Рэки не является ответом.

Ланга должен знать.

— В смысле «и всё»? — Рэки сдвигает брови к переносице и чуть морщится, будто бы пытаясь что-то вспомнить.

Ланга даже спрашивать страшно. Опускает голову вниз, ссутуливается.

Благо, Рэки в этот раз соображает, кажется, быстрее.

— Ну, а чё сказать-то… — снова улыбается. — Ты мой друг, Ланга. И я хочу, ну, общаться с тобой. Почему ты думал, что вообще, типа, ну, что-то поменяется? Дурак. И вообще, я тоже тобой дорожу.

Ланге хочется схватиться за волосы и завыть в голос.

Да в смысле «я тоже тобой дорожу»?

Ланга не просто дорожит Рэки. Он его, блять, любит. Он не просто хочет с ним общаться. Он хочет касаться Рэки так, как не касаются друзья. Он хочет целовать Рэки, как не целуют друзья. Он хочет быть с Рэки не только как друг.

— Ты не понимаешь, — Ланга дышит тяжело. Через силу заставляет себя повернуться к Рэки и посмотреть в глаза. — Ты не понимаешь, — снова повторяет. Говорит медленно, пытаясь собраться с мыслями. — Ты не только мой друг.

— Да, — Рэки кивает.

Ланга делает глубокий вдох.

Почему говорить это вслух так тяжело?

— Ты мне нравишься не только как друг.

— Да.

Ланга устало прикрывает глаза.

Рэки, вроде бы, не злится… Может, он всё-таки понял? Вон, сидит, кивает. Ничего против не имеет. Но нормально ему будет дальше общаться с Лангой, зная, что… ну… Рэки ему нравится? Ланга даже представить не может, чтобы он чувствовал на месте Рэки.

Признания в любви, когда это невзаимно, такие… странные. Будто бы обречённые. Такие… Отчаянные.

Ланге хочется надеяться, что Рэки и вправду не злится.

— Я… хотел бы дальше общаться с тобой, — негромко произносит Ланга, вновь утыкаясь глазами в свои руки. Нервно теребит рукав рубашки.

— Да.

— Это, наверное, глупо было делать? Признаваться тебе. — Ланга тихонько хмыкает.

Глупо? Не то слово.

— Но я почему-то надеялся, что… я хотя бы немного тебе тоже… нравлюсь. — Даже произносить стыдно. Серьёзно, Ланга, на что ты рассчитывал? Дурак, правильно Рэки тебя так называет.

Внутри снова что-то противно скребёт.

— Да.

Ланга понимает, что ему всё ещё страшно.

В который раз за вечер заставляет себя посмотреть на Рэки и чувствует, что глаза жгут слёзы.

А Рэки даже размытым выглядит чудесно. Даже его силуэт. Огненно-рыжий. Яркий. Врезающийся в память. Ланга бы, наверное, при всём желании забыть Рэки не смог бы.

Да и, признаться, желания у него такого нет. Никогда не было, нет и вряд ли будет.

Как можно вообще хотеть забыть Рэки? Звучит как что-то нереальное.

Рэки всегда здесь. Всегда где-то рядом, что-то постоянно говорит, жестикулирует. С кем-то ругается, с кем-то обнимается. Смеётся очень-очень часто. Так часто, что без его смеха непривычно и странно внутри. Будто чего-то важного не хватает.

Нет, Рэки забыть невозможно.

— Я бы… так хотел… чтобы всё было хорошо.

Горло сдавливает. Становится тошно. Становится жарко. Хочется вытереть слёзы и успокоиться, но сил нет даже на то, чтобы поднять руку.

На землю падает капля.

— Да, — снова повторяет Рэки и неожиданно спрашивает то ли со страхом, то ли с чем-то ещё в голосе: — Ты что, снова плачешь?

Ланга шмыгает носом.

— Нет, не плачу.

Рэки вдруг протягивает руку вперёд и вытирает слёзы Ланги, стекающие по лицу.

Руки у Рэки горячие-горячие, будто бы пышат огнём. Ланга вздрагивает и смаргивает ещё пару слезинок, наконец-то чётко увидев лицо Рэки.

Обеспокоенное. Заботливое. Родное.

— Рэки, — Ланга боится пошевелится. Не хочет, чтобы Рэки убирал руки с его щеки.

Рэки вопрошающе вскидывает брови вверх. Большим пальцем вытирает ещё одну слезинку, размазывает её по коже.

— Рэки, — шёпотом повторяет Ланга и чувствует, как грудь сжимается и становится сложно дышать. — Пожалуйста, скажи… Мы будем дальше общаться?

Рэки делает удивлённые глаза.

Ланга думает, что он идиот. Конечно, какой вам общаться. Ты всё испортил, идиот.

Рэки отнимает руку от щеки Ланги. Еле удаётся сдержать разочарованный выдох.

Рэки, наверное, не хочет даже прикасаться к Ланге. Ну и правильно, всё равно Ланга противный. Снова становится тошно.

Ланга не успевает ещё немного, хотя бы пару секунд подумать о том, что он разрушил самое дорогое, что было у него в жизни — дружбу с Рэки, — потому что вновь раздаётся смех.

Рэки смеётся, его тело чуть трясётся от хохота. Ланга тоже трясётся. Из-за Рэки или из-за огромного страха — непонятно.

Глаза Рэки яркие-яркие. Такое ощущение, что они весь мир могут осветить.

Ланга чувствует себя совершенно беззащитным и открытым, когда Рэки смотрит на него вот так.

— Ланга, — тянет так, словно что-то очень приторное, очень сладкое. — Я уже пять раз сказал тебе «Да».

Внутри что-то взрывается.

Ланга замирает на месте. Прокручивает в голове диалог на пару минут назад, вспоминая, о чём они говорили.

Ну или говорил Ланга. Да, говорил только он, что-то бормотал себе под нос, что-то ужасно глупое. А Рэки только слушал.

И несколько раз сказал «Да».

Блять.

Ланга тупой.

Рэки с огромной ухмылкой наблюдает за тем, как лицо Ланги удивлённо вытягивается, а глаза, точно подобно глазам Рэки, начинают сиять.

Рэки думает, что оживить море в глазах Ланги — дело очень неплохое, поэтому чувствует распирающую грудь радость.

Ну, или не только поэтому?.. Щёки снова розовеют. Точно так же, как у Ланги.

— Так это значит, что… — Ланга выдавливает из себя улыбку, всё ещё, кажется, не понимая.

Рэки протягивает руку вперёд и даёт Ланге несильный щелбан.

Друг ойкает и прикладывает ко лбу руку. Выглядит ещё более непонимающим, чем секунду назад.

— Дурак, — говорит Рэки и улыбается. — Ай лав ю ту.