Каждый глоток воздуха резал горло. Ноги гудели, в голове стреляло. Вслед за футбольным мячом высоко в небо раз за разом поднималась россыпь ярко-рыжей листвы. Во дворе двадцатой школы между семиклассниками шла напряжённая борьба за решающий гол.

         Стоило мячу удариться о землю, как стайка мальчишек тотчас же набрасывалась на него. В облезлых воротах без сетки, нелепо раскинув руки в стороны, стоял Илья, ещё совсем зелёный вратарь 7-го «Б». Его встревоженные серые глаза зигзагами бегали по полю, пытаясь уследить за хаотичной распасовкой.

        Наступило самое напряжённое время матча. Несколько мгновений назад крошечная команда Ильи, состоящая из трёх человек, чудом смогла забить ответный гол команде 7-го «А», где было на одного игрока больше. Счёт стал 1:1.

        Ребята двигались по наитию, большинство из них никогда не занималось в футбольной секции. Кому-то основы показал отец, а кто-то всё самое важное усвоил сам, желая поспевать за товарищами. Ни о каком тактическом построении и речи быть не могло: обе команды носились по полю толпой, давили друг другу ноги и били куда попало.

        Но была у этих мальчишек мечта, которая каждый раз собирала их вечером на этом поле и заставляла с новой силой преследовать старенький, перепачканный в осенней грязи мяч. Больше всего на свете они хотели пожать руку городской легенде и восходящей звезде футбола — Вячеславу Звегинцеву, действующему нападающему сборной страны.

        Год назад молниеносные удары девятого номера на Чемпионате мира привели его команду к триумфу, и с тех пор не было в Краснореченске человека, который бы о нём не слышал. Почти каждая улица была украшена билбордами с фотографией этого мускулистого альфы, широкой улыбкой воодушевлявшего своих маленьких последователей на всё новые и новые футбольные подвиги.

        В городе на личные средства Вячеслава Звегинцева был построен детский спортивный комплекс причудливой формы, чтобы взращивать и преумножать драгоценные таланты, а между школьниками был учреждён ежегодный турнир по мини-футболу. Победителям в нём предоставлялась уникальная возможность — лично встретиться со звездой Краснореченска. Однако для этого нужно было стать самой настоящей командой, единым организмом, а не сборищем эгоистов под общим названием, о чём ребята, гоняющие мяч в тот день, совсем не догадывались.

        Андрей, самый низкий игрок на поле, вёл мяч по самому краю с сумасшедшей скоростью, пытаясь оторваться от преследователей. В боку резко прихватило, и стало труднее бежать. Справа вовремя появился долговязый мальчишка в кепке, повёрнутой козырьком назад, — его лучший друг Мишка. Андрей пасанул ему и сбавил темп, чтобы наконец отдышаться. Октябрьский ветерок неприятно куснул его за тонкую шею, к которой прилипли влажные завитки тёмно-русых отросших волос.

С ноября обыкновенно начинался набор в школьные спортивные секции, в том числе и в футбольную. Вот только сражаться за первое место в турнире брали не кого попало, а самых лучших. Именно поэтому ребята решили тренироваться вместе. До холодов и первого снега, если верить прогнозам, время ещё оставалось. Нужно было постараться сейчас, в бабье лето, чтобы потом не отсиживаться в запасе.

        — Андрюха! — раздался позади львиный рык Кирилла, капитана команды 7-го «А». — Забивай!

        В ту же секунду Андрею под ноги, разгоняя листву в стороны, прилетел мяч. Завладеть им намеревалась прыткая двоица: Юрка Карасик, капитан команды «бэшек», и его веснушчатый подпевала Сёма. Вставшие в голове шестерёнки снова заработали и понесли тело Андрея к, считай, пустым воротам: Илья ещё ни одного мяча за все их стычки не поймал, а потому всерьёз никем не воспринимался.

        Некогда белая кроссовка ударила со всей силы. Мяч пулей пролетел между левой штангой и задней металлической стойкой, после чего спустя секунду врезался в ограду и, отскочив в кусты, притаился. Если бы на ворота была натянута сетка, он бы непременно запутался в ней, как рыба, что означало бы безоговорочную победу «ашек». Но сетки не было, как не было и возможности посмотреть повтор удара, а потому Юрка, наконец догнавший Андрея, тотчас заорал во всё горло:

           — Не считается!

        У Ильи, вратаря-неумехи, словно пуд упал с плеч. Раскрасневшийся от волнения, он устало опустил светлые длинные ресницы и шумно, с облегчением выдохнул, заранее зная, что Юрка, их капитан, на этот раз как-нибудь разрулит, уладит всё в их пользу, и не будет отчитывать его за дырявые руки, как тот обычно делал после каждого проигрыша.

        К воротам с недовольными воплями подоспели «ашки», которых такой финал продолжительного матча совершенно не устраивал. Каждый из них прекрасно видел гол: не могло же им всем одновременно причудиться.

        — В смысле не считается?! — крикнул Андрей и ударил ногой по левой штанге так, что с неё посыпалась засохшая краска. — Вы слепые или да? Мяч внутрь влетел!

        — Ой-ой-ой, чего это ты распищался? — Юрка склонился над ним и гадко осклабился. — Учти, таким омежкам, как ты, никакой турнир не светит. Тебя даже в секцию не возьмут.

        Андрей задохнулся от ярости, щёки его побагровели. Ещё секунда, и он бы непременно вдарил этому длинному задире, забил бы его в грязь, как гвоздь, чтоб не разбрасывался такими мерзкими словами. Но Мишка вовремя успел перехватить руку лучшего друга, прекрасно зная, что это его больная тема: в преддверии медосмотра — особенно.

        — Тихо, тихо, Стг’иж! — горячо зашептал он, не выговаривая «р», и оттащил Андрея в сторону. — А гол всё-таки был! 2:1 в нашу пользу!

        — На было! Не было! — Сёма принялся махать руками так яростно, что даже комнатная муха уступила бы ему звание «самого назойливого существа на планете».

        — Продули, а признавать не хочется? — важно спросил Васёк, вратарь «ашек», заправляя рыжий клок волос под дедушкину шофёрскую фуражку. Он был не менее криворукий, чем Илья, но имел специальные вратарские перчатки, чем очень гордился.

        Юрка фыркнул, разогнулся и перевёл зоркие глазки-смородинки на Илью, притаившегося в углу ворот. Тот словно в два раза уменьшился, когда втянул носом жгучий запах чёрного перца, исходящий от капитана. Стоящие поблизости ребята тут же сморщились и отступили на шаг. Юрка был первым и на тот момент единственным в параллели, у кого проявились феромоны. В том, что он будущий альфа, никто не сомневался: на медосмотре ему бы точно ничего нового не сказали.

        — Чего встал? Иди мяч принеси, — скомандовал Юрка и торопливо прибавил: — Играем дальше, не было гола.

        Андрей намеревался бороться за справедливость до конца, но вибрация в кармане джинсов заставила его поумерить свой пыл. Он поспешно достал мобильник и, едва завидев экран, побледнел. Ребята, стоявшие подле, поняли всё без слов и мгновенно растеряли весь задор. Спор по поводу гола потерял для них всякое значение.

        Вернувшийся с мячом в руках Илья, помешкав секунду и отчего-то смутившись, послушно вернул его к ногам владельца — Андрея. Тот едва заметно кивнул, приложил телефон к уху и отвернулся. «Да?» — зазвенел его голос выше, чем обычно. Из динамика после продолжительной паузы без приветствий раздался строгий вопрос отца: «Мать тебя о чём просила утром?»

        Андрей скороговоркой произнёс: «Купить рис, а ещё хлеб и сметану к ужину», — он зажмурился, превратившись из бойкого нападающего в бесхребетную мямлю.

        Ребята за спиной выжидающе молчали и кисли на глазах, слыша, что дело — дрянь. Решалась их судьба: если Андрей выйдет из игры, то и им придётся разойтись. Над полем повисла напряжённая тишина, и стало возможно без труда расслышать вдалеке шорох автомобильных колёс.

        «А ты знаешь, сколько сейчас времени?»

        «Уже бегу», — пробормотал Андрей и, дождавшись, когда отец отключится, сунул мяч под мышку, не боясь перепачкать выстиранную вчера футболку. Он побежал прямиком к турникам, на теневую сторону, где час назад все ребята небрежно побросали рюкзаки в кучу.

        — Вот опять, — Васёк боднул носком кроссовки грязь под ногами и, с досадой снимая перчатки, пошёл прочь с поля. — И чего это батя у него такой лютый? Не хотел бы я себе такого…

        — Спасибо за игру, — Кирилл, как капитан, твёрдо пожал Юркину клешню, кивнул ему и направился вслед за товарищем.

             Сёма скривил рот и недовольно просверлил убегающего с мячом в руках Андрея взглядом, прислонившись к левой штанге плечом. Снова, видите ли, этот «папенькин сынок» ни с кем не попрощался. Ему было невдомёк, что от таких звонков Андрей не только прощаться забывал, но и как дышать на мгновение.

***

        — Ты на Юг’ку внимания не обг’ащай, — Мишка набросил на спину рюкзак, украшенный множеством значков, и на своих длинных ногах в два прыжка нагнал лучшего друга, который, судя по ухмылочке, уже задумал что-то гаденькое.

        — Погоди, Меха, я ему ещё такое устрою…— Андрей пнул валявшийся у обочины камушек, и тот со звоном ударился о стенку гаража, размалёванную граффити.

        Мишка с головы до пят оглядел щупленькую фигурку, идущую рядом, и представил удивительную картину, на которой Юрка, негласный лидер всея 7-ого «Б», стенает под ударами неистового Андрюшки. Точнее, попытался представить.

        — Ты забыл одну ма-а-аленькую деталь, — Мишка обскакал друга и в воздухе отмерил внушительные размеры Карасика, обнажая крупные резцы в глупой улыбке. В такие моменты он удивительно походил на бобра.

        Андрей с силой бросил в него мяч.

        — Всё-всё! — Мишка ловко поймал его в руки и застегнул свой рот на воображаемый замочек. — Больше ни слова!

        Дальше друзья пошли молча.

        Андрей обиделся. Совсем немножко — на полкапельки. Просто обижаться всерьёз на шутки про рост ему уже надоело: слишком часто над ним шутили подобным образом. А он, между прочим, будущий альфа! По крайней мере, так всегда говорил ему отец: с самого раннего детства, по поводу и без, как зазубренную аксиому.

        Конечно, Андрею не раз доводилось слышать, как люди, беспрестанно повторяя, к примеру, «я сказочно богат» или «я совершенно здоров», на самом деле добиваются желаемого, но что-то ему подсказывало, что в его случае такого рода самовнушение никаких плодов не даст. Максимум разочарование — такой подгнивший фрукт, который и есть не хочется.

        На уроке биологии Андрей и его одноклассники успели вскользь коснуться темы вторичной половой принадлежности. «Вторичный пол, — гласил учебник, — это приобретённый признак организма человека, способный, в зависимости от своего типа (альфа, бета, омега), в разной степени модифицировать его биологическую природу».

        Вот только Андрей никак не могу понять, что же это за «модификация» такая. Мама на его бесконечные расспросы лишь отнекивалась, говорила: «Сынок, тебе ещё рано это знать», — и гнала гулять. Рано так рано. Андрей подулся раз, подулся два — и наконец забыл. Но в последнее время этот вопрос снова стал волновать его, причём даже сильнее, чем прежде.

        Всё потому, что Валерий Дмитриевич, классный руководитель 7-го «А», недавно объявил о грядущем медицинском осмотре, который обязательно должен был пройти каждый человек в свои тринадцать лет. Именно на нём-то врачи и определяли, кто ты: альфа, бета или омега.

        «Мужикам-альфачам в этой жизни ужасно повезло, сынок! — вспоминал Андрей отцовские слова. — Они самые сильные и влиятельные на планете, хозяева жизни и прирождённые лидеры. Бетам повезло чуть меньше. Они живут спокойную, размеренную жизнь без резких взлётов и падений. Работают усердно в офисах, на заводах, в охране. Или вот, как я, на стройке. Бет среди нас больше всех, люди прошлого от них ничем особенным не отличаются… — далее отец Андрея обычно делал паузу, после чего всегда морщился и продолжал с явной неохотой: — А омеги эти… даже мужчинами назвать язык не поворачивается. Ни рыба, ни мясо! Обществу от этих хлюпиков-пустоцветов никакой пользы. Как и от баб-альфачек, впрочем. Тьфу!»

        Андрей стиснул зубы. Меньше всего на свете ему хотелось оказаться омегой. Он был уверен, что мальчикам этот вторичный пол совершенно не подходит, только вредит. А вот девочкам, будущим жёнам и мамам, — в самый раз, как нитка к иголке.

        — Зайдём в «Авоську»? — спросил Мишка, вернув друга из размышлений в реальный мир. — Что там тебе надо купить, напомни?

        Андрей поднял голову и осознал, что они уже вышли на широкую площадь — Торговый двор, где обычно проходили различные мероприятия, будь то ярмарки или флешмобы. В летнее время он был оккупирован музыкантами, попрошайками и фотографами с голубями, а зимой — украшен красивым ледовым городком. И каждый вечер по нему гуляла тьма тьмущая народу!

        В центре площади располагался кольцевой формы универмаг — историческое жёлтое двухэтажное здание, окружённое колоннадой. Оно было построено ещё в XVIII веке на средства купеческой гильдии, чей основатель, известный альфа Козьма Лисицын, и сейчас наблюдал за заключением сделок через окно, стоя на высоком постаменте слева от универмага. Каждый турист, занесённый в Краснореченск, непременно фотографировался напротив памятника купцу, потому что тот был главной достопримечательностью города, за которой располагалась совсем непримечательная двадцатая школа.

        — Угу, — Андрей свернул в сторону универмага. — Десять коробок риса, сметану…

        — Десять ког’обок?! — Мишка чуть не налетел на малышей, рисующих мелом на асфальте. — Стг’иж, я, конечно, всё понимаю, ты очень хочешь выг’асти, но мне кажется…

        — Да это не мне, а отцу! — сказал Андрей, подходя к главному входу. — Ему на днях опять на север уезжать, в Буйск, три месяца уже прошло. Вот мы ему хавчик и собираем.

        — А-а-а, точно! Память у меня, как у г’ыбки, — Мишка почесал за оттопыренным ухом и помог другу отворить массивную дверь. — Ну, хоть вздохнёшь спокойно, а то он тебя загонял, навег’ное.

        Андрей промолчал. Загонял — это ещё мягко сказано! Настолько, что даже дома лишний раз появляться не хотелось. С каждым годом отец становился строже и придирчивее, словно искал в нём что-то и никак не мог найти. Что ни сделай — всё не так, всё неправильно! Надоело.

        Друзья вошли в «Авоську», небольшой продуктовый магазин, в котором частенько закупались чипсами после тяжёлого трудового дня в цитадели зла — унылой школе. Покупателей внутри на удивление было не много. На высоком стуле у экранов скучал охранник; со стороны касс доносилось монотонное пиликанье. Приятно обвевал кондиционер, и сладко пахло фруктами. Мишка схватил тележку, небрежно припаркованную у самого входа, положил туда мяч и вместе с Андреем двинулся к бакалейному ряду. Нужно было действовать быстро.

        Взяв всё необходимое, они подошли к кассе и в четыре руки начали выгружать содержимое тележки на конвейер. Молодая полненькая кассирша в красной форменной жилетке внимательно следила за тем, как перед ней вырастала башня из коробок с рисовой крупой.

        — Куда это вам столько? — спросила она с недоверием.

        — У нас многодетная семья, — Мишка начал загибать пальцы: — мама, папа, десять единоутг’обных детей, я самый стаг’ший, собака и две чег’епахи.

           — А я — его крёстный, — невозмутимо дополнил Андрей, доставая свой мяч из тележки.

***

           — Нет, ты видел её лицо? — Мишка всё никак не мог отсмеяться. Андрей тяжело вздохнул, перехватывая увесистый полиэтиленовый пакет. Рюкзак за спиной стал в два раза тяжелее от покупок. Утрамбовывать всё надо было осторожно: вдруг сметана на алгебру стечёт. Хотя в таком случае появился бы хороший повод, чтобы не решать заданные на дом уравнения.

        Ни с того ни с сего Мишка перестал смеяться и крепко схватил Андрея за плечо, призывая немедленно остановиться. 

           — Чего ещё? — спросил тот с явным недовольством в голосе.

           — Смотг’и.

           И Андрей увидел. В трёх шагах от них, у банкомата, наклонившись поближе к экрану, стояла высокая фигура в огромной чёрной толстовке. Из-под капюшона торчала густая, пшеничного цвета чёлка, почти полностью скрывая глаза. Отчётливо было видно только остренький профиль и тонкую линию губ, но и этого хватило, чтобы сердце двух семиклассников немножко ёкнуло.

           — Это мальчик или девочка? — шепнул Мишка заворожённо.

           Об этом Андрей как-то не подумал. Он нахмурился и ещё раз оглядел фигуру. По экрану неспешно гуляла тонкая кисть. На костлявом запястье болталась, кажется, фенечка. Светлые облегающие джинсы, массивные кроссовки… Да разве разберёшь, какого оно пола?

           — Может, из этих?

           — А давай спг’осим?

        Уши Андрея защипало от смущения.

        — Сам спрашивай! — возразил он громче, чем планировал.

        Друзья мгновенно поняли, что влипли, когда фигура, завладевшая их пристальным вниманием, резко повернула к ним голову. Не сговариваясь, они состроили самые страшные гримасы, которые только могли изобразить, и бросились, что есть мочи, из этого чёртового универмага. Вместе с продуктами они вынесли оттуда обидное, но по-своему ценное воспоминание о мутно-голубых глазах, которым не было до их кривляний совершенно никакого дела.

***

        Добравшись до перекрёстка Торговой и Авторемонтной улиц, Андрей и Мишка обменялись своим неповторимым прощальным рукопожатием. Они жили близко к школе, но далековато друг от друга, и каждое утро неизменно встречались на этой точке ровно в восемь. Такая традиция у них пошла ещё с пятого класса, когда с мамой до школы ходить было немножко стыдно, а одному — немножко скучно.

        Чрезмерно болтливый и смешливый Мишка, будучи новеньким в классе, разговорил вечно недовольного Андрея и быстро стал его лучшим другом. За два года они ещё ни разу серьёзно не поссорились, обзавелись тайной системой шифрования и договорились всё найденное делить поровну. Даже компьютерные вирусы.

        Оставив Мишку по ту сторону наземного перехода, Андрей, нагруженный, как верблюд, посмешил в сторону дома через дворы: так было быстрее всего. Короткими перебежками он наконец достиг родимой пятиэтажки, которая вместе со своими кирпичными подружками окружала новенькую детскую площадку.

        Убегавшийся за день Андрей чуть ли не на карачках дополз до четвёртого этажа. В детстве он со слезами на глазах молил Деда Мороза установить в их доме лифт, но, видимо, на это у сказочного шарлатана не волшебной пыльцы не хватило.

        Положив к ногам мяч и пакет с покупками, Андрей встал на носочки и ударил по звонку. Сердце в груди зашлось от волнения, даже тошнить начало немного. Через несколько мгновений за дверью послышались грузные шаги. Замок отрывисто щёлкнул. На пороге показался отец в растянутой майке, домашних шортах и в паршивом настроении. На квадратном небритом лице привольно росли соболиные брови, делая своего хозяина бету настолько суровым и мрачным, что другие беты, мало разбираясь в феромонах, часто путали его с альфой.

        — Мать совсем не жалеешь, — отец медвежьей лапой втащил перепачканного сына внутрь. Мяч выпал у того из рук и покатился по полу. — Стиранную футболку уже изгадил!

        Привычный сумрак коридора окружил Андрея. В нос моментально ударил душистый аромат свёклы, заполонивший всю квартиру. Из-за угла выглянула плоская усатая мордочка Марыси, дымчатой домашней кошечки, и снова скрылась, потому что двуногий детёныш сегодня явно был не в настроении играть с ней в гляделки.

        — Привет, сынок! Идём скорее! — раздался из кухни добродушный мамин голос. Судя по звону поварёшки, сейчас она разливала суп по тарелкам. — Купил, что я просила?

        — Купил! — крикнул Андрей в ответ неестественно весело и сразу поник, уколотый пристальным взглядом отца.

        Сбросив на пол тяжёлую поклажу, он присел на одно колено и начал, как примерный мальчик, развязывать шнурки (обычно он сбрасывал обувь без рук и отправлял её пинком куда придётся). В его поле зрения против воли попали дырявые клетчатые тапки сорок второго размера, ноги в которых не помешало бы помыть. 

        — Что ж ты не говоришь о своих успехах?

        Андрей осторожно выпрямился, прекрасно понимая, к чему тот клонит, и мысленно проклял крысиную систему электронных дневников. Сегодня на первом уроке Лариса Григорьевна, учительница по физике, снова влепила ему двойку, потому что тот, якобы, вечно тянет драгоценное время у доски. И чего она тиранствует? С утра мозги всегда плохо работают, британские учёные давно это доказали!

        — Я исправлю, — невнятно пробормотал Андрей. — Маме только не говори, она расстроится…

        — Хорошо, что ты это понимаешь. Сейчас мы поужинаем, — не терпящим возражений тоном начал отец, — и вместе сядем учить уроки. Ты будущий альфа, тебе должно быть стыдно.

        Андрей низко опустил голову. Голос куда-то совсем пропал.

***

        Форточка на кухне была открыта. Бежевые тонкие занавески ласкали микроволновку, удобно устроившуюся на подоконнике рядом с денежным деревом. Внизу на корточках сидела внешне удивительно похожая на Андрея маленькая омега лет сорока и складывала коробки с рисовой крупой в нижний ящик, где обычно хранила каши и макароны.

        Над тарелками с малиновым борщом вздымался пар. В жирном бульоне плавали мелко нарезанный укропчик и молотый чёрный перец — всё, как любил Андрей. Вот только есть ему по приходе домой совсем расхотелось. Виноват в этом был отец, сгорбленно сидящий за столом прямо напротив. Шмыгая носом, он уверенно орудовал огромной ложкой — сувениром с юга, на рукоятке которой было курсивом выгравировано его имя — «Пётр».

        «Хорошо постарался на своём левом фланге Зурин, — возбуждённо тараторил футбольный комментатор по радио, — играет низом на Фролову, она обходит Лосева, оставляет мяч партнёру, а, нет, бьёт сама Фролова, удар и го-о-ол! Какая грация! Это Анна Фролова, друзья! 3:1! Шикарный голешник!»

        — Клянусь, увижу умника, что дал право альфачкам играть в одной команде с мужиками, — морду набью. Пусть идут в свой женский футбольчик и попинывают свой женский мячик. Может, ещё туалеты общие сделаем? — пробурчал отец Андрея, после чего обратился к жене, наводящей порядок в одном из нижних ящиков: — Хватит уже там рыться, поешь давай! Только выруби эту штуку, невозможно слушать.

        — Да-да-да, — залепетала маленькая женщина с виноватой улыбкой и, выключив радио, плавно опустилась на стул между сыном и мужем.

        Её тонкие руки зависли над поверхностью стола в нерешительности: заботливой хозяйке всё казалось, что она забыла сделать что-то важное.

        — Гузель, угомонись, — сказал отец, отправляя в рот волокнистый кусочек порозовевшего в супе мяса.

        Андрей осторожно перевёл взгляд на маму, и уголок его губ непроизвольно дёрнулся вверх. Ему всегда нравилось смотреть на неё исподтишка, особенно, когда она улыбалась. Было в этих светло-карих глазах что-то волшебное, успокаивающее. Даже сейчас, просто сидя рядом с ней, дышать становилось легче.

        Минуты две все ели молча. Над столом, справа от большой картины, на которой была изображена привольная саванна, ровно тикали настенные часы. Маленькая стрелка подползала к цифре восемь.

        — Сегодня прочитал статью, — подал голос отец, вылавливая ложкой оставшийся в тарелке бульон.

        — О чём? — спросила мама с интересом.

        Андрей тоже навострил уши, интуитивно поняв, что речь сейчас пойдёт именно о нём.

        — Пишут, что в раннем подростковом возрасте вторичный пол не всегда очевиден. Внешне, по крайней мере. Это в пределах нормы. По подсчётам, один из десяти поначалу отстаёт в физическом развитии, а потом нагоняет. Запоздалый поезд.

        — Вот как, — мама тотчас перевела взгляд на сына и потрепала его по отросшим волосам. Несмотря на обнадёживающую информацию, она совсем не выглядела радостной. — Ещё вырастешь, значит.

        — Куда он денется, — отец грузно встал из-за стола с полностью опустошённой тарелкой и поставил её в раковину. Сухо поблагодарив за ужин, он приостановился в арке, соединяющей кухню и гостиную, и процедил: — Подстриги его уже, а то ходит, как педик.

***

        Ближе к ночи Марыся толкнула лапками дверь, на которой висел криво прилепленный на скотч плакат. Проскользнув через образовавшуюся щель, она оказалась в небольшой, слабо освещённой комнатке Андрея. Он сидел спиной к ней за письменным столом и вздыхал, с неохотой перелистывая страницы какой-то книги. У его ног были разбросаны скомканные тетрадные листочки.

           Марыся бесшумно приблизилась к стулу на колёсиках и издала сдавленный, глухой звук. Мяукать она не умела, но в остальном была совершенно здоровой. Дорогой мальчик вздрогнул.

        — Ах, это ты, — он мягко улыбнулся, зачем-то потёр глаза и протянул к ней руки, приглашая на коленки. — Когда ты вошла?

        Марыся удобно устроилась на его спортивных шортах и позволила себя погладить по длинной пушистой шёрстке. Она подняла мордочку и с огорчением заметила, что её дорогой мальчик сейчас выглядел совсем не весело. Тетрадка, что лежала на столе, была измята и исчиркана синей ручкой, кое-где чернила малость расплылись. Марысе вдруг остро захотелось научиться говорить, спросить участливо: «Что же случилось, мой милый друг?»

        — У меня ничего не получается, — полушёпотом ответил Андрей, словно услышав её немой вопрос. — Ненавижу физику. А отец говорит, что я обязан в ней разбираться, я же будущий альфа. Стану инженером или нефтяником. И что физику только позорники не знают…

        Марыся как никогда была готова внимательно его выслушать. Её большие зелёные глаза сказали: «Продолжай».

        — Знаешь, мне в последнее время кажется, — голос Андрея дрогнул, — что я никакой не альфа. И даже не бета.

        За окном жалобно взвыла соседская машина, явно чем-то встревоженная. Может быть, почуяла опасность, притаившуюся в темноте ночи, и решила немедленно позвать хозяина на помощь. Увидев, как рот дорогого мальчика скривился в отталкивающей, испуганной улыбке, Марыся поёжилась. Андрей бросил взгляд на настенный календарь, что висел рядом с компьютерным столом, хихикнул без видимой причины и, выдержав длинную паузу, пробормотал:

        — Меня же тогда отец возненавидит…