покровитель механики

Ярко горит лампа над рабочим столом.

Шумят, работая, отвёртка, ключ, гайки и винтики.

Сова руками орудует быстро и ловко… не руками — рукой. Благо, у него левая — ведущая.

Правой работать за жизнь как-то свыклось, кажется: слушалась, почти как левая. Но только почти.

Генрих за спиной Совы что-то бормочет: не разобрать, что именно. Слова теряются в воздухе, а может, просто не проходят Сове в уши.

Всегда так, когда он работает.

— Что? — переспрашивает Тигр своим глубоким басом.

Генрих отзывается одним громким “А-ай!”

— Что такое? — спрашивает Сова. Не получив ответа, уточняет: — Он снова ярит на Никласа?

— Разбирайся со своей рукой, — рычит Генрих.

Никлас отнял у Совы правую повыше локтя взамен всего, что дал: странности, легендарность — бессмертие, мироходство…

У Тигра он забрал его бодрость: всегда, когда он делает что-то, он спит мёртвым сном.

Генрих…

— Он дал тебе бессмертие, — напоминает Тигр, — и твою странность.

— Ничего не взяв взамен, — поддерживает Сова.

— А вас в этом ничего не пугает? — рявкает Генрих, подрываясь с места на локоть с шумом. Глядит злым, горящим взором то Тигру в глаза, то Сове в затылок.

Детали в воздухе вращаются, сами собой на места встают. Складываются в один конструкт.

Остовом послужит стальной витой прут.

Не будет артерий: проводов, труб для топлива, крови или охладителей.

Сова может заставить всё работать на чистом колдовстве.

Тигр пожимает плечами.

— Должно! — продолжает Генрих.

“Сейчас он опять начнёт”, — думает Сова, и оказывается прав. Слышит, как Генрих падает на кровать. Тигр видит, как он закрывает лицо руками, после опускает: левую свешивает к полу, правую кладёт на живот.

В глазах — удручённость и растерянность, Тигр видит.

— Вот зачем? Вот зачем? — бормочет Генрих. Пару секунд висит тишина. Продолжает, придя к выводу: — Выгодно ему. Нравится. Издеваться нравится. А подарки — в аванс.

А благодарить Никласа за это? Или, может, всех Рябинниковых… эту фамилию дали себе эти трое?

Нет. Никлас назывался Никламерским, Полуночным, или Полуночи, или Миттернахтом. Никогда не Рябинниковым.

Сова про Миирру лишь слышал, а Августа единожды видел — тот с ним не заговаривал. Хотя, кажется, хотел… а, может, у него всегда такое заискивающее выражение… не лица — Сова бы не выбрал этого слова. Вот… мордашка? Да. Оно.

Пф-ф! Фыркает себе под нос.

— Ох как ты его очерняешь… — вздыхает Тигр, пожимая плечами.

Сова вдруг поднимает правую культю, привлекая внимание: мол, дай-ка я скажу.

— “На нём клейма-а негде ставить!” — кривляет Генриха.

А сам Генрих на это рычит.

Сова оглядывается на него через плечо, весело улыбается. Прищуренные жёлтые глаза отблёскивают в свете лампы.

Правый рукав завязан там, где отсекло ему руку.

Генрих на него не смотрит — карие глаза уставлены в потолок.

Он выглядит страшно усталым.

— Если последствия будут, они упадут на меня, — вздыхает Генрих. Если Тигр видел, то Сова теперь слышит. Удручённость. — На мои плечи.

— И мы будем здесь, — Тигр придвигается ближе к нему, хлопает тяжёлой, широкой ладонью по плечу и встряхивает.

— Отцепись от меня, кошка драная, — шипит яростно Генрих.

Сова всё смотрит на него, и неясно, что Генриха выдаёт: всклоченные каштановые волосы (совсем как у самого Совы), весёлая искра в глазах или привычка к его поведению, но…

Не могут ни Тигр, ни Сова воспринять его слова всерьёз.

И Тигр хохочет: тем же басом. Шумно, на всю комнату.

Вздрагивают детали в воздухе, замирают, будто напуганно, а после начинают места свои находить ещё спешнее.

Сова возвращается к ней — наклонившись, культёй раздвигает гору деталей… ищет одну, большую, нужную… нет же…

Вздыхает, и они расходятся в стороны, поднимаются в воздухе. Танцуют неровным кругом, хороводом.

— Ты смотри… — с улыбкой тихо говорит Тигр, хлопая Генриха по боку, чтоб обернулся.

И Генрих приподнимается на месте.

— А-а… — тянет понятливо, тут же ложась обратно, закладывая кисти под голову.

И Сова улыбается себе под нос.

— Мне её обшить осталось, — говорит даже как-то смущённо.

Тигр снова смеётся, пусть и тише.

Поднять колдовством её едва ли выходит: она танцует в воздухе, и Сова помогает себе левой.

Блестит металл. Надо будет покрасить её… понарядней… не броско, но понарядней…

Встаёт она как влитая; скоро, как только привыкнет, Сова и забудет про кровную: эта должна быть и точнее, и ловче, и быстрее. Небольшие острые коготки вместо ногтей на кончиках пальцев. Не скорродирует, не поддастся времени, как и их компания…

Тигр и Генрих пожимают её по очереди.

Сова, с весёлыми улыбкой, смехом и прищуром, крепко сжимает их ладони — выходит даже лучше, чем с его родной. Генриха не щадит: тот выругивается, после скулит и бормочет, а после с Тигром хохочет.

Да. Сове точно нужно будет сказать Никласу за это спасибо.