— Частный детектив Орт, слушаю вас.
— Снова здравствуйте, Рурука. Узнали? — бодрый голос из динамика телефона, поставленного на громкую связь, резанул по слуху.
— Как не узнать, когда вы мне ежемесячно сваливаете на голову свои дела, — равнодушно ответил я, не отрываясь от экрана компьютера и продолжая набирать текст письма. — Что на этот раз?
— Человек пропал. Девушка, двадцать два года. Не появлялась дома уже месяц, на связь не выходит, выкуп никто не просил.
— Водителей автобусов и другие транспортные компании опрашивали?
— Да. По ближайшим городам разосланы ориентировки и фотографии, но всё глухо. Родственники бьют тревогу.
— Высылайте мне протоколы и контакты тех, кто вёл дело. Я изучу и скажу, берусь ли за это.
— Обижаете, сэр, всё уже у вас на почте.
В подтверждение слов полицейского раздался звук уведомления о новом письме. Я надеялся отвертеться от него и отдохнуть от поездок хоть пару недель, но ради приличия открыл файлы. С первых же строк я понял, что отмазаться не получится. Пропавшую я знал лично, и это меня насторожило.
«Лиена Лантрэ. Дата рождения: 19.09.1996. Пол: бета. Детей нет. К административной ответственности не привлекалась. Место работы: ресторан «Хименвэйз» по адресу 121-Си Мэйн Стрит города Провиденс, штат Род-Айленд. Должность: официант. В последний раз её видели 10.02.2019, выходящей из дома на работу. В ресторане она не появилась, начальству не звонила. Следствие приостановлено. Штатный детектив: Эдриан Мур». Следом шли сканы взятых показаний, множество фотографий комнаты пропавшей, в приложениях болтались отрывки с камер видеонаблюдения, где Лиена засветилась в день исчезновения. Полицейский висел на проводе и терпеливо ждал мой ответ.
— Я возьму это дело, — ответил я, — и предупредите Эдриана, что я загляну в участок в скором времени. Если мне понадобятся ордера, вы мне их предоставите.
Доблестный служитель закона довольно крякнул в ответ и оборвал звонок. Ему было прекрасно известно, что болтать без дела и результата не по мне. На экране рябила фотография молодой субтильной девушки с болезненно-бледной кожей, худым лицом и тёмными волнистыми волосами. Лиена всегда носила мешковатую одежду вроде огромных шерстяных свитеров и повязывала на шею шарфы, даже если солнце безжалостно пекло. На фото она стояла, переплетя пальцы, едва выглядывающие из несуразно длинных рукавов, и опустив руки, а выражение лица девушки оставалось загнанным и очень усталым. Тёмные глаза не смотрели в объектив, а густые ресницы были приопущены, скрывая гнетущую тоску. С этой немногословной и вечно простуженной девушкой я познакомился несколько лет назад, когда она ещё училась в колледже. Вернее будет сказать, что мне позвонили из полиции и сообщили, что в городе действует поджигатель, которого никак не удаётся поймать. Криминальные сводки из Провиденса я видел и уже был на полпути к штату, когда получил эту просьбу о помощи. Лиена была одной из тех особенных людей, которые обладают необычными способностями, и ими я старался заняться до того, как власти схватят напуганного беднягу и сделают из него козла отпущения. Таким неординарным людям нужно вовремя протянуть руку помощи и показать им, что они не одни. В этом я убедился на собственном опыте, едва не загремев в психушку в возрасте одиннадцати лет из-за того, что якобы видел галлюцинации. Как после мне объяснил представитель общества таких людей, мне повезло иметь возможность видеть духов. Это не раз спасало меня и даже помогало в работе. К поджигателю я ехал, уже подозревая, что в городе меня ждёт не жестокий маньяк, а какой-нибудь паникующий подросток-пиромант, не знающий, как контролировать свои силы. Так и случилось. С тех пор Лиена иногда писала мне, реже звонила. Всякий раз это были короткие монологи о том, как же тяжело ей приходится, но вот уже два года я не получал от девушки даже короткого сообщения. Как она умудрялась при своей чудовищной замкнутости работать официанткой в одном из презентабельных ресторанов, я не знал, но трудилась она исправно после нашей первой встречи, бросив ненавистный колледж. А ещё я знал, что в семье Лиены не всё так гладко, как хотелось бы. Родители её были религиозными людьми и пытались склеить из дочери что-то, что бы нравилось им, не желали ничего слушать о свободе, и с самого детства ломали детские мечты и возможные крылья. Предчувствия у меня были нехорошими, а потому я взял в руки смартфон и выбрал контакт, висящий одним из первых. Гудки шли долго, пока наконец из динамика не грянула громкая музыка, смех, звон бокалов и приятный хорошо поставленный голос:
— Привет, дорогой, я сейчас работаю на мероприятии и не могу долго говорить. У тебя что-то срочное или ты ждёшь до завтрашнего утра?
— Ждать не могу. Скажи, ты присматривал за Лиеной?
— Одним глазом. Иногда заходил пообедать к ней, но в последнее время не замечал даже на улице. А что, с ней что-то случилось?
— Да, пропала месяц назад. Что ж, спасибо. Я заеду на днях.
Ждать ответ я не стал и сразу оборвал звонок. Письмо клеиться перестало, и я помял переносицу. Плановый отпуск накрылся медным тазом, и в глубине души теплилась нехорошая радость оттого, что ещё не успел никого оповестить о своих грандиозных планах. Откинувшись на кожаную спинку своего офисного кресла, я понял, что засиделся до самого рассвета и жутко устал. Мелкие пылинки и неизвестно как появившиеся на стёклах очков следы пальцев раздражали. Даже после того, как протёр их тканью рубашки, лучше не стало: после моих нехитрых манипуляций муть равномерно размазалась повсюду. Дальше строчить отчёт стало невозможно, и я выключил компьютер. Густой сигаретный дым вился по кабинету, размывая границы между белыми и чёрными линиями мебели. Минималистичный стиль лофта смазался до самой обыкновенной серости, и даже большие металлические часы без стекла и основания циферблата, которые свисали с потолка на цепи и незаметно покручивались, медленно показывая то одну свою сторону со стрелками, то другую, демонстрируя маленькую чёрную коробочку механизма с батарейкой, терялись в этом тумане. Искусственно состаренные порошковой краской крупные римские цифры можно было бы увидеть и с другой стороны улицы, если бы возникло желание заглянуть в моё окно и разогнать завесу. Шестерёнки двигались абсолютно бесшумно, а стрелки неторопливо переползали по кругу, отмеряя время с поразительной точностью. Покупая этот аксессуар в своё рабочее обиталище, я брезгливо косился на надпись, выдающую китайское происхождение часов. Думал, что они прослужат лишь пару месяцев и благополучно прикажут долго жить, но по сию пору мог не искать глазами телефон или мелкие цифры на экране. Из щёлочек неплотно сомкнутых жалюзи легонько веяло утренней прохладой, предвещая приход рассвета. Скорее автоматически, чем из необходимости, надавил на пластиковый стержень пепельницы-дренажа, и замызганная сажей платформа с шумным лязганьем опустилась вниз и закрутилась, сбрасывая мелкие остатки пепла в недра своего нержавеющего тела. И хотя дома можно было бы обойтись без официоза, я предпочитал быть всегда готовым к явлению предполагаемых клиентов или к выходу на встречу, а потому носил рубашки всегда. Их глажка странно успокаивала, и меня ничуть не пугало то, что ткань часто мялась. Оставив тихо скрипнувшее кресло, я вышел в коридор и долго медитировал перед дверью в спальню, положив пальцы на ручку двери. Не решившись пройти внутрь, я удалился в ванную и долго, муторно чистил зубы и мыл руки, сгоняя с себя запах сигарет, хотя и знал, что он плотно запутался в волосах и прилип к телу. В душ идти не хотелось по одной простой причине: я бы взбодрился и занялся бессмысленным блужданием по сети или вознёй с бока на бок в постели. Когда мне показалось, что зубной пастой от меня разит сильнее, чем табаком, я всё же тихо прошёл в небольшую тёмную комнату, в которой меня интересовало только одно, и это была вовсе не кровать, которая являлась лишь приятным дополнением к тому, кто в ней спал. И речь даже не обо мне.
Раздеваться пришлось осторожно, чтобы вредные половицы не скрипели подо мной, а одежда не шелестела слишком отчётливо. Стоило мне присесть на край постели, как из глубин одеяла тут же высунулись тонкие руки и немедленно обвили мой торс. Чудовищная хватка, какую не ожидаешь от худых конечностей, сомкнулась поперёк моего живота, а через секунду я уже лежал на подушке. Пододеяльный монстр мгновением позже прижался к моей спине грудью, обдав жаром и тонким бесподобным ароматом. Я в нём ощущал цитрусовые нотки и что-то нежное и совершенно особенное, чему не мог найти аналог ни во множестве специй, ни в цветочных оранжереях, ни среди бесчисленных одеколонов.
— Я ждал тебя четыре часа назад, — раздалось сонное недовольное ворчание из-под слоёв ткани и подушки где-то рядом с моим плечом. — Ты сказал, что допьёшь кофе и придёшь.
— Я допил и пришёл, — негромко ответил я, искренне надеясь, что мой голос приобрёл достаточно оттенков вины и раскаяния, чтобы из моих органов перестали делать кашу. — Чашка большая. Звонил Мэтью.
Начало раздаваться крайне неодобрительное сопение, и я в который раз за свою жизнь задумался над тем, как такой маленький носик может демонстрировать столько негодования и эмоций в целом. Диапазон звуков, которые он мог воспроизводить, разнился от тихого уютного посапывания до категорического присвиста, сравнимого разве что со свистком закипающего чайника допотопного образца. Недовольство омеги можно было понять: Мэтью был исключительно невезучим и растяпистым начальником полицейского управления в Провиденсе, и на его практику выпало более двух десятков серийных убийц, не меньше пятнадцати происшествий, связанных с паранормальными явлениями, и ещё с сотню запутанных дел. В самом начале своего карьерного пути детектива я оказался в тех местах по делу о мелком, но любопытном ограблении ювелирного магазина. Его вёл Мэтью, тогда ещё носивший звание старшего лейтенанта, и у него никак не получалось разобраться со всеми бедами. До этого мне довелось пару лет поработать с ним в участке, и полицейский встретил меня крайне нелюбезно, пригрозил нелестными словами о моём будущем, если я немедленно не найду разгадку. Когда вор был найден и посажен в тюрьму, мы с Мэтью отметили это бутылкой бренди и смогли поладить. С тех пор я часто либо помогал лично, либо давал ему советы, но больше, конечно, забирал глухие дела на более детальное расследование. Моего же парня не слишком устраивал тот факт, что я мог проводить в другом штате целые месяцы, и на звонки Мэтью он реагировал болезненно. В последний раз звонок из Провиденса аукнулся мне крупными переломами и судебным слушанием, укравшим несколько недель жизни. Да и вообще Роккэн предпочитал составлять мне компанию в поездках, а в этот город наведываться не любил. С этим было трудно поспорить. Количество людей в штате было слишком большим для его скромных размеров, да и от нас до тех мест ехать было всего ничего, но, зная своё везение, я всегда давал себе неделю запаса, чтобы не ударить в грязь лицом. Гораздо приятнее было приехать заранее и ознакомиться с ситуацией без назойливого преследования какого-нибудь тупоголового копа.
— Я бы отказался, но пропала моя знакомая. Есть у меня подозрение, что Мэтью как-то узнал о нашем общении и решил выехать на этом, но я не буду строить голые теории. Поеду завтра с утра. Как раз успею предупредить некоторых знакомых о своём визите и собрать какую-никакую, а информацию. Он сразу мне вручил свои чёртовы протоколы.
Сопение из недовольного стало скучающим, и я спешно заткнулся, ожидая вердикт. Формально я работал один и не нанимал его, однако Роккэн гордо представлялся моим ассистентом и делал всё возможное, чтобы облегчить мою работу. Куда чаще у него получалось загрузить меня своей болтовнёй, чем помочь отыскать спасительные нити логики в запутанном колтуне преступления. Однако мне это нравилось. Мой маленький и крайне деловой ассистент окончил институт психологии, но переполненный рынок труда не смог предложить ему место. После почти года тщетных поисков Роккэн сдался, а его тётка, знавшая людей, которые знали моих знакомых, выцарапала из них мой номер. Женщина клялась и божилась, что такой специалист в моём деле будет идеальным подспорьем, чтобы раскалывать преступников и помогать снять стресс. В чём она не ошиблась, так это в способности Роккэна помочь расслабиться. Боже мой, если бы я знал, что ко мне набираться опытом пристроят абсолютно несносного и норовистого омежку, я бы не стал даже брать трубку! Так я думал, когда увидел на пороге квартиры миниатюрного — этакая полторашка — встрёпанного мальчугана с сумками наперевес. Все те ужасные истории о дальних родственниках, садящихся на шею, которые я иногда встречал в сети и своей практике, мгновенно всплыли в памяти. Он улыбался широко и искренне, а карие глаза с восточным разрезом так и лучились щенячьим восторгом. Безразмерная толстовка всё норовила свалиться с худых загорелых плеч, но сумки не давали ей позорно бежать с поста.
— Здравствуйте! — с ужасным британским акцентом поздоровался он и сразу шагнул за порог, оттеснив меня вглубь коридора. — Я Роккэн Миррор. Августа вам звонила в прошлом месяце. Я приехал практиковаться!
Я не ответил. Смотрел на него, такого щуплого, но волнующе гармоничного, пластичного, вдыхал его запах и думал о том, а не будет ли безопаснее и дешевле снять ему комнату подальше от меня и приглашать на ведение дела? Через пару дней я убедился, что снять мне оставалось только штаны с себя, потому что со всем остальным цепкие пальчики шустрого омеги справились сами. На дело я сбежал той же ночью, оставив записку о том, что серийным убийцам нельзя давать шастать среди мирных граждан. Каково же было моё удивление, когда Роккэн примчался в участок, где я изучал протоколы, и с нотками обиды в голосе произнёс: «Я приехал практиковаться. И ты — мой куратор. А ещё мой альфа. И, поверь, с этим ты ничего не сделаешь». Тогда я понял, что влип по самые уши. И что самое важное, мне не хотелось спасаться. Не единожды я предпринимал отчаянные попытки избавиться от этого недоразумения и заставить его оказаться как можно дальше от себя: запирал его и уносил второй комплект ключей, прятал в машине его вещи, уезжал не в тот участок, о котором договаривались, называл не те адреса, менял номер телефона — всё тщетно. Всякий раз спустя час тишины я слышал рядом с собой довольное сопение и сразу оказывался во власти дурманящего запаха. «Я же приехал практиковаться», — беспечно пожимал плечами омега и одаривал меня самыми лучезарными улыбками. Однажды у меня получилось провернуть абсолютно гениальную схему: поменял замок на входной двери, когда юноша уезжал за продуктами (пришлось любезно встретить его), и не сообщил об этом, после чего за почти романтическим ужином пролил на его одежду вино, а когда машинка начала стирку, не постеснялся и незаметно выключил её, затем несколько часов как будто бы чинил, но вещи пришлось выполаскивать вручную. К утру они были всё ещё мокрыми и на всю округу пахли порошком, а я отправился в участок. Но когда оттуда я собрался поехать в соседний город и подошёл к машине, благоразумно оставленной там загодя, ключи я не нашёл. Мой гениальный план был под угрозой срыва. Мне пришлось вернуться, и в спальне я застал голого ассистента, игриво покручивающего на указательном пальце левой руки мои ключи от машины.
— Ты… — зло рыкнул я.
— Я специально, — лукаво улыбнулся омега и подмигнул мне.
— Так ты ещё и воришка, — отчеканил я, взведённый до крайности. Я посчитал, что с меня хватит. — Вот что, Роккэн, хватит. Омега, а тем более течная, будет только отвлекать меня от…
— Лучше тебя, чем соседей, нет? — перейдя на интимный приглушённый тон, уточнил юноша, и меня как током ударило.
— Это угроза? — мрачно поинтересовался я, испытывая острую ревность. Нет, такую роскошь окружающим меня идиотам я позволить не мог.
— Это флирт.
Дьявол, как же с ним было сложно и восхитительно одновременно… Его несусветная наглость, обворожительная игривость и чувство собственничества, которые должны были превратить мою жизнь и работу в ад, стали теми неотъемлемыми кусочками души, без которых я чувствовал себя не на своём месте. И пусть циничная часть меня пыталась убедить мой мозг в том, что это на самом деле расчётливый план по получению работы и квартиры, я был беспросветно влюблён: в мягкие податливые губы, в звонкий голос, в пахнущие цитрусом волосы, в шумную походку и ворчание о том, что я опять засиделся допоздна. И верёвки, которые он из меня вил, могли бы опоясать нашу планету много раз, не оставив при этом ни одного огрызка, на котором я бы мог повеситься. Стоило мне перестать чинить препоны, как Роккэн показал и свои знания, и ум, и хорошую обучаемость. За какие-то месяцы он уже запросто водил мою машину, мог отбрить любую психованную старушку, у которой пропала кошка, знал всех связных в полицейских участках и опробовал вместе со мной все виды презервативов, какие только нашлись в аптеках. Мне хватало всего одного взгляда на стройную фигуру омеги, одного вдоха рядом с ним, чтобы начать сходить с ума, и ничто не могло сделать меня более счастливым, чем его протяжные стоны, срывающиеся на крики, а ещё то, как он звал меня по имени, оставляя белёсые следы царапин на моей спине.
— Конечно я поеду с тобой, — легко согласился Роккэн, закидывая на меня ногу и принимаясь сонно тереться лицом о лопатку. — У меня же всего-то восемь лет стажа. Надо набираться опыта.
Я молча кивнул и накрыл ладонь омеги своей. Восемь лет. Это были восемь лучших лет в моей жизни! И нет-нет, да и приходили ко мне мысли о том, что давно пора заканчивать спектакль с ассистентом, расписаться и создать семью. В конце концов, мне уже пошёл пятый десяток, да и диплом омеги стал недействителен с недавних пор, а потому даже ради издёвки о нём не вспоминали. Исправно несколько раз за год я начинал аккуратно намекать на то, что наши отношения куда более серьёзны, что мы больше, чем просто парочка любовников, пошедшая на поводу у инстинктов. Но то Роккэн хотел «ещё подумать» и «не был готов», то я не мог подобрать время для важного разговора. Поглаживая его пальцы, я рассматривал тонкую полоску света, который постепенно всё ярче разливался по комнате.
— Милый, — негромко заговорил я, — ты всё ещё думаешь?
— Я ещё похожу, посмотрю, — уже совсем невнятно сквозь сон ответил омега, и я с покорным согласием поцеловал кисть юноши.