Кайя открыл глаза и не сразу понял, где находится. Стены, потолок, даже простыни были ослепительно белыми.

Больницы никогда не привлекали молодого полицейского. От них всегда веяло унылой сыростью опечаленных душ.

Парень чувствовал слабость, но всё же кое-как приподнялся с кровати и перевёл взгляд на тянущуюся трубку капельницы. Судя по всему, он перенёс операцию, пока был в отлючке.

Кайя плохо помнил, что случилось с ним в ту встречу, тогда он был пьян, обескуражен и сбит с толку внезапным появлением… Чальда Тартальи или всё же Аякса?

Поняв, что он вполне себе может передвигаться, Кайя тяжёлой походкой направился в сторону выхода из палаты, отшвырнув в сторону трубки капельницы. Ему некогда тут валяться, нужно разобраться в обрывках воспоминаний, заботливо разбросанных его опьянённым мозгом по разным сторонам сознания.

Кайя открыл дверь, чтобы выйти, но неожиданно для себя натолкнулся на дверную притолоку. Звёздочки полетели в разные стороны, парень отшатнулся и схватился рукой за пострадавший лоб.

К удивлению, на правой глазнице он нащупал что-то мягкое, слово кусочек ваты. Осознание медленно начало приходить в голову.

Значит вот почему старший лейтенант тут оказался.

Кайя неопределённо шмыгнул носом. Ему не то, чтоб было всё равно на потерю глаза, он просто ещё не успел её осознать. Единственная мысль, которая кружилась сейчас в голове — где это рыжее недоразумение и, что он сделал с наркотиками?

Парень шёл вдоль коридора, отмахиваясь от людей, которые пытались преградить ему путь и вскоре перешёл на бег. Больше всего на свете Кайя не хотел казаться жалким.

Раньше… раньше это был его самый ужасный страх.

Юноша не знал, что будет делать дальше, медленно вспоминания кусок за кусочком, его память собирала общую картинку. Он, словно выбравшийся на волю жеребец, нёсся сквозь коридоры, понятия не имея, где найти выход, ориентируясь лишь на зелёные таблички с белым человечком.

Беглец практически покинул больницу, когда вдруг что-то заставило шаг замедлиться. Кайя остановился, а затем осторожно повернул голову в беспокоящую её подсознание сторону.

Аякс, растянувшись на трёх стульях, спал прямо в коридоре, подложив под голову шлем.

Как Кайе вообще удалось заметить его? Он нёсся мимо десятка людей, совершенно не видел их лиц, но в один момент просто замер на месте.

Остановился, затем развернулся и решил подойти ближе.

Аякс лежал в весьма неудобной позе, сложив руки на груди. Он выглядел измученным, даже дыхание во сне не было умиротворённым. Словно он долго боролся со сном, но всё-таки уснул от бессилия.

Кайя мягко улыбнулся.

Значит, он спал здесь всю ночь или… может быть, даже пробыл в этой больнице куда больше времени, Кайя не знал, какой сейчас день.

Внезапно глаза Аякса задрожали, и он медленно поднял веки. Увидев перед собой своего возлюбленного, он несколько раз проморгался, а затем вновь широко открыл глаза. Аякс резко задёргался, пытаясь принять положение сидя да так сильно, что чуть не свалился со стульев.

Его синие глаза блестели на мокром месте, а взгляд был обеспокоенным и бегал по лицу Кайи, словно загнанная в угол мышь.

Будто бутон огненного цветка распустился в груди глупого полицейского, не способного раз и навсегда отказаться от преследования своего опасного гонщика.

Губы Аякса были приоткрыты, но он не знал, что сказать. Кайя понимал, какого это. Недавно он был на его месте.

Не мог найти слов, не знал, как правильно показать неравнодушную часть души, чтобы её не поцарапали, не ранили, не уничтожили.

Но теперь он не боялся быть повреждённым.

Пришло осознание того, как больно поведение его самого разрубало сердце Аякса раз за разом, оставляя болезненные дыры до того глубокие, что он решился на такую глупость.

— Я хочу кофе, — Кайя не даёт Аяксу слова, он не хочет слышать извинения, так как тогда ему самому придётся вымаливать прощение, — и слойку с вишней, поехали, — бросает он и уходит в сторону выхода, не дав гонщику опомниться.

Аякс спешит за ним, будто боится, что Кайя может взять и раствориться в воздухе, если он не поторопится.

— Постой! — он хватает его за руку своей перемотанной бинтами ладонью и останавливает, заставляя обернуться.

Кайя оборачивается и смотрит на него блеском своего сине-фиолетового глаза. Он мягко улыбается и Аякс вдруг вновь забывает все слова.

— У нас ещё будет время поговорить, — продолжает Кайя, — сейчас я хочу, чтобы ты купил мне поесть, — парень отводит взгляд, ещё щёки едва заметно алеют, он не знает, какие слова лучше подобрать, не потому что боится, что его сердце покалечат, а потому что впервые в жизни он слишком смущён, — поехали.

***

Аякс не может не улыбаться от того, что Кайя сам надевает шлем, залезает на байк и крепко обнимает его, положив голову на плечо. Однако гонщик чувствует за собой вину, поэтому пытается глушить улыбку, настойчиво опуская уголки губ вниз.

Он так рад, что Кайя наконец-то рядом, наконец-то просит о чём-то, наконец-то на его лице читаются какие-то другие эмоции, кроме отстранённого холода. Аякс умирает от недосыпа и мигрени, от пульсирующей боли в руке и лопатках, но это никогда не помешает ему привести возлюбленному кофе.

Чальд Тарталья чувствует себя самым счастливым человеком на Земле, но каждый раз впадая в приступ радости, он бьёт себя по голове за то, что допустил. За то что навредил Кайе.

За то, что посмел поднять на него руку.

***

Брат звонит Кайе несколько раз и ругается за то, что тот сбежал из больницы, но, судя по мурчащему голосу младшего брата, ему совсем на это плевать.

Аякс поблагодарит господина Дилюка позже за то, что он не сдал его полиции. За то, что он позволил ему объясниться, развязал дело с наркотиками и выставил их потасовку за несчастный случай.

Он бы мог просто упрятать Чальд Тарталью за решётку, в тот момент Аякс не стал бы спорить. Он был слишком разбит, слишком растерян и напуган. Не знал, что делать, просто плакал и просил прощения. Психика рыжего гонщика была расшатана и единственный выход, который устроил бы его на тот момент — наказание.

Однако господин Дилюк оказался куда более подкованным в таких ситуациях. Он с холодной головой попросил Чальда Тарталью помочь ему обеззаразить глазницу, а затем собственноручно разрулил всю ситуацию. Он имеет право негодовать, имеет права злиться и звонить.

— Твой брат помог мне не загреметь за решётку, — сказал Аякс, облокотившись о высокий наружный столик, — если ты будешь слишком груб с ним, он может и передумать.

— Нет, не передумает, — отмахнулся Кайя, отхлёбывая кофе, — разве что ничего не подарит на день рождения в знак обиды, — парень улыбается, будто б ничего и не произошло, Аякс тоже хочет, но улыбка как-то ему не даётся.

— Прости меня, — опять начинает он, но в этот раз возлюбленный не отмахивается, а лишь смотрит на свой стаканчик, вертит его в руках, — всё это время я собирал сведения о той банде. Мы с моим приятелем перешерстили уйму его должников и теперь я кругленькую сумму ему должен.

Приятелем? Мог ли тот мужчина на конце провода быть…

— Ты правда вскрыл им брюхо? — вдруг вспомнил Кайя этот забавный факт.

— Не, просто побил, — усмехнулся Аякс, почесав затылок, — у меня на всех них есть информация, если они ослушаются и снова примутся за старое, я просто всех сдам, — он мило улыбается — это улыбка садиста.

Некоторое время Кайя ест слойку, думая, как бы ему на это всё ответить, как признаться и не так сильно опозориться. Он перебирает слова в голове, тысячу и тысячи разных предложений, но получается выговорить только:

— Я скучал.

Это признание звучит так искренне и беззащитно, что Аякс замирает на месте, а затем сильно смущается. Теперь его веснушки куда сильнее заметны на этих алых щеках.

— Я люблю тебя, — признаётся он в очередной раз, обжигая сердце Кайи своей невинностью.

Раньше он получал лишь смешок, лишь ухмылку на своё признание и сейчас приготовился к ней, совсем не ожидая, что Кайя ответит:

— Я тоже люблю тебя.

***

Некоторое время они молчат, сконфуженные собственными чувствами. Затем Аякс подходит ближе и без всяких прелюдий резко обнимает Кайю. Кажется, его переполняют эмоции, они льются через край, и он опять не способен их контролировать. Полицейский усмехается, крадёт руки на широкую спину и хлопает по ней, пытаясь привести любимого в чувства.

— Такой большой мальчик не должен плакать на людях, — говорит Кайя, вдыхая солёный запах пота и слёз.

— Да замолчи ты! — огрызается Аякс покрывая россыпью поцелуев шею парня, тот смеётся и отстраняется, всё ещё оставаясь в объятиях, — видно уже совсем отошёл от наркоза, раз язык опять развязался.

— Ты хочешь занять мой язык чем-нибудь? — ухмылка Кайи становится всё более коварной, поначалу Аякс перенимает её на себя, но затем вдруг стушёвывается.

— Мы можем попробовать снять компресс? — тихо спрашивает он, убирая прядь синих волос за ухо.

— Если хочешь, — отвечает Кайя холоднее.

На самом деле, он не хочет знать, что под этой ватой. Он боится узнать правду, но Аякс, кажется, не видит его волнения и осторожно убирает влажную тряпку с лица, откладывает в сторону. С замиранием сердце он смотрит, когда Кайя откроет правый глаз.

Сердце лейтенанта начало бешено стучать в груди, он боялся узнать правду, боялся открыть глаз и не увидеть ничего и лишь, когда Аякс коснулся его щеки, провёл по ней большим пальцем, тот немного успокоился и попытался медленно приподнять веко.

И он не увидел ничего, кроме серого мутного пятна.

— Ты видишь что-нибудь? — испуганно спросил Аякс, — цвет твоего глаза он… он стал синим

— Чтобы мы сочетались, забавно п-правда? — Кайя запинается и это выдаёт его волнение с головой.

— Ничего не видишь? — растерянно спрашивает Аякс.

— Всё серое, — отвечает Кайя, схватившись за столик одной рукой, из-за этой неоднородной серости голова начинает кружиться.

— Серое? — в голове Аякса слышится радость, — серое! — он берёт Кайю за руку и встревоженно гладит его пальцы, — значит ты видишь! Нужно немного привыкнуть и… я так рад!! — он вновь кидается с объятиями, но Кайе его радость непонятно. Он всё ещё ничего не видит.

Однако не проходит и трёх минут, как постепенно серый образ становится совсем не однородным. Какие-то куски темнеют, какие-то становятся ярче. Он вдруг понимает, что глаз, возможно, был слишком долго закрыт, перенёс операцию и не был ещё ни разу открыт. Он пытается адаптироваться к свету и пока у него неплохо получается.

***

— Почему он стал синим? — спрашивает Кайя, разглядывая новый глаз в боковое зеркало мотоцикла, — разве такое бывает?

— Всё бывает? — неопределённо отвечает Аякс, разглядывая глаз вместе с ним, — так… что теперь мы будем делать?

— Теперь я хочу, чтобы ты выспался, — отвечает Кайя, надевая шлем, — садись, я тебя покатаю.

Аякс не знает о том, что последний раз Кайя катался на мотоцикле лет в двенадцать. Они совершенно случайно чуть ли ни врезаются в ограждение, едут медленно, словно только-только получили права. Но Аяксу всё равно, насколько хорошо его Кайя умеет кататься на байке.

Сейчас он рядом. Если Аякс остановится, Кайя сделает то же самое.

Он не уйдёт, не покинет, не предаст, но всё ещё останется абсолютно невыносимой врединой.

Они никогда не были друг для друга кошкой и мышкой.

Они никогда не гнались друг за другом, они бежали вместе по одному пути.