Ясь не понял, когда вместо голубого безоблачного неба над головой появился высокий свод пещеры. Впервые в этом мире тьма сменяла свет постепенно. Где-то за спиной по-прежнему ярко светило солнце, играя бликами на воде, освещая пещеру, но чем глубже они заплывали, тем темнее становилось. Глаза постепенно привыкали к тусклому свету, и ератник уже видел совсем близкий берег, когда ворон, сидевший на носу чёлна подальше от кота, с шумом взлетел, исчезая в мрачной глубине пещеры. Ваня, что был по левому борту неожиданно наклонился, и Ясь тут же забыл про птицу, схватил парня за локоть, чтобы тот не упал в Стикс.

— Спасибо, — отозвался глухо и сдавленно Иван, сунув левую мокрую руку в карман штанов. Вода Стикса, попав на кожу, жгла, особенно в местах кошачьих царапин, словно кипяток или кислота, и Ваня дышал с трудом, часто, неглубоко, от боли выступили капли слез на глазах. Ему хотелось орать, но сковывал страх: пугающе огромный Харон ещё в начале поездки предупредил, чтобы к воде не прикасались, не пили её. Мол, он будет вынужден утопить в реке того, кто нарушит запрет и святость вод Стикса. Это ещё больше разожгло любопытство Ивана, но Харон грёб, смотря назад, на них, безразличным, тусклым взглядом, и лишь когда ворон взлетел, обернулся, отвлекшись на шум крыльев.

Перевозчик душ повернулся, смотря на Ваню и его искривленное болью лицо так, что парень понял: сейчас решается, останется ли он жить. В кармане был платок, в который Умник завернул иглу. Прижавшись лицом к плечу проклятого колдуна, Иван расплакался, не пытаясь скрыть всхлипываний, слез:

— Я думал, что навсегда застрял в мире Ином! Я ведь даже жить не начал толком! Что у меня было в жизни? Школа, детство и всё… Это так несправедливо!

Лица Харона Ваня не видел, но кожей чувствовал, как тяжёлый взгляд бесстрастного перевозчика стал холодным, безразличным. Не опасным. Ясь заговорил, пытаясь ободрить, обнял за плечи, гладя по спине. Эта возня ератника позволила Ивану почти незаметно развернуть платок в кармане, чтобы вытереть с себя жгущую воду Стикса. Хотелось вынуть руку, посмотреть, что же осталось от кожи, орать в голос, может, смыть чем-то. Боль была такой, что укол иглы, на которую Ваня напоролся, не заставил его даже вскрикнуть.

Нос лодки стукнулся о каменный берег, и первым на сушу спрыгнул Барсик: занятый своей рукой Иван больше не удерживал кота и тот поспешил отбежать подальше от воды. Ератник поднялся и протянул руку Ване, тот благодарно опёрся на неё. Иван был уверен, что над карманом расплывается мокрое пятно из вод Стикса и его крови, напряженно готовился к моменту, когда огромные руки Харона схватят за плечи и кинут в реку, погружая уже всё тело в бесконечную боль. То ли пятно было небольшим, то ли в пещере было слишком темно, и перевозчик мёртвых не заметил, а может, просто спешил, но стоило людям сойти, как Харон отправил свой челнок в обратную сторону. Души мертвых греков сами собой образовались в лодке и принялись передавать друг другу монеты за проезд, чтобы заплатить перевозчику. Ваня улыбнулся, вспомнив про маршрутки, где оплата проходила точно так же. Разве что водитель не выкидывал «зайца» в окно на полном ходу, а вот Харон без жалости скинул в воду душу старика, у которого не было монеты, и та тут же тихо пошла на дно, открыв рот в немом крике.

Только в эту минуту Иван осознал, что стоило ему ступить на землю, как жгучая боль начала уменьшаться и сейчас прошла полностью. Облегчённо выдохнув, он принялся шарить по карману, в поисках иглы, чтобы вновь завернуть ту в платок. Желания натыкаться пальцами или бедром на смерть Кощееву при каждом движении отсутствовало напрочь.

— Пойдем, — подхватив на руки Барсика, позвал Ясь.

Иван кивнул, послушно поплелся следом, лихорадочно шаря по карману.

Ворон сидел на сталагмите чуть дальше в пещере. Тут было почти темно, но казалось, что чуть дальше виднеется тусклый свет. Ератник вдруг остановился и рукой остановил Ваню, отпустил назад, в глубь пещеры на пару шагов под пристальным взглядом птицы.

— Ты чего? — удивился Иван, отвлекшись от своих невесёлых мыслей.

— Ворон впереди, — пояснил Ясь глухо. — А Барсик у меня в руках изогнулся и зашипел.

— Ну не любит мой брат эту птицу, — беззаботно отозвался Иван и попробовал продолжить путь, но ератник ухватил за локоть.

— Не любит, ведёт охоту, но не боится. Скорее кот притворился бы спящим, чтобы в самый неожиданный момент напасть. Это не тот ворон, — как ребенку пояснил спутнику проклятый колдун.

— Кощей Бессмертный собственной персоной! — понял Ваня наконец и с любопытством посмотрел на ворона. — И почему мы тут и не подходим?

— Потому, что Бессмертный не может войти в мир Иной. Конечно, едва я стану на землю живых, моя сила вернётся ко мне, а твой Барсик сможет обернуться. И земля тут не его, не Кощеева, но и не моя. Наша ворожба тут слабее, только все равно мне супротив него идти — как воробью с ястребом тягаться. Сгинем. Вот был бы тут Лад, другой вопрос, — пояснил ератник. — Пусть равны бы мы не были, но все же…

Ворон слетел со своего насеста и обернулся, поправил волосы, ухмыляясь тонкими губами:

— И что теперь, так и будем стоять — вы тут, я там? Мудр ты, проклятый, да не прав. Зачем мне с вами воевать? Мне лишь игла моя нужна, а не ваши никчемные жизни.

— Тогда почему ты тут один, без Вожака? — уточнил Иван с любопытством, желая разговорами оттянуть время, чтобы сообразить, что же делать.

— Как бы не были быстры лапы, крылья быстрее. Давайте так, вы иглу моему ворону отдадите, и мы полетим по своим делам. Нужны вы мне больно, — хмыкнул Кощей, стараясь казаться спокойным, хотя ему хотелось скрипеть зубами от досады. Не будь рядом ератника, Ваня бы в его руки просто так бы вышел, не поняв даже, когда совершил последнюю в своей жизни ошибку.

Иван задумчиво посмотрел на Бессмертного, словно думая над предложением. Вот только мысли были совсем невесёлыми: как отдать-то, чего нет? Вернее есть, но…

— А зачем мне отдавать тебе иглу? — спросил вдруг он.

— Ты о чём? Такова была сделка — я помогаю этим двоим тебя из мира Иного вызволить и получаю назад свою иглу, — удивлённо и даже ошарашенно отозвался злодей, не привыкший к тому, что кто-то кроме него нарушал своё слово. — Не хорошо клятвы нарушать! За такое можно и…

Ваня рассмеялся весело и открыто, перебив Кощея, а затем спросил:

— А разве я тебе давал клятву? Разве обещал? А у них иглы нет и не было. Значит, вся эта сделка изначально была недействительной, ничтожной. Теперь же поговорим, как взрослые деловые люди, вернее деловой человек с нечистью!

— Эй! Я попрошу! Между прочим, я не твои деревенщины: не раз в неделю в баню хожу, а каждый день ванную принимаю! Сам ты нечисть, — даже обиделся Бессмертный.