Глава 24, в которой у ворона отобрали свободу слова

Лад вернулся часа через три-четыре и принес с собой несколько лепешек и полкувшина молока. Сам Вожак есть отказался, нагло соврав, что сыт, и Ваня с Барсиком разделили все по-братски, выделив, после долгого спора, почти целую лепешку, от которой сфинкс оторвал лишь один кусок ворону.

— Спасибо, — поблагодарил птиц, отскочив на несколько метров с лепешкой. — Я не думал, что вы меня покормить решите.

— У птиц быстрый метаболизм, — пожал плечами Иван. — Зачем тебе голодать?

— Похудеешь еще, — добавил плотоядно Барсик. — Ты мой летающий запас на черный день.

— Сволочь ты хищная, — буркнул недовольно ворон. — Я тебе не курица, чтобы меня есть!

— А какая принципиальная разница между тобой и петухом? — с интересом включился в извечный спор сфинкс.

— Чем? Я умнее и красивее, — возмутился пернатый.

— Красивее — спорное утверждение, а вот что умнее — это факт, но и я умнее обычного кота, так что ты — мой равный соперник, а бедный дворовой петух — слишком легкая добыча.

— Ваня, объясни ему, что разумных есть нельзя, — взмолился ворон.

— Зачем? — меланхолично жуя, спросил Иван. — Барсик мне друг, а ты — нет. К тому же он всегда, с детства, любил охотиться на всякую мелкую летучую гадость. Но не волнуйся, он не ел добычу, он её просто мучал до и после смерти.

Ворон нехорошо прищурился, каркнул и, схватив остатки лепешки, отскочил подальше.


Спать в этот раз пришлось лечь даже без костра: огниво лежало в сумке у Яся, а тот все еще был камнем, да и Кощей со своим бездонным карманом не вернулся. В этот раз первым дежурил Барсик. Сейчас, когда Бессмертного рядом не было, никто всерьез не надеялся, что ворон возьмет себе хотя бы какое-то дежурство. Вот и было решено, что ночь они поделят на троих, а если ератник и правда сам собой вернется к жизни — на четверых. Накрываться было так же нечем, ведь даже скатерть была в сумке у Яся. И, как назло, пошел мелкий, противный дождик.

— Лад, ложись ближе к Ване, а то он простынет, будет месяц сопливым ходить, — потребовал Барсик. Перед тем, как обернуться огромным волком, Вожак снял с себя камзол, и теперь сфинкс кутался в него, пытаясь изобразить куколку бабочки.

Волк поднялся и улегся рядом с Иваном, хвостом накрыв парню ноги, с другого бока уселся сфинкс, прижимаясь спиной к теплому боку. Дождь усилился, но уставший за долгий день Ваня заснул, несмотря на холод и холодный ветер.

О том, что настала полночь, дремлющий Барсик понял по легкому треску, с которым каменная кожура спадала с Яся. Сфинксу было жалко своего Лада и Ваню, и кот решил, что будет дежурить всю ночь, а отоспится уже днем, на руках брата.

— Тс… — прижал палец к губам Барсик. — Тише, пожалуйста. Не буди их. День был нервным и долгим. Разведи огонь, мы днем натаскали хвороста, и ложись рядом. Мы с вороном подежурим этой ночью.

— Я против всенощного дежурства, — тихо сообщил птиц. — Но этот не хочет поклясться, что не тронет меня, пока я буду спать.

— Мне скучно одному бодрствовать, — фыркнул сфинкс.

— Как у вас тут весело, — размялся Ясь и спросил, достав скатерть. — Поедим?

— Да, — кивнул ворон.

— Я не против, — кивнул и Барсик. — Я клянусь, что пока не поедим, нападать на птичек не буду.

Разложив самобранку, ератник принялся разводить огонь, тихо ругаясь на мокрый хворост, выбирая с самого низа самые сухие ветки и искоса смотря на то, как извечные враги мирно ужинают по разные концы скатерти. Поведя носом, поднялся и огромный волк, привлеченный вкусным запахом плова, и, обернувшись, присоединился к полуночникам. Иван, проснувшись от холода, тоже обреченно встал и решил поесть, раз поспать не вышло.

Наконец огонь разгорелся, и Ясь присел поближе к Ване, решив сделать вид, что ест, чтобы просто побыть поближе, хотя голода он не ощущал. В темноте, под дождем говорить особо не хотелось. Ворон жутко хотел спать, Лад и Ваня с Барсиком просто устали. А вот ератник был свежим, отдохнувшим, поэтому спросил:

— Как вы Медузу Горгону одолели?

— Никак. Она нас просто отпустила, — кратко отозвался Иван, потерев синяк на шее, что появился от змей.

— Ваня скромничает, это он уговорил это чудовище нас отпустить, — гордо сообщил Барсик и принялся рассказывать историю героической стойкости названого брата, то, как сжимали змеи шею Вани, а тот находил в себе силы и так провел разговор, что несчастная Горгона уползла, плача огромными слезами, сраженная сложной судьбой Ивана и устыдившись своих бесчинств.

— Вот только интересно, как ты рассмотрел на лице Медузы слезы, если один взгляд на неё обернул ератника в камень, — ехидно поинтересовался ворон.

— Это ты решил, что сыт и ужин закончил? — мстительно уточнил Барсик и обернулся, тут же прижавшись к земле, словно вот-вот прыгнет. Птиц громко каркнул и отлетел.

— Такой интересный рассказ испортил, гад пернатый, — взял себе на колени сфинкса Лад и погладил.

— И не говори. Я прямо сам заслушался, — рассмеялся Иван. — Видишь, Ясь, какой я смелый и умный.

— Прямо слов нет, какой ты замечательный, — тепло улыбаюсь парню, ответил Ясь, откровенно любуясь весельем Вани, наслаждаясь звуком его смеха.

Ворон приземлился рядом скатертью-самобранкой, осмотрев компанию умным взглядом. Иван и сам бы не смог сказать, как понял, что сейчас перед ним Кощей, в облике ворона, ведь в перьях Бессмертный и его слуга были абсолютно одинаковые. Просто почувствовал и инстинктивно отодвинулся слегка от ератника, и ему почудилась улыбка на птичьей морде. А вот обиженный говоруном до глубины кошачьей души Барсик не понял, кто перед ним, и одним прыжком сбил ворона нафиг, впиваясь зубами в тушку.

— Да бессмертный я, бессмертный, зверюга, — рассмеялся обернувшийся Кощей, ловя лысого агрессора. — Не получится меня загрызть.

— Тьфу на тебя, — отозвался Барсик и обернулся следом. — Пусти меня, погань неумирающая…. Так меня только Ладу можно трогать.

— Не больно мне и хотелось, — заверил Бессмертный, отпуская. — Мне бы тоже поесть. Я нам путь наметил. Устал жутко, так что буду спать, дежурьте сегодня без меня. Кстати, а ворон мой где?

— Я тут, — донеслось из темноты. — Меня чуть не съели, пока тебя не было.

— А за что? Не хочешь сказать? — обиженно сопя, тут же ввязался в спор сфинкс, садясь под бок к Вожаку.

— За правду! — огрызнулся птиц, приземлившись на плечо господина.

— За правду иногда и правда могут сожрать, — зевнул уставший Кощей. — Извини за тавтологию.

— Барсик рассказывал Ясю, как мы спаслись от Медузы Горгона, — инстинктивно принялся делиться эмоциями с любовником Ваня. — И ведь рассказывал так, что я сам заслушался, а тут ворон со своей скучной правдой.

— Барсик, а мне расскажешь, как Иван сразился с Медузой Горгоной? — тут же с любопытством спросил Бессмертный.

Довольный вниманием к себе, оборотень с удовольствием принялся рассказывать вновь, в этот раз змеи стали еще больше, слова Ивана еще пафоснее, а несчастная Горгона не только ушла пристыженной, в слезах, но и клятвенно пообещала всем, что покончит жизнь самоубийством и исправится, станет творить лишь добро. Ворон хотел было уточнить, как после самоубийства можно творить хоть что-то, но Кощей просто зажал болтливый клюв пальцами.

— Да, история и правда красочная и интересная, — вновь зевнул Бессмертный.

— И дождик закончился, — кивнул важно Барсик. — Давайте, ложитесь все спать. Я днем отосплюсь.

— Давай хоть четверть ночи я подежурю? Я за время бытия статуей отлично отдохнул, — кивнул ератник.

— Хорошо, — решил Вожак, подумав. — Нам и правда нужно выспаться. Мне еще вас всех вести вперед. А Ваня и так многое сделал сегодня, выручив нас всех.

— Уже вчера, — сонно отозвался Ваня, не в силах уже и двигаться, он улегся прямо возле скатерти.

Кощей зевнул и достал плащ себе, накрыл Ивана теплым пледом и улегся поближе к костру, приподнял край плаща и позвал:

— Ворон, иди спать. Тут тебя никто не достанет. Если что, клюй меня, я тебя защищу.

Измученный птиц не заставил себя просить дважды и тут же скрылся в темной безопасности, улегся, благоразумно решив не спрашивать Бессмертного, где он так сильно ударился головой и стал вдруг таким заботливым. Ясь привычно укрылся скатертью, а Вожаку в шкуре и так было не холодно.

Барсик тоже отметил странность в поведении злодея, но, в отличие от птица, он уже знал, кто стал причиной странного поступка. Вскоре лагерь погрузился в сон, и сфинкс обернулся, чтобы погонять снующих мышей по жухлой траве. Тихая кошачья охота не мешала другим спать, при этом помогала бороться со сном самому Барсику.

Убивать добычу кот не собирался и просто ловил и отпускал мышей, пока, наконец, ему не надоело, а несчастные грызуны не решили, что лучше целыми поголодать в норах. Далеко на востоке первые лучи солнца окрасили небо в розовый, сообщая, что скоро настанет новый день. Зевнув, Барсик обернулся, разбудил Яся и улегся под пушистый бок любимого, чтобы продремать до самого завтрака.

Ератник вновь развел костер, за которым увлекшийся игрой кот не следил, достал из сумки небольшой блокнот и самопишущее перо и принялся рисовать, устроившись сидеть так, чтобы было лучше всего видно лицо Вани. Ясь рисовал средне и не имел к этому особого таланта, но иногда на него снисходило вдохновение, заставляя творить.

К сожалению, с собой он взял лишь небольшой блокнот и теперь был вынужден рисовать на обратной стороне листков с уже готовыми рисунками. Почти с каждого на Яся смотрел Иван, хмурый, улыбающийся, спящий. Лишь изредка на листах были запечатлены забавные сценки войны кота с вороном. Было тут и пару портретов почти обнаженного Кощея, написанные по памяти. Но сейчас ератнику вновь хотелось рисовать Ивана, таким счастливым, смеющимся, каким он его видел на полуночном перекусе.