Пол был холодным и твердым, воздух пах металлом. Спортакус наслаждался каждой секундой. Он знал, что, открыв глаза, увидит смутный неоновый свет, пробивающийся сквозь прутья клетки. Где-то там будет виднеться Робби. Может, он что-то готовит, а может, просто развлекается, заставляя его ждать.

Спортакус любил Робби, любил его серые глаза и долговязое бледное тело, любил потаенную страсть его натуры, которую Робби скрывал даже от самого себя. Их игра в героя и злодея поднялась на совершенно новый уровень. Для Спортакуса считалось за победу, если Робби в конце концов делал для детей что-то доброе или щедрое. Для Робби было победой, когда он заставлял Спортакуса использовать мускулы не для того, чтобы выбраться из ситуации, а для того, чтобы избежать ее вообще. Иногда он позволял себе попадаться в ловушки, иногда нет. В городе, на людях это не имело значения.

Другое дело — наедине. В логове Робби появлялись ловушки, и Спортакус, попадаясь в них, часто оказывался голым.

Послышались тяжелые шаги. Робби приблизился, встав рядом и глядя сверху вниз. Спортакус отчаянно задергался в путах, сжимая бедра.

— Почему ты такой?

Спортакус приподнял голову и усмехнулся. Робби присел на корточки возле клетки. На лице у него было написано любопытство, но к нему примешивалось и легкое замешательство.

— Какой именно?

— Все это… — он взмахнул руками. — «Пожалуйста, Мистер Злодей, выпустите меня из клетки!» — насмешливо передразнил он Спортакуса.

— Ты хочешь, чтобы я называл тебя «Мистер Злодей»?

— Нет… Ну, да… Но я задал тебе вопрос. Почему тебе это нравится?

Спортакуса, пытавшегося дать честный и исчерпывающий ответ, жгло отчаяние от невозможности почувствовать хоть одно прикосновение к себе. Он ощущал себя обнаженным на совершенно новом уровне, будто он был больше, чем голый.

— Может… может… С тех пор, как я понял, что я спортивный эльф, я был очень сильным. Я всегда хотел знать, каково быть беспомощным, хотя могу сделать так, — он поднял и опустил клетку одной рукой. — Знать, что кто-то, с кем мы вместе, просто хочет меня так сильно, хотя я ничего для этого не сделал… знать, что я хороший и делаю всех счастливыми, чтобы меня хотели даже без моей силы…

Он опомнился и перестал бормотать.

Робби слегка улыбался, но его взгляд был грустным.

— Ну, я знал об этом. Тебе нравится быть полезным, нравится красоваться своим телом, любому за милю видно, что ты такой сабмиссивный*… Но я имею в виду… Почему тебе нравится все это со мной?

— Потому что ты мой Робби.

Робби никогда не произносил «я люблю тебя», и Спортакус не думал, что когда-нибудь услышит от него такие слова. Но он почувствовал его любовь, когда Робби просунул руку сквозь прутья решетки и погладил его по волосам, глядя так пронзительно, что Спортакусу показалось, будто его сердце сейчас растает. Он повернул голову так, чтобы пальцы Робби оказались в пределах досягаемости его рта, накрыл их губами и слегка пососал.

— Почему бы вам не войти в клетку, Мистер Злодей?

— О, так я и поступлю, и для тебя это ничем хорошим не кончится.

Спортакус усмехнулся в ответ…

Несколько дней спустя он поедал арбуз, растянувшись в большом оранжевом кресле. Робби мастерил что-то злодейское в другой части логова. Дети играли в прятки. Мир был в порядке, Спортакус был доволен.

Робби подошел и протянул ему что-то. В его руке лежал небольшой кусок металла, тускло-серый с чуть заметным фиолетовым отливом.

— Держи, — сказал он.

— Ух ты! Это… Какой тяжелый! Что это?

Кусок металла был действительно тяжелым. Спортакус даже отложил арбуз, чтобы взять его двумя руками.

— Он называется Робюминий. Это новый сплав, я сам его изобрел. Он легкий, обладает высокой прочностью на растяжение, и содержит всего лишь капельку железа.**

Спортакус ахнул, словно его обожгло, но кожа на его руках была в порядке. Она не была обожжена и не болела, но было так тяжело…

— Подожди немного, мне нужно убедиться, что не будет каких-нибудь реакций, которые проявятся позже. Двигайся, — он втиснулся в кресло к Спортакусу. — Я могу использовать это, чтобы обездвижить тебя, если ты действительно этого желаешь.

Спортакус открыл рот, внезапно осознав весь смысл сказанного, ему показалось, что он вот-вот лопнет от переполнявшего его желания.

— Мы можем опробовать это прямо сейчас?

Робби закатил глаза.

— Сначала мне нужно отдохнуть, Спортлох. Я трудился над этим сорок восемь часов без перерыва. Лучше подумай о том, что еще какое-то время будешь свободен. И мне нужно знать, какие вещи ты категорически не хочешь делать, и стоп-слово, которое ты можешь сказать, чтобы я остановился. Что скажешь о Робюминии?

— Тяжелый. И я в курсе, что такое стоп-слово, Робби.

— Хорошо. Как насчет… «Милфорд»?

— Но если я на самом деле увижу мэра и скажу это?

— Думаю, ты бы все равно захотел прекратить, если бы рядом действительно появился мэр.

Спортакус кивнул. Это было логично.

— Хорошо, — Робби составлял список. — Повязка на глаза — да. А кляп?

— Милфорд.

— Ладно, а если я зажму тебе рот рукой?

— Ну… так уж и быть.

— Давать тебе сахар?...

— МИЛФОРД! — хором сказали они.

— Укусы? Удушение? Игрушки? — теперь Робби говорил, растягивая слова. Спортакус, глядя на ухмылку на его лице, понимал, что Робби прекрасно осознает, каково ему сейчас слушать такое.

— Похоже, мне еще работать и работать. Иди сюда и дай мне немного вдохновения.

Спортакус охотно подошел к нему.