Они направились к дирижаблю, а не к логову — на случай, если Спортакусу станет не по себе и он захочет оказаться в привычном месте. Еще была проблема в том, сколько фруктов эльф был способен смолотить после тренировки: чтобы они все поместились в буфете у Робби, пришлось бы убрать из него какое-нибудь очень важное оборудование и несколько коробок восхитительных шоколадных конфет.

У воздушного корабля есть и другие преимущества, подумал Робби. Загар Спортакуса красиво контрастировал с белоснежными простынями, а белое свечение, льющееся с потолка и стен, придавало этой сцене ощущение чего-то клинического, что было вполне уместно для их задумки. Спортакус лежал голый, с раздвинутыми ногами, вытянув руки над головой. Цепи были такими легкими, что Робби легко бы их разорвал, но примесь железа в сплаве надежно удерживала Спортакуса. Он выглядел очень взволнованным, глядя на Робби, его голубые глаза сияли.

Робби сглотнул. Спортакус был так прекрасен, казалось нереальным, что он хотел присутствия Робби, его дружбы, его прикосновений. Одна его часть, испытывавшая ненависть к себе, требовала наказать себя за это, осознать, что он недостоин Спортакуса, и уйти к кому-нибудь другому, кого он больше заслуживает. Но другая его часть хотела ласкать и утешать, падать на колени и поклоняться Спортакусу за то, что он делал его лучше, чем он есть.

И вот Спортакус был распростерт перед ним, был в его власти. А разнообразие, в конце концов, добавляло в жизнь остроты.

— Это потрясающе, Робби!

— Знаю, — ответил Робби и поцеловал его, медленно и глубоко. Он лизнул горло Спортакуса, затем прикусил ключицу. Проследил все впадинки и выпуклости мышц, провел языком по соску, попеременно кусая и облизывая, пока Спортакус не начал выстанывать его имя. Опустившись ниже, он решил оставить несколько следов и здесь, посасывая и покусывая кожу, пока она не стала красно-фиолетовой.

У Спортакуса сбилось дыхание, лицо раскраснелось, подрагивали усы, грудь и живот были измазаны слюной Робби и собственным предэякулятом.

Робби поцеловал его еще раз.

— Ты готов к чему-то еще?

— Всегда готов! — это было правдой, он всегда был наготове, такой нетерпеливый и страстный, что у Робби защемило сердце.

Он потянулся к маленькой коробочке, которую принес с собой.

Спортакус был в экстазе. Цепи действительно не позволяли ему двигаться, кроме как сжимать ягодицы и дергать бедрами всякий раз, когда из его члена вытекала новая порция предэякулята. Робби довел его до того, что он трахал воздух, это было постыдно, и ему это нравилось, а еще больше нравилось то, что Робби хорошо знает, как к нему прикасаться.

Он удивился, увидев, что Робби принес с собой. Маленький гибкий пластиковый стержень с расширенным концом и небольшая бутылочка смазки. Робби капнул немного смазки и принялся дразнить соски и головку его члена. Ощущения были восхитительными, его стоны становились все громче, и перешли в вопль шока и удовольствия, когда Робби просунул конец стержня в истекающую щель его члена.

— Все нормально? — Робби ухмылялся, но его щеки раскраснелись, он почти задыхался. Спортакус смог только кивнуть, не в силах ничего сказать, он едва мог дышать, чувствуя себя заполненным. Робби отпустил стержень, позволяя ему погрузиться еще глубже под воздействием силы тяжести.

— Там нет мышц, которые способны сокращаться, — прошептал Робби ему на ухо. — Во всяком случае, у людей - я предполагал, что у тебя так же. Так что ты ничего не сможешь с этим сделать. Это, — он сжал грудную мышцу и бедро Спортакуса, — тебе не поможет.

Потом он просто смотрел на Спортакуса сверху вниз и поглаживал себя через брюки. Спортакус вспотел, в его глазах стояли слезы, он в отчаянии чувствовал, как стержень погружается глубже и глубже, так медленно, что хотелось кричать. Стержень уперся в чувствительное место, и вот тогда он в самом деле закричал.

— Черт, — пробормотал Робби, вставая на колени над Спортакусом и расстегивая свои штаны. Он плюнул на ладонь и сжал ею оба члена, поглаживая и сжимая. Спортакуса переполняли ощущения. Он не мог думать, не мог слышать, как Робби ругается сквозь зубы, не осознавал, что сам стонет, рыдает, выкрикивает что-то на ломаном английском и эльфийском. Он мог сосредоточиться только на глазах Робби, его расширенных зрачках, он смотрел прямо в них, кончая.

Потом Робби вынул стержень и снял цепи. Он нежно вытер Спортакуса, хотя тот все еще был слишком распален, чтобы быть способным на что-то, кроме стонов, и накормил ломтиками яблока, чтобы к нему вернулись силы.

Они лежали вместе в кровати Спортакуса, и он чувствовал себя счастливым. Он обнимал Робби до тех пор, пока тот не пожаловался, что он стискивает его слишком крепко.

— Прости… Довольно трудно адаптироваться после того, как тебя сковывали.

— Да-да, мускулистый ты наш. Итак, Робюминий. Изобретение гения или изобретение сверхгения? — несмотря на растрепанные волосы и смазавшуюся подводку на глазах, Робби гордился собой.

— Мой супер-гений, — пробормотал Спортакус. Было уже 8.07 и он чувствовал, что его веки начинают тяжелеть.

— Подожди, еще увидишь, что будет дальше, — прошептал Робби ему на ухо, проваливаясь в сон.