Было почти два часа пополудни, когда Робби, подумывавший вставать, услышал, как открывается люк в его логово. Сначала его лицо озарила радостная улыбка при мысли о Спортакусе, затем он вспомнил, что надо притвориться рассерженным из-за того, что его разбудили. Он растрепал волосы, расстегнул несколько стратегически важных пуговиц на пижаме. Ничего откровенного на случай, если со Спортакусом заявятся мальчишки-девчонки, но достаточно, чтобы он заинтересовался, если придет один.

Он накинул халат и вышел в гостиную как раз вовремя, чтобы увидеть, как Спортакус врезался в кресло, словно ракета. Он перемахнул через спинку кресла, пролетел между прототипом смертоносного луча и стопкой грязной посуды, и приземлился, с трудом удержав равновесие.

Робби вздернул бровь:

— Слишком шумно и разрушительно даже для тебя. Что это было?

— Я прыгнул в люк. Прямо из дирижабля. Мне нужно было увидеть тебя, Робби.

Робби разрывался между едким замечанием о том, что он сейчас мог погибнуть, если бы заснул в кресле, и беспокойством за Спортакуса. Эльф был весь красный, тяжело дышал и щурился от яркого света. Робби присмотрелся и увидел, что зрачки у него расширены: от радужки остался только узкий голубой ободок.

Спортакус вдруг оказался совсем рядом, заглянул в глаза и… обнюхал? Из его груди вырывались непонятные настойчивые звуки. Возможно, расстегнутая пижама произвела куда больший эффект, чем думал Робби.

— Вот как проснулся, — пробормотал Спортакус, — все не могу перестать думать о тебе, мой Робби, — он толкнул его назад, и Робби, не успев опомниться, рухнул в кресло, а навалившийся сверху Спортакус жадно зашарил руками по груди и бедрам.

Ему было хорошо. У Робби не существовало понятия «хорошего начала дня», но сейчас он был очень близок к этому. Он все пытался сказать это вслух, но каждый раз, стоило ему открыть рот, Спортакус затыкал его поцелуем и начинал тереться о бедро.

— Хочу… Хочу больше, — простонал он, потянувшись к пряжке ремня, и Робби всерьез забеспокоился. Хоть он и называл Спортакуса неуклюжим болваном, эльф всегда проявлял ловкость и аккуратность, и с одеждой Робби тоже долго возиться не будет.

Робби наклонился и помог ему избавиться от брюк. Член Спортакуса вырвался наружу, набухший и истекающий, и эльф снова принялся тереться о Робби, надавливая на его член тыльной стороной ладони и чуть ли не рыча от разочарования.

— Так лучше? — спросил Робби, слишком ошеломленный происходящим, чтобы предпринять что-то, кроме помощи Спортакусу. Он выскользнул из пижамных штанов, задрал ноги и скрестил их, чтобы между бедрами образовалась узкая щель. Спортакус вонзился в нее со стоном облегчения. Он сложил Робби почти вдвое, это было волнующе, но очень неудобно. Когда он почувствовал влагу, означающую, что Спортакус пришел к завершению, мышцы его бедер уже кричали от напряжения.

Впервые за этот день сознание Спортакуса хоть немного прояснилось. Он боролся с наваждением долго, как мог, прежде чем броситься из воздушного корабля к Робби. Его мысли заволакивал багровый туман. Ветер, обычно резкий и освежающий, обжигал его кожу, казалось, он сгорит как метеор, когда упадет. Даже сейчас, когда он кончил, туман и боль немного рассеялись, но его еще окружал запах Робби. Все вещи, окружавшие его, Робби использовал каждый день…

Спортакус ненавидел это. Гон был такой остаточной, примитивной частью существования эльфов, что за нее было откровенно стыдно. Конечно, он испытывал гон каждый год, начиная с подросткового возраста, но раньше его удавалось усмирить, отжавшись пару сотен раз и хорошенько выкупавшись в холодном пруду. Все эльфы говорили, что гон станет сильнее, когда появится пара, но Спортакус не очень верил этому. А теперь завидовал тем, у кого пары не было.

— Может, сначала пригласишь меня на ужин? — съязвил Робби. Он лениво развалился в кресле, вытянув свои большие руки и длинные ноги. Он выглядел таким уютным и счастливым, и это было заслугой Спортакуса, его бедра были измазаны спермой Спортакуса, помечены им и заявлены его собственными, о да… Нет. Он заставил себя отвести взгляд.

— Робби, мне нужно кое-что сказать, но времени мало. Я… — стыд и похоть грозили снова захлестнуть его, но он стиснул зубы. Он должен поступить правильно и все рассказать. Он герой. — У меня начинается гон, честно говоря, он уже почти начался. Мне нужно спариться с тобой. По-эльфийски это звучит более романтично… извини, я просто… Мне очень нужно спариться. Я пойму, если ты не захочешь с этим связываться, пожалуйста, просто скажи мне сейчас, чтобы я мог уйти…

От сказанных слов у него перехватило дыхание, и он осмелился поднять глаза. На лице Робби не было отвращения, лишь легкое веселье. Щеки раскраснелись, серые глаза потемнели… Он сидел напряженный, готовый и ждущий Спортакуса…

— И куда бы ты ушел? — спросил он.

Спортакус пожал плечами. Ему слишком тяжело было ворочать языком, чтобы говорить. Перед его глазами стояли видения гор, как он прыгает голышом в сугроб, и как от них валит пар. Но разве можно садиться в дирижабль и крутить педали, когда каждый нерв в его теле кричал о том, чтобы быть ближе к Робби…

Он сделал шаг к люку. Это было самое трудное движение, что он делал за всю свою жизнь.

— Я не прогоняю тебя, Спортгоряченький. Иди сюда и подложи мне подушку, или что-нибудь еще, только не это, — сказал Робби, спихивая одеяло с глаз долой. Он привычно дотянулся до широкого удобного ящика со всем необходимым - они уже не первый раз занимались сексом в кресле.

Спортакус беспомощно наблюдал, как рука Робби скользит и ощупывает тело, его дырочка была такой розовой и манящей. Он услышал скулеж и понял, что он исходил от него самого. Робби был таким красивым, долговязым и бледным, с кремовым оттенком кожи и зажмуренными глазами, Спортакус так сильно его любил… А потом, наконец, Робби потянулся к нему.

Он прижался к Робби, жадно целуя, снова и снова проводя руками по густым черным волосам.

— Давай, Спорти, — шептал Робби, — я хочу этот член, я знаю, как ты хочешь меня, — его ноги обвились вокруг талии Спортакуса, но они прижались друг к другу недостаточно тесно.

Спортакус сел в кресле, уперся руками в спинку, поставил Робби на колени и снова набросился на него. Он так сильно хотел быть в нем, хотел быть в нем всеми возможными способами, поэтому толкнул свои пальцы в его рот и почувствовал, как жадно тот их сосет.

Спортакус чувствовал, что его мозг вот-вот растает и вытечет из ушей. Не ему все еще было мало. Он поднял Робби, прижал его лицом к стене и сорвал с него рубашку. Робби ругался и умолял трахнуть его пожестче. Робби был таким высоким, что у стены было неудобно до него дотягиваться.

Он занес Робби в спальню, перегнул через край кровати, чисто инстинктивно сжал его бедра, заставил опустить голову, впился зубами в плечо, и глубоко погрузился в него, содрогаясь и всхлипывая в оргазме. Робби был его миром, его вселенной, он отдавал все, что мог отдать, и Робби принимал все до последней капли…

Когда Робби пришел в себя, ему было очень жарко и хотелось есть. Спортакус обвивал его обеими руками и одной ногой, удовлетворенно уткнувшись носом в шею. Он издал тихий протестующий звук, когда Робби попытался встать.

— Отпусти меня, Спортчудак, -раздраженно отозвался Робби. — Можешь хоть обрюхатить меня, но мне все равно нужно… — одним из желаний был торт. — Убедиться, что мои ноги все еще функционируют, — озвучил он другое желание.

Спортакус вздохнул смиреннее, чем когда-либо в своей жизни.

— Да, ты можешь встать, если нужно, но мне очень хочется охранять тебя. Ну, вдруг придут хищники, или… Я, конечно, принесу тебе поесть, — он покраснел, не в силах побороть свой стыд.

Робби ухмыльнулся.

— Как долго у тебя это длится?

— Обычно день или два. Раз в год.

— Ты говоришь, что мы станем лежать и спать, а в промежутках ты будешь меня трахать и ходить за тортами? Гон превращает тебя в подобие меня?.. Не могу поверить, что ты смущаешься, — он медленно и лениво поцеловал его. — Люблю тебя, Спортакус.