пересекались они только летом — когда их обоих отправляли к бабушке и дедушке за город. обычно это был июль: у матери зика на него выпадали самые загруженные дни в турагентстве, она денно и нощно сидела в офисе, а за десятилетним сыном нужен был присмотр — и само собой ежегодные поездки к родственникам сложились в традицию. зик компенсировал отсутствие интернета чтением эдгара по и рассказами дедушки о войне на кубе, выпасом коз и выковыриванием червей из-под досок на корм курам. он быстро выявил плюсы провинциальной жизни, вроде того, что тут всегда тихо, звёзды не затягиваются смогом, можно вдоволь наесться ягод и устроить себе сиесту на траве. если кто и ненавидел такой ритм жизни, то это эрен.

он всегда приезжал сюда со злющей мордой, поджатыми в обиде губами, будто родители высаживали его на необитаемый остров, и был близок к тому, чтобы закатить скандал, когда гриша и карла под вечер собирались обратно в город. на зика он даже смотреть не хотел поначалу, ходил в одиночестве к реке, чтобы грустно попинать камни, и задирался на петуха, который то и дело норовил клюнуть его в темя. даже от еды первое время отказывался, как настоящий политзаключенный.

у зика он вызывал интерес и лёгкое пренебрежение: как будто зик провёл в этой камере не один год и уже перестал колупать ложкой стену, найдя в заключении своего рода удовольствие, а эрен был новым узником, которого он бы мог научить справляться со скукой, если бы только тот признал в нём авторитет. но авторитетов для эрена не существовало: он даже дедушке грубил, хоть и получил разок за это по

щекам сухощавой, но тяжёлой ладонью.

со временем эрен освоился настолько, что подмял под себя деревенскую шайку пацанов и стал в ней кем-то вроде главаря: координировал постройки шалашей, устраивал экспедиции в лесах, был инициатором рейда в соседский сад, за который потом больше всех отхватил по ушам. зика он принципиально к себе не звал и всячески избегал его, встречаясь с ним лицом к лицу только за завтраком и ужином. зика такое зазнайство раздражало, но больше всего ранило — догадки роем вились в его голове. карла настроила эрена против него? или он считал, что зик — отброс, потому что отец выбрал не его?

— ты просто был в этих своих очках, умник такой, важный-хуй-бумажный — наверняка скучный и занудный до жути, — сказал ему эрен, когда ему было пятнадцать. жизнь вынудила его сблизиться с зиком: он не смог удержать авторитет в своей шайке и даже городские корни не помогли. ситуация была не из приятных, кто-то из их компании не поделился сигаретой с местным мальчишкой-маргиналом — а тому бы только предлог найти для драки, — началась толкотня, эрен полез в самый эпицентр и получил по уху, а потом и по бокам, и челюстью загрёб песка. драться он никогда не умел, да и костлявый слишком, никакой мускулатуры. доползал до дома на четвереньках, бабушка выхаживала его дня два, причитая и молясь. даже ходила на "женский разговор" с матерью того мальчугана, пропитой и надменной особой, и вернулась ни с чем. не то чтобы после этого эрена стали меньше уважать, но его имя потихоньку вытеснялось, появились перебежчики — и, как это обычно бывает, дружить стали против него с тем, кто сильнее и авторитетнее. тогда эрен понял, что выхода у него нет, стал открывать бабушкины книжки, зачитывался иногда до ночи, а там сошёлся и с зиком. эрену были интереснее истории в духе робинзонады и диккенса, он всё мечтал о том, что сбежит из дома под покровом ночи, сядет в первую попавшуюся машину на трассе и уедет в америку автостопом, а там уж как-нибудь наткнётся на необыкновенной красоты аферистку, которая почувствует в нём родственную душу и они вместе опустятся в пучину криминальных передряг.

эрен тащил его на рыбалку, и они иногда не возвращались домой сутками, питаясь плохо прожаренной рыбой и засыпая на стащенном у бабушки пледом. было жутко холодно, эрен возился и дрожал, притирался к зику поближе, пока тот монотонно повторял:

— я говорил тебе взять одеяло? я говорил тебе взять одеяло. только ты...

— да-да, — взрывался и щетинился эрен, — ты говорил мне взять одеяло, а я сказал, что его тяжело будет везти. да, все всё поняли. сосны поняли, кабаны в округе поняли, звёзды тоже фишку просекли. замолкни, зик, бога ради, не то я тебе втащу.

это была их первая вылазка, и они не подготовились как следует — зик взял с собой только один тонкий кардиган, доверившись +33 на солнце и залихватскому "да не замёрзнем, не ссы". когда эрен, обхвативший свои колени, чтобы согреться, уснул, он накрыл его кардиганом, а на утро выслушивал тираду о том, почему ему, эрену, не нужна его забота, он не такой слабак и вообще ему не было и чуточку холодно.

порой они так долго разговаривали по ночам, что дедушка, разбуженный шумом, заходил к ним в комнату, и они неловко притворялись, что спят, прячась под одним одеялом, а потом шептались лицом к лицу, и зик вдыхал запах мятной пасты, смешанный с кисловатым душком парного молока. было так темно и душно под ватным одеялом, но зато оно спасало от комаров (потому что эрен ни в какую не хотел вешать марлевый полог над своей кроватью, он же не принцесса какая-нибудь) и создавало чувство отрешённости от остального мира, будто есть только зик и эрен и их разговоры до полвторого утра о том, что в городе у эрена осталась микаса, которая гиперопекает его ("она мне как сестра! старшая надоедливая сестра") и хотела даже поехать с ним, чтобы ему не было так скучно (он ведь постоянно всем ныл, как его задолбали эти летние поездки в деревню); о том, как эрен умудрился вывихнуть лодыжку, случайно засунув ногу между спиц велосипеда, и как так получилось, что зик ни разу ничего не ломал; о грандиозных планах на будущее и о том, как достало их настоящее.

как-то разговор у них зашёл о девчонках, и эрен в порыве необъяснимой откровенности (наверное, темнота на всех так влияет — он ведь даже лица зика разглядеть не мог, словно озвучивал пустоте все свои сокровенные мысли) сказал, что поцелуи с девчонками слюнявые и неприятные. и вагины, если честно, ему совсем не кажутся эстетичными. зик тогда усмехнулся, готовый сказать ту самую гадкую правду, и эрен встрепенулся, подорвался и повалил его на кровать, придавив предплечьем горло.

— молчи. молчи, зик, не то убью.

— валяй, малой.

эрен ненавидел, когда зик называл его так. сознательно надавил сильнее, и лицо его опасно исказилось. если зик и испугался, то совсем немного, но всё равно сказал с привычной ему саркастичностью:

— члены-то, наверное, эстетичнее?

эрен судорожно вздохнул, ноздри у него раздулись и желваки напряглись. он надавил ещё сильнее на чужое горло так, будто и впрямь собирался убить, и тогда зик потянул эрена за отросшие патлы назад со всей силы. тот зашипел, как кот, которому отдавили хвост, и непроизвольно ослабил давление, но всё ещё смотрел злыми помутневшими глазами. вспыхнул свет, резанувший глаза обоим, и с порога послышался охрипший ото сна голос бабушки:

— негодники, опять дерутся! вот я деду-то расскажу, он вас за уши потаскает. зик, бегом в свою комнату. и чтоб ни слуху ни духу от вас!

зик отпустил его волосы, мельком глянув в лицо при свете лампочки, и был готов поклясться, что видел в его глазах стоящие слёзы.

за завтраком эрен вёл себя так, будто ничего не произошло: всё ещё был шумным, громко чавкал и просил добавки, болтая ногами. перебрасывался с зиком весёлыми взглядами, когда бабушка чётко произносила все "о" в словах, и смеялся, когда они с дедом ворчали друг на друга, за что получил по лбу деревянной ложкой.

после обеда их отправили выгуливать коз на опушку недалеко от сруба: бабушка на этом так настаивала, будто за козами, привязанными к глубоко вогнанным в землю колам, и впрямь нужен был глаз да глаз. пока эрен нагибал тонкие стволы берёз, чтобы козы могли достать до листвы, зик устроился в тени насаженной вдоль участка малины: от солнца это мало спасало, пекло нещадно. эрен же бегал от козы к козе, гладил их, кормил с рук, словно жара, от которой зик растекался маслом по накаленной сковороде, была ему ни по чём. неудивительно: эрен был загорелый, как подпалённая спичка, волосы выгоревшие на солнце, копна веснушек на носу — об ультрафиолетовом излучении он только слышал. зик улыбнулся краем губ, задумавшись и не отводя от него взгляда. эрен — ожидаемо — воспринял это в штыки.

— чё лыбишься? — его костлявые руки уперлись в бёдра, панама съехала набок.

— ты похож на страуса, — не замедлил с едким ответом зик и вернулся к открытой на случайной странице книге.

— чё? — недоумение эрена выглядело точь-в-точь как фотографии из стока.

— "что ты имел в виду", "в смысле", "по какому поводу"... — начал загибать пальцы зик, монотонно произнося синонимы, словно заучивал.

— заткнись, умник херов, — эрен вырвал пучок травы и кинул зику в лицо. в этом движении не было и капли настоящей злобы, он просто долго отходил от первой вспышки раздражения, и зик вовремя переключил его внимание на другую вещь — а с концентрацией у него всегда было туго.

— умник херов заткнулся.

эрен постоял около него, сбитый с толку отсутствием продолжения их препираний, помялся и наступил пальцами ног на открытую страницу книги, по которой зик увлечённо бегал глазами.

— чё... что читаешь?

— да чёрт его знает, просто усердно делаю вид, будто я чем-то занят.

эрен промычал в ответ, потом сел напротив зика, скрестив ноги, хмурый и задумчивый.

— почему ты продолжаешь приезжать сюда? дина тебя вряд ли заставляет, ты и сам о себе позаботиться можешь, а бабку с дедом... — эрен упорно избегал смотреть на него и рвал траву. аккуратно подбирал слова и нервничал. — любишь, но не настолько сильно, чтобы приезжать на целый месяц в эту дыру.

"из-за тебя" — то, что он хочет услышать?

— мне тут нравится. тихо. и природу люблю, — зик поправил очки и перелистнул страницу. краем глаза он следил за реакцией эрена на свои слова — малейшее подёргивание губы могло бы выдать его с головой.

— ты будто свои реплики копируешь из учебников по английскому про сельскую местность, — фыркнул эрен. — no hustle and bustle, — с ужасным акцентом, пародируя, вероятно, свою преподавательницу, выдал он.

на долю секунды разочарование всё-таки проскользнуло в выражении его лица. он будто чего-то ждал, натянулся весь, как воздушный шар, а потом его резко проткнули, и он сдулся, выдавая звук ускользающего воздуха за смех. господи, он же как открытая книга — бери и читай. с ним главное — не оступиться, но зик знает его, кажется, как облупленного: когда надавить, когда замолчать, когда отвлечь внимание какой-нибудь безделушкой.

— из-за тебя тоже приезжаю, кстати. мне нравится видеть твоё лицо, когда ты взбесишься, — как у дикой белки, — зик улыбнулся тепло и непринуждённо дотронулся до его коленки. если он не ошибается, если он вдруг не ошибается — тогда что?

у эрена глаза забегали, он напрягся весь и облизнул губы. улыбнулся натянуто в ответ. последнее, что зик отчётливо увидел, — его почти страдальческое выражение лица, будто его подстрелили.

его брат целовался с такой жадностью, словно последние секунды его жизни ускользали сквозь пальцы. эрен вцепился в футболку, столкнулся с зиком носами, наплевал на то, что оправа очков вдавливалась ему в щёку, мазнул языком по его губам, и, не получив ответа, впился в верхнюю губу, не зная, куда деть язык. зик ждал, пока он сам поймёт. поймёт, одумается, потупит взгляд и покраснеет. впервые в жизни, наверное.

— какое же говнище-е-е.

зик точно не ждал, что эрен разрыдается и начнёт крушить вокруг себя всё: вырвет траву с корнем, растопчет бабушкину малину, которую та так старательно подвязывала, разорвёт его книгу и впечатает кулак ему в лицо. а потом начнёт судорожно всхлипывать и рвать на себе волосы, свернувшись калачиком на траве. зик впервые в жизни видел его таким — и не знал, что делать и куда себя деть. посочувствовать? рассказать подробный план того, как жить дальше? утешить словами "эрен, ну чего ты, я замялся только потому, что на меня давил институт семьи и крестик на груди, хочешь, сниму"? в таких ситуациях людей, кажется, обнимают.

и зик обнял его: подполз на четвереньках и обнял, накрыв своим телом. гладил по волосам, шептал "тш-тш", говорил "мы разберёмся со всем, только успокойся, пожалуйста, успокойся". эрен хватался за его руки, потом отпускал и утыкался лицом в землю, его слюна стекала на траву стеклянной нитью. зик поцеловал его в макушку, обнял за голову — и был похож на репинского ивана грозного, наверное.