— Каждому человеку, которому ты доверяешь, ты лично вкладываешь в руки нож. Он может, как защитить тебя им, так и уничтожить, — Меркурий подходит ближе к перилам, поднимая голову к темному небу. Кладет ладонь на холодный от ночной температуры металл, присоединяет и вторую. Опирается всем телом на руки, наклоняясь вперед и перегибаясь через решетку. Отражение в глазах полно ярких искр — загорающихся то тут, то там, звезд — хоть взгляд и абсолютно пуст, — и я не готовы предлагать лезвие кому-либо.

— Но один такой нож ты уже вложил, — собеседник подходит ближе, так же укладывая руки на перила. Смотрит внимательно, но не на ночное небо, а на лицо напротив. Подмечает каждую черту, каждый изгиб: замечает очередную родинку, — на этот раз на самом краю скулы, обычно скрытую волосами — упавшую на щеку ресницу. Небольшое пятно на лбу, от, вероятно, фломастера, — несколько часов назад Джинн попросила Меркурия посидеть с Кли — еле заметную царапину у носа. — Разве он чем-то отличается? Неужели ты не боишься того, что он поступит вторым способом и предаст доверие?

— Возможно. Ни я, ни кто-либо другой не знает, что ждет нас в завтрашнем дне. Как придется поступить, что вынудят сделать обстоятельства. Но я не боюсь. Ничуть. Он — исключение. Я знаю его слишком давно, мы прошли вместе через слишком многое. Предаст? Ну и пусть. Уничтожит? Я не буду сопротивляться. Подобный результат будет исходом лишь моих действий и выборов. Я не собираюсь жалеть.

— Вот оно что, — Альберих невесело усмехается. — Хорошая речь. Я даже почти повелся.

— Прекращай, — Меркурий слабо качает головой, давая понять, что не верит такому ответу. — У тебя ведь тоже есть такой человек, верно? Или же, вернее сказать, «был»?

— А, — вопрос режет, словно ножом. Слишком прямо, слишком в лоб, слишком откровенно. Пальцы непроизвольно тянутся к шее, к ключицам, к плечу. Останавливаются у ворота рубашки, даже не касаясь его. Ожог фантомно покалывает. — Был. И… — сглатывает, перед тем как продолжить, — И есть.

— Вот именно. Был. И есть. Потому что всегда можно найти выход из ситуации и построить разрушенное из руин. Я не боюсь. И ты не боялся.

— Верно, — очередная усмешка, хоть вовсе и не смешно, — абсолютно верно. Я… Могу я кое-что спросить?

— Спрашивай, — дает отмашку, поворачиваясь к перилам спиной и сильно отклоняясь назад. Корпус перевешивается через холодный металл, а ноги уже оторваны от земли. Лицо заливает голубоватым светом, а отражение в глазах наполняется еще большим количеством звезд, делая радужку слишком яркой, чуть ли не светящейся.

— Я, — очередной ком в горле, словно что-то запрещает произнести несколько слов. Приходится сглотнуть и дать себе пару секунд собраться с силами, — Я могу тоже стать… исключением?

В ответ тишина. 

Рука отпускает перила. Подумать Кэйа не успевает — тело реагирует быстрее: парень ловит ладонь напротив, лишь через мгновение, замечая, что второй рукой Курий крепко держится за кусок решетки позади себя. Одна нога и вовсе стоит на земле. 

Альберих медленно поднимает лицо с еле заметным испугом наверх, пересекаясь с Меркурием взглядом. Золотые глаза напротив искрятся смесью озорства, ехидности, веселья и д о в е р и я .

— Пока шанс существует, — первая за эту ночь усмешка, не омраченная сомнениями и неуверенностью, — всегда можно попробовать.

В груди, около сердца, а, может, и вовсе на месте него, словно что-то взрывается и заливает все тело теплом и какой-то детской, чуть ли не щенячьей, нежностью.

Попробует.