Чан переводит взгляд на дорогу. Ехать им еще порядка минут двадцати, а пейзаж за окном уже успел наскучить. На небе, слепя глаза, маячит близящееся к линии горизонта солнце. Они наконец выезжают в пригород. Многоэтажные дома за окном сменяются сплошной полосой деревьев.

Букет цветов на его коленях намеревается упасть на пол от тряски на кочках. Чан придерживает его рукой, рассматривая нежные лепестки белых роз и лилий. Цветы кажутся хрупкими в его руках, то и дело рассыпятся.

Нет, букет, на самом деле, предназначен не ему. Хенджин попросил подержать его, пока они едут до пункта назначения. На заднее сидение автомобиля класть цветы не хотелось, мало ли упадут, дорога все же была не из ровных.

— Так какой он, твой Феликс? — спрашивает Крис, нарушая установившуюся тишину. Он сам недавно вернулся из Австралии и с парнем друга знаком лично не был, только по рассказам Хвана. Последние полтора месяца жизни вообще были покрыты туманом неведения из-за слишком большого количества навалившейся работы. Но вот он вернулся в Корею. Пришло время им встретится. Хенджин улыбается и, не отвлекаясь от дороги, начинает рассказывать.

— Самый лучший, — проговаривает он. — Знаешь, он всегда был как маленькое солнышко. Такой яркий и улыбчивый. Наверно, встреча с ним — лучшее, что произошло со мной в этом году. Я помню, как мы встретились. Он пролил на меня какао в кафе около офиса. Потом так долго извинялся. Ситуация была такая нелепая, но он был таким милым, — Хенджин посмеивается. — Я тогда и подумать не мог, что встречу его вновь. Оказалось, что он работал всего этажом ниже.

— Ты не говорил, что вы были коллегами. — Крис пытается вспомнить все, что Хенджин рассказывал ему о Феликсе.

— Технически, не были, — отвечает Хенджин. — На том этаже совсем другая компания располагалась. Он очень любил готовить всякие сладости. Можно было свою кондитерскую открывать. Феликс как-то пытался научить меня готовить его любимое брауни. Черт, я думал, что просто спалю ему кухню. Все было в муке и какао порошке. Брауни, кстати, сгорело.

— Ты всегда был никудышным поваром, — смеется Чан.

— Надо будет еще как-нибудь познакомить тебя с его друзьями. Думаю, вы бы нашли общий язык. Они прикольные, — предлагает Хенджин. Крис согласно угукает, кивая головой. — О, сделай громче, — просит он, услышав знакомую мелодию из колонок. — В последнее время мне очень нравится эта песня.

Крис послушно увеличивает громкость. Из динамика льется приятная мелодия. Кажется, струнный инструмент, сменяющийся пианино, но он не может судить точно. Ему начинает казаться, что вступление затянулось, как мужской голос запевает. Крис вслушивается в текст, вникая в смысл песни.

Перед тем, как уйти, ты научил меня смелости звезд:

Их свет живет вечно, даже после смерти.

Задыхаясь, ты объяснил мне бесконечность,

Объяснил, насколько это необыкновенно и прекрасно — просто существовать.

Крис смотрит на Хенджина. Хван поджимает губы, крепче хватаясь за руль автомобиля. Чан понимает, что несмотря на незнание английского, Хенджину известен перевод песни.

Я не мог не попросить тебя

Повторить все это еще раз.

Я пытался записать,

Но не смог найти ручку.

Я бы отдал все, только бы еще раз услышать,

Как ты говоришь,

Что вселенная создана лишь для того,

Чтобы я мог увидеть ее своими глазами.

Они останавливаются на светофоре. Хенджин встряхивает головой, но непрошенные мысли все равно лезут в голову, погружая в свою пучину. Песня заканчивается, сменяясь чем-то более веселым. Но это уже не важно. Он сворачивает на парковку и оставляет автомобиль недалеко от входа.

Забирая цветы, Хван входит в здание больницы, отмечаясь в регистратуре. Он по привычному маршруту поднимается на пятый этаж. Запах антисептиков кажется удушающим. К горлу подкатывает ком от дурного предчувствия.

Сзади окликают, прося уступить дорогу. Хенджин жмется к стене, пропуская вперед троих врачей, несущихся в одну из палат. Он переводит дух, все же это было очень неожиданно. Только дыхание перехватывает от осознания. Они бежали в нужную ему палату.

Хван за несколько секунд преодолевает оставшееся расстояние. В палате суетятся медики. Слышится неприятный писк приборов. Медсестра не дает ему зайти, выталкивая обратно в коридор и закрывая дверь прямо перед его носом.

Хенджин не понимает, что происходит. Сердце бешено колотится в груди. Неизвестность пожирает сознание самыми отвратительными мыслями. Это длится всего минуты две. Но по ощущениям прошло не меньше часа. Все затихает. Из палаты больше не слышны быстрые голоса. Лечащий врач, Хенджин хорошо его помнит, слишком часто виделись, выходит из помещения последним. Мужчина останавливается перед Хенджином. Хван все понимает по его лицу. А сказанные после слова слышит словно через толщу воды.

В этот момент что-то внутри ломается. Хенджину кажется, что он упадет прямо здесь, на бетонный пол больницы. Он на трясущихся ногах заходит в палату.

— Джинни? Ты в порядке? — над ухом раздается голос Криса, вырывая из мыслей. — Уже зеленый загорелся, поехали.

— Да. Конечно. — Хенджин тяжело вздыхает и давит на газ. Осталось совсем немного до пункта назначения. Не стоит отвлекаться от дороги. — Знаешь, я с ним почувствовал себя живым. Словно наконец-то по-настоящему живу, а не существую в режиме дом-работа. Он такой хороший, Крис, ты не представляет.

Крис в ответ лишь улыбается. Он представляет. По всем восторженным сообщениям друга, фотографиям в инстаграме и постам в твиттере. Он давно не видел Хенджина таким счастливым и влюбленным.

Лесная полоса наконец заканчивается. Они заворачивают к парковочным местам. Почти все свободны. Хенджин оставляет автомобиль ближе ко входу. Он, ничего не говоря, выходит из машины и жестом просит Криса следовать за ним. Хенджин забирает цветы из его рук, вдыхая их сладкий аромат. Он ведет Криса за собой по прямой. Чану кажется, что на улице похолодало, но может он просто не привык к климату, отличному от австралийского. От места так и веет скорбью. Ей пропитано все, от воздуха до глубоких недр земли.

— Привет, Ликс-и, — шепчет Хенджин, опуская на колени перед белой надгробной плитой.

— Ох, Хенджин, — Крис опускается рядом с ним, приобнимая за плечи.

— Знаешь, в последний наш разговор он сказал, что сегодня заснет ближе к небесам. Я тогда даже подумать не мог, насколько он прав, словно чувствовал, что будет дальше, — всхлипывая, говорит Хенджин. — Он столько раз просил меня оставить его, чтобы не мучиться потом. Но как я мог? Врачи говорили, что началась ремиссия, что он пойдет на поправку. Он действительно начала чувствовать себя лучше, прекратились постоянные обмороки. Но рак вернулся, снова химиотерапия, бесконечные больницы. В тот день… Он лежал на больничной постели, такой маленький и хрупкий, очень сильно похудевший. И бледный, что с простынями сливался. За что ему такое, хен? Чем он это заслужил? Почему смерть забирает лучших…

Хенджин рыдает, не сдерживаясь. Крис только может обнять крепче. Потому что он не знает. Не знает, почему Феликс должен был умереть. Почему смерть забирает тех, кто этого совсем не заслужил. Крис беспомощно смотрит на надгробие, понимая, что ничем не может успокоить горе друга. Холодный белый камень, с выгравированным на нем именем не даст ответов на их вопросы.

Хенджин описывал Феликса как невероятно светлого человека, достойного всей любви мира. Сейчас Крис может лишь надеется на то, что Феликс не мучился в свои последние минуты.