Вечер.

   Такой тихий, спокойный вечер. Смеркается рано, и, удивительно, но в сон клонит уже часов в 7.

   После тяжёлого рабочего дня нужно отдохнуть. И срочно.

   Где можно отдохнуть лучше, чем не в компании близкого человека?

   Так думают они оба и оба с этим согласны.

   Совершенно вымотанная Кируми едва держится на ногах, стоя возле кофемашины. Она гудит, нагревая паром молоко в бежевой чашечке от любимой кофейной пары. Затем Кируми наливает и сам кофе. Машина шумит, дробя ароматные зёрна арабики и мешая с водой, выливает кофе в чашку. Кируми выключает кофемашину, добавляет себе одну небольшую ложечку сахара и, прихватив какую-то булочку — возможно, пирожок — направляется в одну из комнат.

   Лёгким движением бедра она открывает дверь одной из спален.

   Слышен чёткий и звонкий стук клавиш ноутбука.

   За ним, спрятав ноги под котацу с подогревом, сидит Корекиё. В его глазах читается усталость, но он не может позволить себе сдаться какой-то статье в научный журнал. Не любит он возиться с бумагами — полевые исследования в разы интереснее счёсывания эпителия на пальцах о клавиши.

   Слабым смешком Кируми даёт знать о себе. Он поворачивает на неё голову. «И всё же каре тебе идёт,» — думает девушка с загадочной улыбкой.

   — Хей, миледи Джоконда, — Корекиё хлопает тонкой ладонью по месту рядом с собой, — соизволите присесть рядом?

   Она садится рядом и ставит кофе.

   — И ты ещё не устал? Дава-ай, отдых всем нужен, — короткостриженная аккуратно снимает очки с него, взяв их за мостик. — Видишь? Я тоже отдыхаю.

   — Конечно, вижу, — фольклорист зажмуривается и массирует двумя пальцами внутренние уголки глаз. — И правильно делаешь.

   В полумраке комнаты горит тёплый гирляндный свет.    Упоительная тишина разливается по каждому уголку.

   Так тихо.

   Так спокойно здесь.

   Тонкие пальцы Корекиё с чёрным лаком на ногтях трут крохотное серебряное колечко на безымянном пальце левой руки. Сам он любуется Кируми.

   Ловкий взгляд падает на колечко девушки на том же самом месте. Убедившись, что ничего не изменилось, фольклорист бережно берёт будущего премьер-министра за подбородок и смотрит ей в глаза. Нежный нефритовый взгляд встречается с зеленовато-янтарным. Дыхания почти не слышно между ними.

   — Я говорил тебе, что ты прекрасна, Кируми? — почти шёпотом говорит он ей.

   — Ты всем так говоришь, — усмехается она.

   — Я говорю, что они прекрасны как люди, — Корекиё немного опешил, но не сдаётся. — Но когда я говорю, что ты прекрасна, я имею в виду, что ты прекрасна.

   — Неужели? — девушка продолжает дразнить его.

   — Если тебе не нравится, то моего лексикона должно хватить, чтобы описать хотя бы часть твоей красоты. Ты превосходная, чудесная, волшебная, дивная, восхитительная, восторгающая, шикарная, сногсшибательная, упомрачающая, великоле—

   И Кируми, схватив Корекиё за грудки, страстно вцепляется в его губы, после чего почти сразу же с громким чмоком разрывает поцелуй.

   —…Ты снова не дала мне договорить.

   — Зачем повторять одно и то же?

   — Чтобы ты, если что, не забывала.

   Покраснев, он добавляет:

   — Чтобы ты не забывала, как сильно я люблю тебя и дорожу тобой, милая.

   Кируми краснеет от этих слов, хоть и слышала она их много раз. Теперь она более медленно сближается с его лицом и уже со всей своей нежностью целует в губы.

   — И я люблю тебя, милый.