Февраль 1993

Дело не в тебе, Моника, дело во мне.

 Нагло убеждал он ее тогда. И она, черт возьми, прекрасно знала, что дело в нем. В этом самовлюбленном, прогнившем насквозь сукином сыне.

Я просто не готов к серьезным отношениям. С кем бы то ни было.

 Было еще одним утверждением, которым он перед ней расстилался. А теперь, три месяца спустя, собирался жениться на ком-то другом.

 Она почувствовала странное жжение в груди, вновь перечитывая сияющие на приглашении слова:

 «Мы будем искренне рады видеть Вас на нашем праздновании по случаю бракосочетания…».

 Оно, разумеется, было адресовано не ей. Ее друзья приложили немало усилий в сокрытии полученных ранее конвертов, однако это пригласительное каким-то образом ускользнуло от их внимания, в свою очередь так неудачно бросившись на глаза ей. 

 Все те сковывающие цепями узлы обиды, разочарования и бессилия, которые, как она думала, ей удалось закопать глубоко в себе, нашли узкую щелку в выстроенной броне и вырвались на поверхность. Только теперь в одном ряду с ними маячило кое-что еще: унижение.

 Она почувствовала, как воздух из легких резкими выдохами начал вырываться наружу, а глаза обожгли грозящие вот-вот покинуть свое убежище слезы, отчего слова на пригласительном становились бледными и расплывчатыми. 

 Она прикрыла глаза, позволяя соленым каплям скатиться по щекам. Этим слезам она отказалась давать волю всего несколькими месяцами ранее, но маленькому клочку бумаги в ее руках в мгновение ока удалось вдребезги разбить данный запрет.

 Через какое-то время злость, последние недели медленно, но решительно прорастающая внутри нее, вдруг достигла точки кипения. Плакать больше не хотелось. 

 Глубоко вздохнув, она потянула пальцами в противоположные стороны и разорвала пригласительное четко посередине. Два оказавшихся в ее руках обрывка бумаги ждала та же участь. Она повторяла это действие снова и снова, пока от того, что минуту назад было злосчастным пригласительным, не осталось лишь нескольких жалких клочков в ее ладонях.

 Собрав ладони в кулак, она развернула их тыльной стороной вверх и разжала пальцы, позволяя помявшимся бумажкам в свободном полете упасть вниз; наблюдая, как ненавистные обрывки трепещут перед соприкосновением с плоской поверхностью пола. 

 Отвернувшись, Моника вдруг услышала скрип входной двери. При всем желании она бы не успела взять себя в руки и спешно скрыть следы произошедшего, а потому, стоило вошедшему человеку понять, что здесь только что произошло, как он остановился, словно вкопанный, в паре метрах от нее. 

 Выражение его лица мгновенно приобрело искренне сочувствующий вид.

 - Мне так жаль, Мон, - прошептал он.

 Она кивнула, больше не будучи в силах сдерживать слезы, что теперь нескончаемым потоком беспощадно стекали по ее щекам.

 - Все образумится, я обещаю, - порывисто прошептал он с ощутимым сожалением в голосе. Ощущение было такое, будто ее разбитое сердце каким-то образом могло причинить боль его собственному. 

 Она снова кивнула, несмотря на то, что абсолютно не верила в правдивость его слов.

 Просто надеялась, что им суждено было сбыться; и что это произойдет как можно скорее.