— Ну и как я тебе? — интересуюсь я у Парца, обоими указательными пальцами ненавязчиво показывая на свой левый глаз. — Целый целехонький! — заявляю я с неприкрытой гордостью. — И рука! — задираю рукав рубашки и ради демонстрации кручу запястьем. Из серого шрама, опоясывающего руку, все еще торчат красные нитки. Чуть позже надо будет их убрать. — А нога! Только посмотри на ногу! — не могу я прекратить делиться восторгами. Люди, у которых все части тела на месте, не понимают своего счастья!

Мне стоит большого труда вырваться из кратосовских объятий, потому как не успевает Джаэр проснуться, как снова лезет ко мне с поцелуями. Вот же неугомонное дитя. И дух мой перед его действиями непростительно слаб. Ну а чего вы от меня хотите? Двадцать пять лет целомудрия. Мне еще годы воздержания компенсировать и компенсировать! Хотя, судя по поведению Джаэра, впечатление, будто именно он лет сто сидел в пещере и ни к кому не прикасался, пока не дорвался до меня. Так что вырваться из его комнаты у меня выходит только ближе к обеду и то, лишь с приложением к данному действу почти нечеловеческих сил и упрямства.

Кратосы, находившиеся на тот момент в башне, провожают меня пристальными взглядами. И хотелось бы мне верить, что внимание их привлекает мой новый куда более живой облик, но зная их отношение к внешности… Куда вероятнее, их взгляды связаны с трещинами, которые сперва усеяли прикроватную стену и потолок в комнате Джаэра, а затем поползли дальше по общему коридору башни вниз на несколько пролетов. Нда… Теперь я знаю, что жилища агафэсов не приспособлены для кратосовских утех.

Сперва я возвращаюсь в свою комнату, дабы переодеться и полюбопытствовать, что же произошло с моим, хранившемся в шкатулке, глазом. Обычно же у нэкрэсов как: если теряешь конечность, ее следует вернуть на место и тогда она срастается с телом. Если же ты хочешь отрастить себе новую часть тела (дело это муторное и долгое), потерянную конечность необходимо сжечь. В этом случае процесс восстановления запустится сам собой. Только не мечтайте, будто новая нога, рука или селезенка вырастут девственно чистыми. Все, заработанные ранее и отпечатавшиеся на духе шрамы, появятся на своих законных местах. Есть и третий вариант: ты теряешь конечность или ее у тебя отбирают, дабы, к примеру, сделать себе оберег на счастье (бывало со мной такое пару раз). Восстановить ее можно и без уничтожения, но для этого тебе потребуется куда больше сил и произойдет это медленнее. Когда новая часть тела отрастает, старая превращается в пепел. И именно его я и нахожу в шкатулке вместо глаза. До этого момента я не сжигал его, потому что предполагал, что новый глаз ни черта не вырастет, ибо сколько бы энергии я ни пускал в глазницу, росла только рана и ни намека на орган зрения. Теперь-то я знаю почему.

Оставив пепел храниться в шкатулке, переодеваюсь и бегу к единственному человеку, который оценит мои метаморфозы по достоинству. К Парцу. Мне льстит, что Джаэру все равно, на месте ли мой левый глаз и гнется ли правая нога или нет. Это, полагаю, даже хорошо. Но очень уж мне хочется услышать о том, каким живым я стал. Парц меня не разочаровывает, с лихвой делясь со мной искренними восторгами по поводу моего внешнего вида добрых пятнадцать минут. Дам руки на отсечение, если бы он уже твердо стоял на ногах, наворачивал бы вокруг меня круги до глубокой ночи. Но так как в его арсенале главным атрибутом все еще являются костыли, друг предпочитает восхищаться, лежа в кровати.

— Постой-ка, — сам себя осекает Парц после пятидесятого восхищения гладкостью моей кожи и блеском шевелюры. — А кого же ты выбрал… в помощь себе? — спрашивает он, заметно голубея.

— Главное не то, кого он выбрал, — в разговор неожиданно вступает Тэрас, что все это время вышивает ромашки на носовом платке. — А то, кто выбрал его, — говорит она с таким видом, будто знает подробности, которых знать не должна.

— Так все-таки Джаэр, — вздыхает Парц с облегчением. Я же перевожу подозрительный взгляд с Тэрас на друга, а с него обратно на девушку.

— Мне кажется, или я чего-то не знаю? — хмурюсь я, смотря на Тэрас в упор. Она моего взгляда не смущается. Лишь пожимает плечами.

— Парц рассказал мне о вашем разговоре, — оповещает она меня. Конечно, рассказал. Язык у Парца, как помело. Ничему его жизнь не учит! — Обронил и про твою фразу относительно единственного человека, который был бы не против тебе помочь, — говорит Тэрас с равнодушием. — Я изучила тебя в достаточной мере, чтобы понять, о ком ты вел речь, — заявляет она, не отрываясь от вышивки.

— И? — не дождавшись продолжения, подгоняю я девушку.

— Симпатия Джаэра к тебе была достаточно очевидной. Мне показалось, что будет несправедливым, если ты отдашься тому, кто заслуживает этого меньше всего, — вздыхает Тэрас.

— И? — продолжаю я гнуть своё, буквально вытягивая из кратоса признание.

— И я предупредила Джаэра о том, каким может оказаться твое решение, а также… возможно упомянула, что принято оно может быть из-за ненависти к себе, а вовсе не из-за симпатии к объекту выбора, — отвечает она тихо. — Поверь, я не склонна лезть в чужие отношения, какими бы непростыми они ни были. Но… я впервые сталкиваюсь с человеком, который ненавидел бы себя настолько, что отвергал бы даже мысль о том, будто его могут полюбить.

В первое мгновение во мне вспыхивает слепая ярость. Не люблю я, когда за моей спиной проделывают нечто, что может напрямую повлиять на меня и мою жизнь. Но следом за гневом возникает и иное чувство.

— Спасибо, — после недолгого молчания, выдавливаю я из себя. Я раздражен, но понимаю, что мне нечего предъявить Тэрас кроме благодарности. — Спасибо, что не осталась равнодушна.

Девушка лишь пожимает плечами.

— Ты важен для Парца, — произносит она, давая понять, что дело вовсе не во мне. Я и сам прекрасно это понимаю. А вот друг мой, оказавшийся достаточно проницательным в плане Джаэра, свою собственную ситуацию то ли не осознает, то ли старательно делает вид, будто она его не касается. Впрочем, его щеки вновь слегка голубеют.

— Так значит все же Джаэр, — зачем-то повторяет он. — И как… как это было? — спрашивает он почти шепотом.

— Что именно?

— Ну… ночь, — смущенно бормочет друг и я только сейчас вспоминаю, как он в начале всей этой вакханалии втюхивал мне список вопросов для кратоса. И главным, что его интересовало, был…

— Все отлично, — отвечаю я кратко. Расписывать постельные победы у меня нет никакого желания.

— Но… — Парц так просто не отстает. — Сам процесс… или точнее механизм… уф… как это?

— Почему бы тебе не спросить об этом Тэрас? — предлагаю я ехидно. — Бьюсь об заклад, кратос-женщина прекрасно знает, как удовлетворить своего мужчину, будучи кшонт, — выдыхаю я с улыбкой.

— Безусловно, — абсолютно спокойно кивает Тэрас.

— Кшонт? — не понимает Парц.

— Ведущей, — поясняю я. — А еще лучше, если попросишь ее Показать, как это происходит, — подогреваю я температуру воздуха в комнате. Лицо Парца становится синим то ли от смущения, то ли от гнева, и он уже открывает рот, чтобы что-то мне ответить, но сталкивается с вспыхнувшим золотом взглядом.

— Показать? — спрашивает Тэрас, смотря на Парца в упор, а тот не знает, куда деть глаз. — Только попроси, — бедолага-то еще видимо не понял, что кратосы — это народ из разряда «постель не предлагать, могу не отказаться».

— Я… я устал, — бормочет агафэс, зарываясь в одеяло с головой. — Мне нужно поспать.

— Да, конечно, — кивает Тэрас. — Покажу, как проснешься, — обещает она, видимо решив, что раз категорического «нет» не прозвучало, значит, вопрос не закрыт. В ответ на ее реплику из-под одеяла доносится болезненный стон. Я же невольно улыбаюсь. С удовольствием бы продолжил подшучивать над другом, вот только дверь в лазарет распахивается и на его пороге оказывается Джаэр. Он ничего не говорит, но я знаю, что пришел он за мной.

— Пожалуй, я пойду, — произношу я вслух, дабы Парц меня услышал. — Хорошо вам провести время… вдвоем, — выговариваю я, делая акцент на последнем слове.

— Спасибо, — вместо друга отвечает Тэрас. — Вам тоже. Единственное, постарайтесь быть… осторожнее. Еще одной вашей ночи башня может не выдержать, — предупреждает она. Приходит мое время смущаться. Джаэр же с серьезным видом кивает Тэрас, после чего смыкает руку на моем запястье и тянет за собой. Клянусь богами, не выглядит он человеком, которого заботит целостность башни!

****

Крепость содрогается от звона колокола войны. Пронзительный звук разбивается о каменные стены и разлетается в стороны по коридорам, заполняя собой все вокруг.

Нас с Джаэром колокольный звон ожидаемо застаёт в постели. Пока я сонно оглядываюсь по сторонам, пытаясь сообразить, что происходит, кратос вскакивает на ноги и натягивает штаны. Пока я, ещё не поняв серьезности ситуации, зеваю и потягиваюсь, он защелкивает ремни портупеи на груди и накидывает сверху куртку. Пока я спускаю ноги с кровати и ежусь от холода пола, Джаэр уже во всеоружии надевает маску золотой гарпии и смотрит на меня.

— Тебе стоит поторопиться, — говорит он мягко, подходя ко мне и касаясь правой скулы. — Они уже близко, — кивает он в сторону окна, и я, проследив его взгляд, вздрагиваю. На улице ливень. И я очень сомневаюсь, что это простое совпадение. — Странно, мы ждали их на два дня позже, — произносит Джаэр, хмуро вглядываясь в густые свинцовые облака.

— Боги, — выдыхаю я, вскакивая с постели и берясь одеваться. — Это моя ошибка! — восклицаю я, не понимая, как мог позволить себе так опростоволоситься. Не иначе, мой разум застилала боль.

— Нет, не твоя, — качает Джаэр головой. — Мы рассчитывали время исходя из расстояния, на котором увидели дым костра, а значит…

— Вот именно! — рычу я, разводя руками. — Вы считали исходя из средней скорости передвижения армии. Так?

— Так.

— Живой армии. Так?

— Так.

— Армии, которой необходим сон и еда, — подвожу я кратоса к очевидному.

— Ах вот оно что… — выдыхает он. — В таком случае это вина всех нас. Никто об этом не подумал. Не часто мы сражаемся с мертвецами, — спокойно говорит он, проверяя кинжалы.

— Ты собираешься выйти? — досадливо морщусь я.

— Естественно, — кивает Джаэр.

— Там ливень.

— Ну и что?

— И наши враги очевидно уже мертвы.

— Ну и что?

— Тебе там делать нечего, — уверяю я Джаэра.

— На войне дело найдется каждому, — парирует кратос, приближаясь ко мне и застегивая верхнюю пуговицу на моем плаще.

— Джаэр? — зову я его тише.

— Да?

— Не умри.

— И не собирался.

За дверью комнаты слышится грохот бурной деятельности. Воины спешно спускаются вниз.

— Какого черта ты медлишь? Ты что, не слышишь звон колокола?! — врывается в комнату Джаэра Соэр и натыкается взглядом на меня. — Да что б вас… — бросает он зло. — Пошевеливайтесь, враг уже у стены!

Первые эгриоты выходят из Синего леса, сжимая в руках рукояти тяжёлых булав. Они стремительно двигаются к воротам, без энтузиазма уклоняясь от десятков стрел, которые в них отправляют стоящие на стене крепости агафэсы. Некоторые стрелы достигают своей цели, но не производят должного эффекта: эгриоты не падают замертво, не останавливаются и даже не замедляют хода, тем самым подтверждая наши подозрения. Все воины мертвы. Все до единого. Поднять армию мертвецов — далеко не то действо, которое мог бы совершить среднестатистический нэкрэс. Для этого нужны знания, мощь и опыт. Значит нэкрэс, который нам противостоит, намного старше меня. Смогу ли я дать ему достойный отпор?

Поднимаю левую ладонь к глазам и всматриваюсь в мелькающие по ней розовые и черные молнии. Вся энергия, накопленная в моем теле за восемь лет, рвется наружу. Никогда еще я не был так силен. И скорее всего никогда, после выпуска этой энергии, так силен не буду. Совпадение ли это или нет, думать уже поздно.

Стрелы, попавшие противникам в перемычки между латами, застревают в мягкой сгнивающей плоти и остаются там торчать, не принося врагам дискомфорта. Один из мертвых эгриотов, добравшись до наглухо закрытых врат, начинает лупить по ним булавой. Действие это было бы идиотским, если бы его брали стрелы и если бы он не бил по деревянному перекрытию с такой силой, что по его поверхности начинает расходиться паутина еле заметных трещин.

Агафэс средних лет пронзает стрелой шею эгриота аккурат между шлемом и нагрудником. Стрела достигает цели. Влетает в шею по самый хвостовик. Ярко-синее оперение окрашивается зелёной кровью. Бесполезно. Эгриот, как заведенный, продолжает лупить булавой по вратам, множа трещины. Вскоре к нему присоединяются несколько соратников. И они делают то же самое, все вместе ударяя по одному и тому же месту в самом центре ворот. Стрелы их не берут, потому одна из модрэс с боевым кличем храбро спрыгивает с пятиметровой стены прямо на противников. Мертвецы не успевают среагировать, и длинный меч воительницы разрубает каждого из них пополам. Хотя я нахожусь и в относительном отдалении от происходящего, я все равно чувствую отвратительный гнилостный запах, который начинает исходить от мертвых тел. И пальцы мои сами собой сжимают сильнее черенок моей косы. Но я не спешу вступать в бой. Мой главный противник — не эгриоты. Я жду нэкрэса.

Тем временем из леса показывается таран. Простая, но весьма эффективная конструкция.

Воины выкатывают широкую платформу на колесах, от которой ввысь тянется два мощных столба. Они играют роль поддержки для рамы, на которой на канатах висит тарановое бревно. Оно походит на корабельную мачту и снабжено металлическим наконечником, исполненным в виде головы взбешенной тигрозмеи. Именно эта голова и попытается разбить наши не такие уж и неприступные врата. Воины, подвезя таран впритык к дверям, хватаются за цепи, которые вколочены в противоположную часть таранного бревна и начинают тянуть их на себя, а затем резко отпускают. Голова тигрозмеи врезается в толстую древесину, и вся стена содрогается от удара. Слышится чей-то вопль. Другие эгриоты уже приставляют к стене лестницы и ловко взбираются вверх, надеясь захватить крепость как можно скорее. Агафэсы продолжают осыпать прибывающего врага стрелами, но толка от этого никакого.

Они и сами это знают. Мы все знаем. Теория о том, что деремся мы с мертвецами, не остается тайной ни для одного из воинов. Нынешняя военная стычка, как и все предыдущие, не имеет здравого смысла. Агафэсы, модрэсы, кратосы, пратусы — все, что они сейчас могут, это сдерживать противника и пытаться спасти свои шкуры, пока я ожидаю нашего истинного врага.

Один из эгриотов, взобравшись на стену, оказывается прямо передо мной, но вместо того, чтобы напасть, замирает. Я не задаю вопросов, почему это происходит. Кидаюсь к трупу и, прижав его к себе, шепчу на ухо:

— Не знаю, зачем ты это делаешь, но прекрати. Война между двумя нэкрэсами — это же смешно!

Труп в ответ размахивается и ударяет меня булавой по левому плечу. Жуткая боль вспыхивает всего на пару секунд, после чего переполненное энергией тело начинает молниеносное восстановление.

— Таков твой ответ? — шиплю я, отскакивая от врага, размахиваясь и одним единственным движением снося с плеч воина голову. Обезглавленное тело падает на каменистый пол крепости. Из раны сочится темно-зеленая вязкая зловонная жижа. Голова откатывается вбок и останавливается в паре метрах от меня. Лицо воина обращено ко мне. На потрескавшихся губах играет улыбка.

Крепость дрожит от нового удара тараном. А эгриотов становится все больше. Они продолжают прибывать из леса подобно крысам, учуявшим свежую тухлятину. Их не сотни. И даже не тысяча. Десятки тысяч. Неотступно прут напролом, взирая вперед покрывшимися белесой пленкой слепыми глазами. Заливая промерзшую землю вонючей кровью. Раздутые и заполненные копошащимися внутри насекомыми и мелкими хищниками. Гнилые. Они несут за собой смрад смерти, от которого даже у меня к горлу подкатывает рвотный ком. Если первые несколько тысяч воинов еще можно было принять за живых, то следующие за ним единицы мертвой армии давно потеряли человеческий облик.

Оголенные кости. Заполненные червями глазницы. Покрывшаяся пузырями разложения кожа, что отваливается лоскутами подобно струпьям. Хороший психологический манёвр. Несколько агафэсов рядом со мной в ужасе застывают. Руки их дрожат. А что может быть страшнее для лучника, чем дрожащие руки?

Оцени обстановку, Ксэт. Это не война между эгриотами и всеми остальными. Это война между тобой и другим нэкрэсом. И ты обязан сделать все, чтобы в ней никто не пострадал. Больше никто…

Окидываю поле боя взглядом. Модрэс, что кинулась в гущу врага, взбирается на стену по лестнице неприятеля и возвращается к соплеменницам. Агафэсы, дрожа от страха, продолжают отправлять стрелы ввысь навстречу мертвой плоти. Пратусы и кратосы рубят на куски врагов, которые успели прорваться на стену. Как только модрэсы скидывают очередную приставленную к стене лестницу с вереницей солдат, на ее месте появляются две новые. Как только пратусы отбивают натиск одного отряда, за ним тут же появляется следующий. А некоторые агафэсы, побросав луки и вооружившись стрелами, будто копьями, дерутся с неприсущим им неистовством. В их действиях сквозит отчаянье. Сейчас это эффективно, но совсем скоро может выйти из-под контроля. Им лишь достаточно понять, что все их действия бесполезны. И это станет концом. Если труп раскурочен настолько, что использовать его как боевую единицу больше нельзя, потеря не велика. На его место придет с десяток подобных. Если же труп частично цел, ожидай удар в спину. Кратосов на стене немного. Большинство из них собрались у ворот, зная, что преграду вот-вот прорвет таран. И когда это случится, они встретят противника с распростертыми. Точнее, так выглядит со стороны. Обстоятельства не в нашу пользу. Ливень накрывает все вокруг плотной стеной. Ветер разметывает мои волосы во все стороны. Я замечаю, что кратосы дышат тяжелее, а двигаются медленней. Их сила утекает из них вместе с водой. Экипировка кажется им непосильной ношей, оружие — неприподъемным. Но они стоят у врат, намеренные сделать все, чтобы защитить остальных жителей крепости ценой собственной жизни. Несколько отрядов остаются в стенах крепости на случай, если враг прорвет оборону. Они станут последней преградой между эгриотами и всем остальным миром.

Джаэр не среди них. Проигнорировав все мои уговоры и доводы, он рядом со мной и прикрывает меня, несмотря на то, что мне, в отличие от него, беспокоиться не о чем. Но есть, о ком. О Парце, что лежит в лазарете, пусть я и уверен, что Тэрас, наплевав на приказ, осталась с ним. О Клысце, что уже слишком стар для участия в битве. О родителях, которые не смогут защитить себя, если сегодня мы потерпим поражение. О Джаэре, что стоит рядом со мной прямо сейчас. Все это надо прекратить до того, как появятся жертвы.

И Боги, будто услышав мои мысли, решаются на очередную забаву. Свинцовое небо неожиданно становится почти черным от сотен стрел, что противники запускают в нашу сторону. Модрэсы и пратусы закрываются щитами. Агафэсы призывают птиц и отправляют их принять стрелу за себя. Жестоко, и позже они похоронят каждого пернатого друга с такими же почестями, с которыми прощаются с погибшими собратьями. Но сейчас мы на войне. Не до почестей. Не до жалости.

Уязвимы лишь кратосы. Не будь дождя, и они бы без труда отбили вражеские снаряды. Но реакция их замедлена.

Я рефлекторно закрываю собой Джаэра, при этом не отрывая взгляда от отряда у ворот. Беззащитного перед стрелами и без единого шанса на выживание. По пальцам моим блуждают розовые и черные молнии. Они наэлектризованными каплями падают на каменистый пол и бегут вниз к кратосовской армии, будоража духов и взывая к ним. Благо, война манит души мертвых как магнит. Солдаты, что когда-то погибли в такой же стычке, выбираются из самых темных уголков крепости, жаждая мести. И я даю им такую возможность. Вливаю в них свою силу, делая видимыми, и дарую временную плоть.

«Спасите», — отправляю я посыл, и духи бегут к кратосам, намеренные закрыть их от стрел. Но что удивительно… За те пару секунд, которые я трачу на манипуляции с духами, я упускаю момент волшебства. Рядом с кратосами появляются модрэсы, пратусы, агафэсы и все как единый организм выстраивают защиту, чтобы защитить не просто ослабших кратосов… Защитить «своих». Впервые я вижу наш союз во всей своей красе. Когда же к ним врываются духи бравых воинов прошлого и встают впереди всех, готовые принять не только несколько стрел, но и первые удары после того, как рухнут ворота, вся наша разрозненная армия впервые переживает истинное единение. Поразительно, как меняются приоритеты людей, когда они оказываются на краю гибели.

Тьма стрел накрывает крепость. Испещряет собой землю и стены. Попадает в редких воинов, но лишь в неприкрытые руки или ноги. Прислушиваюсь к голосу смерти. Все живы. Во мне самом оказывается шесть стрел. Три в груди, одна в животе и две в бедрах. Седьмая стрела, что летит прямо в мой многострадальный левый глаз, оказывается отбитой Джаэром. Только из-за этого глупого манёвра он сам получает глубокую царапину на шее.

— Не смей рисковать жизнью ради меня! — рычу я раздраженно, на что получаю хмурый взгляд.

— Я буду делать то, что считаю нужным, — выдыхает Джаэр, и я вспоминаю, что характер у него далеко не такой сахарный, как мне могло показаться. Упрямец, каких поискать.

Пока мы тратим драгоценные секунды на защиту от стрел, эгриоты, воспользовавшись заминкой, заполняют стену и рвутся в бой. Лязг стали и воинственные кличи становятся громче. Один из эгриотов бежит на Джаэра, но я оказываюсь на его пути первым и бью его в грудь, рефлекторно пуская в него свою силу. Розовые молнии разбегаются по его телу и собираются в районе горла, а затем я вижу, как оттуда вырывается синяя молния. Это сила нэкрэса. Но принадлежит она не мне. Синяя молния оставляет мертвое тело и оказывается на моей ладони, а затем исчезает под моей кожей. Что это было? Я нейтрализовал чужую энергию? Или поглотил ее? Не знал, что такое возможно, как не знал и того, что могу потеснить своей силой силу противника. Эгриот, которого я коснулся, смотрит на меня, не двигаясь. Напитанный моей энергией, смиренно ждет указаний. Теперь это мой воин. Но я не мастер управлять трупами. Мне куда легче дается управление духами. У вражеского нэкрэса судя по всему все наоборот. Я щелкаю пальцами, рассеивая свою силу, и труп падает наземь, а в моей голове зарождается идея того, как можно выкурить таинственного врага, все еще таящегося в Синем лесу. Вот только для этого потребуется много энергии. А я, хоть и переполнен ею, боюсь бездумно ее растратить и оказаться перед противником почти безоружным. Но эгриоты продолжают и продолжают напирать. От вони кружится голова, а от бесчисленности противника кровь стынет в жилах.

Джаэр, несмотря на слабость перед дождем, превращает трех эгриотов в месиво. Но то, с какой тяжестью он дышит, дает мне понять, что протянет он так недолго. И не только он. Если кратосы ослаблены дождем, то остальные воины — ужасом. На моих глазах боевой дух начинает потихоньку угасать. Неудивительно. Попробуй устоять в битве против мертвецов. Если эта осада затянется, нам всем конец. Потому я встаю на одно колено, касаюсь оборонительной стены и выплескиваю в нее часть своей энергии с вполне конкретным пожеланием. Розовые и черные молнии ползут по каменистой поверхности и жалят каждого эгриота, что оказывается на их пути. Жалят и буквально выбивают из мертвых тел синие молнии, разрывая нити, связывающие кукловода со своими марионетками. Трупы плашмя падают на землю. Некоторые от удара разваливаются на куски. Все противники, что успели проникнуть на стену, а также те, кто оказываются в паре саженей от крепости, падают замертво. Но через мгновение, получив новую порцию синих молний, поднимаются вновь. Кажется, это игра на выносливость.

— Хватит, — шиплю я в сторону неуклюже встающего на ноги трупа. — Выйди и сразись со мной! — с этими словами я спрыгиваю со стены в гущу противников. Эгриоты продолжают игнорировать мое существование. Их цель — кто угодно, только не я. Но их настолько много, что они сносят меня к стене, будто волна, а моя цель — Синий лес, в котором таится противник. Дорогу приходится расчищать с помощью косы. Пропустив по ее лезвию розовые молнии, я скашиваю эгриотов одного за другим подобно траве. Лишенные нижних конечностей, они падают наземь, но не останавливаются и продолжают ползти в сторону крепости. Те, кого я разрубаю по пояс, волочат за собой вываливающиеся из тела сгнившие внутренние органы. Зрелище омерзительное. Но мои действия дают плоды. Мягкий тихий голос начинает литься из тени деревьев Синего леса. Уже знакомая мелодичная баллада заполняет все вокруг. К счастью, мы к этому приготовились после предыдущего раза. Наш иэтрэс после долгих уговоров и убеждений, что его действия будут использованы только в качестве защиты, дает согласие за ушами каждого воина нанести руны тишины, которые защищают от любого нападения подобного рода. На это ему пришлось затратить почти два дня, но усилия того стоят. Даже услышав балладу, никто из воинов нашей армии не останавливается, как вкопанный, оказавшись легкой добычей, а продолжает держать оборону. Единственный, кому рун тишины не нанесли — это я. На меня баллада сильного действия в прошлый раз не возымела, зато пробудила странные чувства. Что-то вроде ностальгии… Будто бы она разворошила воспоминания, о существовании которых я успел позабыть.

Были у меня неприятные подозрения на счет природы этих ощущений, а сейчас, видя медленно выходящего из леса истинного противника, я получаю им подтверждение. Нэкрэс, что шагает мне навстречу, старше меня лет на триста. Серебристые волосы доходят ему до самых щиколоток. В них вплетены кости животных. На груди красуется кратосовский ремень с кинжалами. Плечи покрывает черный, отдающий перламутром плащ агафэсов. Руки закрывают наручи пратусов. А за спиной виднеется эфес модрэсовского меча. Но меня куда больше интересует не его разномастное снаряжение. И даже не раздвоенные глаза цвета лаванды. Меня интересует наше очевидное внешнее сходство. Убрать возраст, цвет глаз и шрам, рассекающий переносицу противника, и мы оказываемся идентичны. И баллада мне эта знакома лишь по одной причине: я ее уже слышал. Мне ее пели в ту ночь, когда поили кровью агафэсского младенца.

У нэкрэсов отсутствует понятие «родители». Я данное слово использовал при описании своей расы лишь в силу агафэсского воспитания. В книгах, посвященных нэкрэсам, обычно фигурирует иное понятие. «Создатель». И мой создатель, судя по всему, предстает моим глазам прямо сейчас.