Совру, если скажу, что меня никогда не интересовало, как выглядит человек, создавший меня. Но и не возьмусь утверждать, будто хотя бы на мгновение на полном серьезе считал его своей родней. «Создатель» — в данном случае описание самое верное. Холодное и не таящее в себе ни намека на теплые родственные чувства. Ведь родитель не тот, кто поучаствовал в твоем рождении, а тот, кто учил тебя ходить и говорить. Тот, кто читал тебе на ночь сказки и пугал чудовищами, что живут в соседнем лесу, чтобы ты туда один никогда не ходил. Тот, кто поил тебя парным молоком и поднимал с первыми ящеропетухами, чтобы взять с собой на работу в поле.

…Тот, кто отдал тебе все накопления, чтобы ты, даже будучи чудовищем, ни в чем не нуждался…

Агафэсы, чьи бусины вплетены в мои волосы, а старательно сшитая их руками одежда хранится в шкафу в моей комнате — вот мои истинные родители. И ничто этого не изменит. Ни цвет моей кожи и крови. Ни раздвоенная радужка. Ни бессмертие.

Не знаю, как бы отреагировал на подобную встречу представитель любой другой расы, но уверен, что она бы не получила отголоска в душе ни у единого нэкрэса. Скажу больше, я вовсе не удивлен столкновению с существом, с которым у нас явные родственные связи. Рано или поздно это должно было произойти, ведь нэкрэсов очень мало, потому, полагаю, большая их часть является мне если не «создателем», то «братом», «дядей», «дедом» или «племянником».

Я очень долгое время пытался найти хоть какую-нибудь информацию о том, начерта нэкрэсы вообще размножаются. Если сам ты жить не хочешь, зачем же давать эту жизнь ребенку, который возненавидит свое существование так же сильно, как и ты сам? Будет мучиться, как и ты сам? И пройдет через всю жизнь с единственным желанием — поскорее ее завершить? Как и ты сам. Вряд ли такое можно проделать из любви или потребности обзавестись потомством, учитывая, как скоро нэкрэсы с этим потомством расстаются. Так что, полагаю, акт размножения у моих сородичей — это либо вынужденная мера, либо сублимированная злость. Знаете, этакое желание мучиться в сим бренном мире не в одиночку.

Потому я не бросаюсь «отцу» в объятья и не испытываю восторга от нашей встречи, не чувствую ужаса от того, что мой прямой родственник творил и творит на землях чужих рас и не собираюсь брать на себя даже часть ответственности за его действия или замаливать перед богами его грехи. Единственное, чего я желаю — это остановить его. Во что бы то ни стало, остановить!

Мой противник если и замечает наше внешнее сходство, то остается к данному факту равнодушным. Во взгляде его я не замечаю ни удивления, ни иррациональной отеческой теплоты, ни даже легкого любопытства по отношению к своему детищу. Лишь сплошное непроницаемое безумие человека, ослепленного отчаяньем и душевными терзаниями. Человека, давно утратившего разум из-за невозможности покончить с собой и покинуть оковы бессмертной плоти. Но даже несмотря на явно читающееся на его лице безумие, я не могу не задать вопрос, что вертится в моей голове еще с того времени, когда я впервые понял, с кем мы имеем дело на самом деле.

— Зачем? — выдыхаю я сипло, смотря прямо в пустые глаза цвета лаванды. — Зачем ты это делаешь? Чего добиваешься?

Нэкрэс блуждает мутным взглядом по моему лицу с таким видом, будто мой вопрос застиг его врасплох и он серьезно размышляет над ответом. Пальцы его при этом находятся в постоянном еле заметном движении. Будто он ведет ведомый только ему счет. Или дергает за ниточки тысячи марионеток.

— Я… — наконец подает он голос, и на его пересохших губах появляется неестественная, не сулящая ничего хорошего улыбка. — Я не помню.

Что?

Я было выражаю свое удивление вслух, но дыхание мое сбивается. Один неожиданный выверенный удар кулаком прямо в район сердца не просто заталкивает мои слова в глотку, но отправляет меня на добрую десятку саженей обратно к стене в самую гущу трупного месива. Я будто попадаю в яму, полную копошащихся змей. Знаю, сейчас это неуместно, но яма со змеями — два из десяти хотя бы за то, что некоторые змеиные представители пытаются заползти тебе туда, где их не ждут! Но сейчас я бы с куда большим удовольствием полежал среди хладнокровных, но живых существ, нежели оказался в самой гуще трупной каши.

Я приземляюсь не наземь, а на одного из солдат противника. И под моим весом его раздутый, полный паразитов живот лопается подобно мыльному пузырю, забрызгивая все вокруг своим смердящим содержимым. Я морщусь от отвращения и новой волны невыносимой вони. Пытаюсь подняться на ноги, но мертвецы, что до того почти не обращали на меня внимания, внезапно обступают меня со всех сторон, а затем начинают падать на меня один за другим, придавливая меня к своему мертвому соплеменнику и тем самым лишая возможности пошевелить хотя бы пальцем. Хруст сгнивших костей перемежается с хрустом моих собственных. Тяжелый дух разложения разбавляет свежий запах моей крови. А в ушах стоят удары тарана, не прекращающего взламывать ворота стены.

Мой противник прекрасно знает — меня не убить, потому и решает устроить этакое трупное погребение, дабы я не мешался под ногами. Но не тут-то было! Я в этом коротком бою уже кое-чему научился!

Собираю в раздробленных пальцах как можно больше розовых молний и одним импульсом пускаю их по той горе трупов, что успела образоваться надо мной. Молнии сверкают по иссушенным смертью конечностям, проникают под грязно-зеленую кожу, находят синие молнии противника и жалят их, выбивая из мертвых тел и занимая их место. И вот мои противники с моей легкой руки становятся моими союзниками. Следует скинуть их с себя до того, как «создатель» вернет себе контроль. Трупы разбредаются в стороны, а я отползаю от стены, ожидая, когда мое тело восстановится. При этом не отрываю взгляда от противника. Жду новой атаки. Но тот будто и вовсе не замечает моего существования. Он выглядит как существо, впервые попавшее в наш мир. Вместо того, чтобы участвовать в нападении на стену, он блуждает по природному мосту, смотря куда-то в пустоту. Вместо того чтобы выдвигать ультиматумы или требования, он кажется человеком, которому от этой жизни давно уже ничего не надо. Он не садист. И не завоеватель. Но в таком случае зачем? Зачем? Зачем???

Я уже было кидаюсь обратно к «создателю», когда врата трещат под напором тарана. Мощные двери разлетаются в щепки, впуская врага внутрь. Прямиком к кратосам, о которых я бы ни на секунду не обеспокоился, не лей этот чертов дождь! Не дождавшись, когда осядет пыль, эгриоты, будто единый прогнивший и разваливающийся на куски организм, рвутся за стену. Нет, медлить больше нельзя, как и экономить энергию. Сегодня никто не умрет! Никто!

Растопыриваю сверкающие молниями пальцы и буквально вбиваю их в землю под ногами. Пробуждаю самых древних, давно потерявших надежду на уход в иной мир духов, что спят в ее недрах. Кидаю клич о помощи всем без разбора. Не только воинам. Обычным крестьянам, когда-то здесь обитавшим. Животным, что случайно забредали на эту территорию. Даже древним существам, что жили здесь задолго до формирования наших рас.

«Поднимитесь и защитите!» — прошу я, ожидая бурного отголоска. Первые пару секунд ответом мне является звон сабель кратосов, рвущих на части мертвых противников. Но затем земля содрогается. И десятки. Сотни. Тысячи душ, напитавшись моей энергией, поднимаются на поверхность и, освещая все вокруг призрачным мерцанием, кидаются на мертвецов.

— Пшёнка, — зову я тихо, и шакал, что все это время то и дело попадается мне на глаза, так как пытается прикрыть мне спину, оказывается у моих ног. — Защити Джаэра, — прошу я друга, касаясь его макушки. Шакал в ответ издает что-то вроде недовольного тявканья. Он не хочет меня оставлять.

— Он очень важен для меня. Я не смогу доверить его жизнь кому-то помимо тебя, — парирую я. — А обо мне не беспокойся. Я его одолею. Как-нибудь… — киваю я на сумасшедшего противника. Шакал еще пару секунд переминается с лапы на лапу, будто размышляя, стоит прислушиваться к моей просьбе или все-таки нет. Но затем срывается с места в сторону крепости, нагло пробегает по рвущимся вперед трупам противника и взбирается на стену в пару прыжков прямиком в ту ее часть, где Джаэр превращает в фарш очередного эгриота. Даже со своей позиции я вижу, как сверкают золотом глаза кратоса. А еще замечаю кровь на его подбородке и шее. Капли пота. Сбитое дыхание. Усталость. Мне следует закончить все это как можно скорее.

Я взираю обратно на нэкрэса и потому запоздало замечаю, как очередной труп эгриота, вооруженный испачканной в грязи алебардой, направляет ее острие мне в голову. Успеваю лишь заметить его действие боковым зрением, когда рука трупа вместе с оружием отлетает в сторону. Лишает его конечности невероятно острый кинжал, кинутый с нечеловеческой силой. Несложно догадаться, кому этот кинжал принадлежит. И скольких сил потребовал подобный маневр. Не только я слежу за Джаэром. Он тоже следит за мной. И, несмотря на усталость и дождь, он готов прикрывать меня столько, сколько потребуется.

«Не зевай», — читаю я по его тонким губам и невольно улыбаюсь. В ответ лишь беспечно пожимаю плечами. Я бессмертный, глупый. Когда ты уже это запомнишь?

Эгриот, что благодаря Джаэру лишился конечности, уцелевшей рукой выуживает алебарду из окоченевших пальцев оторванной части тела и вновь движется ко мне. Как понимаю, истинный противник скрещивать со мной оружие не желает, всеми силами отвлекая мое внимание на своих марионеток. Но я не собираюсь играть по твоим правилам. Лезвие косы рассекает мертвое тело от макушки до самого паха. Не человек, мясо оседает на землю, покрытую толстым слоем вонючей крови, а я вновь смотрю на нэкрэса. Он, к моему удивлению, отвечает мне тем же, а затем тянется к эфесу модрэсовского меча. Наконец-то…

Тяжёлые булавы бьются о тонкую, но прочную сталь кратосовских сабель. Острые копья вонзаются в украшенные перламутровыми крыльями щиты агафэсов. Боевые топоры останавливают массивные мечи пратусов и модрэсов. Сколько бы духов я ни призывал, мертвых тел здесь куда больше. Они походят на саранчу, сметающую все на своем пути. Но мы-то знаем, чей бой во всей этой войне имеет хоть какое-то значение.

— Ты мешаешь, — подает голос мой создатель, освобождая меч из ножен на спине.

— Чему? — спрашиваю я, покрепче сжимая черенок косы. Ее острое лезвие покрыто зеленой кровью и человеческими останками.

— Не помню, — выдыхает нэкрэс и внезапно разрождается диким отчаянным смехом.

— Так вспоминай! — восклицаю я в раздражении и кидаюсь на противника. По лезвию косы прокатываются розовые молнии, и когда нэкрэс парирует мой удар покрытым синей энергией мечом, две силы, столкнувшись, резонируют и откидывают нас друг от друга на несколько саженей. По телу моему пробегает дрожь. Заключенная во мне энергия, откликнувшись на силу противника, приходит в движение и стремится вырваться наружу, будоража и тело мое, и дух. Я вскакиваю на ноги за секунду до того, как в землю, в то самое место, где только что покоилась моя голова, вонзается лезвие меча по самую его рукоять. Резко развернувшись, я увлекаю за собой косу, в широком размахе направляя лезвие в противника. Он уклоняется, потому острие лишь слегка царапает горло создателя, не вызывая в нем и намека на какие-либо эмоции. Не без усилий вытянув меч из земли, нэкрэс отпрыгивает от меня, дабы оценить обстановку. Я же так и замираю с вытянутой вперед косой, пытаясь сделать то же, что и он. Убить мы друг друга не можем, это факт. Но что же нам тогда делать? Если наше противостояние — действительно игра на выносливость, затянуться она может на несколько дней. У моих союзников из крепости столько времени нет.

Будто в подтверждение моих умозаключений, я слышу чей-то болезненный вопль. Невольно оглядываюсь и вижу, как один из агафэсов, окруженный мертвецами со всех сторон, в отчаянье полосует саблей во все стороны без разбора. Но противникам на его действия начхать. Они лишь сжимают кольцо, преграждая воину пути к отступлению. Благо, на подмогу к нему приходит пратус. Воин с пробивающейся сединой в рыжих волосах, вооруженный не одним, а сразу двумя мечами, одним хлестким ударом разрубает сразу трех противников на манер ножниц. Трупы разлетаются на куски, а агафэс подскакивает к пратусу и рефлекторно вжимается спиной в его спину, замечая, что теперь окружить пытаются их двоих. У ворот тем временем держат оборону кратосы. Потеряв силу, они не лишились ни опыта, ни сноровки. Движения выверенные. Действия сплоченные. Ослабшая физически армия кратосов все такая же неотступная, беспощадная и не боится заглядывать в мертвые глаза давно остывших врагов. Уставшая, но и не думающая отступать.

Что же мне делать? Самый верный способ — вымотать нэкрэса, разрубить на куски и не позволить собраться воедино. Еще лучше каждый отдельный кусок его тела поместить в какой-нибудь сосуд и закопать в отдалении друг от друга. Это не панацея и не безоговорочная победа. Рано или поздно он восстановится и вернется. Но у нас будет несколько месяцев передышки. Вот только меня больше беспокоит вовсе не то, что действия мои окажутся недостаточно результативными, а то… что разрубание на куски и погребение заживо — это минус тысяча из десяти. Самое худшее, что только может произойти с нэкрэсом. Это я вам гарантирую как эксперт в делах смертельных. И как бы я ни был равнодушен к своему создателю и расе в целом, никому из них такой смерти я не желаю.

Благо, мой противник прямо-таки подстегивает меня наступить на глотку своей принципиальности и сделать все возможное, дабы его победить, натравливая на меня свежие только выползшие из Синего леса трупы. Целая гурьба воинов накидывается на меня со всех сторон, опрокидывает меня наземь и начинает в прямом смысле слова рвать на куски. Чувствую, как ломаются мои кости. Растягиваются и лопаются сухожилия. Рвутся мышцы. Боль адская. Но терпимая.

«И не такое я переживал», — только думаю я, когда один из эгриотов вспарывает мне грудь и я ощущаю холодные пальцы на моем бьющемся сердце. То есть, пока я мучаюсь от необходимости обречь своего сородича на жуткие муки, он жалеть меня и не думает. Что ж… Разрываю связь между трупами и нэкрэсом, часть энергии кидаю на мгновенное восстановление и поднимаюсь на ноги уже в полной уверенности в том, что следует делать дальше. В конце концов, мы на войне. Не до принципиальности.

Меня наполняет нестерпимый жар. Черные и розовые молнии пляшут по всему моему телу, сшивая конечности и восстанавливая утраченные куски плоти. Вот теперь ты действительно меня разозлил. Нэкрэс продолжает держаться в стороне от меня, натравливая на меня новую порцию мертвецов, но на этот раз я не остаюсь в долгу, призывая к себе часть наполненных моей энергией духов. Наверное, со стороны эта сцена выглядит даже красивой. Два нэкрэса, стоящие друг напротив друга на природном мосту, и две армии за их спинами. Разлагающиеся трупы со стороны противника, и давно расставшиеся с жизнью призраки прошлого — с моей. Несутся друг на друга, лязгая проржавевшими латами и сверкая призрачными мечами и саблями. Трупы пробегают мимо хозяина, нацеленные на меня. Духи проносятся мимо меня, вставая на мою защиту. И две армии смерти сталкивается на середине моста между двумя нэкрэсами, заполняя все вокруг голосом войны.

Чтобы победить, надо чтобы создатель растратил все свои силы. Вот о чем я думаю, распаляя свою энергию на призываемых мною духов. Но вымотать его через обычный бой, как я уже упоминал, это дело долгое и нет гарантии, что именно его, а не мои силы кончатся первыми. Значит, следует предпринять что-то еще. Невольно вспоминаю, как, еще будучи на стене, вытянул синюю молнию из напавшего на меня эгриота. Вытянул и поглотил ее. Есть ли вероятность, что то же самое я смогу проделать непосредственно с нэкрэсом? Стоит попробовать. Других идей у меня все равно нет.

Перехватив косу одной рукой, я срываюсь с места и бегу сквозь трупы и духов напрямую к противнику. Он, заметив мой манёвр, концентрирует в свободной руке синюю шаровую молнию и бьет ею по земле. И поверхность под моими ногами содрогается. Вспенивается. Вскрывается подобно гнойной ране, из которой начинают вылезать застарелые скелеты. Останки воинов, когда-то погибших от булав все тех же эгриотов и закопанных прямо здесь на поле битвы. Костлявые руки цепляются за мои ноги, пытаясь меня остановить. Они царапают подошву моих ботинок и пытаются ухватить меня за волосы. Делают все, только бы затормозить меня. Вот только останки очень старые. Подо мной они превращаются в пыль. И я неминуемо двигаюсь вперед несмотря ни на что.

Воздух вибрирует от напряжения. Поверхность моста усеяна рваными рытвинами. Несколько трупов пытаются преградить мне дорогу, но духи откидывают их от меня, расчищая дорогу к неприятелю. Из Синего леса веет холодом. Неожиданно поднявшийся ветер разметывает мои волосы во все стороны. Промокшая до нитки одежда неприятно липнет к телу. Но ничто из этого меня сейчас не волнует. Я неумолимо приближаюсь к своей цели, тогда как она, несмотря на бурные сопротивления, сохраняет видимое равнодушие ко всему происходящему.

— Не может быть, чтобы ты не помнил, зачем убиваешь людей тысячами! — выдыхаю я, нападая на нэкрэса. Он в ответ лишь вновь улыбается, отбивая мою атаку и отпрыгивая от меня. Нет, больше тебе от меня не сбежать. Я атакую вновь. Возможно, не слишком грациозно, зато молниеносно. Я не такой умелый, как кратосы. Не так силен, как пратусы или модрэсы. Не так изящен, как агафэсы. Зато меня не остановит даже стрела в голове. Считаю это в данной ситуации неопровержимым плюсом, учитывая, что из Синего леса поднимается новая, устремленная в сторону крепости туча из стрел. Большинство снарядов направлены к крепости, но несколько стрел не обходят своим вниманием и нас с создателем. Три болта влетают в спину моего противника. Два — в мое правое плечо и лоб. Я тут же избавляюсь от раздражающих факторов, а создатель предпочитает стрелы игнорировать. Верно. Мы ведь помним, что любое оружие, воткнутое в спину, та еще проблема. И поле битвы — не лучшее место для ее решения.

Я произвожу еще несколько ударов, но от каждого из них мой противник с легкостью отбивается. Сам он на меня не нападает, из-за чего у меня складывается впечатление, будто он со мной просто играет. И играл все это время. Вот только чего он этим добивается? Полагаю, сейчас этот вопрос актуален и для него. Он не знает. Не помнит. А мне остается лишь надеяться, что я не закончу так же, как он. Не поставлю перед собой цель, достижение которой займет у меня столько времени, что, погрязший в безумии, о сути ее я забуду раньше, чем достигну желаемого.

Несмотря на ощущение, что мой противник в ближнем бою куда более умелый, я продолжаю и продолжаю напирать. Но лезвие моей косы раз за разом неотвратимо встречается с наполненным синей энергией мечом. Тогда при очередном парировании моего удара я приближаюсь к нэкрэсу совсем близко и, отбросив косу, хватаюсь обеими руками за его меч. По рукам моим из распоротых ладоней начинает сочиться черная кровь, но я стараюсь абстрагироваться от боли. Вместо того, чтобы отпустить острое лезвие, берусь вытягивать из него энергию, как до того это делал с эгриотом на стене. Синие молнии противника с готовностью липнут к моим рукам, встречаются с моими розовыми, но не сталкиваются с ними, а смешиваются и словно впитываются. И я при этом чувствую невероятный приток сил. Чужие молнии тянутся ко мне с такой легкостью, будто сами не прочь перебраться из старого тела в новое.

Создатель резко выпускает меч из рук и отталкивает меня от себя, а затем с недоумением смотрит на свои лишенные молний руки. Его серая кожа на ладонях приобретает бордовый оттенок. Он ничего не говорит, лишь кидает на меня хмурый взгляд, а затем разворачивается и ударяет меня ногой в челюсть. Я невольно откидываю голову назад, чувствуя, как рот заполняется кровью, но каким-то чудом остаюсь на ногах. И когда нэкрэс пытается уложить меня на лопатки вторым ударом, отвечаю ему тем же и бью его кулаком в солнечное сплетение, вложив в этот удар новоявленную энергию. Эффект превосходит все мои ожидания. Нэкрэс отлетает от меня на пару саженей и падает на спину, я же, воспользовавшись моментом, кидаюсь к нему, усаживаюсь ему на живот, укладываю ладонь ему на грудь и начинаю планомерно вытягивать из него синие молнии одну за другой. Будто нитки из тряпичной куклы. Нэкрэс в ответ пару раз ударяет меня кулаком в бок, но, не добившись результата, обмякает. Будто бы… принимает свою участь.

Теперь бордовый оттенок приобретают не только его руки, но и шея, лицо и даже волосы. Его дыхание становится тяжелее, а взгляд, вопреки ожиданиям, осознанней.

— О… вспомнил… — выговаривает он еле-еле и дарит мне неожиданно теплую улыбку. — Вот зачем… — шепчет он, а затем синий поток энергии обрывается. Точнее, вся энергия, которая была в противнике, переходит ко мне, а он перестает дышать.

…Кажется, я только что открыл безотказный способ убийства нэкрэса, потому что мой бессмертный противник мертв.