Несмотря на то, что брат был старше всего на полтора года, Томми всегда немного завидовал. Билли, такой взрослый и самый умный на свете, был тем недосягаемым идеалом, к которому Томми тянулся, сколько себя помнил. Эта тяга нередко приводило к маленьким скандалам: Билли можно кататься на взрослых каруселях, а ему — нет, Билли можно отправиться одному за покупками, а Томми — пока нет. С другой стороны, это всегда подстегивало мальчика в обучении: если Билли умеет считать до тысячи, то и Томми должен научиться. До тысячи, и не цифрой меньше!

И вот, когда Билли стал достаточно взрослым, чтобы отправиться в школу, Томми из кожи вон лез, чтобы казаться выше ростом и шире в плечах. Может, тогда его бы приняли за семилетнего? Томми даже попытался нацепить под нос накладные усы, чтобы убедить родителей. Но те не поддавались.

— Не волнуйся, — ласково приговаривала мама, поглаживая его по волосам, пока Томми тщетно пытался справиться с дрожащей губой. Билли примеривал новехонькую форму: белую рубашку с коротким рукавом, коричневую жилетку на пуговках с канареечными прожилками и такие же шорты. Гольфы и блестящие лаковые ботинки ждали у двери — Пойдешь в следующем году.

Это не успокаивало! Как они не понимали, что в следующем году — совсем не то же самое, что в этом.

— Не дрейфь, я дам померить! — сгреб его в охапку старший брат.

— Точно? — насупился Томми.

Билли сплюнул на ладонь и протянул ее братишке. Тот с радостью закрепил договор рукопожатием, игнорируя причитания матери. Она всегда досадовала на их эту привычку.

Томми завидовал брату, но по-доброму. Он заглядывал ему в рот, когда Билли рассказывал о том, что ждет их обоих в школе. А Билли обещал, что через год познакомит Томми со всеми своими друзьями, тогда уже второклассниками. Загадочные звонки, перемены, школьная столовая и блестящие парты — все это манило Томми, прочно поселясь в его воображении. Они с Билли ждали первого учебного дня с жадным предвкушением, считали числа, по утрам вскакивали наперегонки, чтобы сорвать очередной листок календаря. Томми обожал брата, а потому ни на секунду не допускал, что тот забудет его, как только попадет в место их мечтаний. По этой же причине Томми радовался, прыгал и скакал с наступлением заветного дня, хотя для него самого было слишком рано.

Билли нарядился в форму, мама вручила ему купленный заранее букет для первой учительницы. Пестрые хризантемы в руках, среди которых затесался хрупкий василек с надорванным лепестком, и официальный костюм делали Билли визуально старше, чему Томми очень завидовал. Сам он постарался имитировать школьную форму из своих вещей: темные штанишки, почти белая рубашка, синяя жилетка вместо коричневой и крайне поношенные кеды вместо лаковых ботиночек.

— Зачетный прикид! — улыбнулся до ушей Билли. — Тебя прямо не отличить от первоклашки!

Мама улыбнулась. А брат прошептал Томми на ухо:

— Может, даже сможешь затеряться среди наших.

Томми просиял.

Но затеряться не вышло: мама крепко держала его за руку. Но Билли раз в каждые пять минут махал рукой из толпы таких же счастливчиков-первоклашек. Учительница, пожилая и улыбчивая женщина, что-то рассказывала им, но Томми, как ни напрягал слух, ни вытягивал шею, не мог ничего разобрать.

Как только торжественная церемония (какие-то мальчики и девочки читали стихи или что-то подобное) закончилась, учительница под аплодисменты родителей и счастливого Томми увела новоиспеченный класс в школу. Двери закрылись, и мальчик почувствовал острую тоску. Чудо только что закончилось, не оставив ему ничего на память. Он поник.

Без Билли дом опустел. Родители как всегда были заняты, а играть было не с кем. От скуки Томми начал слоняться по двору. Осень совсем не походила на картинки в открытках и его книжках: никакой богатой листвы, походящей на сокровища, а только унылый серый цвет и голые скрюченные ветки. Томми не отрывал взгляда от школы, стоя на перекладине забора так, что кончик носа выглядывал сверху. Отсюда здание было видно совсем плохо: туман окутывал его со всех сторон. В вечернем амплуа оно выглядело не так мило, как во время торжественной линейки. Сейчас школа практически зловеще проступала сквозь серую пелену.

И все же Томми мечтал оказаться там.

Теперь дни в календарике зачеркивались по другой причине: Томми ждал, когда Билли вернется домой на осенние каникулы. У брата должно было накопиться рассказов об учебе, чтобы Томми продержался до следующих каникул. Засыпая, он будет представлять, что это не его комната, которую он раньше делил с Билли, а школьная спальня. И вокруг много таких же мальчишек. Представить столовую вместо их кухни будет, наверное, сложнее, но Томми все равно постарается.

Но когда брат появился на пороге, бледный, зажатый, с бегающим, прячущимся взглядом, первой мыслью Томми было: «школа не такое уж и хорошее место…» Билли говорил мало. Двигался дерганно. Он как будто постоянно ждал чего-то, озирался в окружении стен, словно они давили на него. Почему родители ничего не замечали? Они и не радовались тому, что видят старшего сына спустя столько времени, и не огорчались его диковатости. Просто вели себя как всегда.

Это напрягало.

Томми не мог прекратить переводить взгляд с них на Билли за столом, где тот очень быстро и жадно уминал все, что приготовила мама. Тушеная капуста. Ни Томми, ни Билли никогда ее не любили и всегда воротили нос. Томми и сейчас не мог засунуть в себя ни кусочка. Но Билли запихивал в себя ложку за ложкой так, будто и не чувствовал противного вкуса. При взгляде на это, Томми передергивало. Сегодня мама почему-то не стала настаивать, чтобы он съел все. Видимо, удовлетворилась тем, что старший сын выполнил норму, и отпустила их «поиграть». Томми уже сейчас прекрасно видел, что ни о каких играх речи не идет.

Пока они брели в комнату, Билли не смотрел на него, хотя Томми настойчиво пытался поймать его взгляд. Брат оглядывался, крался по коридору, прислушивался к несуществующим шорохам. И, наконец попав в комнату и закрыв дверь, вдобавок придвинув к ней комод с помощью Томми, брат посмотрел ему в глаза. Такой взгляд нельзя забыть. Загнанный и придушенный, как у побитой собаки в деревне, которую волокут топить. Однажды увидев такое, Томми возненавидел каждого, кто способен заставить живое существо смотреть так. На глазах закипели слезы. Томми шмыгнул носом и кинулся брату на шею. Тот не отшатнулся, но и не успокоил: сжал ладонями его свитер на спине. Стало очевидно, что с Билли действительно приключилась беда.

— Ч-что? Что случилось с тобой? — пробормотал Томми, не выпуская брата из объятий. Билли, его Билли, больше не был самым сильным мальчишкой. Он стал совсем маленьким, даже меньше Томми. И это пугало.

— Послушай меня, — Билли отстранился и заглянул брату в глаза. Теперь во взгляде блеснуло что-то прежнее, что-то родное.

— Конечно, — зашептал Томми. — Расскажи мне!

— Эта школа!.. Я не знаю, как и объяснить.

Ладони брата лежали на плечах, и Томми ощутил дрожь. Его старший брат трясся! Такой с ним было один единственный раз, когда он болел гриппом так сильно, что температура поднялась ближе к верхнему краю градусника.

— Она не такая, как кажется на первый взгляд. Не обычная!

— Тебя там обижали? — Томми сжал руки в кулаки. Если его брата в этой школе кто-то обидел, он готов сделать все, чтобы защитить его. И пускай он младше и слабее! Томми все равно готов.

— Там всем приходится несладко.

— Почему ты не скажешь папе? Он нажалуется директору и заберет тебя оттуда в другую школу.

Билли вздохнул.

— Уже нельзя.

— Что… Почему?

— Я уже не смогу ходить ни в какую другую… школу. Меня никто не выпустит. А папа… да и мама тоже — они мне никогда не поверят. Только ты.

— Я тебе верю! — горячо зашептал Томми. — Ты никогда не обманываешь! Но почему мама с папой не поверят?

— Потому что! Это сейчас не важно. Ты должен запомнить одну важную вещь.

— Какую? Скажи мне, я все запомню! Клянусь!

— Хорошо, что ты поклялся, — удовлетворенно кивнул Билли. Он чуть успокоился и выглядел почти как раньше. Только лицо его, освещенное детским ночником в виде мухомора, выглядело как-то странно. Блестело, будто сделанное из чего-то гладкого и твердого. И с начала их разговора в комнате распространился странный химический запах. Томми все никак не мог понять, откуда он. А теперь принюхался. Это пахнет от Билли! Томми не стал спрашивать. Запах не был совсем вонючим, но и благоуханием его тоже назвать нельзя было.

— Слушай меня внимательно, — Билли взял ладони Томми в свои и серьезно продолжил: — Мама с папой захотят отвести тебя в эту школу тоже. Ты должен сделать все, чтобы туда не попасть. Устрой истерику, скандал, все что угодно. Если придется, ты должен даже сбежать из дома.

— Что? — округлились глаза Томми.

— Да, запомни: даже сбежать! Тогда тебе придется жить как бродяге. Помнишь, как Том Сойер жил на острове с Гекльберри Финном и Джо Гарпером? Ты должен научиться жить так же, если не получится уговорить родителей.

— А ты? Ты будешь со мной?

Томми, конечно, не осознавал, что это значит: «убежать из дома» — в полной мере. Это представлялось ему как некая красивая сказка. Авантюра. Приключение. И ему, конечно, было важно, чтобы старший брат был с ним в этой интересной игре.

Билли вздохнул.

— Нет, Томми. Меня с тобой не будет. Мне придется вернуться в школу.

— Ты будешь учить уроки, а я так и останусь неграмотным? — погрустнел Томми. Бродяжничать, конечно, весело, но, получается, он так и не станет похожим на брата?

— Ты выучишься потом, где-нибудь в другом месте, — пообещал Билли. — Только в эту школу ни ногой, ты понял?

— Конечно. Ни ногой, — Томми улыбнулся. Но Билли остался серьезен и печален.

— А если, если все же случится так, что ты попадешь туда. Мало ли. Вдруг. Хотя ты и должен не допустить этого! Ты должен будешь сбежать. Прямо из школы.

— Сбежать? — у Томми перехватило дух. — Правда?

— Да. Ты должен будешь очень постараться, потому что это сложно. Но ты справишься. Ведь ты мой умненький братишка.

Билли взлохматил ему волосы твердой рукой и моргнул. Томми показалось, что что-то блеснуло в его глазах,

— Но зачем?

— Потому что в школе нет ничего хорошего, тебе там не понравится. Веришь мне?

Томми никогда бы не поверил, что в школе, куда они так мечтали попасть, годами представляя, как это будет, куда он так стремился, куда Билли посчастливилось попасть раньше него, может не понравится. Но тому, что говорил Билли, Томми верил всегда. Его брат не ошибался. Скорее, ошибется кто-то другой: мама, папа, двоюродная тетя, заявившая, что яблоки нельзя есть с солью. Кто угодно. Если Билли сказал, что это вкусно, значит, это так. Если Билли сказа, что в школе плохо, значит, это правда. Томми поверил.

— Верю, конечно! — с жаром убедил он брата. — Конечно, верю!

— Отлично. Запомни: если не удастся сбежать из школы, это тебе обойдется дорого. Но риск того стоит. Попытайся только действовать наверняка, но я надеюсь, тебе повезет, и ты вовсе не ступишь за порог этого места. И еще кое-что…

— Да? — жадно спросил Томми.

— Не пытайся найти там меня, ладно?

— Ч-что? Как это? — Томми на секунду опешил. Как это быть в той же школе, что и Билли, но не искать его?

— Я тебя очень прошу: пожалуйста, обещай мне!

— А ты расскажешь мне, как там? — перевел тему Томми, не собираясь давать такого обещания и по-прежнему умирая от любопытства.

— Нет, — Билли покачал головой. — Не могу.

— Почему? — обиделся и насупился Томми. — Тебе жалко?

— Нет, братишка, — Билли печально улыбнулся. — Но я и так уже сказал много лишнего. Если расскажу еще что-то, меня сильно накажут.

— Ну тогда ладно, — быстро согласился Томми, забывая, что последние дни только и грезил о рассказах Билли о школе. — Нехорошо получать двойки.

Билли как-то невесело хмыкнул.

— Поиграем в пиратов? — переключился Томми на их любимый сюжет.

— Да… Давай. Я очень скучал по тебе.

— И я! Мы ведь всегда будем вместе? Когда вырастем?

Билли на секунду замешкался с ответом, но затем отозвался:

— Конечно. Потом обязательно будем. Когда ты вырастешь и выучишься.

— Чур сегодня я капитан корабля!

Билли улыбнулся, но Томми почему-то показалось, что он сейчас заплачет. Впрочем, его брат никогда не плакал. Так что мальчик быстро забыл об этом, вскакивая на диван-палубу.

Билли вернулся в школу через несколько дней. Он отправился туда совершенно спокойно и даже равнодушно. Томми даже на секунду поверил, что это место оказалось чуть сложнее, чем они думали, но вовсе не ужасным. Однако тот взгляд, которым Билли окинул дом, родителей и самого Томми, остался прежним: тоскливым, безнадежным, затравленным.

Билли ушел, но Томми казалось, что он исчез. Испарился. Просто пропал. Возможно, потому, что жизнь вновь потекла так, будто он единственный ребенок в семье. Как обычно, но без Билли. Это тяготило. Однако Томми не знал, как выразить это словами и стоит ли вообще заводить об этом разговор с родителями, поэтому просто слонялся по двору и улицам, пытаясь набрести на что-то. Октябрьские дни душили город ветром и серостью, а Томми все размышлял о словах брата. Сбежать. Звучит так нереально. Когда Билли произносил это в их комнате зловещим шепотом, это казалось единственным выходом. А сейчас? Томми будто приснился их разговор. Словно не было никакой подавленности брата, или словно он и не приезжал домой, или словно… самого Билли не было. Это ощущение так испугало Томми, что, вернувшись в свою комнату, он с ногами забрался на кровать и долго разглядывал их с Билли фотографию. У них в доме было полно снимков, но отчего-то этот выглядел очень бледным. Все же он немного успокоил Томми. Они с Билли обнимались в парке аттракционов на пятый день рождения брата. Улыбались. Томми подумалось, что ему необязательно никуда убегать. Во всяком случае, сейчас. Билли еще приедет домой. В ноябре или зимой. И тогда они еще раз поговорят обо всем. Только бы избавиться от чувства, что он совсем один.

На следующий день, мама приготовила оладьи с вареньем. А еще сказала, что у нее есть хорошая новость.

— Какая? — жуя, спросил Томми.

— В нашей школе открывается подготовительный класс, и мы с папой записали тебя туда. Так что сможешь начать учиться в школе через неделю.

Внутри у Томми все заморозилось. Так быстро все вышло и-под контроля. А ведь он только вчера решил, что не стоит торопиться с паникой. С другой стороны…

— Я ведь смогу там увидеться с Билли? — прочавкал он.

Мама удивленно приподняла брови.

— С кем?

Томми прожевал, проглотил порцию завтрака и членораздельно проговорил:

— С Билли.

— А кто это? Твой друг со двора?

Томми замер и, не моргая, уставился на мамино доброжелательное лицо. Она действительно сказала это?

— Нет, мам. Билли. Мой брат.

— О чем ты, дорогой? — мама ласково улыбнулась, как будто давая понять, что просекла его игру. — Ты наш единственный сын. У тебя нет брата. Разве что твой воображаемый.

И она отвернулась, оставив Томми холодную панику в горле. Мальчик огляделся, как будто видя комнату в первый раз. На столе еще вчера стояла фоторамка, внутри которой счастливо улыбались и махали руками в объектив четыре человека: два взрослых и два ребенка. Теперь между родителями Томми стоял только один. Занимал самый центр фото.

Вскочив, он заработал еще один удивленный взгляд мамы, но ничего не объяснил. Вместо этого он кинулся проверять все фотографии в доме. Везде, где раньше был Билли, осталась пустота. Или сам Томми смещался так, чтобы занимать все место.

Не может быть.

Пропажа Билли отовсюду совсем затмила Томми главную новость утра: он тоже пойдет в школу. И не через год, а через считанные дни. Первая мысль — сбежать — тут же была вытеснена новой — найти в школе брата. Да, он предупреждал ни за что не соваться в это место. Да, просил не искать там с ним встречи. Но все это неважно, ведь Билли действительно пропал! Исчез с фотографий и был забыт мамой. Но почему сам Томми еще помнит? Чем он отличается?

Томми не знал, но страх забыть брата уже прокрался под кожу. Он не мог позволить этого. Как и не мог сбежать. Томми должен был узнать, что случилось с Билли, поэтому, да, он попадет в школу и все разузнает. Как разведчик. А потом они уже вместе с Билли сбегут оттуда. Он ведь обещал, что они будут вместе, значит, так и будет.

Следующие несколько дней Томми казалось, что он застрял во временной петле. Только проживал он ее заместо брата. Новенькая форма, кожаный портфельчик с заботливо собранными мамой школьными принадлежностями, купленный для учительницы букет цветов, который мама предусмотрительно поставила в ледяную воду. Томми даже показалось, что букет был тот же. Один в один. Синенький василек опять привлек его внимание. Точно: такой же надорванный по краю лепесточек. Или это всего лишь воображение играло с Томми, дорисовывая необходимые детали, как кусочки паззла? Оно у мальчика богатое, ему все говорили. А когда в картинке не хватает пары кусочков, легко их домыслить, догадаться.

Томми помотал головой. Он уже две минуты гипнотизировал несчастный букет. Его никто не прерывал: родители ушли в свою спальню еще час назад. Неделя пролетела так быстро, как будто позволив Томми только моргнуть. Все эти дни он пребывал в каком-то ступоре, будто злой волшебник или магическая птица из сказок обратили его в соляной столбик. А теперь вот мальчик очнулся. Перед ним такой знакомый букет. В комнате на вешалке висит выглаженная мамой форма. Томми вспомнилось наставление как следует выспаться. Завтра рано вставать. Случилось бы это в конце лета, Томми бы прыгал до потолка, как обезьяна. Даже попытался бы залезть на стены и потолок, словно человек-паук. Но теперь он не знал, что чувствует. При мысли о том, что завтра он опять попадет в школу, но теперь не как маленький братик, а как ученик, будоражила внутри все. Что-то сжималось в тугой жгут, а что-то вскипало и бурлило. Холодок на коже мешался с жаром в крови.

Смутное беспокойство заставляло сердце биться, как у маленькой птички, а воспоминание о последнем разговоре с Билли — замирать. Томми не знал, чего можно бояться. Но и ждать с предвкушением тоже не мог. Ему нужно было узнать, понять, увидеть своими глазами. И от этого его отделала целая ночь.

Он, как сомнамбула, прокрался в свою комнату, оторвавшись, наконец, от букета, откинул одеяло, сел, свесив ноги, лег, укрылся, закрыл глаза. Настенные часы, которые ему и Билли дарили на зимние праздники (одинаковые каждому, с белым мишкой, но часы Билли разбились, и их заменили такими же часами Томми), решили как следует потикать напоследок. Томми никогда раньше не слышал, чтобы они тикали так громко. Будто застряв в его ушных раковинах. Томми даже поковырялся в ухе пальцем. Тиканье не пропало. Мальчик перевернулся на другой бок, спиной к стене, и уставился на мишку. Его мордочка располагалась как раз в месте крепления стрелок, отчего казалось, что под носом у него то ли усы, то ли муха какая-то. Это делало мишку зловещим. Особенно в темноте. Как Томми раньше не замечал!

Он хотел было отвернуться, но медведь с часов будто сверлил ему затылок, ожидая, когда мальчик заснет. Так было хуже. Томми повернулся к часам, зло отсчитывая каждый «тик-так» и принялся играть с мишкой в гляделки. Несмотря на то, что мальчик каждый раз проигрывал, это помогало держать некую дистанцию.

Засыпал он или так и просмотрел на усатого медведя всю ночь, сказать было сложно. Иногда Томми казалось, что его мысли уплывают не туда: к Билли и загадочной школе, — и что он погружается в забытие сна. Но по ушам вновь било тиканье, а в глаза бросался такой по-новому суровый медведь. Так что Томми не спал.

А на утро он был самым тихим и задумчивым ребенком, наверное, на всем свете. Мама очень удивилась этому, но нашла объяснение быстро.

— Правильно, в школе так и надо вести себя. Готовишься быть послушным мальчиком? Вот и молодец. Мы с папой будем гордиться тобой!

«Если не забудете, как своего старшего сына», — мелькнуло в голове у Томми. На него не могли не повлиять все эти ритуалы — часть взрослой новой жизни — переодевание в официальную форму, ручка портфеля в одной ладони и цветы — в другой. Он определенно чувствовал себя старше. Предвкушение все же пробилось через все странности и волнение. Однако Томми старался не терять сосредоточенности и быть готовым к неожиданностям.

Уходя из дома, он помнил, что Билли вернулся один раз. От этой мысли по позвоночнику пробежался холодок. Томми старался отмести это сопоставление себя с братом, но не смог. В конце концов, он только и делал всю жизнь, что сравнивал себя с Билли и пытался все делать, как он. Теперь пытаться убедить себя, что с ним все будет иначе, — невозможно. Томми подсознательно верил, что с ним все будет так же, как с Билли. И это было плохо.

школа выглядела совсем так же. Обыкновенная, ничем не примечательная, окутанная ореолом детских мечтаний, а теперь и страхов Томми. Возможно, поэтому в этот раз здание предстало перед мальчиком, как древний замок, полный монстров и чудес. Такого столпотворения, как в начале осени, не было. Детей привели на порядок меньше, а устраивать праздник никто не собирался. Никаких стишков и песенок. Их просто приняла та же учительница, немолодая женщина с морщинами на лице, построила по парам и приказала отправляться внутрь.

Томми неуверенно помахал маме, которая улыбалась и забавно щурилась. Она как будто плакала: ее глаза блестели. Неужели она все же знает тайну этого места и помнит Билли? Тогда почему отправляет Томми? Улыбается? Мальчик потер щеку, на которой еще чувствовался мамин прощальный поцелуй. Взрослые, похоже, порой ведут себя даже непонятнее детей.

Маленький строй детей двинулся к распахнутым воротам, держась в парах за руки. Томми сжимал хрупкую ладошку какой-то черноволосой девочки. Она то ли стеснялась, то ли боялась, потому что смотрела в пол и совсем не держала руку: если бы Томми разжал пальцы и не прилагал усилий, их пара бы тут же разомкнулась.

— Как тебя зовут? — шепотом спросил он. Девочка с недоумением перевела взгляд на Томми.

— Л-лола.

— А меня — Томми. Давай дружить?

Тут учительница, шедшая впереди обернулась и обожгла их парочку суровым ястребиным взглядом. Причем, сделала это таким движением, как будто не напрягала плеч и бедер, крутанула только шею, как сова. Лола ту же опустила глаза в пол. Ее ладошка в руке Томми задрожала. Так странно. Томми тоже отвел взгляд и притих. Лучше будет предложить свою дружбу Лоле, когда над ними не будет стоять учительница. Та удовлетворенно кивнула, что Томми заметил боковым зрением, и отвернулась, ведя их дальше.