Тёмное небесное полотно то и дело расчерчивали ослепительные молнии, напоминая трещины на стекле. Ливень барабанил по крыше и окнам. Капли стекались в ручейки, ручейки сливались друг с другом, образуя огромные лужи, которые высохнут только через несколько дней после дождя. Последние дни были мрачными и тревожными, как и моё настроение.

Мы с Олей и её бабушкой собирались сходить в лес за земляникой. Ещё мне обещали показать лисьи норы. И как назло на следующий же день прямо с утра начался ливень и, судя по всему, заканчиваться до позднего вечера он не собирался.

Но гораздо сильнее сорвавшихся планов меня угнетал первый за месяц звонок от родителей. Он был коротким. «Привет, Артёмка. Мы с папой решили развестись. Я понимаю, что тебе тяжело, но реши, пожалуйста, к концу каникул, с кем из нас ты хочешь остаться. Мы оба тебя очень любим. Просто разное в жизни бывает». Сказано это было таким холодным тоном, что я понял: они меня не любят, я им не нужен. Я мешаю, и каждый надеется, что я выберу не его.

Не помню, что я отвечал. Помню, что как только повесил трубку, заплакал и закрылся в своей комнате. Бабушка успокаивала меня, но я не слушал её. Лежал на кровати, смотрел в потолок, на котором паук сплести новую сеть, и думал.

Думал о том, почему это произошло, почему это произошло именно с моей семьёй, почему родители не могли жить без ссор, почему они разводятся, почему я им не нужен. Думал и пытался понять, почему я должен выбирать маму или папу, если одинаково люблю обоих, несмотря на их ко мне отношение. Снова чувствовал себя брошенным.

Мог ли я что-либо изменить, если бы поговорил с родителями и попытался объяснить им, как они важны для меня, вдвоём? Как сильно я их люблю, как не хочу, чтобы наша семья распадалась? Может, они всё-таки поймут, что есть возможность всё исправить или изменить? Думаю, нет. Меня бы просто поставили на место или накричали за то, что лезу не в своё дело.

Я был всего лишь ребёнком, и от меня ничего не зависело. Я пытался перестать думать об этом, но не получалось. Ни книги, ни разговоры с бабушкой не могли направить поток моих мыслей в другое русло.

Дождь лил не переставая уже несколько дней. Громкие раскаты грома сотрясали землю. Лампочка вспыхнула, во всём доме погас свет.

Я подскочил на кровати от неожиданности. Липкий страх заскрёбся во мне. Я вышел в гостиную и позвал бабушку, в ответ – тишина. Единственным источником света служили вспышки молний, на несколько секунд освещавшие комнату.

Я с минуту простоял посреди гостиной, боясь двинуться с места. Бабушка, должно быть в сенях, вот и не слышит меня. Я хотел пойти к ней, но меня остановил противный скрежет. Обернувшись, я увидел за стеклом скрюченную фигуру с горящими, точно угли, глазами и хищным оскалом, зубы были острые и гнилые.

Крик застрял у меня в горле, ноги словно приросли к полу. Я стоял и с ужасом смотрел, как когтистая лапа выдирала щепки из оконной рамы. Красные точки глаз приблизились к стеклу. Губы существа что-то зашептали, но из-за барабанящего по крыше дождя я ничего не мог услышать, кроме скрежета острых когтей об окно.

Совладав со страхом и с трудом не поддавшись панике, я медленно попятился, пока не упёрся спиной в стену. Тварь оскалилась и занесла руку для удара, видимо, собиралась разбить стекло и пробраться в дом, чтобы схватить меня.

«Я умру, — подумал я. — Оно утащит меня в лес и разорвёт на мелкие кусочки. Помогите».

Блеснула молния, прорычал раскат грома, ливень сбавил силы. Силуэт за окном исчез.

— Артём, ты чего? Неужто грозы испугался? — из сеней вышла бабушка. Её неожиданное появление меня испугало, и я вскрикнул. — Да что с тобой такое?

— Там, — дрожащей рукой я указал на окно. — Там кто-то был.

— Никого там не было. Тебе, наверное, в темноте привиделось.

— Я точно видел.

— Показалось. Сам подумай, кто в такую ужасную погоду будет под чужими окнами шастать?

— Не знаю. Но там точно кто-то стоял. У него были когти и страшные глаза. И он хотел разбить окно.

— Успокойся, Артём. Пойдём чай пить, — бабушка взяла меня за руку и отвела на кухню. Тяжело вздохнув, она добавила еле слышно: — насмотрятся своих ужастиков и всего боятся.

Света по-прежнему не было, чай пили при свечах. Я вздрагивал при каждой молнии и каждом раскате грома и старался не поворачиваться к кону, опасаясь вновь увидеть зловещий силуэт.