В день, когда Рин узнал о свадьбе, он собирался со своими друзьями-омегами на выставку в картинную галерею. Стоя перед огромным зеркалом, он старательно приглаживал тёмные завитки блестящих волос, а они так и норовили опять подскочить.

О-папа ворвался в комнату Рина, даже не постучав, и тут же схватил его в объятия:

— Рин, солнышко, у меня такие новости! Тут такое! Ну всё, Цветочек, теперь твоё будущее обеспечено! — затараторил он, тормоша сына. — Я так рад, так рад! Мой мальчик теперь будет князем!

— Папа… — От энергичного встряхивания волосы Рина вмиг растрепались. — Папочка, о чём ты? Какое будущее? Какой князь?

— Цветочек, ты выходишь замуж! — выпалил о-папа, сияя так, словно это он брачевался.

Омега рот раскрыл да длинными ресницами захлопал. Такого поворота он не ожидал. Перед глазами тут же пронеслись все намеченные планы на сегодня, завтра и ближайшие пять лет. Картинная галерея поплыла, как в тумане, а вечера-посиделки за чаем с пирожными и поездки по красочным окраинам графства с друзьями отдалились и померкли.

— Солнышко, сам сын нашего князя Арвина! Он как увидел твоё фото, так и влюбился сразу! Хочу, говорит, жениться на Вашем сыне. Представляешь? — восторженно сыпал о-папа, не заметив побледневшего лица омеги. — Послезавтра же, говорит, приду с помолвкой! Я хотел тебе ещё вчера рассказать, но мы поздно вернулись, а ты уже спал.

— Но, папа…

— Мы с отцом были, конечно, шокированы! Надо же, поехали вина отвезти на княжеское собрание, а привезли оттуда зятька! Да ещё какого! — захихикал о-папа.

— Но, папа…

— Что, Цветочек?

— Я… я не хочу замуж… Мне ведь только шестнадцать… — тихо сказал Рин.

— Не за горами и двадцать, солнышко, — о-папа тут же посерьезнел. — А когда ты думал? В тридцать, упаси боже?.. — Рин открыл было рот возразить, но отец замахал руками: — Да пойми, что надо ковать железо, пока горячо, а то чем старше, тем сложнее будет найти себе хорошего альфу! Того и гляди, вдовец или ещё хуже — какой-то разведённый достанется. Это чтоб с приданым был. Не будешь же ты с каким-нибудь оборванцем жить!

О-папа тут же представил себе, как его любимый отпрыск, привыкший спать на тонких шелковых простынях и топать босыми пяточками по мягким персидским коврам, вдруг переселится в какую-то квартирку со всеми её убогими живописными прелестями. А как подумал про бутерброды с обычной колбасой на завтрак, так аж за голову схватился. Как всегда, нарисовал себе уже там акварелью, а потом ещё и фломастерами дописал для полноты картины.

— Цветочек, ты что! — с ужасом зашептал он. — Ты хочешь себе нищего альфу?

— Какого нищего… Папочка, ну что ты…

— Да чтоб мой Цветочек… да на жёсткой постели… да эту колбасу… тьфу! — театрально плюнул о-папа и снова сгрёб сына.

— Какую колбасу? Ну, па-а-а-п… — Рин поморщился от крепких объятий, от которых едва не затрещали тонкие косточки.

— Не бывать этому! — горячо воскликнул отец. — Только князем! — Он разжал руки, крепко чмокнул сына в щеку и с обожанием провёл рукой по волосам.

— Пап, давай позже об этом, хорошо? Я на выставку опаздываю, — выдохнув, отвёл глаза омега.

— Хорошо-хорошо, Цветочек, вечером поговорим! Дел сегодня невпроворот! Езжай и развлекайся! Машина уже готова!

Он ещё раз поцеловал сына и, радостно себе напевая под нос, вышел. Дверь закрылась, и Рин медленно опустился на дрожащих ногах на кровать. Вот тебе и гороскоп утренний, сулящий «что-то неожиданное»! Хороша неожиданность, ничего не скажешь! Но, авось, княжеский сынок передумает до завтра или увидит другого омежку своей мечты и решит его брать замуж.

От этой мысли на душе чуть полегчало. Омега поднялся, посмотрел на своё отражение в зеркале и направился на выставку.

***

Рин Гавар родился и вырос в небольшом англоязычном княжестве Давонг на юге полуострова Латош. Это было живописное местечко с буйной зеленью, красивыми особняками на окраинах и современными квартирами ближе к центру, совсем как в больших городах за пределами полуострова. О таких городах омега только слышал, никогда не покидал даже пределов княжества — оба папы до смерти боялись отпускать далеко.

Когда шестнадцать лет назад в семье владельца небольшого винного заводика родился ребёнок, радости отцов не было предела. Мальца нарекли Рином и не выпускали из рук, а о-папа называл Аленьким цветочком — до того прелестным был малыш. А спустя два года, после второй неудачной беременности, врач развёл руками и сообщил, что о-папа не сможет больше иметь детей. И за Рином установился такой неусыпный надзор, что до десяти лет даже гулять ему позволялось лишь с нянькой: тряслись над ним, как над хрустальным.

Немного позже а-папа рассказал сыну о взрослой жизни и об альфах. «Никогда не отказывай мужу в постели в первый год брака, это непозволительно для омеги, — делал акцент а-папа. — А потом уже можешь носиком крутить. Если захочешь, конечно», — улыбался он, а Рин молча краснел и не знал, куда от стыда девать глаза. Хоть и стеснялся страшно таких разговоров, но словам отца внимал безоговорочно.

По здешним порядкам перечить мужу-альфе считалось недопустимым. Вообще за неповиновения альфа даже мог развестись с омегой, а от такого позора потом не отмыться. Омега после развода уже не мог рассчитывать на порядочного мужчину — считался «второсортным».

После первой течки Рин повзрослел, начал мечтать о красавце-альфе, с которым у него будет любовь с первого взгляда. Они будут долго встречаться, гулять и держаться за ручки, посещать театры и музеи, а спустя полгода-год альфа сделает ему предложение руки и сердца. И непременно с огромным букетом цветов. И начнётся сказочная жизнь. Рин представлял, как останется наедине с мужем, как тот трепетно снимет с него одежду, нежно поцелует, а потом… Далее омега стыдливо отмахивался от мыслей, улыбался, прикрывая лицо ладошками…

И тут, словно снег на голову, новость о свадьбе.

А как же все мечты, романтические свидания?.. Он и не целовался-то ни разу даже… А теперь внезапно стать мужем совсем незнакомому альфе! Но больше всего пугало остальное, что после свадьбы полагается…

Еле выдержав час созерцания картин в столь невесёлых думах, Рин, запинаясь, сослался друзьям на плохое самочувствие и уехал домой.

***

Ливару было скучно. На сегодняшнем приёме отца-князя горячо обсуждали какие-то заморские семена, привезённые из далёкой страны, спорили, махали руками, что-то доказывая, да всё высчитывали урожай. Но альфа в свои двадцать пять лет хотел совершенно иных развлечений.

Послушав скучные разговоры да покивав из вежливости, он тихонько свинтил на небольшую террасу. Мало того, что разговоры занудные, так ещё и ни одного симпатичного омеги не было из гостей, все какие-то простачки. Красивых омег Ливар любил, да таких, чтоб посмотрел — и сердце ухнуло в пол. Его последняя пассия была просто душкой: пшеничные волосы, курносый носик, смех заливистый… Жаль, позавчера пришлось расстаться — омежку замуж позвали. Сам альфа с холостяцкой жизнью расставаться не спешил.

Не успел Ливар толком насладится тишиной да свежим воздухом на террасе, как его нашёл один из слуг:

— Ваша светлость, батюшка-князь просили вернуться к гостям, сказали, что только что привезли какое-то необычайное вино и…

— Да? Ну, это дело я попробую, — вскочил альфа с перил и направился обратно в зал. — Хоть какое-то развлечение…

Вино и правда оказалось вкуснейшим: терпко-сладкое, с лёгким запахом опалённых солнцем листьев винограда. Напиток разливался томной сладостью по телу, и у Ливара аж настроение поднялось. Краем глаза он заметил, как неподалёку столпились гости, разностройно гудели и восклицали.

— Что там такое? — пробормотал он. Подошёл ближе и увидел, что по рукам передавали, охая и ахая, какую-то карточку. — Дайте-ка и мне глянуть, — сказал альфа, дотянувшись поверх голов, и ловко перехватил её.

Он взглянул на изображение и замер. На фото был юный омега, до того красивый, что Ливар чуть бокал не выронил. Вьющиеся волосы цвета дубовой коры, рассыпавшись волнами по плечам, обрамляли узкое белокожее личико, а зелёные бездонные глазищи, казалось, глядели в самую душу. Нежный изгиб алых губ, маленькая ямочка на подбородке… Ливара внезапно бросило в жар.

— Кто это? — спросил он.

— Это мой сын Рин, Ваша светлость, — ответил стоящий в центре толпы статный мужчина с острым взглядом.

— Я беру его замуж, — решительно сказал Ливар, и, спохватившись, добавил: — Если у него нет жениха.

В зале стало тихо-тихо. Князь-альфа поперхнулся, князь-омега охнул. Мужчина переглянулся со своим мужем, поняв друг друга без слов, и посмотрел Ливару прямо в глаза:

— Но Вы ведь даже не знаете нас, чтоб так сразу…

— Это неважно, — молвил тот. — И кто же вы?

— Виноделы, наше вино Вы только что пробовали…

— Отличное вино, — быстро ответил Ливар. — Так что насчёт свадьбы?

— Мы согласны, Ваша светлость.

— Вот и отлично. — Кинув взгляд на своих ошарашенных отцов, Ливар продолжил: — Завтра… нет, послезавтра после полудня приеду на помолвку, а после неё заберу с собой жениха. Хочу, чтоб всё было, как полагается… — Он взмахнул рукой. — Поднимем же бокалы за Рина! Папеньки, вы тоже выпейте за моего будущего мужа! — оглянулся он.

— За Рина! — громогласно раздалось вокруг.

— А фото я себе оставлю, — молвил альфа, улыбаясь своему почти свёкру.

***

Приехав с выставки, Рин проскользнул к себе в комнату, даже не заскочив на кухню за любимыми ватрушками, которые так любил. По всему дому и вокруг него носились слуги: одни чистили и скоблили полы и столы, другие убирали двор. На кухне то и дело раздавались указания главной поварихи, гремела посуда, выносились ощипанные перья. Пахнуло свежей выпечкой и пылью. Работа кипела.

По коридорам торопливо бегали слуги, совали ящики и чемоданы, собирая вещи для переезда омеги в дом мужа, а у Рина от этих звуков сжималось сердце и хотелось плакать. Но о-папа то и дело бегал к нему, таская разные вкусности и весело болтая о «красивом князе», поэтому Рин кусал губы и сдерживался.

Когда к вечеру вся подготовительная суматоха стихла, он спустился в столовую. Завидев любимого сына с бледным грустным личиком, о-папа встревожился не на шутку и запрыгал вокруг него, переживая, не заболел ли Рин. Но а-папа лишь посмотрел внимательно. Поковырявшись без особого аппетита в тарелке, омега через силу съел немного, дабы отцы не надумали кормить с ложечки, а после тихонько ушёл к себе.

Если ещё днём в голове был целый вихрь безрадостных мыслей, то сейчас их словно кто подмёл. Рин упал на кровать в каком-то оцепенении. Он хотел наконец выплакаться, чтобы стало хоть чуточку легче, но не мог: в горле стоял ком, а глаза были сухими.

В дверь постучали, но Рин даже не шевельнулся. Вошёл а-папа и сел рядом.

— Сынок, ну не убивайся так, — мягко сказал он, погладив спину омеги. — Мы не желаем тебе зла, поверь… Цветочек, вот увидишь, твой жених очень хорош собой, да мы не стали бы отдавать тебя даже за короля, будь он уродом. С князем ты будешь как за каменной стеной…

— Но я… если я не полюблю его? — тихо спросил Рин, повернув голову.

— Так бывает, что любовь со временем приходит, а не с первого взгляда… Наш знакомый лавочник рассказывал, как его сын-омега вышел замуж по большой любви, а через месяц застал своего альфу в постели с другим… Так тот и не смутился даже, а поставил условие: либо живут, как есть, либо развод. — Рин вздрогнул и сел на кровати. — Вот тебе и чувства, Цветочек.

— Но, папочка, я так боюсь… — пробормотал Рин, прижимаясь к груди а-папы.

— Не бойся, Цветочек. Да и слыхал я о Ливаре лишь хорошее: к простым людям он добр, в драках и пьянстве никогда не был замечен, не то, что многие альфы, о которых молва даже с другого острова доходит… Разве я отдал бы тебя, самого драгоценного сына, какому-нибудь поганцу? — гладил он омегу по голове.

— Не отдал бы… — прошептал Рин. — Но… но я его совсем не знаю… Как мне… как я…

— Цветочек, не переживай, я за помолвкой дам ему понять, какой ты у меня скромный… Чтобы он был терпелив… — Он нежно поцеловал макушку сына.

Рин вдруг почувствовал, что вот-вот расплачется. При а-папе этого делать не хотелось: сказав, что устал и хочет выспаться, он остался один и, наконец, смог дать волю слезам. Лежал, свернувшись клубочком, всхлипывал и думал о том, что завтра он уедет с чужим альфой, будет жить в его доме, может, даже в одной комнате и одной постели до свадьбы — как уж тот скомандует. И от этого становилось ещё тяжелее на душе.

Омега всем сердцем желал, чтобы утро не наступило.

***

После приёма оба отца-князя устроили Ливару неплохую взбучку: дескать, внезапно решил взять себе в мужья неизвестного юношу, ещё и при такой толпе народу выдал это! Да и родителей выставил в таком свете перед гостями, стыд какой… Они-то давно уже подыскивали сыну знатного омегу, даже в соседнем княжестве присматривались.

Но Ливара было не переубедить. Он наотрез отказался жениться на ком-либо, кроме юного омеги Рина, а если не на нём, то и не на ком. Да и семья винодела совсем не бедная, с ними не стыдно породниться, если уж на то пошло.

И пришлось отцам смирится: Ливар если вбил себе в голову что, так ничем не вытрясешь. На том и порешили. Ливар перелопатил все княжеские запасы, подбирая колечко для тоненького пальчика жениха, а потом и своим нарядом занялся. Хотелось сразить своим роскошным видом, хоть и так внешностью природа не обделила: высокий, стройный, с чёрными, как смоль волосами, смуглолицый альфа с высокими скулами пленил не одного омегу лишь одним своим взглядом.

И вот долгожданный день наступил. Разодетые в пух и прах, с целой свитой машин княжеская семья приехала к дому винодела. Хозяева их радушно встретили, все долго и красочно раскланивались и лобызались, — чай, уже почти родственники — затем неспешно прошлись по имению: обошли виноградники, любовались огромными розовыми кустами и бегониями в пышном цвету.

Ливар послушно расхаживал со всеми, улыбался и отвечал на вопросы, а сам аж сгорал от нетерпения увидеть омегу. Если на фото такой милашка был, то вживую точно ещё краше будет. Он даже и не рассмотрел толком ни огромные виноградники, ни фонтанчики на стриженых газонах: все мысли крутились вокруг жениха. Ливару казалось, что ещё немного и он не выдержит и помчится искать Рина, наплевав на приличия.

Князья наконец налюбовались видами, а затем в дом направились. А-папа провёл в большой зал, и слуги тут же начали заносить дымящиеся блюда, наливать вино в бокалы. Гости разместились за большим столом, а Ливар всё вертел головой, выискивая омегу, но того нигде не было видно.

— А где же мой жених? — не выдержал он.

— Наверное, ещё прихорашивается, — ответил а-папа. — Сейчас я схожу за ним, потороплю. Вот только хотел бы сказать Вам, Ливар, пока Рина нет, не то стесняться будет… Наш сын очень скромный и от дурного всегда был ограждён. Он не знавал ещё любви, не будьте к нему слишком требовательны…

— А… Понимаю… — Ливар откашлялся, в горле стало сухо. — Не беспокойтесь насчёт этого, я… я всё понял.

— Вот и славно. — Слегка поклонившись, а-папа вышел.

Ливар быстро глотнул с бокала. После этих слов у него аж колени задрожали, как подумал, что Рин только его будет. В дверном проёме снова показался а-папа. Ливар поднял глаза. А-папа с улыбкой посторонился, пропуская самое прекрасное создание, которое когда-либо видел Ливар.

В зал вошёл небольшого росточка омега и нерешительно остановился. От него повеяло свежим запахом вишнёвого цвета: такого сочного, манящего, что Ливар непроизвольно поднялся. На Рине были белоснежные брюки и рубашка, а волосы тщательно причёсаны за ушки. Ну точно с картинки сошёл, подумалось Ливару.

— Здравствуйте, — тихо молвил омега, кинул быстрый взгляд на застывшего жениха, на гостей и опустил ресницы.

Ливар не помнил, поздоровался ли он, что сказал, как сел. О чём там говорили за столом, как князья шутили, как первый тост произносили. Он видел только своего омегу, глаз отвести не мог. Для Ливара огромный мир разом сузился до одного лишь маленького Рина. Сам омега больше ни разу и не взглянул на альфу, а на вопросы отцов отвечал тихонько, как маленький котёнок, да и кушал так же.

А когда уж сказаны были все приличествующие комплименты, так князь-альфа и знак Ливару подал. Тот встал из-за стола и к Рину направился, а возле него остановился и снова жадно глотнул вишнёвый запах. Он опустился на колено, и Рин впервые посмотрел в чуть раскосые чёрные глаза Ливара. Красивые и глубокие, словно омут.

— Прекраснейший из омег, я прошу тебя стать моим мужем, так как полюбил с первого взгляда и навеки… — Альфа взял маленькую ручку и надел кольцо. Он поцеловал холодные пальчики и на несколько секунд задержал их возле своих губ. Запах омеги кружил голову, будоражил…

Рин пробормотал своё согласие и за сосватанных дружно подняли бокалы. Чуть подвыпив хмельного напитка, начали обсуждать сначала дела семейные, затем перешли на излюбленные темы а-папы: вино и маринование грибов. Оказалось, что тесть тоже страсть как любит грибочки, так и проговорили об этом остаток трапезы. Отцы-омеги тоже не скучали: вспоминали со слезами умиления, какими маленькими да хорошенькими совсем недавно были их сыночки, и когда только успели вырасти?..

Ливар в разговорах почти не участвовал, он неотрывно смотрел на Рина, а омега как одел колечко, так и не поднимал больше глаз от тарелки. Ливар представлял, каким ещё более хрупким будет казаться невысокий белокожий Рин рядом с ним — статным и смуглым. Альфа с нетерпением ждал конца помолвки, когда увезёт омегу, усадив рядышком в машине, и всю дорогу будет целовать тонкие пальцы и вдыхать его запах…

Обед вскоре был закончен, а тем временем вещи Рина уже уложили по княжеским машинам. Свадьбу решили устроить через две недели, а с завтрашнего дня оба о-папы будут заниматься списками блюд и гостей, планированием всего торжества.

Словно в тумане распрощавшись со всеми, омега последовал за Ливаром и сел в машину. «Вот и всё», — горько подумал он, прижимаясь к дверце подальше от альфы. За стеклом махали отцы, прислуга, о-папа, кажется, утирал слёзы. Рин машинально помахал в ответ, и они уехали. И лишь тогда повернул голову, когда Ливар сел рядом и взял за руку, окутывая запахом крепкого пряного кофе:

— Я вижу, что ты меня боишься, маленький котёнок. Не бойся, я не обижу тебя, — целовал он каждый пальчик. Рин затрепетал. Вроде и приятно, и страшно: альфа вон какой огромный, Рин ему еле до подбородка дотягивает. Но голос его был успокаивающим, а губы мягкими, и омега немного расслабился. Ливар перецеловал пальчики Рина, наверное, по раз двадцать, всё повторял, какой омега чудесный, как он, Ливар, влюбился, как будет оберегать, лелеять… Рин слушал, краснел, хлопал длинными ресницами, не поднимая глаз на альфу, а сердце то выскакивало из груди, то замирало от таких речей.

Вскоре приехали в княжеский дворец. Рина провели в комнату, отдельную от жениха, и он остался наедине сам с собой. Он с интересом рассматривал живописно убранную комнату, заставленную букетами цветов, трогал резные фигурки. Пышное убранство завершала высокая кровать с балдахином. Рин на неё посмотрел, невольно представил себя с Ливаром и тут же испуганно замотал головой, прогоняя картинку.

Постоял, подумал и вдруг с разгону бухнулся на пышную кровать и просто утонул в ней. С наслаждением зарылся в мягкие подушки, обхватил их руками, прижался. Даже не вставая, быстро стянул одежду и снова утоп в белоснежных подушках. Переживания и страхи этого дня вконец его измотали, и он лишь успел натянуть на себя мягкий верблюжий плед, как тут же провалился в сон.