Бутылка с красным вином сама оказывается в руках, тяжёлая из-за жидкости внутри. Удар у Сокджина сильный, старший брат всегда так говорил. Бутылка из мутного зелёного стекла встречается с лысеющей головой мужчины. Толстое стекло дребезжит, покрывается трещинами, но не раскалывается. Изо лба мужчины течёт настоящая красная кровь. Кости под руками Джина хрустят, ломаются. Джин понимает всю хрупкость человека. Глаза широко распихиваются, дрожащие руки больше не держат бутылку, и она падает на пол, всё же разбиваясь. Он — убийца. Он сам себе подписал приговор, случайно убив, случайно нажав кнопку вызова. По щекам катятся слёзы, даже в тот момент, когда он тянется за салфетками, чтобы вытереть пол. Бумажные полотенца впитывают грязные жидкости, но даже они слишком малы для этого. Салфетками он лишь размазывает смесь вина и крови по полу. Сокджин взрывается ещё одной вспышкой плача. Он срывает пиджак с едва живого тела и белой тканью пытается стереть разводы. Колени и руки болят. Дверь отворяется, и Джин поднимает свои полные ужаса оленьи глаза. Действуя на чистом адреналине, Сокджин расталкивает мужчин и выбегает из комнаты.

Сокджин выбегает из комнаты и спускается вниз, в кабинет Намджуна. Он распахивает тяжёлую дубовую дверь. Взору предстаёт занятый Намджун, возящийся с бумажками, и Юнни, залипающий в телефон на кожаном диване. Губы дрожат, из глаз наконец брызгают слёзы. Джун поднимает голову, улыбаясь, и обнажая свои ямочки на щеках, как раньше.

— Джинни, нам стоит поговорить, — тон явно сменился, стал мягче.

— Джун, Юнги, прошу, выслушайте меня! — Сокджин чувствует широкие руки на своей талии, то, как его прижимают к тёплой груди, где ещё бьётся сердце.

— Тшш, послушай меня. Я изменился. Я тебя до сих пор люблю, слышишь?

Сокджин не моргает, не дышит, сердце будто остановилось. Он не сможет сказать страшную правду, но Намджун скоро сам всё узнает.

— Я только что убил человека!

Сокджин чувствует дикий прилив адреналина. Очень страшно перед Намджуном, который любит, любит его, страшно перед Юнги, брови которого ползут вверх. Джун поджимает пухлые губы, думает о чём-то пару секунд.

— Быстро в машину! Оба!

Мин не задаёт лишних вопросов, вставая с дивана. Он крепко сжимает руку Джина в своей, чтобы дать хоть какую-то защиту. Хотя бы вид. Брови Намджуна всё ещё сведены к переносице, когда он открывает дверь, когда велит быть быстрее. Юнги всё ещё крепко держит его за руку, даже в тот момент, когда выхватывает ключи от машины у Джуна. Он вызвался его вести на правах самого спокойного в этой ситуации. К клубу уже мчится полицейская машина, и даже Мину становится страшно. Он садится внутрь, и когда Намджун и Сокджин садятся на задние сиденья, Мин вставляет ключ в замок зажигания, вдавливая в пол сцепление. Он толкает рычаг и наконец срывается с парковки.

Возможно, скорость, с которой он стартовал, привлекла сотрудников полиции.

Или, быть может, они знают номера тонированной машины Ким Намджуна.

Юнги нарушает все возможные правила, как минимум за превышение скорости. Мин выжимает из машины всё до последней капли, слегка подрагивая. На заднем сиденье Сокджин почти не истерит, лишь всхлипывает. Он лежит головой на коленях Намджуна. У Джина болят глаза из-за пролитых слёз настолько, будто он полил ими весь мир. Сейчас он не чувствует ничего, кроме намджуновых пальцев в своих волосах. Сокджин едва чувствует возбуждение из-за стрессовой ситуации, которая сейчас с ним происходит. Его съёжившееся тело чувствует все скачки скорости, чувствует страх, когда Ги чуть было не вылетает на встречную полосу. Машина трясётся и резко тормозит, чуть не попадая в бампер машины впереди. Сейчас почти два часа ночи, дороги загружены несильно, однако вероятность аварии существенная.

Намджун желает уже остановить Мина, потому что ему не нравится эта ситуация. В мозгу Кима прорастает рациональное зерно. Может, стоит сдаться? Вот на сколько Сокджина могут посадить за самооборону? Но меркантильная его часть кричит, что это крах — вся его карьера разрушена. Но ему сейчас спокойно. К нему прижимается Ким Сокджин, он не возражает его рукам. Намджун просто влюблён.

Машина резко останавливается.

— Приехали, — Юнги на эмоциях бьёт по рулю, — колесо пробило. Запаску ставить не вариант.

— Жилой район… — вздыхает Намджун. Тупик. Если только…

— Дом, Юнги, дом! Бинго! — Джин крепче сжимает руки мужчины, пока он быстро вылезает из машины.

Мин выходит за ними. Он блокирует намджунову машину и кидает ему брелок с ключами. Дворик освещают фары и это явный признак поторопиться. Сокджин сразу же видит сломанную подъездную дверь и показывает туда. Сокджин добегает первым, придерживает дверь для своих… Юнги и Намджуна. Именно в этот момент он чувствует себя по-настоящему живым. Джин видит своих любимых, видит, как они за него горой.

На лифте ехать не вариант, все это понимают. На крышу ведёт длинная лестница, и, благо, вход не закрыт. Сокджин слышит шаги за ними, не видит светлое будущее.

Когда они оказываются на крыше, Намджун подпирает дверь близлежащим кирпичом. Итак… что теперь? Это конец? Нет, всего лишь мнимые моменты спокойствия. Всё ещё темно, но небо озаряет яркая луна. Джин в полном спокойствии вдыхает ночной, слегка холодный воздух. Сокджин подходит, и почти без страха садится на край крыши. Юнги и Намджун садятся рядом. Мин улыбается и утыкается в плечо Сокджина. Намджун целует мужчину в щёку, и Сокджин восхитительно смеётся на это.

— Сделаем это вместе? — предлагает Сокджин. В глазах мелькает безумный огонёк.

— Ты настолько не хочешь в тюрьму? — усмехается Намджун, задумываясь.

— Я хочу почувствовать себя живым.

Что изменит этот шаг? Ничего. Но он навсегда будет со своим любимым. Это какое-то чёртово помутнение. Если хочет Джин — хочет Джун.

И если Мин сейчас позорно сбежит от этого, то никогда себя не простит. Сокджин самое ценное в его жизни. Если хочет Джин — хочет Юнги.

Именно сейчас, когда Юнги и Намджун медленно поднимаются, Джин понимает своё счастье. Он до этого момента не воспринимал серьёзно чушь по типу любовь и дружба, но сейчас…

По правую руку Джина стоит любовь всей его жизни, по левую же — друг детства. Они станут его крыльями и вознесут его до небес, прямо с этой крыши. Недаром говорят, что любовь — гвоздь, вбитый в крышку гроба.