Он никогда не показывал любви. Всегда легкое презрение, скука или, что очень редко, интерес. А ты рвалась доказать ему, что ты та, кто достоин его любви, его внимания. И он смотрел на твои жалкие попытки, иногда даже поощряя их, чтобы ты не переставала стараться.

Он никогда не показывал любви. Ведь ты лишь очередная букашка, что пытается завоевать внимание. Но ты видела, видела короткие взгляды, когда ты затихала, видела мимолетные движения, когда тебя подзывали. Все же что-то было, что не заметить невооруженным взглядом. Или же это все твои домыслы?

Он никогда не показывал любви. Лишь несколько раз зажимал тебя под лестницей, давя своим авторитетом, своей аурой, своим превосходством. А ты смотрела глупыми, влюбленными глазами, не замечая оскала вместо улыбки. И потом прятала укусы под высоким воротником рубашки, находя для этого тысячу и одну причину.

Он никогда не показывал любви. Однако все знали, что тебя лучше не трогать. Ты этого не замечала, полностью поглощенная в свои розовые мечты. А когда очнулась — никого вокруг не было. Была лишь ты и он. Преданная собачка и далекий господин.

Он никогда не показывал любви. Но ты всегда шла за ним, готовая помочь. Самый преданный союзник. Самый преданный раб. Девочки пытались поговорить с тобой, уговорить посмотреть вокруг, но ты слепо отмахивалась от их слов. Ведь ты видела то, что остальные не хотели замечать: долгие взгляды, случайные прикосновения рук, изменяющийся тембр голоса. Как люди это упускали? Только вот окружающие видели и другое: как он крутит тобой, как смеется с другими приспешниками над твоей влюбленностью, как делает столько всего, чтобы запудрить мозги влюбленной дурочке.

Он никогда не показывал любви. Однако, когда он пригласил тебя прогуляться после занятий, ты сразу согласилась. Сердце выпрыгивало из груди. Досидеть оставшиеся занятия было пыткой: время тянулось невыносимо медленно, будто кто-то специально тормозил стрелки часов. Руки чуть подрагивали от предвкушения, а записывать за преподавателем было невыносимо сложно. Ты то и дело ловила себя на том, что смотришь в одну точку, пропустив несколько минут рассуждений. На перерыве пришлось даже сбегать в туалет, чтобы умыться холодной водой. Она немного успокоила взбудораженные нервы.

Он никогда не показывал любви.

— Сукуна? — как смешно, пустая аудитория. Только ты и он. Подвоха не заметит лишь влюбленный по уши.

Он никогда не показывал любви. Был лишь интерес, скука и небольшой азарт от возможности покрутить человеком так, как хочется. Как жаль, что ты этого не замечала, считая себя какой-то особенной.

— Просто замолчи, — в голосе скука, хотя алые глаза будто высасывают душу.

Он никогда… А ты верила в чудо. Лишь сейчас испугавшись. Розовые очки дали первую трещину.

— Мне долго ждать? — непонимающе смотришь на скалящегося Сукуну. Чего он добивается? Он качает головой, будто ты несмышленый ребенок. А затем оказывается рядом, и вот ты уже схвачена за волосы. Их оттягивают назад, заставляя оголить шею. Первая пуговица выскальзывает из петельки, открывая вид на старые укусы.

— Уже даже места нет, — Сукуна будто печально качает головой, проводя ногтем по больным местам, будто специально надавливая там сильнее. Интересно, почему он еще так с тобой таскается? Почему не трахнул и не выкинул как старую игрушку, как поступал с другими? Потому что ты рядом, не смотря на жестокость? Потому что влюблена уже очень давно? Или потому что любимые игрушки не ломают сразу?

В уголках глаз застыли слезы. Вроде и тянет за волосы, но не слишком больно, будто своеобразно заботясь. Или ты это так видишь? Ноготь вновь проходиться по старым укусам на шее, а потом Сукуна расстегивает вторую пуговицу, оголяя ключицу. Здесь он еще не оставлял следов. Невольно дергаешься, жмурясь от натянувшихся волос. Руки сами по себе сжимают рубашку на груди. Сукуну трогать нельзя, это ты поняла еще в первый раз, едва увидела, что стало с девочкой, что попыталась.

— Хорошее место, не правда ли? — голос прямо на ухо. Довольно скалится, ты знаешь. Он хочет твоего страха, твоих просьб и твоего подчинения. И добьется этого любым способом.

— Не надо, пожалуйста, — голос дрожит. Он так это любит.

— Может тогда здесь? — место прямо под подбородком. Укус будет виден всем, его не скрыть будет даже тоналкой.

— Нет! — вздрагиваешь, едва кончик носа Сукуны касается этого места. Волосы сжимают крепче, сильнее натягивая. Жмуришься, едва останавливая руки.

— Какая привереда, — Сукуна цыкает, а потом впивается укусом практически поверх старого на шее. Ты тихо шипишь, чувствуя мокрые следы на щеках. Едва с шеи пропадают острые зубы, по ней проходит язык, собирая кровь.

— Изменилась, — Сукуна говорит это с видом эксперта, морщась от появившегося привкуса. Это от того, что старое место укусил? Ты испуганно вздрагиваешь, зажимая укус ладонью. В этот раз немного глубже, чем обычно, поэтому кровь течет вниз. Сукуна недоволен. Но при этом отпускает твои волосы, позволяя достать салфетки и пластырь из рюкзака. Он уходит, ничего не говоря, лишь наградив презрительным взглядом.

Он никогда не показывал любви. Но почему тогда на следующий день ты обнаруживаешь у себя в рюкзаке клюквенный морс?

Розовые очки зарастают вновь.