В палате было холодно — шерсть под одеждой тут же зашевелилась. Солнце в скорби скрылось за тучами, окрасив все вокруг в серо-голубые тона.

Сердце Ника тяжко билось от сковавшей его пелены. Ему казалось, что весь мир застыл и то, что заставило его встать, находилось неимоверно близко от него самого.

Мама лежала на кровати, накрытая зеленым покрывальцем, аккуратно причесанная и ухоженная, лицо было расслабленно. Все это вызывало у Ника жадную мысль, что она лишь по-прежнему спит, если бы не царившая в комнате тишина, вызванная отсутствием уже совершенно ненужных медицинских аппаратов.

Джуди стояла, потупившись, рядом. Не знала, что сказать, да и нужно ли вообще открывать рот, поэтому она просто сжала его ладонь, надеясь хоть как-то утешить.

Виски запульсировали. Все вокруг стало шатким, ломким — по-настоящему реальным было только безмятежное лицо Матери. Губы у Ника скривились, терпкие слезы смочили шерсть вокруг век, он задержал дыхание, ни разу не всхлипнул. Отец, мать... Оба его бросили, всех он потерял! Эта тяжесть была невыносимой, стремительно заволакивала его разум. Нет!

Ник резко отвернулся и широким шагом направился к выходу. Джуди рассеянно смотрела ему вслед, не находя в себе храбрости остановить или хотя бы последовать за ним. Она осталась одна. Почти, одна.

***

Объявшая Ника тяжесть давила с такой силой, что он едва стоял на ногах, мир расплылся, и он едва добрался до кровати. Едва он хотел выпустить терзавшую его боль наружу, уткнувшись лицом в подушку, как услышал скрип входной двери.

— Ник? — тихо спросила... Джуди, кто же еще!

— Морковка, — Ник чувствовал, как теряет власть над голосом. — Извини, что убежал, мне нужно...

— Побыть одному, — закончила она за него, подходя к кровати.

— ...Да.

Джуди забралась и молча обняла его и едва не растаяла от счастья, когда он ответил ей. Обнимать кого-то, кто тебя любит, кого-то живого, дарит облегчение гораздо большее, чем мягкая, но бездушная подушка. Ник был благодарен Джуди, но не мог этого сказать. Тогда он просто закрыл веки; лицо горело, глотать становилось все труднее.

Она решительно притянулась к Нику, зарылась носом в его тело и приготовилась.

Через мгновение невидимая смола перетекла с ее лап куда-то внутрь сломленного зверя. Джуди моргнула и вздрогнула.

Она оказалась в странно-теплом лесу. Ночь воцарилась вокруг, и, задрав голову к небу, Джуди с трудом различила переплетение ветвей. Она хотела позвать Ника, но рот игнорировал ее желание. Пульсирующие от крови деревья со всех сторон плотно обступали Джуди. Что-то вело ее в темноту, тело знало, куда идти, и все же Джуди паниковала. При каждом шаге ступни проваливались в сухую, невероятно упругую землю. Ничего не было видно, лишь слышен был где-то впереди шум барабана, тяжелый, прижимающий к земле стук.

Ветки сужались, а паутина между ними оголила вид на темно-бордовое небо. Сила, завладевшая Джуди, вела ее дальше. Послышался треск, как от костра, свет стал ярче, и Джуди с ужасом поняла, что находится не в лесу, а внутри Ника! Паутинистые ветви оказались сосудами, небо — плотью, а стук барабана исходил от самого сердца. Она, конечно, этого и добивалась, но надеялась что как и раньше, просто сумеет поделить гнетущую Ника боль между ними. Невидимый проводник остановил Джуди на краю чего-то, напоминавшего пропасть. Ее глаза приковались к тяжело сжимающейся и разжимающейся мышце. Треск усилился, свет стал ярче, обнажая покрытое пятнами и опухшими ранами с отвратительными желто-зелеными краями, сердце, из черных щелочек которого сочились маленькие водопадики крови.

Вдруг сквозь треск и стук до ушей Джуди донеслось знакомое песнопение...

***

Джуди вернулась в свое тело. Это можно сравнить с резким погружением в холодную воду — столь же завораживающе.

За окном стемнело, удивительно, но освещение в комнате Ника отсутствовало совсем. Сам он спал. Джуди позволила себе прикоснуться к его лицу, Ник вздрогнул, пару раз моргнул и устало выдавил из себя:

— Морковка, ты хочешь уйти к себе? Прости, — он освободил девушку из объятья и плена своего хвоста.

Но Джуди продолжила водить большим пальцем по его щеке.

— Сегодня я ночую с тобой, — ласково прошептала она и вдруг... запела. Тихо, почти шепотом. — Спи, огонек, вырастай на просторе...

Ник удивленно раскрыл глаза.

— Быстро умчатся года-а, — улыбаясь, продолжала петь Джуди.

Взор застелила пелена мути, боль в висках больше не поддавалась контролю. — Как... — только и смог пикнуть Ник, перед тем как уткнуться Джуди в грудь и зарыдать. Песнь сразила его, обрубила концы хлюпких нервов. Это несправедливо! Почему мама? Как Он мог это допустить?

Джуди чувствовала, как ее грудь вибрирует от плача. Ее лапки продолжали ласково гладить Ника по голове, она продолжила:

— Смелым орленком на ясные зори

Ты улетишь из гнезда-а!

— Тише, огонек, — заворковала она, не прекращая поглаживания. — Ты не один, ты никогда не будешь один.

Ник понял, что Джуди дает ему вволю выплакаться. Забился в ее объятие поглубже и вскоре, утомившись от бессильных рыданий, сам того не желая, соскользнул в сон.