8 Секунд после выстрела.

Ник с отчаянным рыком барабанил захлопнувшуюся перед ним дверь, полностью игнорируя пульсирующую боль размякших костяшек пальцев и раздающиеся из-за спины хрипы. Ярость его была настолько сильной, что он, видимо, правда хотел выбить сталь из проема и броситься вдогонку за беглецом.

Наконец, осознание собственного поражения начало брать над ним верх; постепенно каждый удар становился слабее, отскакивал от дрожащего, окропленного кровью металла все более вяло. Хрипы за спиной чрезвычайно настойчиво зазывали к себе.

Ник обернулся на этот зов.

Джуди неистово жалась спиной к своей ближайшей опоре — деревянной балке, но несмотря на прилагаемые усилия медленно сползала к залитому дождевой водой полу, правая лапа пыталась дотянуться до дырки в груди но безуспешно, — Джуди не могла преодолеть давящего со всех сторон напряжения, ей казалось, что тело заключили в невидимые тиски. Ник поймал на себе ее взгляд, расширенный от ужаса.

— Морковка! — Ник с отчаянным воплем кинулся к задыхающейся напарнице, — боже, боже, черт! — Скользя на грязи, он рухнул перед ней на колени и плавным движением лап приподнял серую голову над полом. Глаза его в немом крике сбежали с окаменевшей гримасы на левую сторону женской груди; пуля миновала бежевый плащ и, к трепету Ника, должна была пробить недавно обнажившееся перед ним сердце.

Однако оно продолжало биться. Из раны даже не текла кровь.

Джуди продолжала отчаянно хрипеть, шевелила губами, пытаясь донести до столь любимых, неизбежно тающих перед взором рыжих ушей свой глас.

Ник давно это заметил, судорожно наклонился, едва не прижимаясь ухом к шелестящим губам, и всею душою проклинал стучащую в голове кровь.

— Жи..т... ...жилет! — наконец расслышал он сквозь звенящий хрип. Ник тут же все понял. И немедля, содрогаясь всем телом, проник к злосчастным застежкам на спине напарницы.

Бронежилет ослаб, нехотя выпуская свою жертву из смертельных объятий. Игнорируя поддержку напарника, Джуди мгновенно перевернулась на живот и, упираясь одеревеневшими конечностями о доски, попыталась отдышаться, но с каждым жадным глотком воздуха заливалась все новыми изнуряющими приступами кашля. Ник беспомощно шептал что-то неразборчивое, то гладя, то сжимая упругую поверхность плаща на ее плече, и не замечая, как один за одним оставляет на Джуди кровавые отпечатки.

***

1 час 34 минуты после выстрела.

— Расскажешь кому, премии лишу.

— Благодарю, — Ник бегло улыбнулся и принял пластиковый стаканчик из копыта Буйволсона — слишком маленький для такого здоровяка.

Одного взгляда на взъерошенного Уайлда хватало, чтобы свести на нет песчинку счастья от выпитого кофе.

— Смотри, не свались до приезда прокурора, — рыкнул капитан, усаживаясь за стол напротив офицера.

Ник подался вперед и спросил:

— Мне следует рассказать все или о чем-то умолчать?

Лоб капитана покрылся еще большим количеством хмурых складок.

— Говори как есть, в любом случае дело попало под их юрисдикцию, — Он помолчал, затем усмехнулся. — Впервые они едут к нам, а не я к ним.

Снова молчание. Ник заметил, с каким нетерпением капитан поглядывает на часы, висящие над входом.

— Как Джуди? — вновь разорвал тишину Ник. Сейчас это беспокоило его больше всего. — В порядке?

— Как и пять минут назад, — фыркнул буйвол, недовольно глядя на циферблат.

— Отпустите ее домой, — Ник старался, чтобы это прозвучало не как просьба. — Она уже многого натерпелась.

— Нет. — практически моментально ответил капитан. Ник с досадой навалился на спинку.

— Нам нужен и ее рассказ. Хочешь, чтобы она спала дома? Говори четко и только по делу. — Теперь наклонился шеф. Как скала, нависшая над дубом. — Без шуток.

Прежде чем Ник молчаливо кивнул, со стороны двери раздался писк. Внутрь уверенным шагом, рождающим эхо каблука, шагнула зрелая, одетая не как прокурор, а скорее агент похоронного бюро, массивная женщина-свин. Морща скукоженный пятачок, она брезгливо обвела глазами холодно-серую комнату, затем досадливо покачала головой, словно имели место сбыться самые отторгающие ее опасения.

— И куда мне садиться? — мадемуазель возмущенно уставилась на буйвола. — Что за век? Нельзя принести даме стул?

Оба обменялись злобными взглядами. Ник вдруг почувствовал себя третьим лишним.

— Сейчас будет, — хмуро пыхнул капитан и поспешил исполнить обещание.

Когда замок на двери вновь загорелся красным, прокурор подтянула массивную черную юбку, с кряком плюхнулась на освободившееся место и хлопнула папкой по столу.

— Рад тебя видеть, Кэролайн, — губы сводило, но Ник сумел вернуть улыбку.

— Что в погонах, что без, — фыркнула она, надевая очки. — Умудряешься влипнуть по самое не балуй. — Удовлетворения ради черканув что-то на листе, она сложила пальцы в замок и наконец удостоила лиса своим взглядом.

— Я слышала о матери, — не совсем соболезнующим тоном сказала она. — Прости, что не была на похоронах — в министерстве своих трупов полно, хоть обратно в реки отбавляй.

— Да ничего, — Ник запустил перебинтованную кисть в мех на шее. — Тем более, их не было.

Глаза Кэролайн сверкнули удивлением.

— Что? Почему? Эти фармацевты тебе ее не отдают? Могу вмешаться, только попроси.

— Нет, я...

Вновь сигнал, зеленый свет и дверь отворилась.

— А теперь попробуй-ка мне объяснить, дорогуша, — Ник поежился. Больно резко Кэролайн вернулась к свойственному ей ворчливо-учительскому тону. — Каким образом я должна осветить федералам исчезновение старшего следователя, один продырявленный бронежилет и барбекю из лиса, которое я из тебя точно сделаю, если мне надают тумаков. А мне их надают.

Шеф сел рядом с прокурором. Ник досадливо посмотрел на почти наполовину полный стакан остывшего кофе и наполнил легкие то ли свежим, то ли просто ледяным воздухом допросной.

***

2 недели до выстрела.

— Готовы? — спросила его девушка.

Соболев хмуро кивнул. — Открывайте.

Замки на гробу щелкнули, зарождая громкое, быстро тающее эхо. Она подняла крышку. Соболев опустил прищуренный взгляд на аккуратно расчесанное, покрытое темно-серой шерстью лицо. В синем свете лампы отметины на шее — вспухшие, темно-бордовые, лишенные покрова были видны особенно хорошо. Черные губы на вытянутом рте покрылись белым налетом, как заледеневший шоколад. Веки зашили, чтобы не было видно мячиков, имитирующих глаза.

Пугающее сходство покойника с вчерашним собеседником за ужином схватило детектива за горло. Надежда испарилась, как туча после дождя.

— Это он, — вновь кивнул детектив.

— Экспертиза подтвердила это еще сорок минут назад, — она небрежно закрыла гроб и зашагала к выходу в коридор. Но Соболев упрямо не отводил глаз от крышки — глядел сквозь нее на тело усопшего напарника.

Он знал, кто убил его.

***

13 дней до выстрела.

Глубокой ночью, в пропахшей перегаром квартире призраки сна изнывали от отчаянья. Разъяренный, но не теряющий сосредоточенности, детектив вытряхивал одну коробку лживых улик за другой, сверялся с картой, выдавливал кнопки на не ловящем связь телефоне.

Ложь.

11 лет, потраченных на опрос параноиков, лжесвидетелей, желающих зазвездиться на ТВ. Пять миллионов минут и одна сломленная жизнь.

А где результат?

Еще одна коробка, теряющая свой груз макулатуры, как вдруг, среди летящей вниз кучи мусора, взгляд Соболева зацепился за золотой самородок. Откинув пустую коробку, он наклонился, едва не ныряя в сугроб из бумаги, и вынул на тусклый свет синеватую папку.

Вчера за ужином напарник говорил, что старший следователь, его единственный друг, будет гордиться им. "Осталось лишь навести кое-какие справки" — слащавил он, запивая эклер горячим шоколадом.

"Почему этот глупец и словом не обмолвился, что речь идет о деле?" — негодовал и в тоже время скорбел детектив. Он листал страницу за страницей, аккуратно вложенные в выглаженные файлы, жадно впиваясь глазами в каждую строчку.

Это компромат на имя Флорианы Бауэрс.

Жадно впитывая информацию, Соболев в очередной раз инстинктивно лизнул палец, готовясь перевернуть страницу, как лапу его одернул раздавшийся в дверь стук.

Невольно бормоча, он затушил сигару и сквозь исписанные безумием сугробы направился к двери. Молча распахнул ее и включил фонарик, освещая черноту подъезда.

Никого.

Казалось, еще секунда, и лоб детектива потонет в недовольных старческих морщинах, как взгляд его привлек блеск алой ленточки, заботливо окутавшей ярко-желтую коробку прямо у ног.

Недоверчиво выйдя из квартиры, Соболев тихо прошелся по холодному каменному полу, одной лапой держа фонарь, а другой напряженно сжимая спрятанный в кармане плаща револьвер.

Скоро фонарь начал мигать, от бессмысленного брождения тускнея с каждой секундой. Соболев уже обошел весь этаж, но так и не нагнал бегущую, почти летящую от него тень. Вернувшись к двери, он проиграл секундный бой с любопытством и все же внес коробку внутрь.

Торопясь вернуться к чтению компромата, он поспешно добрался до содержимого коробки.

Запахло свежим картоном: внутри находилась мягкая папка с документами болотного цвета и какой-то древний кассетоприемник с уже вставленной внутрь кассетой. Детектива больше интересовало содержание упаковки. Сначала он подумал, что это его семилетняя дочурка прислала свои новые стихи и фото, но ведь почту не разносят ночью, да и она еще слишком мала, чтобы так красиво и грамотно упаковывать посылки, а ее мать для него не согласится даже похороны устроить.

Поэтому он не позволил чувствам захватить его лицо, едва заметив радостную мордашку играющей дочери. Еще через миг его сковал страх. Одно фото было сделано с подкосом на оптический прицел, перекрестие которого было сведено прямо с головой дочери.

Не тратя больше ни секунды, детектив запустил кассетоприемник.

***

9 дней до выстрела.

Соболев сидел в припаркованном пикапе в пятнадцати шагах от частного дома своей жертвы и глотал водку. Синяя краска на стенах полопалась от старости, образуя витиеватую черную паутинку. Крыша же образовывала довольно странную форму - буквально провалилась в середину двухэтажного дома.

Он пил, закуривал, смотрел и продолжал колебаться уже несколько дней. Он знает, когда жертва приходит домой, у него есть качественная копия ключа от черного хода. Но всякий раз, стоит детективу покинуть салон автомобиля, его с неимоверной силой сжимает совесть. Мешает идти, запрещает дышать.

Еще одна затяжка, дым раздражающе щипал глаза, вынуждая его открыть окно.

Внутри кипела ярость беспомощного — преступника, заключенного в кандалы, но в мыслях еще свободного. Он откинул прокушенную сигарету и вдохнул ворвавшийся в салон свежий воздух. И вновь что-то невидимое стиснуло его горло, прерывая дыхание.

Звук сирены.

Полицейский автомобиль остановился прямо у крыльца дома, чудом не наехав колесом на острый, как шип, низенький заборчик. Окаменевший детектив наблюдал, как из машины вышли двое — соболь в фуражке и рысь. Напарница что-то шепнула первому на ухо, он улыбнулся в ответ. Дверь в дом отворилась еще до того, как они поднялись на крыльцо.

Соболев вытер щекочущие нос капельки пота — он понял, жертва заметила его. Он вновь глотнул водки, искореняя панику. Медлить больше нельзя: если миссис Уайлд будет находиться под опекой полиции, ему никогда не удастся добраться до нее так близко, как сейчас, а если нож не разрежет ее плоть, Флориана убьет его дочь.

Решительно хмуря лоб, Соболев осушил бурдюк и кинул его в бардачок к сигарам. Схватил покоящийся на соседнем сидении нож из посылки и пистолет, заряженный парализующим ядом.

Дверь вновь отворилась. Быстро. Полицейские вышли, но еще продолжали говорить с хозяйкой.

— Вас никто не собирается убивать, — донесся до него резкий голос мужчины-полицейского.

— А вот от профессиональной помощи психолога, на вашем месте, я бы не отказался.

Дверь захлопнулась, послышались новые хлопки и ворчание — полицейские сели в машину.

Соболев бесшумно отворил заднюю дверь. Солнце почти зашло, свет в коридоре был потушен. Скрываемый темнотой, с широко открытыми глазами он прошел глубже в дом. Еще шаг, и интерьер сменился.

"Гостиная" — понял он.

Пожилая лисица, печально приосанившись, стояла у окна спиной к детективу и глядела на удаляющиеся огни полицейского автомобиля. Легкого качка головой хватило, чтобы ее взгляд упал на голубоватый пикап Соболева. Глаза в страхе округлились, рот приоткрылся.

Детектив затаил дыхание, сердце грозилось не выдержать, он не слышал ничего, кроме стучащей в голове крови и кричащих легких, изнывавших от углекислого газа. Сжав кинжал еще крепче, он шагнул. Пол предательски скрипнул.

Она повернулась, одаряя застывшего посреди комнаты детектива трепетным взглядом.

Соболев прошептал то, что вопила его душа. — Прости меня.

— Я никогда не прощу тебя, — был ответ. Миссис Уайлд снова развернулась к окну.

Отказываясь медлить и паникуя гораздо сильнее, чем его жертва, Соболев подошел сзади и, предохраняясь от вскрика, сжал Уайлд челюсти и сделал инъекцию. Она попыталась ударить его, но затихла после первого же удара ножом под ребра. Обмякла после второго.

Действуя черной инструкции, Соболев аккуратно уложил Уайлд на пол. Закрыл ее веки, она все еще была в сознании, но мышцы не слушались. Соболев нанес последний, третий удар.

В сердце.

Перчатки скрипнули. Он отпустил колышущуюся от сердцебиения рукоятку. Дрожащими лапами он потянулся к стоящему на подоконнике телефону. Если вызвать скорую, если он точно просчитал траекторию удара, если нож попал в перикард. Она может выжить.

Флориана ничего не сможет ему предъявить. Он исполнил ее приказ — нанес удар в сердце.

Он не верил, что смог.