Бэзил откладывает кисть в сторону и ведет плечом. Все же почти неподвижное сидение в одной позе неприятно сказывается на нем. Гарри влетает в комнату с ноги, почти снося стоящую рядом картину.

— Гарри, ну я же просил! – страдальчески выдыхает Холлуорд. Уоттон улыбнулся, подходя к своему другу и обнимая его со спины.

— Не будь таким занудой. – хмыкнул Гарри, повертев перед носом художника бутылкой джина. – Давай ты сейчас отвлечешься от своих картин, и мы немного выпьем.

Бэзил глубоко вздыхает. Ему не хочется сейчас отвлекаться от письма, в конце концов, на него не так часто снисходит вдохновение. Хотя Гарри уже убил всю спокойную атмосферу своим присутствием. Художник снимает резинку с волос, распуская их и давая уставшей коже головы отдохнуть. Генри же ставит бутылку алкоголя на стол и достает два стакана, разливает джин, а потом смотрит на Холлуорда. Обычно завязанные кудри, прямо сейчас, лежат на плечах, ярко подчеркивая бледное, после зимы лицо. Уоттон на мгновение зависает, откровенно любуясь тем, как художник разминает кожу головы.

— Я хочу постричься. – говорит Холлуорд, наконец поворачиваясь к Уоттону. Он с силой выдыхает, подбрасывая непослушную кудряшку вверх, но та спустя мгновение возвращается назад. Юный лорд хмыкает, наблюдая за тем, как Бэзил зачесывает волосы пальцами назад.

— Зачем, друг мой? – вскрикивает против воли Генри, подходя к другу со стаканами в руках. Он подает один Бэзилу, а тот послушно принимает, хотя на лице откровенное нежелание пить предложенный напиток. – Позволить себя остричь и стать похожим на ободранного пуделя? Зачем вам это, Бэзил?

— Ну спасибо. – раздраженно выдыхает Холлуорд, убирая алкоголь на стол с кистями. – Пуделем меня ещё никто не обзывал!

— Полно вам, дорогой мой! Пудели вполне очаровательные собачки, когда не походи на остриженный куст. – хмыкает Уоттон, отпивая из своего бокала.

— Гарри! Ты говоришь так, словно моя стрижка это самое страшное, что может произойти с миром. – качает головой художник и начинает протирать кисти. Рисовать в такой обстановке он все равно не сможет. Гарри слишком болтлив, а Бэзил предпочитает тишину, когда работает. 

— А как же иначе, Бэзил? Такие густые кудри мало кому достаются, тебе следует их беречь и не скрывать в хвосте. – улыбается Генри, взяв пару прядей в пальцы. Бэзил скрещивает руки на груди и трясет головой, заставляя Гарри чуть отстраниться. – Хм? Чем же они тебе так не угодили, что ты жаждешь их отрезать?

— Начнем с того, что с ними жарко. – Холлуорд откладывает кисть и берет резинку, вновь начиная стягивать волосы в хвост. – Они у меня темные, поэтому летом начинается настоящий ад для моей несчастной шеи, если хвост не высокий. Вторая причина в том, что они лезут повсюду. В глаза, нос и рот. Ох, Генри, знал бы ты, сколько волос я съел за все это время! Они просто повсюду! Тебе меня не понять, ведь ты никогда не носил длинных причесок, Гарри! 

— Тогда я требую, чтобы ты сбрил и эти отвратительные усы! – хмыкает Уоттон. – Они тебе совершенно не идут!

— Как и тебе эта козлиная бородка. – парирует художник с довольной улыбкой и, наконец, отпивает из своего стакана джин. – Но я почему-то молчу, а у тебя язык, как помело. Что метет, только черт и разберет. 

Гарри потирает подбородок, обиженно насупившись. Тогда он отрастит себе бороду! Только чтобы позлить Холлуорда. Они садятся на кресла, и Гарри как обычно пускается в длинные рассуждения о том, что правильно, а что нет. Бэзил не особо любит встревать в такие монологи, он просто слушает своего друга. Ему нравится само звучание голоса Уоттона. А Гарри собственно и не нуждается в человеке, поддерживающем дискуссию. Возможно, то что Бэзил пропускает большую часть его бреда мимо ушей и спасает до сих пор их дружбу. 

Холлуорд не сразу обратил внимание на то, что Генри замолк и теперь очень внимательно смотрит на него. Бэзил поднимает на него слегка озадаченный взгляд. Видимо Гарри задал ему вопрос, а он его прошляпил. Художник неловко покрутил бокал в руке и поставил на стол. 

— Бэзил, ты меня хоть немного слушал?

— Нет… – честно признался Холлуорд и невинно улыбнулся Уоттону. У того как-то странно сверкнули глаза. 

— В таком случае, тебе полагается штраф! – ухмыльнулся Генри, вставая с мягкого сиденья и подходя к мужчине напротив. По его хитрому взгляду понятно, он что-то задумал.

— Что?! Ты всегда пропускаешь мои слова мимо ушей! Где тогда твоё возмещение?! – недовольно вскрикнул художник. Он уже хотел встать, но руки лорда надавили ему на плечи, удерживая на месте. 

— Прямо сейчас ты живешь у меня и за мой счет, мой дорогой Бэзил, и все что я прошу, это чтобы ты не пропускал мои слова мимо своих замечательных ушек. – Гарри коснулся мочек ушей пальцами, чуть сжимая. Холлуорд весь моментально зарделся. 

Сердце сделало кульбит. Лицо Уоттона слишком близко. Художник ставит ладонь между их лицами, не позволяя другу перейти опасную грань. Он довольно резко толкает Уоттона в грудь и обнимает себя, выглядя обиженно. Гарри громко смеётся, только подтверждая его догадку о том, что серьезности в действиях нет и в помине. Глаза начинает щипать от обиды. Уоттон ему симпатичен, однако художник не ищет связи на один раз. Он мечтает о искренней и глубокой любви, но понимает, что ему она не светит.

— Прекрати это, Гарри. – еле слышно сказал Холлуорд. Смех замолкает почти сразу. Уоттон смотрит внимательно и даже обеспокоенно. Будь это кто-то другой, он бы, скорее всего, не остановился бы вовсе. Однако это Бэзил, не «кто-то другой». 

Гарри наливает ещё джина им в стаканы и садится рядом, чуть приобнимая закрывшегося художника одной рукой. Холлуорд это одна огромная уступка. Над ним хочется подтрунивать, но никак не обижать.

— Прости, ангел. – шепчет Генри. 

— Не называй меня так! – вскрикивает художник, вскидывая руками. – Ты знаешь кто я, а это уже само по себе грех.

— Грех понятие очень растяжимое, мой друг. – качает головой Уоттон. – Я считаю, что люди приписывают излишнюю важность значению греха в наших жизнях. Мы сами, по своим внутренним ощущениям, определяем, грешны мы или нет. Сами навязываем себе ненужное чувство вины, под давлением собственной совести и общественных догм. Я не считаю твои увлечения греховным. Если они приносят удовольствия, то почему ты должен их подавлять в себе? Просто потому что однажды кто-то так написал в Библии? 

— Это богохульство, Гарри. – Холлуорд устало трет глаза. – И как мне теперь верить твоим извинениям, если они так неискренны?

— О, Бэзил, в твоем отношении я абсолютно и полностью искренен. – черты лица Уоттона заметно смягчаются, показывая нежность, что он вкладывает в эти слова. – Я не даю клятвы, но тебе я клянусь, что больше не буду затрагивать тему твоей природы в своих шутках, раз это тебя так задевает. Наше общение мне важнее.

— Спасибо, Гарри. – Бэзил улыбается уже намного более спокойно и расслабляется в теплых руках Гарри.

Если бы тогда он решился, все-таки, на этот чертов поцелуй, сейчас все было бы совершенно иначе. Возможно, они были бы вместе по-настоящему, по-честному. Уоттон нервно захлопывает книгу и трет лицо. Чтение не идет совсем. Слова не складываются в строчки, чтобы стать абзацами и нести хоть какой-то логический смысл. С чего он вообще вспомнил это? Сам себя мучает подобными теплыми воспоминания, замечая, как то тут, то там упустил возможность стать для художника чем-то большим, нежели просто другом. Это сводит с ума, даже сейчас он не так близко к Холлуорду, хотя он вновь живет с ним под одной крышей и ест одну еду. 

— Генри, может погуляем сегодня по Парку? – спрашивает Виктория, заглядывая в библиотеку. Уоттон поднимает на неё взгляд и улыбается. Может быть это будет возможностью хоть немного отвлечься от мыслей о Бэзиле.

— Конечно, почему нет? – они давно не выбирались куда-либо только вдвоем. Жена мягко улыбается в ответ и скрывается в дверном проеме. Наверняка пошла переодеваться. 

Генри поднялся с кресла и подошел к стеллажу, убираю книгу на полку. Нужно перестать думать о художнике и сосредоточиться на жене, которая наверняка сейчас будет болтать без умолку. 

Выехали они чуть погодя. Виктория уже что-то щебетала о фонде его тети и его гостях, потом перешла на тему своего отъезда. Гарри даже показалось, что останься Виктория одна, она бы даже не заметила его отсутствия. 

— Кстати, Гарри, я хотела с тобой кое о чем поговорить. – почти мурлычет женщина, цепляясь за руку супруга. Тот сжимает её ладошку в ответ. Почему бы не проявить хоть немного ласки к женщине, что спит с ним в одной кровати каждую ночь.

— Ты что-то хочешь? Если да, то говори быстрее. Терпеть не могу ожидание. – Уоттон достает портсигар и берет одну. Поджигает и закуривает, смотря на Викторию.

— Да! Ты так и не вернул мне компенсацию. – хмыкает Викки, сильнее сжимая руку Генри. Тот смотрит чуть удивленно, а потом хмыкает и кивает. Да, она же говорила, что потребует возмещение, за его очередную измену.

— Тогда в чем был смысл уезжать из дома? Я мог бы расплатиться прямо сейчас. – Гарри чуть наклоняется и шепчет уже на ухо. – Или ты, наконец, решила отвернуться от церкви и познать истинное удовольствие?

— Ты невыносим. – вздыхает женщина, в прочем не выглядит недовольной. Мужчина хмыкает. Он далеко не первый раз слышит подобное. Гарри мягко накрывает ладонь Виктории, своей, чуть сжимая. 

Жена заметно расслабляется и чуть улыбается. Они так давно никуда вместе не выбирались, как-то не было возможности или наоборот желания. Однако сейчас, Уоттон чувствует некоторое умиротворение. Все идет совершенно, как надо. Бэзил теперь у него под крылом, Виктория скоро уедет к родным на длительный срок, а Дориан… Дориан – это проблема. 

Что-то в парне изменилось, в его манере поведения, в его стиле речи. И Генри точно знает, Бэзил тут совершенно не причем. Скорее исчезновение стало тем, что, наконец, заставило проявиться его вторую сущность. Сам взгляд Грея изменился. Стал таким холодным и отстраненным. Словно совершенно другой человек. Это заставляет его волноваться. 

— Как на счет прогуляться вдоль озера? – спросила Виктория, переключая мысли Уоттона почти моментально.

— Возле воды холодно, пойдем лучше вглубь. – улыбается Гарри. Нужно сосредоточиться на жене. – Что там на счет моего долга?

— Гарри, на самом деле у меня есть одна просьба.

***

Бэзилу уже осточертело сидеть в этой комнате безвылазно. Кажется, медленно начинает сходить с ума. Ещё и свет слишком яркий, бьет по его несчастным глазам, отражаясь от белой ткани. Приходится сидеть с закрытыми глазами и в тишине почти все время. 

— Не могу больше! – Холлуорд подскакивает, начиная расхаживать по этому небольшому доступному клочку пространства. Он хочет прогуляться. А ещё есть, однако единственный, кто приносит ему еду куда-то благополучно уехал. Холлуорд истерично хохотнул. Хоть бы альбом с карандашами принес! Это просто невыносимо, находиться тут в одиночестве и тишине большую часть времени. 

В голове гудит от этой тишины. Сколько он вообще уже тут находится? Холлуорд уже сам не понимает. Раньше мерилом был Генри, но сейчас он более и периодически отключается, что значительно усложняет подсчет, ведь Уоттон спокойно может решить дать ему поспать подольше. 

— Так. Спокойно, Бэзил. Главное успокойся. – он глубоко вдыхает и выдыхает, закрывая глаза. Бэзил отсчитывает свое дыхание, чтобы унять кровь, громко стучащую, в ушах.

Мужчина устал находиться в подобном состоянии. Бэзил подошел к столу и сел на него, свешивая ноги. Пальцами он отстукивал какой-то простенький ритм, чтобы не сидеть в полной тишине. Она давит и ему уже кажется, что среди этого белого шума и стука крови в висках, он слышит то, чего на самом деле нет. Какие-то неясные шорохи, шаги и, кажется, шепот. Это медленно сводит его с ума. Холлуорд старается сосредоточиться на звуке, но шум в ушах его перебивает. 

Художник слезает так же быстро, как и залезает, садится на пол, и заносит руку. Бьет в пол со всей дури, чувствуя боль, отдающуюся в руку. Мужчина сжимает зубы и заносит вторую руку, делает точно так же. Боль отрезвляет, доказывает, что он все ещё живой, что он есть, а это все не выдумка и вполне реально. Бэзил чувствует, как по щекам катятся слезы, а кисти и плечи болят, пульсируя к остальному телу. Больно. 

— Я хочу домой… – всхлипывает Холлуорд, вытирая лицо, ещё не слушающимися руками. 

Он хочет вдохнуть свежий воздух, хочет увидеть пожелтевшие деревья, хочет взглянуть на небо затянутое тучами, услышать гром и как дождь барабанит по стеклу, пока ты сидишь дома и пьёшь горячий малиновый чай. Он просто хочет жить пусть и не совсем свободным, но человеком. Не думать, что запертый здесь, он похож на психически больного. Да, Бэзил был под заключением, но в пределах поместья и прилегающего сада он был полностью свободен в передвижениях. Мог спокойно сходить и посидеть в саду, наблюдая, как толстяк шмель пытается собрать пыльцы или вернуться в мастерскую, вдохнуть родной запах краски и сесть за картину, что он так и не успел закончить. Он мог взять книгу, чтобы почитать её, под звуки ветра снаружи, бьющего о стекло ветки молодых деревьев. Мог пойти в библиотеку и…

Холлуорд чувствует, как горячие руки ловко развязывают галстук на его шее, быстро освобождая шею из плена ткани. Правда почти сразу Бэзил ощущает поцелуй на своей коже, а за ним сразу второй и третий. Из горла невольно вырывается стон, а ловкие руки пианиста снимают одну петлю с пуговицы за другой. Мужчина сжимает в руке корешок книги, а потом отпускает и та с глухим стуком падает на пол. Они вообще пришли сюда читать, но примерно через час Дориан, со скучающим видом, отложил свою книгу. Ещё через 15 минут он подошел к художнику. 

— Дориан… 

Голос слабый и тихий, очень неуверенный, поэтому прекрасный юноша продолжает. Спускается мягкими губами ниже, припадает к выступающей ключице и поспешно прижимает руки мужчины к подлокотникам. Напирает, почти вжимая его в спинку кресла. Холлуорд подрагивает, совершенно не сопротивляясь, пока что. Это пьянит похлеще хорошего и крепкого вина. Бэзил громко стонет, когда парень немного кусает светлую кожу. 

— У тебя такой красивый голос, когда ты стонешь. – шепчет Грей и художник моментально краснеет, начиная ерзать, желая сбежать от столь смущающего момента. Однако Дориан сидит у него на коленях, а его руки неожиданно сильно прижаты к подлокотникам, в которые мужчина сразу вцепился пальцами, сильно сжимая. – Ты так дрожишь. Боишься? 

В голосе слышны смешливые нотки, что только усиливает смущение художника. Сказать, что ему приятно будет очень стыдно. Да и вообще, каждое действие и касание Грея заставляет все внутри дрожать. Сам юноша ловит себя на мысли, что ему действительно нравится, как переливается голос Бэзила во время стона. У него в принципе очень приятный и теплый тембр, который хочется слушать. Он не такой гипнотизирующий, как голос того же Уоттона, но в нем есть такие волшебные нотки, сводящие сейчас с ума.

— Нет… просто это… – Бэзил проглатывает звук, когда Дориан не сильно кусает его шею, хоть и явно не желая оставлять следов. – Это очень смущает! 

Пианист тихо смеется ему в шею, и мужчина чувствует улыбку. Они же в библиотеке, так почему Дориан вдруг... Грей отпускает его руки, берет лицо, поглаживая красные щеки, и поворачивает к себе. Целует, сразу настойчиво, зная, что художник моментально поддается такому напору с его стороны. И Холлуорд правда начинает таять. Он мычит в поцелуй, когда юноша прикусывает его нижнюю губу, и сжимает освобождёнными руками его талию. Юноша с удовольствием ощущает, как начинает подниматься плоть мужчины, скрытая под тканью штанов, трется о неё задницей, ерзая на коленях. 

Бэзил вздрагивает и довольно резко отстраняется от Дориана, толкая его в грудь. Парень цепляется за одежду художника, чтобы не упасть и смотрит, чуть шокировано, на мужчину, поднимаясь на ноги. Так грубо он его никогда не отталкивал. 

В глазах Холлуорда откровенная паника. Он поспешно встает, чтобы поскорее уйти, однако где-то между стеллажами его нагоняет Дориан, прижимая к одному из них. Они оба тяжело дышат, не понятно после поцелуя или от пробежки. 

— Бэзил, что случилось? – обеспокоенно спрашивает юноша, обнимая мужчину со спины и утыкаясь носом ему в шею. Он сжимает сильнее, когда Бэзил пытается выпутаться. – Тише, дыши глубже.

Дориан смотрит на макушку художника и целует в темечко. Почему так резко? До этого было даже забавно наблюдать за поведением мужчины в подобные моменты. Он всегда так смущался, словно не взрослый опытный мужчина, а юная девица. Но сейчас явно все пошло не по плану! Грей чувствует, как медленно Холлуорд расслабляется в его руках и закрывает ему одной ладонью глаза. К своему ужасу он почувствовал влагу. 

— Бэзил, ты плачешь?! – уже немного испуганно выдыхает Дориан. Неужели он так сильно задел мужчину?! Юноша был уверен, что ему нравится! – Прости! Я больше не буду так делать, только не плачь! 

— Я не плачу. – севшим голосом говорит Бэзил, хотя по щекам уже вовсю катятся слезы. Он не хочет портить Дориана ещё сильнее, чем это делал Гарри. Не хочет толкать его на грех. Однако каждый раз не может отказать себе в удовольствии слиться с этими нежными губами. 

Художник вздрагивает, когда его резко разворачивают и прижимают к стеллажу. Видеть на глазах Холлуорда слезы откровенно больно. Пианист физически ощущает её в сердце, расползающуюся в груди. Грей не желает больше видеть слезы на этом лице. Бэзил поспешно вытирает щеки и нос, однако скрыть факт слез уже невозможно. 

— Пожалуйста, Дориан, давай остановимся на этом. – шепчет Бэзил. Фраза очень двоякая. Непонятно имеет в виду Холлуорд сегодняшнюю встречу или подобные отношения, в целом. Сердце пропускает удар.

— Нет. – твердо говорит Грей. Художник сжимает зубы, он хочет что-то сказать, но не успевает. – Ты позволил мне оставаться рядом с собой! Если ты боишься, что это связь утянет меня в ад, то мне не страшно!

— Дориан, что ты такое говоришь?! – в ужасе вскрикивает Холлуорд, чувствуя, как юноша придавливает его к шкафу. – Ты не достоин попасть в ад, а я не хочу быть тем, кто тебя в него затянет! Я… ах!

Дориан уверенно сжимает руку на промежности художника, ощущая, как тот цепляется за его руки, пытаясь остановить. Холлуорд даже не подозревает, что юноша много хуже, чем тот о нем думает. Чем все о нем думают. Ему уже, наверняка, уготована прямая дорожка в ад. Связь с Холлуордом наоборот воспринимается им, как своеобразное искупление и очищение. 

— Не смей даже думать о том, что ты сведешь меня в ад, Бэзил. О, мой дорогой художник, ты слишком многого обо мне не знаешь! – Дориан выправляет рубашку из штанов мужчины, целуя его в шею. 

Художник дрожит, сжимая руки на одежде Грея. Тот знает, что по правде мужчина совершенно не хочет ему сопротивляться, однако все равно не заходит дальше, не слыша согласие. И это раздражает сильнее всего, ведь Бэзил слишком упертый, чтобы его дать. 

— Я уже горю в пламени. Прошу, позволь мне поделиться им с тобой. – мягко шепчет Дориан на ухо Холлуорда, пуская толпы мурашек по коже мужчины, от шеи по позвоночнику. 

Бэзил должен отказаться, прекратить это падение в пропасть, но он не может. Он никогда не мог отказать Дориану, и сейчас он снова капитулирует, опуская голову ему на плечо и всхлипывая. Грей сразу перемещает руки на спину Холлуорда и прижимает к себе. Бэзил хватается за рубашку на спине парня, сжимая её. 

— Мой Бэзил… – еле слышно говорит парень, вдыхая запах волос мужчины. Это звучит так интимно и ласково, что Холлуорд прикрывает глаза, смаргивая слезы, и наклоняет голову в сторону, открывая шею, словно приглашая. – Мой Бэзил… 

Дориан припадает к шее, целует, прикусывает, облизывает, вслушиваясь в звуки, издаваемые художником. Взгляд падает на книги, но Грей не может сосредоточиться на буквах, золотом выведенных на старых корешках. Бэзил низко стонет, когда одна рука юноши расстегивает пуговицы на его штанах и залезает внутрь. Гладит сквозь ткань. Кажется у него снова навернулись слезы. 

— Дориан, пожалуйста… – бессознательно шепчет он, на ухо парня, цепляясь за его плечи. 

«Совсем поплыл…» - умиленно думает Грей и, одной рукой, немного приспускает штаны, вместе с исподним. Бэзил заливается ещё большей краской, когда юноша касается кончиками пальцев его стоящего естества. Мужчине стыдно, что он так слаб, что он не может совладать с собой. Дориан же откровенно разглядывает его и это всколыхивает, в парне, чувство дежавю, но он пихает его подальше. У Бэзила довольно большой член, с багровой красивой головкой, выглядывающей из-под крайней плоти. Где-то видны венки, проступающие через нежную кожу, на стволе. 

Грей проводит по нему рукой, раздумывая стоит ли ему опуститься на колени и отсосать, однако у Холлуорда дрожат ноги и он начинает медленно съезжать на пол. 

Юноша не препятствует, только придерживает, чтобы мужчина откровенно не упал. Они опускаются на пол и Бэзил что-то невнятно скулит, стоит пианисту погладить щель уретры. Нет, он сделает все руками, чтобы уловить каждое изменение в лице художника и сохранить в памяти, на долгие годы. Хотелось бы навсегда запечатлеть этот момент, например на хосте. Дориан ведет освободившейся рукой по груди мужчины, приглаживая темные волоски. Осторожно надавливает на уже твердый сосок. Бэзил рвано выдыхает, не зная куда девать руки. Мужчина кладет их на щеки парня, поглаживая. Грей тоже покраснел, однако он умеет держать возбуждение под контролем. Сейчас самое главное это доставить удовольствие Бэзилу. Он хочет доставить удовольствие Бэзилу. 

— Мы ещё можем повернуть назад. – сглатывая слюну, говорит художник. 

— Уже не можем. – улыбается Грей и двигает рукой вверх-вниз. Бэзил постанывает, дрожа. С каких пор он настолько чувствительный? – Да и не хочется. Лучше постони для меня ещё, Бэзил.

Холлуорд подрагивает, чувствуя накатившее возбуждение. Мужчина рвано выдыхает. Воспоминания ещё горячи в памяти. Тогда они так и не дошли до постели. Руки парня были ровно такие же нежные какими он себе представлял. Однако дальше дрочки они не зашли. Решили, что пока этого достаточно, что они будут изучать тела друг друга постепенно. Бэзил кладет холодные руки на горящие щеки. А что эти ласковые руки вытворяли с ним. Художник никогда не был в пассивной позиции до этого, но Бог свидетель, он с удовольствием раздвинул бы ноги перед Дорианом. Гарри его невероятно испортил, но в тоже время юноша накопил опыта, хотя казалось, что Грей был профи, (некоторые приемы Холлуорд вообще ни разу не встречал) что не вязалось его невинным лицом. 

Бэзил подошел к ближайшей стене и ударил по ней, чтобы выплеснуть эмоции. Пусть теперь и бьет по мягкому, в руки все равно отдает болью. Это тоже помогает успокоиться. Костяшки стерлись о ткань и теперь саднили, а где-то даже капельки крови выступили. Может быть… нет! Не стоит думать о таком, лучше он займется спортом, хоть каким-то, авось полегче станет и измотается до прихода Гарри.

***

Дориан поплотнее закутался в шарф, ведь ветер был очень сильным и холодным. Однако юноша упорно шел назад к тому магазинчику, забирать купленные товары. Почему он не отправил туда Виктора? Причин несколько. 

Первая, ему очень сильно хотелось ещё раз прогуляться в одиночку по Лондону. Он имел какую-то особую атмосферу. Даже днем, когда людей уже много, ощущение такое, словно он попал в сказку. Да и погода шепчет. 

Вторая причина, скука. Ему уже надоели все эти бары, кабаки и притоны, но и дома сидеть скучно. Когда Бэзил ещё не пропал, они часто гуляли у него в саду. Летом он особенно пышет богатством красок и красотой растений. Дориан то и дело рвал цветы и вплетал их в черные кудряшки Холлуорда, за что не раз был порицаем. Однако прямого сопротивления так и не встречал. Бэзилу нравилось, когда юноша трогал его волосы. 

Ну и третья причина имела одно конкретное имя. Миллианна Лорельс. И дело не в том, что Грею она приглянулась в качестве партнерши, нет. Когда у него появился Бэзил, парень, в принципе, потерял интерес к остальным. В ней просто было что-то неуловимо знакомое. И это «что-то» привлекло внимание довольно сильно, заставляя желать новой встречи. 

Завидев магазинчик из далека, настроение юноши значительно поднялось. Он подошел к двери и сквозь стекло уже увидел женщину, достающую что-то из стола. Грей глубоко вдохнул и открыл дверь. Колокольчик зазвонил, оповещая хозяйку о посетителе. Миллианна подняла голову и посмотрела на гостя. Сдержанно, но вполне приветливо. 

— Мистер Грей, я уже жду вас. – улыбнулась женщина. – Ваш заказ. 

Она протягивает ему вещи, осторожно уложенные в пакет. Дориан забирает их и улыбается ей в ответ. Немного неловко, однако женщина выходит из-за кассы и встает рядом с юношей. 

— Я бы хотела с вами поговорить, мистер Грей. – серьезно говорит она. – Мы можем пройти на второй этаж и выпить чаю, если желаете.

— О, я буду только рад! – воодушевился юноша. Однако, по тону мисс Лорельс он понимал, что речь будет не так уж и приятной. 

Они проходят вглубь помещения, и женщина открывает заднюю дверь. Там была лестница, по которой они поднимаются на второй этаж. Запахи в доме сильно отличаются от тех, что на первом этаже. Тут пахнет мясным пирогом, цветами, древесиной и, самую малость, пылью. Грей улыбается. Атмосфера очень уютная, ничего лишнего или слишком роскошного. Однако на полках стоят фотографии, а на стенах висят картины и детские рисунки. Дориан подходит к столу и смотрит на фотографии. Парень шокировано моргает, когда на одной из них видит Миллианну в компании уже знакомого ему мужчины. Бэзил. Они стоят рядом, в обнимку. Ещё молодые и невероятно счастливые. Женщина была в белом подвенечном платье.

Лорельс не вмешивается, позволяя Грея рассматривать фотографии и картины. Хотя, она ясно понимает, в каком русле текут мысли парня, видя, как он бледнеет.

— Он мой брат. – наконец говорит Миллианна. Дориан вздрагивает и оборачивается на женщину. И да, теперь ему ясно, что так зацепило его. Они с Холлуордом очень похожи. Глаза, волосы, форма лица… Глаза Миллианны странно сверкают в тени. Они словно предостерегают. 

Лорельс, как никто, знает, сколько горя хапнул Бэзил за все время знакомства с Дорианом. Сколько слез он пролил от горя. Однако сейчас её беспокоит вовсе не это.

— Прошу, присаживайтесь. Думаю, нам есть о чем поговорить. 

Если быть точнее, о ком. Грей послушно садится на диван. И ведь точно, у Холлуорда же есть сестра. Бэзил не особо много говорит о своей сестре, поэтому у него почти не было возможности узнать хоть что-то о них. А тут – такая удача! – неожиданно наткнулся на сестру своего горячо любимого друга. У него есть прекрасная возможность узнать о Бэзиле намного больше, чем тот сам желал бы рассказать. Если так вдуматься, то юноша толком-то и не знает Холлуорда. Но это ничуть не мешает ему. Миллианна возвращается с двумя чашками и подает одну Грею, садясь в кресло напротив. Как-то ему неловко. 

— Бэзил очень много рассказывал о вас. – улыбнулась женщина, положив руки на подлокотники и, это движение было таким грациозным и естественным. Точно так же двигался Холлуорд, даже поза похожа. – В основном хорошее. 

— Это немного неожиданно. – выдохнул Дориан, отпивая чая. – Не могу, к сожалению сказать вам того же. Бэзил весьма скрытен в теме семьи. Я знал, что у него есть сестра, но он никогда не рассказывал о вас.

Милла хмыкнула. В это весь Холлуорд, но она знает его, как облупленного. Как-никак, она его старшая сестра. А о семье Бэзил не распространялся именно из-за страха, что рано или поздно его раскроют. В их семье уже давно знали о наклонностях художника, но скрепя зубами приняли и полюбили, что большая редкость. Они с Бэзилом росли в любви и заботе родителей. 

— Вы и в правду очень красивы, Дориан. – улыбается женщина, переводя тему. Пусть парень откровенно не в её вкусе, она не может отвергать того, что он действительно имеет ангельскую внешность. – Однако я позвала вас не для этого. Бэзил… он перестал отвечать на мои письма. 

Дориан чуть дрогнул. Немножко резануло по самолюбию, что женщина так быстро перескочила на новую тему. Услышав о Холлуорде, он чуть поджал губы. Он даже знает, с какого примерно времени перестали приходить ответы. Делиться пропажей не хочется, но с другой стороны, эта женщина сестра Бэзила! Она должна знать!

— Я подумала, что раз вы вместе, вы могли бы знать, что с моим непутевым братцем. – ласково улыбнулась Миллианна.

— "Вместе"? – чуть севшим голосом переспросил Грей.

— А разве нет? Судя по его восторженно-счастливым письмам ваши отношения стали более глубокими чем ранее. – пианист залился краской. Это весьма непривычно, когда их отношения так характеризуют. Да и намек в смеющемся тоне женщины был отнюдь не прозрачен. – Не волнуйтесь так. Меня не особо волнует с кем спит мой брат. Это сугубо его дело. Не мне лезть ему в постель. Я делаю выводы лишь из того что вижу и того, что получаю. 

— Понятно. – немного успокаивается Грей. – На самом деле… Не знаю, как вам это объяснить, но Бэзил… около двух недель назад, он пропал из своего поместья. 

Повисла тишина, нарушаемая только тиканьем часов. Ну и ещё наверное стучащей в ушах крови. Сердце билось так быстро, от волнения и страха. Сначала на лице Миллианны появилось непонимание, а потом оно сменилось шоком. 

— Это шутка, Дориан? – выдыхает женщина. – Как человек мог пропасть из полностью охраняемого поместья. Это же абсурд!

— Я тоже сначала так подумал, но не верить Паркеру у меня нет причин. В один из дней он ушел домой, а вернувшись на работу просто не обнаружил нигде Бэзила. Естественно сейчас идут поиски, но вы знаете, как работает наше правосудие. – выдыхает Дориан. – Я настоятельно прошу не сообщать об этом никуда.

— Но..! – отчаянно выдохнула Миллиана.

— Это лишь навредить вам и вашей семье. Я понимаю ваше беспокойство и мы с лордом Генри делаем все возможное, что его скорее нашли.

— Лордом Генри? Генри Уоттоном? – переспрашивает парня Лорельс. 

— Дааа… – тянет Дориан, предчувствуя бурю.

— Дориан, вы наверное не знаете этого, но в юношестве Бэзил был влюблен в лорда. – говорит женщина, скрещивая руки на груди. – Это была болезненная привязанность, и в какой-то мере Уоттон отвечал ему. Слава Богу, это прошло и мой брат смог отпустить, но... Я скажу так, Дориан, Гарри самый опасный человек, как для Бэзила, так и для вас.