— Никакой ты… не дьявол! – выдыхает Бэзил, указывая на проклятую картину. Дориан чувствует холодный осколок на пальцах, на секунду бросает на него взгляд, затем вновь поднимает взгляд на зеркало, видит обеспокоенные и испуганные глаза своего друга.

— Я — Бог. – улыбается Грей. Холлуорд поджимает губы и в его карих глазах мелькает ужас. В этот момент художник совершает самую большую ошибку, поворачивается к парню спиной, желая уйти, сбежать.

Дориан его пугает. Это богохульство! Однако он уходил в том числе, чтобы найти мальчику помощь. Правда, Бэзил не успел даже дойти до двери. Грей покрепче сжал осколок, чувствуя, как он больно впивается в нежную кожу ладони. Парень резко разворачивается, хватается за плечо художника и с размаху бьет в шею. Холлуорд вскрикивает от неожиданности, опирается на балку, секунду не понимая, что происходит. Боль в шее резкая и сильная, накатывает чуть опосля, когда по подбородку течет горячая кровь, а во рту застывает вкус металла.

Холлуорд медленно оседает на пол и хватается за шею, отрывая и закрывая рот с хрипами. Дориан перевязывает ладонь, ощущая острую, режущую боль. Грей подошел ближе, ловя на себе взгляд полный боли, горечи и неверия. Бэзил не мог осознать, что прямо сейчас его прекрасный Дориан, мальчик, что только пару часов назад дарил ему нежные поцелуи, сейчас, так хладнокровно ударил его, словно не секунду не сомневаясь. Юноша присел перед ним на корточки и потянулся к осколку в шее. Сжал и прокрутил против часовой, словно с наслаждением слушая болезненный стоны, сопровождаемые булькающим звуком.

Едва осколок покинул тело, художник попытался встать, ощущая как немеют конечности. Однако Дориан, уцепившись за темный жилет, перевернул Холлуорда на спину. Не к месту Бэзил поймал себя на мысли, что даже сейчас юноша невероятно красив. Тот садиться его на ноги придавливая и секунду смотря, как кровь течет из раны в шее на пол чердака. Мужчина хочет что-то сказать Грею, однако слова вырываются лишь жалким хрипом, когда юноша замахивается и бьет ему в грудь.

Дориан распахивает глаза и садится на кровати, чувствуя, как по спине катится холодный пот. Это лишь сон, просто сон, который никогда не случался и не случится. Парень поправляет ворот ночной рубашки, в нервном жесте, словно тот его душит. Он сглатывает вязкую слюну, облизывает пересохшие губы и трет лицо. Этот сон мучает его на протяжении уже как полугода. С того самого момента, как Бэзила арестовали. 

Грей подрывается и, взяв с собой лампу, спешит на чердак, чтобы взглянуть на картину. Отпирает быстро, одним уверенным движением, уже отточенным, до автоматизма, жестом. Пианист проходит по своеобразному мостику и заходит на чердак. Смотрит на пол, но там нет никаких следов крови, да и осколок все так же покоиться в злосчастном зеркале. Дориан даже не смотрит на портрет, подходит к зеркалу и поспешно вытаскивает осколки. Почти подбегает к окну и выкидывает их на улицу. Наконец-то отпускает, и горло перестает сжимать в болезненных судорогах. Словно прямо сейчас он избежал худшего из событий. Дориан ещё раз трет лицо и напряженно смотрит на светлеющее небо. Ещё один день, ещё одно испытание. 

Неожиданно, Грей ловит себя на мысли, что ужасно скучает по Холлуорду. Раньше спокойствие, сопровождающее художника, тяготило юношу. Затворническая жизнь Бэзила казалось ему безмерно скучной, лишенной каких либо потрясений. Однако сейчас, он правда скучает, по тому мерному умиротворению, что дарили ему встречи со своим добрым другом. Хотя, наверное, уже любовником. 

Дориан нервно хохотнул. Когда это он стал так зависим от этих встреч? 

Грей прикрывает глаза, вспоминая их первую встречу. Каким зеленый он тогда был. Ещё ничего не понимающим, не запятнанным, наивным. Но юноша цепляется отнюдь не за себя, а Бэзила. Пытается вспомнить его в тот момент максимально подробно. Пытается понять в какой момент простое восхищение превратилось в пылкую влюбленность, то и дело вгоняющей художника в краску, даже в моменты, когда казалось бы стесняться нечего. Ощущение такое, словно эти два чувства всегда были с мужчиной и они неразрывно связаны между собой. 

Грей поспешно спускается к себе, так и не удостоив портрет своим вниманием. Впервые за долгое время ему абсолютно плевать на то, что с ним происходит. Все мысли крутятся только вокруг черной кудрявой макушки и запаха растворителя, вперемешку с лавандовым маслом. Холлуорд полностью захватил его мысли. 

— Что ты со мной делаешь? – нервно хохотнул Дориан, садясь на кровать. Он потер лицо, пытаясь согнать ненужные мысли, однако именно сейчас они не желали покидать дурную голову. Грей откидывается назад, падая на подушки. 

Едва закрыв глаза юноша глухо выдыхает. Его фантазии всегда были бурными, но впервые они настолько четкие. Дориан, кажется запомнил каждую морщинку на лице художника, каждое его непреднамеренное движение, каждую венку, проглядывающую на руках с тонкими пальцами. Руки… у Бэзила очень приятные и теплые руки. Мягкие ладони с чувствительной кожей, Грей проверял, и мозолями на подушечках пальцев. Юноша распахивает глаза, чтобы сбросить с себя наваждение и снова садиться. Сна больше ни в одном глазу. Он сейчас серьезно представил, как эти нежные руки поглаживают его естество? Он, наверное, сошел с ума. Никогда ранее мысли о Бэзиле не были такими пьянящими. Такими жаркими и желанными. Грей рвано выдохнул, помотав головой в разные стороны и наконец-то успокаиваясь. 

Мужчина стал его наркотиком за те встречи, что были в период его заточения. Каждый раз художник позволял ему зайти чуть дальше, перед тем как оттолкнуть. За присутствие офицеров беспокоился только сам Холлуорд, не знающий и его своеобразном договоре с блюстителями закона. Деньги решают все в этом мире. Стоило немного намекнуть и те сразу пошли на контакт, не желая проводить лишние часы с содомитом. Пусть делают что хотят, главное чтобы платили. Так и живут. 

Дориан откровенно зажимает нервного Бэзила в углах, прижимая к стенке и целуя, с каждым разом все жарче, глубже. Мнет рубашки художника, порываясь выправить из штанов, но Холлуорд каждый раз его останавливает, мягко отодвигает от себя, шепчет что-то по типу «Нас могут увидеть…» или «Давай лучше выпьем чая». А Грей отпускает, смотря на то, как краснеют кончики ушей, и как мужчина судорожно поправляет одежду. Это слишком очаровательно, чтобы упускать из виду. Пусть Бэзил не икона красоты, как он, он берет именно своим простым очарованием, мягкостью, чистотой. Дориан видит внутреннюю борьбу каждый раз, Бэзил явно считает, что совращает его. О, его милый и дорогой Бэзил! Он даже и не подозревает, что все ровно наоборот. Держаться все тяжелее.

Грей поджимает губы. Нужно проветриться, а то эти мысли его просто сгрызут и он точно не сдержится. Что интересно, с момента начала их связи, Дориан совершенно не нуждался в походах по кабакам и барам. Ему это было совершенно не интересно. Юноша нашел новый вид удовольствия. Теплого, спокойного и приятного.

Примерно с такими мыслями Дориан покинул свой дом. Он поправил шляпу, гуляя по улочкам Лондона, освещаемым фонарями и первыми лучами солнца. Мрачная красота все ещё спящего города вдохновляла. Бэзилу бы понравилось. Эта атмосфера пустых улиц, с опавшими листьями, желтые деревья, медленно сбрасывающие свою крону. На удивление эта осень не сопровождается дождями, расцветая яркими красками во всей своей красе, хотя так потому что осень в этом году началась раньше. Обычно подобное буйство начинается к октябрю.

Грей выдохнул облачко пара и оглянулся. Взгляд упал на вывеску канцелярского магазина. Парень зашел туда раньше, чем осознал это. Внутри пахло бумагой. Дориан вдыхает этот запах полной грудью, от Бэзила тоже всегда пахло бумагой. Пианист медленно подходит к прилавкам, рассматривает всевозможные принадлежности для рисования. 

— Вам что-то подсказать, молодой человек? – спрашивает приятный женский голос. 

Дориан оборачивается и ловит на себе пронзительный взгляд карих глаз. На секунду его словно иглой прошивает. Перед ним стоит женщина, она одета в простое рабочее платье и фартук, заляпанный красками и кажется на нем было пара маслянистых пятен. Однако больше внимания привлекает внешность неожиданной встречной. У неё были длинные черные вьющиеся волосы, стянутые в тугой высокий хвост. Пара кудряшек выбивалась из прически, падая на лицо с точеными скулами. Пухлые губы были растянуты в доброжелательной улыбке, а большие карие глаза, обрамленные черными ресницами, пристально смотрели на Грея.

— Ээ, да. – Дориан чуть смущается и неловко посматривает на прилавок. – У… кхм. У моего друга, художника, недавно сломалась палитра… Я хотел купить ему новую.

По правде это он виноват в том, что Бэзилу нужна новая палитра. Юноша крайне неудачно сел не предыдущую, замарав свой костюм и сломав несчастную вещь.

Женщина секунду хмурится, а затем ведет его к соседней витрине. Если быть предельно честным, то Дориан абсолютно не знает какую из палитр брать, да и следует ли? Если Бэзил не найдется… нет, он не хочет об этом даже думать!

— Ваш друг начинающий или профи?

— Профи.

— Тогда советую взять вот эту. – она достает палитру из шкафчика снизу и протягивает Дориану. Тот бездумно кивает, соглашаясь с выбором консультантки. Это и вправду похоже на ту, что была у Холлуорда. – Можете взять ещё кистей, чтобы сразить его наповал.

— Ох, благодарю. Буду крайне признателен. Если честно, я совершенно во всем этом не разбираюсь. – женщина только тихо смеётся. Что-то в ней есть смутно знакомое. – Могу я поинтересоваться, как вас зовут?

— А вам для чего? – сразу насмешливо доносится в ответ. – Юноша, я женщина занятая. 

— Ох, ну что вы, я вовсе не это имел в виду… – немного возмущенно выдыхает парень, но получает в ответ лишь переливающийся смех. Ну, это правда лишь наполовину. – Я бы хотел как-нибудь привести сюда моего друга! Просто чтобы заранее знать, к кому стоит обращаться, леди.

— Миллианна Лорельс. – она подходит уже с футляром, наполненным кистями. – Если хотите, за дополнительную плату мы можем вырезать инициалы вашего дорогого друга, мистер…?

— Грей. Дориан Грей. – на мгновение улыбка пропадает с её лица и взгляд неумолимо меняется, холодея, но лишь на мгновение. – И да, я хотел бы. Это будет подарок. 

— Полным именем или инициалами? 

— Инициалами. – улыбается Дориан. Они подходят к кассе и женщина дает ему листочек, с просьбой написать их. Юноша быстро выводит «B.H.»¹ и отдает, расплачивается сразу же. – А почему вы открыты в столь ранний час?

— Да вот, не спится, а работа успокаивает нервы, мистер Грей. – уже куда более сдержано отвечает Лорельс. – Приходите завтра к 12 часам. Я подготовлю ваш заказ. 

— Хорошо, до свидания, миссис Лорельс. – Дориан приподнимает шляпу, прощаясь, и покидает помещение. Миллианна провожает его долгим тяжелым взглядом. Смотрит на бумажку и сжимает зубы посильнее.

***

Гарри зашел настолько тихо, насколько мог. Приоткрыл, заглянул внутрь. Бэзил спал беспокойным, но, тем не менее, крепким сном. Уоттон немного помялся на месте и подошел к мужчине, присел рядом. На полу было пятно от рвоты, мужчина скривился от отвращения, заметив его. Лорд погладил Бэзила по голове, мягко перебирая слипшиеся волосы. Такой горячий и периодически покашливает во сне. Нужно его разбудить и дать поесть, выпить лекарство, но… Холлуорд сейчас такой спокойный. Не хочется тревожить, особенно после вчерашнего. 

Гарри редко мучается от угрызений совести, но сейчас она усиленно грызет его изнутри. Уоттон едва касается кончиками пальцев красной щеки, наклоняется, оставляет невесомый поцелуй. Нужно что-то сделать, чтобы не приходилось водить Бэзила мыться наверх. От этого сплошные проблемы. Однако, так же, лорд не хочет заставлять художника мучиться с тазиком и ковшом. Что же ему такого придумать? 

Генри осторожно переворачивает Бэзила на живот и перевязывает его глаза принесенным заранее платком. Он перемещается к ногам мужчины и отстегивает он цепи. Осторожно снимает носок, чтобы не разбудить. Место, где было кольцо, покраснело и было натерто. Видимо он слишком сильно его затянул в прошлый раз. Мужчина подносит ногу к лицу и целует выступающую косточку лодыжки, словно извиняясь за эту неприятность. Лорд натягивает носок назад и мягко трясет Холлуорда за плечо. 

— Бэзил, тебе нужно поесть. – мягко шепчет он, потряхивая художника за плечо. 

Холлуорд хмурится, просыпается, а потом судорожно дергается, понимая, что ничего не видит и не может двигаться. Секунда длиною в вечность. Его окутывает неудержимый ужас. Сильные руки Уоттона пугают ещё больше и Бэзил уже откровенно кричит. Гарри мягко прикрывает его рот ладонью, надеясь, что Виктория уже уехала. Не хотелось бы, чтобы она это услышала. 

— Тише… тшш… спокойно. Сейчас я сниму повязку, только не кричи, хорошо? – голос Уоттона не привычно ласковый, почти убаюкивающий своим чарующим тембром. Бэзил еле заметно кивает и повязку убирают с глаз, сдвигая её вверх. Также это позволяет убрать волосы с лица. 

Холлуорд выглядит совсем измученным. У него на лбу испарина, а лицо осунулось и было бледным, с нездоровым румянцем. На мгновение лорд завис, внимательно рассматривая своего друга. У Бэзила опухли глаза, ярко выделяя круги. Гарри мягко погладил его по щеке, но тот дернулся, упрямо отстраняясь. Что ж, это заслуженная реакция, учитывая вчерашнее.

— Я принес тебе поесть и лекарство, как и обещал. – мужчина взял в руки тарелку с куриным бульоном. Он взял ложку и зачерпнул. – Ты же будешь, есть? 

Гарри заглядывает в лицо отвернувшемуся художника. Его глаза лихорадочно блестят паникой. Бэзил не смотрит на Генри, вообще не хочет его видеть, не хочет принимать, что он дает, однако послушно открывает рот. Страх повторения вчерашнего пересиливает гордость. Ягодицы все ещё ноют тупой болью, так что повторения инцидента ему не нужно. Лорд кормит его с ложечки, заставляя ощущать себя совсем немощным. Он бы и сам поел, развяжи мужчина ему руки. 

— Вчера я был чрезмерно груб с тобой, Бэзил. Может ты хочешь чего-нибудь? Я все достану, только попроси! – Гарри помогает Холлуорду выпить стакан молока с медом. Очень хорошо помогает при больном горле. 

Просить выпустить его нет ни малейшего смысла, он уже пытался, когда только попал сюда. А раз выбраться нельзя, нужно хоть как-то улучшить свое проживание тут.

— Кровать… – хрипит Бэзил, едва Генри убирает от его губ стакан. 

— Что? – сам лорд видно был не готов к такой просьбе. – Кровать?

— Да. На полу спать неудобно! – почти шипит Холлуорд. У него уже все кости болят от сна на полу. Пусть пол утепленный, стараниями Уоттона, сну это не помогает ни разу. 

Гарри чуть улыбается, наливая в ложку какой-то сироп. Поднес её к губам, давая художнику, пока он не понял, что происходит. Тот послушно выпил и сразу скривился от неприятного сладко-горького вкуса. Но это точно лекарство. Он сам принимает такое, когда болеет. Лорд убирает ложку и тарелку в сторону и, приобнимая Бэзила за плечи, целует в висок. 

— Будет тебе кровать. – говорит Гарри, поднимаясь на ноги. – А пока отдыхай. Как температура спадет, отведу тебя в ванну. 

Когда Гарри уходит, Бэзил обессиленно опускается обратно на пол. Ванна… наконец-то, у него уже голова зудит, так, что хочется снять с себя скальп. Мужчина прикрывает глаза. Ну, хоть сможет нормально спать. Почему-то художнику кажется, что Уоттон окружит его максимальной заботой. Однако цена, которую ему придется платить, совершенно не устраивает Холлуорда. Сейчас Бэзил в серьез задумался, а в какой момент заинтересованность Гарри стала такой маниакальной? 

Они знали друг друга очень давно, даже какое-то время жили вместе, однако дальше дружеских посиделок за стаканчиком вина не заходило. К неоднозначным взглядам и двусмысленным фразам он привык ещё во времена Оксфордской юности. Собственно только Гарри и понял его истинную порочную природу. Он не скрывал своей прямой заинтересованности, но и не показывал её напрямую. Почему они вообще общаются? 

Между ними было непростительно много обид. Иногда, настолько сильных, что они могли не общаться по полгода, а то и дольше. Но в какой-то момент кто-то из них, чаще всего Гарри, выходил на мировую. Всегда острый на язык Уоттон, совершенно не фильтровавший то, что говорит, ни раз задевал ещё юного художника. Особенно болезненно он воспринимал шутки о своей природе. К счастью, со временем, лорд перестал шутить на эту тему, боясь слишком сильно оскорбить дорогого друга. Даже кажется, что Бэзил единственный, кто мог его выдержать на протяжении столь долгих лет. 

Они просто понимали друг друга. Бэзил ни секунды не сомневался, что приди он к Уоттону и сознайся в убийстве, тот только сказал бы «Где труп закопаем?». Бэзил доверял Генри. Выходит зря? Мало того, что лорд отобрал у него Дориана, испортив его музу, так теперь и… Холлуорд неожиданно сильно зацепился за мысль о Дориане. 

В то время Холлуорд почти все свободное время проводил с юношей, почти не видясь с Генри. Могла ли быть попытка отобрать у него объект поклонения, актом обычной… ревности? Однако это лишь возымело обратный эффект и Холлуорд отдалился как от Дориана, так и от Гарри. Тем не менее, Бэзил всегда был в зоне досягаемости, поэтому причин что-либо предпринимать не было. А тут его чуть не посадили, вот и сорвался. Холлуорд вздохнул. Это непозволительное поведение со стороны Гарри. Если бы он сказал ему о своем желании раньше, ещё в период их бурной молодости, Бэзил врятли отказал бы лорду. Он тогда ещё питал к нему нежные чувства, но со временем они угасли из-за отстраненности Уоттона. А потом появился Дориан. Они как прекрасный Адонис² и жаркий Эрос³. 

Когда дверь открылась вновь, Бэзил чуть дрогнул. Он поднял взгляд на Генри тут же резко сел, пораженный открывшимся видом. Лорд был одет максимально просто, в широких штанах, свободной рубашке, без галстука, пиджака… в руках у него было ведро и тряпка.

— Гарри? – немного потеряно позвал его художник. Однако мужчина не ответил, он присел на корточки, окуная тряпку в воду. Холлуорд пораженно наблюдал за тем, как Генри собственными руками моет пол его тюрьмы. Он несколько раз открыл и закрыл рот, совершенно не понимая, что происходит. Это невероятно ломает его представление о лорде белоручке, что никогда даже близко не трогал тряпку. 

— Ну, тут должно быть чисто, чтобы тебе было комфортнее. – выдыхает Гарри, выпрямляясь. Это несколько утомительнее, чем он ожидал. Он не может позвать сюда уборщицу, появится слишком много вопросов. В конце концов, он удерживает Холлуорда тут не законно, так что нужно приобщаться. 

— Раньше ты как-то не особо об этом думал. – буркнул Бэзил. Гарри поворачивается к нему и откровенно лыбится. Он хмыкает и поласкает тряпку в воде.

Бэзил пререкается с ним, пусть и не так уверенно, как раньше. Лорд подходит к художнику и приседает на корточки перед ним. Холлуорд отворачивает, не желая смотреть на эту довольную физиономию.

— Я кое-что запланировал. Уверяю тебя, тебе понравится небольшая реконструкция этого места. – он проводит мокрой ладонью по щеке Бэзила. К сожалению, он не может надолго покидать Лондон, однако , совсем скоро, его жена уезжает к родственникам, на полгода, а он же заберет Холлуорда в свое загородное поместье. Там их не побеспокоят, и не придется держать художника под таким тотальным контролем. А пока их нет, этот подвал в ускоренном режиме будет расширен и переустроен, чтобы Бэзил позже, по возвращении сюда мог спокойно передвигаться по нему. – Не хочу, чтобы ты и дальше сидел тут на цепи. Выглядит, конечно, очаровательно, но тебе не идет. 

— Может тогда и ошейник снимешь? – огрызает Бэзил, дергая связанными руками. Они уже начинают затекать. 

— Как я могу?! Он ведь так тебе к лицу! – деланно удивленно говорит Гарри, возвращаясь к ведру. – Сейчас закончу с полом и отведу тебя в душ, а то запашок такой себе. 

Бэзил возмущенно зарделся. По чьей собственно милости он в таком унизительном положении?! Он уже хотел что-то сказать, но прикусил язык и обиженно отвернулся от лорда, поведя плечами. 

***

Идти с завязанными глазами и руками неудобно, однако Уоттон очень осторожно и бережно его ведет, так что дошел он до ванной без особых приключений. Даже не споткнулся ни обо что. Когда с него снимают повязку, он видит обычную ванную комнату. Яркий электрический свет неприятно бьет по зрению. Генри развязывает его руки и Бэзил потирает запястья, а после и вовсе разминает затекшие суставы. Ванна уже подготовлена, набрана специально для него. 

Холлуорд подходит и пробует её на ощупь. Горячая, но не обжигающе, а именно согревающая. От воды пахнет какими-то маслами, но художник не понимает какими именно. 

— Гарри, ты не могли бы…

— Не мог. – сразу отрезает Генри. Не только потому что не хотел. Уоттон боялся, что Бэзил может что-то с собой сделать. Пусть у художника не было склонности к суициду, некоторое волнение присутствовало. 

— Тогда хотя-бы отвернись! – в некотором отчаянии выдыхает Холлуорд и Гарри видит, как краснеют его уши, одновременно от смущения и возмущения. 

— Тогда в моем присутствии не будет совершенно никакого смысла! 

— Гарри, пожалуйста! 

— Я не трону тебя, обещаю. – выдыхает Генри. Бэзил смотрит на него с откровенным недоверием. Гарри не из тех, кто добросовестно выполняет свои обещания. 

Однако сейчас лорд смотрит так обеспокоенно и прямо, ничуть не юлит, что воспринимается как что-то нереальное. Помыться хочется все сильнее, но Холлуорд не двигается с места, скованный страхом и смущением. Сам же Уоттон решил для себя, что с места не сдвинется, пока Бэзил его не позовет, или пока ему не потребуется помощь. Он и так вчера совершил огромную ошибку и причинил художнику боль. Отголоски этого пьяного поступка уже аукаются ему. 

— Бэзил, вода остынет, если так и продолжишь стоять. – вздыхает Генри и закрывает глаза. 

Холлуорд, не желая терять возможность нормально помыться, все же начинает снимать с себя одежду. Гарри открыл глаза уже после того, как Бэзил залез в воду. Уоттон подошел чуть ближе, когда Холлуорд нырнул под воду, его тонкие пальцы держались за бортики ванны, сжимая её, чтобы не скользить. Когда он вынырнул, черные волосы облепили лицо, маленькими черными змейками. Генри почувствовал, как кровь приливает к щекам. Почему он раньше не решился? Сейчас Холлуорд кажется очень красивым. Он приглаживает волосы и открывает глаза, смотрит на подошедшего Гарри. Он слишком близко, однако художник молчит. Лорд прижимается своим лбом к его, прикрывая глаза.

— Извини. – шепчет Гарри. Ему кажется, что если бы он это не сказал сейчас, то чувство вины съело бы с концами. 

Обычно оно его не мучает, от слова совсем, но именно сейчас ему даже в груди тяжело от него. Хочется остановить это, избавиться и Генри понял, что не извинившись это не прекратиться. Оно не уйдет.

Бэзил молчит в ответ. Смотрит на лорда с тоской и грустью. Он вздыхает и тянется к шампуню. Ему срочно нужно помыть голову или он точно сдерет себе скальп. Гарри расстроенно отстраняется, смотря в воду. Хорошо что Бэзил не сильно похудел за время своеобразной недоголодовки. У него широкие плечи и бедра, наверняка мягкий животик, который хочется помять хоть немного. Гарри уже знает, что у Холлуорда мягкая кожа. Грудь покрыта короткими кудрявыми волосами, которые тянутся по животу, вокруг пупка и густо растут в паховой области. Там взгляд Генри на секунду задерживается, а затем снова перетекает на лицо мужчины. Кажется, Бэзил действительно расслаблен. Он прикрыл глаза, откинув голову на бортик ванны, вода стекала с волос, которые художник ещё не успел намылить. Гарри поймал себя на мысли, что чертовски хочет поцеловать эти приоткрытые губы, да и не только губы, щеки, точеные скулы, которые в юношестве выделялись ещё сильнее, прямой нос, густые черные брови… он хочет зацеловать его, однако не двигается с места. Он обещал. Вообще Уоттона никогда не привлекали, но Бэзил исключение из всех правил. Как грустно, что только сейчас Гарри понял, насколько же художник важен для него. Все могло бы быть совершенно иначе, признай он в себе это влечение раньше. Раньше, когда Бэзил ещё мог быть его и только его.

Уоттон отодвигается, когда Холлуорд садится и начинает мылить свои волосы. Видно, что он получает от этого процесса не дюжее удовольствие. Пена течет по шее и лицу, груди, смешивается с водой, а Гарри поджимает губы. Бэзил самый настоящий ангел и он упустил его, окончательно в момент, когда появился Дориан. Генри хочет коснуться, но только сжимает ткань брюк в руках. Это не так невинная красота Дориана, нет. Скорее наоборот. Каждое движение художника плавное и размеренное. Он словно плывет, наполненный грацией. Это гипнотизирует. Примерно то же самое чувствовал Гарри, когда наблюдал за тем, как Бэзил рисует, но сейчас это словно возведено в Абсолют. 

Как он сказал Дориану, что только к святыням и стоит прикасаться. Кажется, Гарри наконец-то нашел свою. Сейчас он понимает Грея. Ему даже страшно притронуться, чтобы не нарушить этот момент полнейшего очарования. Ощущение такой, что едва он коснись, Холлуорд тут же рассыплется на тысячи осколков. 

— Ты такой красивый… – еле слышно шепчет Гарри. Бэзил чуть вздрагивает, словно и вовсе забыл о присутствии лорда. Он поджимает губы, чувствуя смущение и легкие отголоски вины. Его болезнь захватила двух ближайших ему людей. 

— Не говори глупостей. Ты сам знаешь, что Дориан намного красивее.

— Я не сравниваю вас! – моментально взрывается Гарри. Одно упоминание Грея, сейчас выводит его из себя. Они совершенно разные. Дориан Грей показатель красоты произрастающей из невинности и неопытности. Наивности. Бэзил же напротив, показывает зрелую и мудрую красоту. Возвышенную. 

Холлуорд вздрагивает, смывая мыло с волос. Наверное стоит включить душ, так будет проще всего. 

— Раз уж ты тут, включи мне душ, пожалуйста. – просит Бэзил, переводя тему. Уоттон моментально остывает. 

Да что с ним? Заводится с пол оборота. Никогда такого не было с ним. Он быстро говорит «Конечно» и, закатав рукава, тянется к душу. Поворачивает, настраивая его, чтобы температура была приемлемой. Холлуорд чувствует, как вода льется сверху и начинает активно промывать волосы. После, для верности он ещё раз намыливает и так же промывает. Все это было в тишине, нарушаемой только журчанием воды. 

Затем Бэзил начинает мыть тело и Гарри, благоразумно, отворачивается. Ему ужасно хочется посмотреть, как художник будет мыть себя в самых интимных местах, однако он также прекрасно понимает, что и так проштрафился по полной программе. Хотя, в какой-то момент Уоттон не сдерживается и бросает через плечо заинтересованный взгляд. Бэзил стоит к нему спиной, намывается мочалкой. Его кожа покраснела от горячей воды, она была приятного оливкового оттенка. Не сильно темная, но и не совсем светлая. У Холлуорда широкие плечи и спина, хотя мужчина не занимается спортом, у него видны мышцы, пусть они не ярко выражены, а бедра откровенно хочется сжать и гладить. Гарри сжимает зубы, чувствуя как внизу живота приятно тянет. Нужно прямо сейчас отвернуться и не смотреть, как вода вперемешку с мылом медленно стекает по спине, к ягодицам и дальше ниже по ногам, между черными волосками. 

«Черт…» - выдыхает про себя Уоттон и отворачивается. Он сглатывает вязкую слюну и облизывает губы. Он хочет художника. Как хорошо, что они стояли спиной друг к другу, иначе Бэзил увидел бы, как покраснело его лицо. 

—…Гарри! – голос Бэзила уже, более менее, пришел в норму, однако мужчина закашливается, чувствуя, как дерет горло.

— А? – Уоттон выныривает из размышлений и на автомате поворачивается лицом к Холлуорду. Сердце делает кульбит, однако лорд максимально не подает виду. Кажется, художник не первый раз его зовет… 

— Мне нужно полотенце…

— А! Да, конечно. Сейчас подам… – Уоттон тянется к вешалке, снимает полотенце и подходит к художнику, что уже вылез из ванной. Он накрывает его махровой тканью и какое-то время держит так. На секунду в глазах Бэзила он видит легкую панику. Холлуорд смотрит в сторону. Чтоб его, лучше бы в глаза смотрел! – Я обещал, что не трону.

— Ты уже дважды нарушил это обещание. – тихо говорит Бэзил. Его немного потряхивает от холода. Или от температуры? 

Гарри недовольно сверкает глазами и наклоняется, целуя Бэзила в бровь, затем берет его за подбородок и поворачивает к себе, целует в губы. 

— Я чертовки хочу тебя. – выдыхает в губы художника Гарри. – Прошу хотя бы постарайся не провоцировать меня.

Бэзил толкает его в грудь и Генри поддается ему. Это предупреждение слишком явное. Холлуорд судорожно надевает первый попавшийся халат, скрывая под ним свое тело от зорких глаз лорда. Он вытирает волосы полотенце, что все это время было у него на голове и стягивает его, оставляя на плечах. Уоттон чуть улыбается, волосы Холлуорда торчат в разные стороны и вьются, скручиваясь в кудряшки. Очаровательный. 

Мужчина берет веревку и довольно грубо заламывает руки художнику, снова связывая их за спиной.

— Прости, прости. Просто мера предосторожности. 

— Это больно! – неожиданно чуть ли не хнычет Бэзил. – Я все равно не смогу выбраться отсюда, так к чему эти грубости?! Просто попроси, мы же не дикари!

— Хорошо, возьму на заметку. – ласково хмыкает Уоттон, завязывая повязку на глазах художника. Он трется носом о волосы Холлуорда с мягкой улыбкой, а потом выводит из комнаты. Нужно отвести его назад, пока Виктория не вернулась. Зная её длинный язык, она растрезвонит о Холлуорде везде, где только можно.

Пока они идут, Бэзил понимает только одно. Они в городе. Информация одновременно бесполезная и в то же время нужное. Позже он обязательно придумает, как именно ей воспользоваться, а пока что он возвращает в свою темницу.