Ночной холодный воздух отрезвляет. Да и Лондон ночью становится спокойнее, меньше людей, приятная глазу темнота. Дориан сидел на мостовой, смотря в воду. Свешенные ноги были без ботинок, словно отдыхали от душного плена неудобной обуви. Самое то, после жаркой пьянки в компании друга. Только вот что-то не так, все как-то наскучило. Грей зачесывает волосы назад одним резким движением и поднимается. Его почти не ведет, в отличае Гарри, что только с час назад уехал домой, по настоянию самого Дориана. 

Парень выдохнул воздух, наблюдая за паром. Он определенно выпил слишком мало. Однако возвращаться в бар желания не было. Лучше прогуляется до дома. 

Пустые улицы так и наталкивают на размышления, ещё и небо такое чистое. С чего ему начать? Казалось бы, Гарри согласился ему помочь, но почему-то Грею кажется, что лорд совершенно не заинтересован в поиске Бэзила. Скорее наоборот, пытается отвлечь его и это вызывает только больше вопросов. Почему все вдруг пошло настолько не по плану? Какой момент все изменил? Но размышление прервалось воспоминанием его первого посещения Бэзила.

Карандаш выпадает из тонких пальцев художника, когда Дориан тянется к нему. Холлуорд значительно вздрагивает, когда мягкие губы Грея накрывают его. Однако он совсем не противится. Юноша сжимает плечи мужчины и чуть нажимает, призывает откинуться на спинку кресла.

Бэзил отстраняется и смотрит на парня так испуганно, словно это был не поцелуй, а самое страшное в мире преступление. А ещё в темных глазах Грей видит печаль и… обиду? Вот уж что Дориан никак не ожидал увидеть. 

— Дориан, не нужно. Это неправильно. Я не хочу подобной жалости. – еле слышно говорит Бэзил, настолько тихо, что пианист еле его расслышал. 

— Жалости? Бэзил, с чего ты решил, что это жалость?! – возмущенно вскрикивает Дориан, сильнее сжимая плечи художника.

Холлуорд не ответил. Называть себя больным и убогим не хочется, насколько бы сильно он не осознавал правдивость этого. Юноша смотрел на художника все нетерпеливей, с каждым мгновением. Однако последний, видимо, даже не собирался отвечать на поставленный вопрос.

— Дело не только в этом… просто, это может подвергнуть опасности тебя, Дориан. – смущенно прошептал Бэзил. Грей сейчас смотрел на него и не узнавал. Никогда прежде друг не был настолько стеснительным. Чудесное зрелище. Он хочет видеть это чаще. Даже становиться грустно от того, что ранее он не обращал на Холлуорда внимания. – Даже то, что ты навещаешь меня довольно опасно…

— Если бы я не осознавал риски, то не явился бы сюда. – твердо отвечает юноша, на что Бэзил лишь снисходительно улыбается и кивает. Это так злит! Дориан не ребенок, которому нужно все разъяснять! 

Пианист хватает Холлуорда за волосы, непривычно грубо, заставляя художника удивленно вскрикнуть, пока его губы вновь не оказываются накрыты губами Дориана. На этот раз поцелуй далеко не невинный. Грей целует жарко, прикусывая нижнюю губу, проникая языком в чуть приоткрытый рот старшего мужчины. Бэзила откровенно ведет, от такого напора, и он непроизвольно стонет, цепляясь за предплечья парня. Дориан чувствует, как он сжимает и разжимает ладони, пытаясь решить оттолкнуть или просто поддаться. 

Грей ослабляет хватку на черных кудрях и теперь мягко перебирает их в тонких пальцах, словно извиняясь за свою излишнюю грубость со столь нежным человеком. Поцелуй перетекает из страстного и порывистого в томный и тягучий. Дориан отстраняется лишь на мгновение, чтобы глотнуть воздуха и посмотреть на Холлуорда. То что улавливает его взор более чем нравится юноше. Нет, Бэзил не красный от румянца и его взгляд не пьян после поцелуя, но его губы припухли после поцелуя, а глаза блестят таким обожанием и преданностью, что у Дориана все скручивает внутри. Полуприкрытые глаза и лишь увеличившийся хаос на голове только дополняют образ. Ворот рубашки стоит торчком, а шейный платок съехал куда-то в бок. А потом Холлуорда целуют вновь и на этот раз мужчина отвечает. Осторожно кладет ладони на точеные скулы, поглаживая мраморную кожу, мягко придерживая, а Дориан садится ему на колени, обнимая за шею. Бэзил такой мягкий и податливый, кажется, что решись он на что-то большее сейчас, художник бы не стал ему препятствовать. Однако парень решает остановиться сейчас, боясь спугнуть Холлуорда поспешностью своих действий.

— Бэзил… – в самые губы шепчет Грей, словно пытаясь привести потерявшегося в чувствах мужчину. – Посмотри на меня.

Бэзил пару раз моргает и все же смотрит на свою музу. Хочется сразу схватиться, за уроненные ранее, альбом и карандаш, рисовать и ещё раз рисовать, чтобы навсегда запечатлеть Дориана, в памяти и на холсте именно таким. Да, Грей уже не тот что раньше, определенно, но впервые Холлуорд хочет поблагодарить Гарри за то что тот распустил парня. В ином случае этого поцелуя никогда бы не случилось.

— Дориан, это… – Бэзил на секунду замолкает, ведь не узнает собственный голос. Он словно подскочил на несколько октав. Грей тихо хмыкает и встает с колен художника, поправляя одежду.

— Это моя тебе благодарность за все. – говорит юноша и ему кажется, что Холлуорд в этот момент физически испытал боль, поэтому он как можно скорее добавляет, чтобы это не было похоже на прощание. – И выражение моих чувств, к тебе. 

— Что? – рассеянно моргает Бэзил, пытаясь привести свой вид в порядок. 

— Я… я боялся, что ты можешь меня оттолкнуть, если я скажу тебе о своих чувствах. – смущенно улыбается Дориан. Театр одного актера, прямо таки. – Но теперь мне почему-то не страшно. Ты же… ты же позволишь мне быть рядом?

— Дориан, как бы я мог…! – почти задохнулся Холлуорд, абсолютно не зная, что следует сказать. – Тоесть, я бы никогда… Я…

Вот именно в этот момент лицо мужчины покрылось неравномерным румянцем, а смущение просто не получалось скрыть. Неужели все это время Дориан чувствовал то же что и он?! Неужели эти походы с Генри по притонам и барам были лишь для того, чтобы спровоцировать его на более активные действия?! Попытка привлечь к себе внимание? Неужели… он такой идиот. Он даже и подумать не мог, что столь прекрасная юность, жизнь и бодрость может тянуться к скучному спокойствию, что, казалось, были его спутниками.

— Конечно! О, мой славный мальчик, ты всегда был, есть и будешь самым желанным гостем в моем доме! – вскричал художник и, на мгновение, Дориану почудилось, что Бэзил сейчас заплачет. Грей улыбнулся ярко и неожиданно, даже для себя, искренне.

Дориан улыбнулся про себя. Он коснулся пальцами губ, словно до сих пор ощущая поцелуй с привкусом малинового чая. Внутри растеклось приятное тепло, то что он не испытывал уже очень давно. 

Завидев свой дом, Грей ускорил шаг, чтобы наконец-то оказаться в тепле. Виктор уже наверняка отдыхает и ему пора.

***

Неприятная лихорадочная дрожь пробежалась по телу, когда он услышал щелчок засова. Генри уже вернулся? Сколько он спал? Как он вообще уснул? Бэзил сглотнул и поморщился от резкой режущей боли в горле. Губы неприятно пересохли, и Холлуорд облизал их, в попытке хоть как-то смочить. Звук был оглушительным. Мужчина отполз чуть в сторону, чтобы ему не прилетело дверью в спину. Внутрь, чуть пошатнувшись, вошла знакомая фигура. 

— Бэзиил… – пьяно протянул Уоттон. Художник неприязненно скривился, когда лорд опустился рядом с ним, подползая ближе. – Я скучааал!

Лорд обвил художника руками, прижимая к себе. Самое противное, что у Бэзила нет, никаких, сил дать ему отпор. От Генри пахнет алкоголем и ещё сексом. Словно он только из борделя вышел. Хотя почему словно? Судя по его виду, так и есть. Правда… Уоттон крайне редко напивался до такого состояния. Ладонь мужчины ложится ему на лоб и Холлуорд вздрагивает, понимая, что Гарри замолчал. Они сидели в тишине, и она давила на художника своей неопределенностью. Он слышал тяжелое дыхание лорда, ощущал его на своей шее. Однако более ничего не делал.

— Ты горячий. – не внятно бурчит Уоттон, прижимаясь щекой к шее Бэзила. Это прозвучало даже обеспокоенно. Генри тоже был горячим, но это, скорее всего, алкоголь виновник. 

Мужчина убрал руку со лба художника и, приподнявшись, приложился губами ко лбу Холлуорда. Тот чуть дернулся, однако вторая рука Уоттона крепко держала его за плечо. Даже не верится, что пьяный человек может быть таким сильным, хотя, по правде говоря, он уже не настолько пьян. Прогулка на холодном ночном воздухе несколько отрезвила.

Гарри задумчиво хмыкнул и его руки мягко сжали плечи художника. У Холлуорда определенно температура. И ведь точно, он всегда болеет осенью. Лорд поджал губы и сел напротив Бэзила. Тот молчит, словно воды в рот набрал. Это напрягает. Гарри хочет услышать его голос. Однако художник слишком упертый и гордый, чтобы заговорить, раз уж решил молчать. 

— Ты снова не поел. – Холлуорд чуть дрогнул и отвел взгляд. Генри раздраженно втянул в себя воздух. Да, он совершил ошибку и теперь Бэзил отказывается есть вовсе. – Прошу, не заставляй меня снова применять силу. Мне не нравится, когда ты упрямишься. 

«Мне не нравится делать тебе больно.» - заканчивает про себя мужчина.

Аристократ скривился. Ему самому не приносит удовольствия, силой заставлять друга есть. Ещё немного и на щеках художника появятся синяки, чего очень не хотелось. Гарри в принципе не хочет применять силу в отношении Бэзила, он просто исключил возможность выбора, чтобы у художника не было другой альтернативы, кроме него. Но любому терпению рано или поздно придет конец и Уоттон уже не будет так благосклонен.

— Пожалуйста, Бэзил, дорогой, поешь. – уже ласково зашептал Гарри, обнимая заключенного. – А утром я принесу тебе лекарство, хорошо? 

Бэзил встряхнул руками и тяжело поднялся, не желая продолжать этот физический контакт. Он упорно молчал и даже не посмотрел в сторону остывшей еды. Уоттон сжал зубы, чувствуя волну раздражения. Это упрямство одновременно умиляет и бесит. А сейчас лорд не в духе из-за подозрений Дориана. Весь вечер юноша смотрел на него таким странным взглядом и Гарри с удивлением осознал, что не может прочитать его. Что-то явно изменилось, но он не понимал, что именно. Что-то неуловимое. Это так и не позволило до конца расслабиться в присутствии Грея. 

Генри резко встал, пошатнувшись, и схватил художника за запястье. Дернул, резким движением, разворачивая лицом к себе, и схватил за щеки, сжимая. Бэзил дернулся, пытаясь вырваться, однако ноги запутались в цепи и мужчина начал падать, хватаясь за Гарри, как за единственно, что может его удержать на ногах. Однако упали оба, и Холлуорда придавило сверху весом Уоттона, что вскрикнул при падении. Генри приподнялся на локтях, нависая над Бэзилом. 

Секунду висела пауза, которая обоим показалась непозволительно долгой. Сердце Холлуорда, казалось, сейчас пробьет грудную клетку. Гарри не был с ним груб никогда. Слова он в расчет не берет, там Уоттон мог и задеть его. Даже когда кормил насильно каким-то образом у него получалось быть осторожным. Однако сейчас это даже немного напугало, и поза совершенно ему не выгодная, да и ноги в этой цепи запутались. 

Лорд поджал губы. От Бэзила идет такое приятное тепло. Он даже не может как-то конкретно его описать. Рядом с художником просто спокойно. Злость даже как-то схлынула. Гарри ведет ладонью по щеке, задевая бакенбарды, затем ниже, к затылку. Зарывается пальцами в уже грязные волосы, сжимает их, заставляя Бэзила приподнять голову и целует. Холлуорд упирается руками в грудь Уоттона и с силой толкает, скидывая его с себя. Слышится невнятная ругань, пока художник пытается распутать ноги, параллельно неприязненно вытирая губы. 

— Я пытался быть хорошим! – рычит Гарри и хватает шарф Холлуорда. От этого рыка внутри пленника все скручивает от страха. Лорд пинает Бэзила в спину и наваливается сверху, хватая руки несчастного.

Художник чувствует, как силы начинают его покидать окончательно, однако если он остановится, то может случиться нечто страшное. Ему не хочется верить, что некогда близкий друг может поступить с ним подобным образом! Что может надругаться над ним.

— Гарри! – отчаянно выкрикивает Холлуорд и не узнает собственный голос. Вздрогнув, Уоттон неожиданно останавливается. Снова повисает тишина, разрывающаяся только их прерывистым дыханием. 

Лорд подрагивающими пальцами касается шарфа, которым только что так настойчиво пытался зафиксировать руки Бэзила. Что он только что хотел сделать? Нет… не его точно. Не таким способом. В порыве злости, взяв силой, он мог причинить Холлуорду вред. Уоттон наклоняется, целуя его в шею. Борода щекочется, вызывая неприятные мурашки. 

— Просто поешь, ладно? Сам же понимаешь, что станет легче. – шепчет Гарри, пока рука скользит уже по боку Бэзила. Того опять дергает, однако вес сверху и удерживаемые руки не позволяют уйти. 

Уоттон залезает ладонью под легкую рубашку, касаясь горячей кожи. На удивление она мягче, чем мужчина ожидал. Ладонь скользит выше, гладит грудь, приминая волосы на груди, а Холлуорд выворачивается, больно придавливая руку лорда. Тот болезненно шипит и хватается второй рукой за волосы художника, больно сжимая.

— Не зли меня, дорогой. Я не хочу калечить тебя. – приглушенно, но четко говорит Генри.

Бэзил вскрикивает и закашливается. Мужчина сверху замирает, на мгновения задумываясь, как ему следует поступить. Он все так же держит Холлуорда за волосы, а второй рукой ведет вниз, оглаживает бок и развязывает узелок на штанах. 

— Гарри, я поем! Съем все что принесешь, только остановись! – умоляет Холлуорд. Уоттон его сейчас действительно пугает. Горло отдалось болью, однако это несравнимо с болью от предательства некогда самого близкого друга. 

Гарри поджимает губы. От чего-то он начинает злиться и, уже не сдерживаясь, срывает с Холлуорда штаны, резкими рывками, спуская их ниже колен. Так одежда будет мешать Бэзилу сопротивляться, в случае чего.

Художник с ужасом смотрит на Гарри через плечо и рвано испуганно выдыхает, когда Уоттон сжимает в сильной хватке оголенную ягодицу. Лорд с явным удовольствием мнет её, затем поглаживает внутреннюю сторону бедра, пока Холлуорда всего трясет от ужаса осознания происходящего. Генри целует шею пленника, буквально осыпает её мелкими поцелуями, вдыхая запах его тела. От мужчины пахнет потом и совсем немного растворителем. Уоттон облизывает губы, желая большего. Он, наконец, отпускает волосы художника и садится, тянет его к себе и укладывает грудью себе на колени. Холлуорд, в этот момент, словно выпал из реальности, не желая принимать такую отвратительную действительность.

Гарри облизывается и заносит руку. Слышится звонкий шлепок и Бэзил вскрикивает от неожиданной боли.

— Какой же ты не послушный, Бэзил! О, мой милый Бэзил, я научу тебя манерам! – ухмыльнулся Гарри и на ягодицы художника обрушился ещё один сильный удар. – Я не хотел прибегать к подобным методам, но ты меня вынудил! 

«Это унизительно!» - подумал Бэзил, когда его в очередной раз ударили, словно нашкодившего ребенка. 

Холлуорд уже даже не вскрикивал, просто подрагивал. Ягодицы горели и болели. Вид покрасневшей задницы Бэзила казался Уоттону невероятно привлекательным, да и сам художник уже даже не пытается уйти от него. Как жаль, что у него нет с собой масла! Можно было бы позволить себе больше. Однако сейчас Гарри волновало только собственное возбуждение. Лорд мягко сдвинул Холлуорда на пол и начал энергично расстегивать свои штаны.

— Нет! – прохрипел Бэзил и тут же закашлялся от невыносимой боли в горле. Он дернул связанными руками, но узел затянулся только сильнее.

Гарри раздражённо цыкнул, хватая художника за волосы. Даже хорошо, что он болеет, иначе проблем было бы в разы больше. Голодовка, болезнь и общее истощение полностью растратили все запасы сил мужчины. 

— Ну же, не упрямься. Я не в настроении. – рыкнул Гарри, поглаживая свой член. Холлуорд почувствовал, как щиплет глаза, от обиды и отвращения, когда Уоттон уперся своим естеством ему в губы. 

Он не хочет в этом участвовать! Он хочет домой! Он хочет к Дориану!

Однако, сейчас, он с Гарри, черт знает где, прикован цепью без возможности выйти. Бэзил все же открыл рот, вобрав головку. Главное держать рвотный рефлекс под контролем. Чем быстрее это закончится, тем лучше. Уоттон цепляется за его волосы, ероша, думая о том, что пора сводить Холлуорда в ванну. О да, ванна! Там он сможет как следует поразвлечься со своим ангелом.

Мужчина насаживает голову Бэзила и шипит, ведь тот проходится зубами по нежной коже. Однако Генри не злится, ведь это он так резко дернул художника. Холлуорд не берет глубоко, чтобы не подавиться и Уоттон чувствует, как трется о небо и стонет, глубоко, от чистого наслаждения. Он одобрительно гладит Холлуорда по голове. У художника хорошо получается. Интересно скольким людям он отсасывал до этого? 

Мысль о том, что Бэзил отсасывал кому-то другому, приводит в ярость и Уоттон хватается за голову мужчины, насаживая до основания, пока тот не утыкается носом в лобковые волосы. Холлуорд давится, не готовый к подобному, но Генри не позволяет ему отстраниться. Тошнота накатывает в тот момент, когда он чувствует, что по горлу начинает что-то течь, но он глотает, иначе просто захлебнется. Лорд отпускает и Бэзил наконец-то отстраняется, надрывно кашляя и пытаясь стереть слезы плечом. Гарри тяжело поднимается, расслабленный после оргазма и застегивает штаны. Тянется к Холлуорду, но тот отпрянул от него, как от огня. Уоттон смотрит в глаза художника, и сердце пропускает удар. Слезы. Что он только что сделал? Кажется, в этот момент, Гарри протрезвел. Осознание накрывает подавляющей волной, но он не молит о прощении, хотя, наверное, следует.

— Я… я развяжу тебя. – шепчет мужчина и тянется к шарфу, чуть подрагивающими руками. Развязывает так быстро, как может непослушными пальцами. Бэзил поспешно натягивает штаны, пытаясь укрыть себя от взгляда аристократа хоть как то. Ему больно, обидно, он был унижен и орально изнасилован. 

Рваность в движениях сразу бросается в глаза, это так не свойственно, словно от природы, грациозному Холлуорду, и Гарри поджимает губы, стараясь не думать о том ужасе, что он только что сделал и что планировал сделать. Он же не хотел делать Бэзилу больно! Так как все до такого дошло? Уоттон молча вышел, закрыв дверь на ключ уже привычным движением и прислушался. С той стороны раздался громкий всхлип и, кажется, Холлуорда вырвало. На сердце стало совсем тяжело, но Гарри просто ушел. Ему нужно поспать и подумать. Нужно задушить это чувство вины.