Документы пестрели всевозможными терминами, значения которых Эликрин не понимал. Он и не особо старался изучать старинные записи, бережно переписываемые вождями Вейра из оборота в оборот. Они думали, что бережно, а на самом деле переписыванием занимались в основном ученики, у которых вряд ли преобладало чувство усидчивости. Всем хотелось приключений. Едва сев на дракона, каждый мальчишка мечтал стать героем.

Эликрин вздохнул. Он собирался скопировать эти термины. Древние термины, от которых проку столько же, сколько от скорлупы, оставшейся после Рождения. Он взялся за стило, почти коснулся его кончиком бумаги и снова задумался. Ничего скучнее обновления записей в Вейре не было, тогда как на Площадке Рождений зрело королевское яйцо. Скорлупа ещё оставалась мягкой, но всадники уже разлетелись с Поиском, ибо претендентов в нижних пещерах Вейра не хватало. Плохо, если у молодняка не будет никакого выбора. Кто-то из кандидатов мог не подойти драконам, и если не будет замены, случится что-то очень плохое.

Снаружи послышался шум, который всё усиливался, пока в него не вплёлся рёв драконов, да не одного, а сразу нескольких. Десятки драконов, сотни. Казалось, весь Вейр ревёт, уши закладывало. Эликрин никогда прежде не слышал такого шума. Драконы голосили все вместе, только когда собрат уходил из жизни. Сейчас их рёв больше походил на возмущённый и испуганный, но никак не скорбный. Любопытство в конечном итоге победило и выгнало Эликрина из-за стола. Он только и успел позаботиться, чтобы стило не скатилось на чистый лист бумаги.

Он зажмурился – так ярко светило солнце после полумрака помещения, освещённого лишь рядом масляных ламп. Драконы не просто ревели, они метались над головой, как при Падении, все разом. Некоторые оставались на своих карнизах, но оттого не выглядели спокойнее. Они точно так же вздымались на задние лапы и хлопали крыльями. Центром, из которого и исходило это беспокойство, была Площадка Рождений. У Эликрина сердце сжалось в предчувствии. Каждый раз он надеялся, что однажды его допустят до Запечатления, и каждый раз Т’ринж проходил мимо, словно вообще не видел его. Эликрин с детства жил в Вейре, когда его мать забрал с собой всадник и поселил в своём вейре. Всадник вскоре погиб, неудачно попав под клубок Нитей, а мама так и осталась здесь, только перебралась в нижние пещеры, забрав с собой сына и дочь, которой тогда ещё и года не было. Эликрин был слишком мал, но уже тогда осознавал всю трагедию. Он забился в уголок и просидел там до самой ночи, пока растревоженные жители Вейра не отыскали его и не отругали, потому что матери стало совсем плохо. Ей было трудно перенести одну потерю, не говоря уже о двух сразу. Она очень любила своего мужа, а он относился к Эликрину как к собственному сыну. И баловал, как собственного сына, хотя у них не было ни капли родной крови.

Что-то случилось с кладкой – не иначе. Драконы – это настоящая святыня для всего Перна. Даже в периоды Интервалов люди заботились, чтобы у всадников всегда была еда и необходимые для быта вещи. Всадники могли вообще не работать во время Интервалов, но они обычно не сидели полностью на шее у населения планеты, предпочитая хотя бы охотиться. Из записей Эликрин узнал, что Иста-Вейр одно время даже разводил скот, облегчая жизнь холдеров, на долю которых приходилось и без того много хлопот. Но Интервал закончился – и Вейру стало некогда думать о скотине. Вся она постепенно пошла на корм драконам. По крайней мере, должна была пойти. Эликрин понятия не имел, как драконы слопали столь огромное стадо, тогда как в течение десятков оборотов оно прекрасно плодилось и казалось неиссякаемым.

Эликрин помнил все эти маленькие, по сути, бесполезные подробности, такие же, как количество зерна или фруктов, которые получил Вейр за такой-то оборот. Ну кому пригодятся эти старые записи? А наставники и воспитатели всё равно заставляли переписывать всю эту пустоту.

Он побежал вслед за остальными. Взрослые проявляли любопытство по каждому поводу, чего уж говорить о детях, которые вообще суют свой нос везде и всегда. Эликрин смешался с толпой мальчишек из нижних пещер и добрался практически до самой Площадки Рождений, только не ступил на горячий песок. Дальше было нельзя. Если кто-то нарушал границу без позволения госпожи, получал хорошую трёпку. Даже мастера, посетив Вейр, не разгуливали в своё удовольствие, хотя на них-то даже Намида не посмела бы поднять руки и, наверное, даже повысить голоса. Намида была старшей госпожой Вейра. И именно её королева сидела на Площадке Рождений. Эликрин вытянул шею, как делали все остальные, и успел рассмотреть, как Ришат’а разворачивается, что-то подбирая возле самой стены. Это было яйцо. То самое драгоценное королевское яйцо, которое каким-то непостижимым образом очутилось на самом краю песчаной площадки.

- Оно на всей скорости укатилось, когда Ришат’а вылетела на Площадку Кормлений, - перешёптывались товарищи сбоку. – Я как раз передавал Намиде письмо из холда.

- Как оно могло откатиться? – не поверил Эликрин. – Любая королева бережёт королевское яйцо как зеницу ока.

- Так вот и откатилось, - шикнул на него Долзиж. – Не веришь? Сам спроси. Я своими глазами видел.

Это было просто невероятно. Это было невозможно.

- А как оно со всей силы стукнулось о скалу, Ришат’а всё бросила и метнулась на Площадку Рождений. Слышал, как весь Вейр ревел?

- Такое мудрено не услышать, - огрызнулся Эликрин, всё ещё не до конца веря в услышанное.

Тем не менее, Ришат’а бережно ощупывала возвращённое на место королевское яйцо. Она то и дело подгребала под него песок, пока не намела целую гору. Только поздно уже было. Взрослые с тревогой обсуждали, что сталось с птенцом. Всякие предположения звучали, вплоть до того, что зародыш мог погибнуть. Но если бы он погиб, разве Ришат’а не закатила бы истерику? Намида изо всех сил пыталась успокоить свою ненаглядную, поглаживая её, увещевая ласковыми словами и заверениями, что с малышкой всё будет в порядке, но даже если она и вылупится слабенькой, от этого она не станет изгоем.

- Смотри какая вмятина… - уловил Эликрин чьи-то слова. Взрослые явно пытались скрыть свои тревоги, но каждый из ребят и девочек чувствовал всю атмосферу и нарастающее волнение. И каждый из них внимательно прислушивался к каждому слову.

- Что? – Эликрин не выдержал. – На яйце осталась вмятина?

- А ну марш отсюда, - развернулся к нему с товарищами бронзовый всадник. – Для ребятни здесь не место. Дайте королеве покоя.

Никто, разумеется, его не послушал. Ребята только отступили на шажок и выбрали другое, не менее хорошее место для наблюдений. С этой позиции Эликрин и правда рассмотрел внушительную вмятину на поверхности яйца, которую Ришат’а тщетно пыталась выпрямить своим языком. От бесполезности своих попыток она беспокоилась всё сильнее и издавала высокие и резкие звуки. Намида сама пришла ей на помощь, точно с такой же тщетностью выпрямляя ещё не затвердевшую скорлупу. Благо, яйца ещё мягкие, а то раскололось бы – и зародыш точно погиб.

- Ай! Больно! – заскулил Эликрин, когда его схватил за ухо сам Т’ринж, предводитель Вейра, и поволок прочь:

- Кому было сказано, чтобы вы разошлись?! Живо за работу! Или она у вас закончилась?! Так я живо новую найду!

Кричал Т’ринж на всех молодых, а за ухо тянул только Эликрина, всё так же болезненно хныкающего и пытающегося вырваться. Только хватка у предводителя была железная вырваться можно, только оставив ухо в его пальцах. Когда дети поспешно разошлись, подгоняемые старшими и ворчащие не хуже сварливой тётушки, Эликрин взмолился:

- Ну отпусти. Я больше не буду пялиться.

- Им и так плохо, - Т’ринж таки выпустил его ухо и поучительно помахал указательным пальцем у него перед носом. – Не нагнетайте.

- А что, я один, что ли, там был? Это нечестно. Вот пойди и оборви уши всем, кто там был, - возмущался Эликрин, потирая наверняка покрасневшее ухо.

- Ах ты негодник!..

Эликрин осознавал, что перегнул, поэтому со всех ног кинулся прочь, к своим записям. Хотя он отлично понимал, что не скопирует больше ни символа. Перед самой пещерой он налетел на синего дракона, которого оттеснили его более крупные собраться. Эликрин врезался в мягкую толстую шкуру и ухватился за складку в суставе, тут же оттолкнулся и открыл рот, чтобы попросить прощения, но переоценил свои возможности и едва не упал на спину. Дракон метнул хвост назад и поддержал Эликрина, а потом в глаза посмотрел. Это было до того удивительно, что Эликрин застыл с приоткрытым ртом. Смотрел в глаза зверя и буквально тонул в них. Как будто дракон всю его душу видит насквозь. Даже мама так не могла. Она смотрела с любовью, иногда строго, но всё-таки по-человечески. А дракон – это что-то необъятное и настолько огромное, что Эликрин забыл, как дышать. А вспомнив, сбился с дыхания.

«Осторожнее, не поранься», - заботливо сказал дракон. И Эликрин рот открыл от удивления. Никогда ещё драконы не разговаривали с ним. А этот синий и носом потянулся, легонько ткнув Эликрина в плечо, а потом встал в полный рост и зашагал прочь, как будто сам успокоенный короткой односторонней беседой.

- Спасибо! – запоздало закричал Эликрин.

Дракон обернулся, но больше ничего не сказал.

Эликрин чувствовал, как у него руки дрожат. Он говорил с драконом! Дракон проявил о нём заботу! Настоящий взрослый дракон! Мало кому из мальчишек так везло, хотя многие из них с рождения жили в Вейре. Исключением были, пожалуй, только дети всадников, не захотевших отдать детей на воспитание в холды или другие Вейры. Но Эликрин не был сыном всадника. Ну… был, наверное, отчасти. Только дракон приёмного отца не слишком с ним откровенничал. Да Эликрин совсем крошкой был, когда отчим погиб. Драконы редко обращали внимание на малышей. Им не о чем было говорить. Они не умели играть с настолько хрупкими созданиями. Человеческие младенцы для драконов были, пожалуй, диковинными зверьками, на которых только с любопытством потаращиться и можно.

А Эликрин совершенно отчётливо и осознанно, без взрослых, разговаривал с драконом!

Его восторгу не было предела. Записи, разумеется, были моментально забыты, хотя он и вернулся в помещение архивов. Но он не взялся за стило, не стал рассматривать непонятные термины и, тем более, пытаться выяснить, что они означают. Он буквально танцевал по широкому залу, представляя, как оседлает своего собственного дракона. Это будет бронзовый. Обязательно бронзовый. Это будет самый сильный и умный бронзовый дракон на всём Перне. И Иста-Вейр станет величайшим Вейром из всех шести.

Кажется, происшествие на дне котловины не осталось незамеченным. Эликрин услышал приближающиеся шаги и замер напротив входа. К нему вышла Далуна, сразу же руки в бока упёрла:

- Вот сорванец! Мало тебе было выволочки Т’ринжа? А ну-ка живо за работу. А не хочешь переписывать документы – берись за вёдра и носи воду в нижние пещеры.

- Я пишу! – воскликнул он, мгновенно подскакивая к столу и хватаясь за стило. – Вот, видишь? Пишу же?

Первый неровный штрих в точности повторил заглавную букву термина. Дальше само пошло. Эликрин не удержался и отвлёкся, воззрился на так и стоящую Далуну. – А что, яйцо правда сильно помялось?

- Правда, - она села рядом и сама взялась за стило, лежащее в кучке таких же. – Пиши, не отвлекайся.

- Далуна…

- Что ещё?

- А что может случиться с драконом, если повредить яйцо?

- На такой стадии? – она задумалась. – Даже не знаю. Никогда такого не было. Если у домашней птицы треснуло яйцо, оно протухает.

- Но ведь драконье яйцо не протухнет, правда? – Эликрин беспокоился. – Это ведь не птица. И кровь у драконов зелёная.

- Не знаю, - подтолкнула его Далуна. – Пиши, а то получишь у меня.

Он со вздохом послушался, понимая, что и вправду хватит рисковать своими ушами, а то и шеей. Оплеухи да затрещины во все времена считались явлением очень неприятным, а то и обидным.

Вопреки ожиданиям всех всадников, яйцо так и осталось со вмятиной. Скорлупа затвердела ещё семидневку назад, и ожидалось торжественное событие. В Вейре только и разговоров было о королевском яйце. Даже предводители из других Вейров прилетали, смотрели и качали головами. Никто не знал, что станет с птенцом. И Ришат’а вела себя странно. Она то откидывала королевское яйцо в сторону, не обращая на него внимания, пока оно не остывало, пока Намида не напоминала ей о неродившейся дочери; то бережно оглаживала его языком, игнорируя остальные яйца. Ришат’а волновалась. Она и ела плохо. А сегодня уже гости собирались. Драконы то и дело ныряли в Промежуток и возвращались с пассажирами. Всем хотелось однажды попасть на Рождение, но удостаивались этой чести лишь некоторые. И всё равно народу было слишком много. Кандидаты в белом держались в сторонке. Их инструктировали старшие всадники. Среди юношей отдельной кучкой стояли девушки, такие же волнующиеся, как и каждый обитатель Вейра. Драконы то и дело заглядывали на Площадку Рождений, а величественная Ришат’а благосклонно им кивала, не выпуская из лап королевское яйцо.

- Оставь его, милая, - нежно попросил Намида. – Тебе придётся смириться с тем, что твоя дочь выберет подругу и останется с ней на всю жизнь.

Золотая что-то ответила – Эликрин не слышал драконов. Только однажды к нему обратился синий, в последствии ещё пару раз приостанавливающийся и приветливо гудя в его сторону. Эликрин не был удручён таким вниманием. Он знал, что синие драконы обладают лучшим чутьём, поэтому в Поиске им не было равных. И если синий выделил его, Эликрина, то, может быть, стоило всё-таки помириться с Т’ринжем и попросить о шансе. Эликрин каждый раз ждал Рождения и каждый раз разочаровывался, когда его обходили стороной. Он шмыгнул носом, обиженный и разочарованный и на сей раз.

- Чего сопли распустил? - Т’ринж стоял прямо перед ним. – О, Скорлупа! Почему ты ещё не одет?!

- Я? – Эликрин удивился. Для чего ему одеваться? Он, вроде, и так выглядит очень прилично. А потом он в удивлении рот открыл.

- Тебе что, не сказали? - Т’ринж удивился за ним вслед.

- Не-е-ет, - красноречиво помахал головой Эликрин.

- Разве твоя мать… Далуна! – он рявкнул в сторону.

Спешащая женщина приостановилась и подошла, таща в миске порезанные фрукты:

- Что случилось, предводитель?

- Ты не рассказала Гамире, что он избран?

- А? – Эликрин не выдержал, ухватился за руку предводителя, потряс её, пытаясь услышать сразу всё и осознать это. – Я избран? Для чего?

- Как! Эта несносная девчонка не передала ей?! – в свою очередь всплеснула руками Далуна. – Ну она у меня получит!

Далуна поставила миску с фруктами на каменную возвышенность и схватилась за Эликрина.

- Куда я избран?! – почти орал он.

Неужели он кандидат на Запечатление? Неужели синий дракон и правда выбрал его?

- Идём скорее, - Далуна подхватила его за руку, а Т’ринж только руку вверх воздел, избавляясь от прилипшего к нему мальчишки.

- Поторопись. Рождение вот-вот начнётся! – подстегнул он обоих.

Эликрин словно пребывал во сне. Он делал то, что ему велели, и не верил своему счастью. Далуна запричитала, когда раздался гул голосов. Это драконы затянули свою песнь, поддерживая птенцов в их первые мгновенья жизни. Эликрин путался в рукавах, едва не споткнулся, а в довершение сильно ушиб лодыжку. Да так, что поначалу хромал, но потом само прошло. Когда прибежала мама, она сама вцепилась в него и со слезами на глазах принялась твердить, как гордится им. Что даже если он не попадёт на это Рождение, вторая королева вот-вот поднимется. И она, мама, уж точно даст разнос этой девчонке за то, что забыла передать такую важную весть. Кто именно была «эта девчонка», Эликрин так и не понял.

События завертелись колесом, потому что от начала Рождения прошло уже достаточно времени. И когда Эликрин очутился возле входа в пещеру, его остановил один из коричневых всадников:

- Куда?

- Но я должен быть там, - закусывая губу, ткнул пальцем внутрь Эликрин.

- Поздно уже, - коричневый сочувствующе похлопал его по плечу. – Только народ баламутить. Смотри…

Эликрин всмотрелся. Запечатление и правда было в полном разгаре. Дракончики находили себе партнёров и покидали Площадку Рождений жутко голодными и счастливыми. Он наблюдал чудо за чудом. Самое прекрасное и естественное чудо Запечатления, в котором ему снова было отказано. Появиться там сейчас и правда было бы ошибкой. Он не чувствовал обиды, он просто смотрел и сам как будто был там. Однако его не покидала мечта, что один из бронзовых не найдёт никого среди предложенных кандидатов, и он выйдет за пределы Площадки Рождений, и встретит Эликрина, и посмотрит на него так, как смотрел тот синий дракон. Эликрин, даже наблюдая со стороны ив вспоминая тот взгляд, словно сам ощущал таинство Запечатления, доступное лишь избранным.

Когда он поднял взгляд на коричневого всадника, так и удерживающего его за плечо, то вместо радости на его лице увидел нахмуренные брови.

- В чём дело? – спросил Эликрин.

- Королевское яйцо… - обронил всадник.

Эликрин устремил взгляд в сторону возвышающегося королевского яйца. Оно стояло там одно, неподвижное и как будто мёртвое. Однако Ришат’а не переставала любовно поглаживать его языком.

- Оно живое? – Эликрин запрокинул голову, ища взгляд всадника.

- Не знаю, покачал тот головой.

- Но Ришат’а его не откатила в сторону.

- Значит живое. Подождём ещё немного.

Они ждали. Вскоре последний из дракончиков покинул горячий песок в сопровождении бронзового крохи с заплетающимися лапами, а королевское яйцо даже не качнулось. Девушки, окружившие его, начали переглядываться, а трибуны замерли. Не доносилось ни звука, кроме шороха крыльев и редкого покашливания зрителей. Вскоре и драконы закончили песнь и просто ждали команды от своих всадников.

- Боюсь… - раздался не вполне уверенный голос Т’ринжа, прокатившийся по громадному амфитеатру, - маленькой королеве не суждено увидеть свет солнца.

- Нет! – воскликнула Намида. Её королева в один с ней голос заревела, протестуя, а потом нависла над предводителем.

- Она говорит, что для её дочери ещё не пришло время! – торжественно объявила Намида. – И она останется на Площадке Рождений до тех пор, пока она не вылупится!

- Послушай сама себя! – возразил Т’ринж. – Такого никогда не было. Да, это печально. Это больно – потерять королевское яйцо. Но тут ничего не поделаешь. Мы должны смириться и…

Рёв Ришат’ы прервал его пламенную речь.

Т’ринж был хорошим предводителем. Под его командованием Вейр почти не терял всадников. Поговаривали, что прежний предводитель был более эмоционален, а оттого рисковал больше и собой, и боевыми крыльями. Зато его битвы были достойны пера летописца. Однако никто не мог оправдать потерь драконов и всадников. В свои годы Эликрин уже знал, что люди все разные. И предводители все разные. Что и они бывают умнее и чуточку глупее. О никогда никто не становился предводителем, обладая нерешительностью. Пожалуй, это было худшим качеством всадника, хотя молодых чаще всего ругали именно за то, что они проявляли чрезмерную решительность, выписывая ненужные кренделя в воздухе и геройствуя понапрасну в попытках немедленно превзойти своих наставников.

- Она не вылупится? – спросил Эликрин и так очевидное. Тут мог быть только один ответ: «не знаю».

Коричневый так и ответил:

- Не знаю.

Эликрин продолжил наблюдение за кругом девушек и неподвижным яйцом, надеясь на чудо. Ришат’а по меньшей мере дважды слишком сильно охладила яйцо, прежде чем материнский инстинкт возвращался к ней. Ришат’а вела себя необъяснимо. Она была опытной королевой, старшей во всём Вейре, и такое её поведение должно было насторожить каждого всадника. Она словно с самого начала говорила, что с яйцом что-то не так. Никто и никогда не смел даже предполагать, что маленькая королева погибла там, внутри. Только Т’ринж сумел озвучить всеобщие страхи. Эликрин по всем правилам должен был сердиться на предводителя, а он ему сочувствовал. Этот суровый боец, понимающий, что расчёт важнее героизма. Поэтому Вейр под его началом вот уже шестой оборот не получал серьёзных ран, за редким исключением.

Ришат’а и правда осталась на Площадке Рождений. Она заботилась о яйце со вмятиной так же бережно, как обычно это делала. Её переменчивое настроение относительно будущей дочери как будто сошло на нет. Казалось, это яйцо – всё, что у неё осталось.

Прошло три дня, а Вейр был как на иголках. Гости давно разъехались, только девушки-кандидатки остались, готовые в любой момент облачиться в белые туники и выбежать на Площадку Рождений. Эликрин тайком пробирался к пещере и заглядывал в неё, созерцая спящую в обнимку с яйцом Ришат’у. Королева выглядела такой же величественной. Она только раз заметила наблюдателя, долго смотрела на него синими глазами, но ничего не делала.

Эликрин только убеждался, что обязательно выйдет на Площадку Рождений в следующий раз. У второй королевы начался цикл уже семидневку назад. Все тревожились только из-за того, что её брачный полёт начнётся до того, как Ришат’а покинет Площадку Рождений.

- Будь же умницей, милая, - Намида подошла к ней и погладила по громадной голове.

Эликрин оставался при входе, рассматривая мирную картину.

Золотая что-то ответила своей всаднице и посмотрела на наблюдателя. Второй раз. И снова она не рассердилась. Её глаза оставались синими, выражая её мирное настроение.

- А я-то думала, кто там всё время подглядывает, - Намида окликнула его. – Заходи. Ришат’а не против.

Это было привилегией – ступить на Площадку Рождений в то время, как королева сидит на яйцах. Он воспользовался случаем и подошёл, каждый раз морщась от прикосновения горячего песка. Следовало обуть что-то с более толстой подошвой. Но он и представить не мог, что его позовут внутрь. Пока он шёл, понял, что госпожа хочет уговорить свою подругу покинуть Площадку Рождений. По всей видимость, королева оставалась непреклонной.

- Только королева знает, когда яйцо погибло, - наконец обратилась к незваному гостю госпожа.

Будь это обычное яйцо, Ришат’а давно оставила бы его. Что становилось с невылупившимися яйцами, Эликрин не знал. Наверное, их закапывали или относили в Промежуток и бросали там. Ему вдруг стало очень любопытно, что становилось с мёртвыми дракончиками, развитие которых пошло неправильно, от чего они и погибли внутри толстой скорлупы. Причина, по которой не вылупилось это яйцо, была очевидна и во всей красе предстала перед глазами Эликрина. Он никогда не видел яйцо дракона так близко. Он потянулся было к нему рукой, но замер, в нерешительности глянув на золотую, которая не смыкала глаз. Она шумно выдохнула в его сторону, но снова не сердилась.

- Не надо этого делать, - предостерегла Намида. – Я слышала, что ты пропустил Запечатление из-за чьей-то забывчивости.

- Но на следующее я обязательно попаду, - заверил он и сам не понял, как вырвалось. – И запечатлю бронзового дракона. И обязательно стану предводителем Вейра.

Намида только рассмеялась, тихо, чтобы не потревожить покой своей подруги.

- Ну и фантазёр ты. Уже подсчитываешь сожжённые Нити, тогда как у тебя и дракона нет?

- Меня выделил синий дракон, - с гордостью выделил он.

- Слышала, - кивнула Намида. – Твои способности очень развились за последний оборот. Гамира может гордиться сыном. Я уверена, что меньшее, на что тебе нужно рассчитывать – это коричневый.

Это была настоящая похвала. Эликрин ни слова не вымолвил, так был счастлив. Коричневый – это очень хорошо. Это огромная честь. Выше только бронзовые и золотые. Но золотые выбирают только девушек. Так было испокон веков, так и останется впредь. Порой девушек выбирали зелёные, но предводители предпочитали, чтобы это были юноши. Зелёные – боевые драконы. Королевы – матери всего рода. Они не сражались так, как делают это другие драконы. И они всегда оставались на последнем эшелоне, практически не подвергаясь опасности. Если бы было возможно, предводители вообще запретили бы золотым сражаться. Но золотые обладали властью над всеми драконами, поэтому до сих пор оставались в строю.

- Я думал, что мне никогда не позволят даже попытаться, - сознался Эликрин. – Предводитель меня недолюбливает.

- С чего ты взял? – вскинула брови собеседница. - Т’ринж, конечно, порядочная бука, но человек он рассудительный. Он постоянно перебирает имена всех юношей из нижних пещер, когда начинается Поиск. И он даже рассуждал вслух, почему ты до сих пор не проявил способностей. Почему, Эликрин?

- Не знаю. Может, маленький был?

- Ты и сейчас не слишком повзрослел. Может, всё дело в созревании? – она придирчиво окинула его взглядом.

- А? При чём здесь созревание? Я же не фрукт, - он насупился и покраснел. Он отлично знал, о каком созревании она говорит. И мама постоянно говорила:

- Вот когда начнёшь интересоваться девочками, тогда поймёшь многие вещи.

Эликрин ими интересовался, но только ради любопытство, пока не понял, что имела в виду мама. Он страшно перепугался, когда однажды проснувшись обнаружил внизу живота нехарактерно увеличенную часть тела. Он прятался, считал, что смертельно заболел, но случайно обнаружил способ от этого избавиться. И только потом заинтересовался девочками в том смысле, о каком ему говорили. Правда, от этого девочки не стали интересоваться им. Подруги из нижних пещер дразнили и шушукались за спиной. Впрочем, они что-то обсуждали за спиной всех мальчиков, ничем не выделяя именно его.

- Мальчишка ты совсем, - Намида потрепала его по волосам. Он их даже не пригладил. Она улыбалась, а Ришат’а удовлетворённо урчала, постепенно опуская веки и засыпая.

Когда Ришат’а проснулась, Эликрин, воодушевлённый недавним разговором со старшей госпожой, вернулся ко входу в пещеру, но не решился переступить границ, не считая себя особенным. Намиде было просто скучно сидеть одной, хотя посетителей у неё хватало. И не всё время она проводила на Площадке Рождений. У неё оставались свои обязанности. У неё был супруг, который тоже требовал её времени. Интересно, когда Ришат’а поднимается в брачный полёт, неужели Т’ринж не ревнует?

В Вейре поднялась суматоха, снова внезапно. Эликрин так и застыл с приоткрытым ртом возле входа на Площадку Рождений. Ришат’а завозилась, уделяя яйцу всё внимание. Намида вернулась в свой вейр, и теперь Эликрин единственный, кто видел возню золотой. Она замахала крыльями. Он ждал, что она затрубит, а она только повернула яйцо и загудела.

Загудела! Рождение!

Эликрин не сдвинулся с места, таращился во все глаза. Другие драконы ринулись к своим вейрам за всадниками, чтобы поскорее доставить их на Площадку Рождений. Обдумывать происходящее не было времени. Спящая до поры до времени маленькая королева внезапно проснулась и решила, что настал её час.

Яйцо покачнулось.

Эликрин огляделся с возрастающей тревогой. Где же девушки-кандидатки?

Они спешили. Суета никого не оставила равнодушным. Насколько Эликрин помнил, кандидаток было куда больше. Наверное, половина из них, точно как он тогда, спешат облачиться в белые туники. Может быть, кто-то вылезает из ванны, боясь опоздать. Девушки стайкой проскользнули мимо него и остановились в нерешительности. Внутри не было ни госпожи, ни предводителя, только гудящая Ришат’а, ничуть не волнующаяся за свою дочь.

Эликрин стоял в проходе, тогда как мимо него спешили взрослые. Места зрителей и на четверть не были заполнены, когда яйцо качнулось сильнее, едва не укатившись в сторону. Ришат’а на сей раз сделала высокие барьеры из песка. Она отступила назад, приветствуя свою дочь. К ней один за другим присоединялись все драконы Вейра, собираясь на карнизах над площадкой. По горячему песку спешила Намида, едва не толкнув Эликрина – так она торопилась, даже его не заметила. Она обхватила свою золотую за голову и начала шептать, как любит её. Она говорила очень тихо, но и так было понятно, о чём они общаются. Они обе сияли. Они обе наконец-то вздохнули с облегчением, больше не тревожась за маленькую королеву.

Яйцо треснуло, рассыпая осколки во все стороны, изнутри показалась лапа и послышался недовольный вопль. Ришат’а склонилась над малышкой и подбадривающее заурчала, оставляя песнь Рождения на других драконов.

Маленькая королева вырвалась на свободу, упала, ткнувшись носом в горячий песок и осталась лежать. К ней поспешили девушки. Опоздавших не пустили на площадку точно так же, как не пустили в прошлый раз Эликрина. Они сами упустили свой шанс и теперь тихонько жаловались друг другу.

Маленькая золотая не обессилела, как казалось вначале. Он резко вскинула голову и зашипела на девушек. Она подскочила и ринулась на них, растопырив крылышки и выставив перед собой передние лапы, с которых всё ещё свисали ошмётки влажной плёнки. Девушки отступили, понимая, что отвергнуты. Малышка была в ярости. Он повернулась ко входу – и Эликрин ахнул. Один глаз у неё был красный, свидетельствуя о голоде, а второй – жёлтый – показывая крайнюю злость. Она шипела и извивалась, не зная, что ей делать. Она попыталась укусить за нос Ришат’у, но та только благосклонно выдохнула на неё горячий воздух и подняла шею, осматривая кандидаток, не успевших на Рождение.

- Пропустите их! – закричал кто-то.

Девушки засуетились. Никто и никогда не видел, чтобы у новорожденного были разные глаза. Они всегда были красными, без исключений. Но малышка так злилась и так хотела есть, что не знала, что ей выбрать. Она ярилась всё сильнее и сильнее, пока не закричала в голос. Она метнулась на девушек, которые только ступили на горячий песок. Никто ей не мешал. Никто бы не помешал, даже если бы она вышла наружу в поисках подруги. Но она снова споткнулась, когда девушки прыснули в стороны. Новорожденные драконы не осознавали, если случайно ранили кандидатов. Они могли даже убить, неосторожно задев когтями хрупкое человеческое тело, тут же забыть об этом и искать дальше. Требовать от маленьких драконов терпения – всё равно что ждать его от новорожденного младенца.

Она так неудачно упала, что запуталась в собственном хвосте и со злости вцепилась в него зубами. Она вскричала от боли, вызывая тревогу Ришат’ы и всего Вейра, всё ещё собирающегося на внезапное событие. Но чем больнее было малышке, тем сильнее она стискивала зубы. Она даже головой тряхнула.

- Чего вы стоите! Ну помогите же ей! – рявкнул кто-то из взрослых на отступивших девушек. Они опасались. Как можно бояться только что родившегося дракончика? Эликрин негодовал. Он видел, как маленькая королева калечит себя, и никто не торопился вмешиваться.

- Да что за напасть! – сокрушённо всплеснула руками Намида. - Ришат’а!

Королева сделала шажок в сторону дочери, которая зарычала ещё сильнее.

И тут не выдержал Эликрин, метнулся мимо отвлечённой толпы прямо на горячий песок. Благо, бежать было мало, всего пять-шесть шагов. Он прижал голову малышки к полу, оседлал её, зажимая между бёдер, а руками надавил на стыки челюстей. Она сопротивлялась и рычала. Она безумно вращала глазами и рвалась, словно сражаясь за свою жизнь, пока не расцепила зубы. Тогда она затихла, внезапно обнаружив, что ей не больно. Её глаза стали вращаться медленнее, но рычание всё ещё исторгалось из глотки. Эликрин быстро перекинул ногу и освободил малышку, отступая назад. Теперь дело за девушками, которые почему-то медлили и жались в уголок.

- Чего они стоят? – в недоумении обернулся Эликрин к госпоже, стоящей рядом со своей золотой.

- Эликрин! – раздалось сразу несколько голосов. Кричала госпожа и несколько человек от входа. Народ, успевший добраться до трибун, повскакивал и вцепился в перильца. Эликрин почувствовал опасность и резко развернулся. Недостаточно быстро. Он не успел среагировать. Маленькая королева, распахнув зубастую пасть и рыча, набросилась на него. Он ожидал только боли, поэтому закрывал руками лицо. Потерять глаза оказалось страшнее всего. Он даже не рвался, только пытался защититься. Он ощутил на себе вес тела малышки. Не такая уж и малышка.

«Ты моя, Э’ри! – услышал он яростный крик. – Моя! Только моя!»

Это кричала маленькая королева. Эликрин сразу это понял и осторожно отнял руки от глаз. Она нависала над ним, почти утыкаясь кончиком морды в его нос, и больше не рычала. Только глаза становились одинаково красными. И она как заводная повторяла:

«Теперь ты моя!»

- Я? – Эликрина пронзила чудовищная догадка.

Не может этого быть!

Он только что запечатлил золотую королеву! Беспрецедентный случай на всём Перне. И эта королева прямо сейчас нависала над ним и твердила что-то невообразимое.

Со всех сторон слышались удивлённые голоса. Даже если это никому не нравилось, никто не посмеет разлучить их. Теперь – никто во всём мире.

Эликрин протянул руку, в которую малышка тут же вцепилась зубами.

- Ай! – он воскликнул и поморщился от боли.

Тогда она сообразила. Наверное, опыт с собственным хвостом подсказал ей, что надо делать. Она разжала зубы и ткнулась мордой ему в лицо, вынуждая закрыть глаза:

«Э’ри, ты хорошая, не боишься меня.»

- Почему я должен бояться тебя?.. Что? Как ты меня назвала? Но я не девушка!

«Всё равно ты моя!», - яростно повторила королева, и её лапки внезапно подкосились. Она упала и забилась по песку. На её влажный от ихора хвост налипла грязь. Она билась и кричала, на сей раз от голода. И она, судя по всему, не понимала, чего ей нужно. Каждый дракончик, едва появившись на свет, просил есть, а она просто кричала и кувыркалась по горячему песку, снова вызывая ропот со всех сторон. Эликрин снова прижал её к поверхности, обездвиживая, а потом подхватил на руки, едва справившись с увесистой ношей, и понёс к выходу. Всадники, молодые и старые, расступились перед ним. Он шёл и не видел никого из них. Только бы поскорее добраться до тазиков с едой. Тазики чудесным образом сами очутились перед ним, и Эликрин силком засунул первый кусочек в глотку своей яростной подруги. Только тогда она перестала паниковать. Тогда она сообразила, что должна делать, но снова ошиблась и вцепилась в бортик тазика, деформируя его. Как зубы не вылетели! Эликрин исправил положение, своими руками пихая куски мяса ей в пасть. Его укушенная рука кровоточила. Было больно и не так приятно, как он представлял. Запечатление свершилось, но он не испытывал того неземного восторга, о котором говорили все всадники.

Он обратился к ней, когда она утолила дикий голод:

- Как тебя зовут?

Ведь каждый дракончик прежде называет юному всаднику своё имя.

«Я хочу спать, Э’ри».

- Эри? Тебя зовут Эри? – он понимал, что где-то недопонял. Имя тоже звучало необычно для драконьего.

Она снова рассердилась и рыкнула на него:

«Э’ри – это ты! Как можно не знать своего имени?!»

- А ты знаешь? Ты знаешь своё имя?

Ответом послужило только яростное рычание и вспыхнувшие жёлтым глаза.

Она не знала своего имени. Обвинила его, а сама не знала. Эликрин чувствовал, что проваливается в какую-то бездну, но уже не мог отпустить маленькую королеву, прижимал её к себе и проникался всё глубже и глубже, ощущая её ярость как свою. Его раздражала собравшаяся толпа. Он хотел вцепиться в каждого, кто к ним приблизится. Потому что малышка думала, что его отнимут у неё.

- Никто не заставит тебя снова проходить Запечатление, - произнёс он тихонько, чтобы слышала только она.

Она внезапно ослабла и заснула прямо у него на руках, а он не знал, что делать дальше.

- Её зовут Эри? – наконец подошёл Т’ринж.

- Нет, - Эликрин покачал головой. Это я - Э’ри. Она назвала меня так.

- Так как же зовут её? – предводитель сжал плечо Эликрина так, как никогда не делал прежде. Его жест выглядел дружеским. Эликрину захотелось поделиться с ним всем, что металось у него в голове. Он понимал, что с малышкой что-то не так.

- Она… не знает, - прошептал Эликрин, сильнее прижимая к себе уязвимое тельце.

- Э’ри, - обратился к нему вождь.

Эликрин вздрогнул.

- Возьми себя в руки, Э’ри, - повторил его новое имя Т’ринж. – Это всё из-за той вмятины на яйце. Ты должен это понимать. При ударе нарушилось развитие зародыша – и никто не может сказать, во что это выльется.

Больше его никто не назовёт Эликрином. Значит, он сам тоже должен называть себя так. Он поднял глаза на предводителя.

- Чего разревелся? – предводитель успокаивающе, так же заботливо, вытер его щёки своими мозолистыми руками. У всадника, часто держащего огненный камень, не может быть нежных рук. Они покрываются ранками и царапинами от острых краёв, и со временем грубеют. Эликрин видел поддержку в этом суровом человеке. Он не шевельнулся, продолжая обнимать свою маленькую королеву.

- Она безумна, да? – шёпотом спросил он.

- Никто этого не знает, - покачал головой вождь.

Безумная королева – это, должно быть, страшное зрелище. Стоило вспомнить, как она кидалась на претенденток. Но она познала, что такое боль, и никогда больше не тронет Эликрина. По крайней мере, он на это надеялся.

- Конечно, безумна. Разве королева в здравом рассудке выбрала бы юношу? – Эликрин всхлипнул. Ему было страшно. Он запечатлил не только безумного дракона, но и стал госпожой Вейра.

Ни один новоиспечённый всадник не думает о таких мелочах в день Запечатления, а он думал. И от этого становилось всё более не по себе.

- Пойдём, - к нему подошла Намида и приобняла за плечи. - Т’ринж, чего ты держишь мальчика посреди котловины?

- Но моя королева… - Эликрин осёкся.

- Потом поговорим о твоей малышке, - Намида шикнула на него. – Не заставляй меня беспокоиться, а то Ришат’а разволнуется. Она и так натерпелась, бедняжка. Все дракончики неуклюжие и невоспитанные. А твоя малышка – королева. Ей простительно проявлять характер.

- Но она же…

- Ты ревёшь, как будто потерял кого, - упрекнула она мягко. – Не так должен выглядеть юноша в момент Запечатления.

Перед ними снова расступились. Эликрин голову в плечи втянул, пока шёл между этими живыми колоннами. Ему казалось, все осуждают его за то, что он бросился на помощь королеве и лишил кандидаток шанса. Но ни одна из них в тот момент не собиралась делать первого шага. Он шёл и переживал, хотя запечатлить золотую куда престижнее, чем бронзового. Имя Э’ри будут знать не только все Вейры Перна, но и каждый цех, и холд, как они знали имя каждой золотой всадницы.

Только почему же ему так тяжело?

Молодой всадник не должен думать о грядущих трудностях. В глазах любого мальчишки, только что обрётшего друга на всю жизнь, любые неприятности имели второстепенное значение. Главное – дракон. С драконом он переживёт любые невзгоды, любые ранения и боль, любые потери, если этой потерей не будет сам дракон. Тогда всадник может не пережить. Мало у кого оставалось мужество жить после гибели дракона. Э’ри размышлял постоянно и осознавал, что их отношения сильно отличаются от отношений других пар. Он никогда прежде не думал о том, что случается с зелёными всадниками, когда их драконы поднимаются в брачный полёт. А теперь он задумался. И его сердце сжалось. Но у него, по крайней мере, было три оборота, чтобы привыкнуть к мысли, что его тела будут касаться мужские руки. Что его будут касаться не только руки. И не только касаться.

Он ещё не привык к своему новому имени и постоянно напоминал его себе.

Э’ри. Теперь его все и всегда будут называть именно так. Э’ри – всадник золотой королевы. Он снова улыбнулся. И снова улыбка предназначалась золотой подруге. Даже с её серьёзным недостатком он любил её. Они только-только соединили свои судьбы, а он уже любил. Наверное, любой мальчишка или девушка любит своего новорожденного дракона с первого же мгновенья. Его золотая была везде, в нём, внутри, в голове. Он хотел сделать для неё хоть что-нибудь, чтобы ей было легче признать этот непонятный для неё мир, заставляющий её злиться.

Э’ри сходил за холодильным бальзамом в нижние пещеры. Его уже приготовили, так как весть о пораненной малышке уже разнеслась. Если бы даже Э’ри не вспомнил о ране, ему немедленно указали бы на неё. Но он не мог забыть. Прокушенная рука у него тоже сильно болела и уже начинала дёргать, припухла. Мало ли что за зараза налипла на драконьи зубы. А у новорожденных они были острые, как иглы.

Э’ри обработал хвост спящей королевы и замотал его бинтами. Только потом он взялся за свою руку. Намазать оказалось легко, а завязать – практически невозможно. Он голову поднял, ибо услышал тихий звук шагов. Конечно же, о нём тоже не забыли. Наверное, он получил немного свободы только потому, что старшие ринулись обсуждать между собой произошедшее. Только бы они не решили, что малышка слишком опасна. Если они только попытаются с ней что-нибудь сделать, Э’ри сам накинется.

- Эликрин, - позвала мама от входа.

- Ой, мам, - он подскочил, держа раненую руку перед собой пальцами вверх.

- Я пришла помочь тебе. Только что узнала, - она шагнула в вейр. Теперь Э’ри будет жить в собственном вейре. А в будущем он получит покои куда более просторные и удобные. Королевские вейры обычно оборудованы шахтами для подъёмника, чтобы получать еду прямо из нижних пещер ещё горячей.

Э’ри сглотнул. Всё это было у него впереди. Ему было страшно даже представить перемены в своей жизни. Его неминуемо возьмут в оборот, как и любую золотую всадницу. Он смотрел, как мама ещё раз обрабатывает мазью его руку, а потом бережно заматывает. Она даже бинтовала красиво, ровно, полосочка к полосочке, не туго и не слишком слабо.

- Эликрин, - она потянулась к нему и обняла, как маленького, а он не возражал. Его распирало от эмоций. Он не знал, чего в нём больше: страха или радости. Он совершил немыслимое, как будто предал все законы Вейров. Он не выдержал и заревел точно так же, как на улице, держа свою малышку на руках. Только сейчас он позволил себе громко всхлипывать.

- Ну чего ты? Предводитель отругал? – мама понятия не имела, как он переживал. Он даже не знал, из-за чего больше: из-за своего нынешнего положения или из-за своей золотой, которая разительно отличалась от других малышей и явно была не совсем здорова.

- Нет, он меня поддержал.

- Тогда чего ревёшь? Не маленький уже. Ты всадник. Всадник не должен плакать, - она успокаивающе гладила его по волосам.

- Я не знаю. Просто ревётся. Само.

Она не стала спорить, продолжала обнимать его и почти укачивать. Только так у Э’ри получилось успокоиться. Он всё ещё всхлипывал, но отлип от её плеча и отсел подальше. Наверняка нос раздулся и покраснел. Он щёки нижними частями ладоней вытер и, хлюпнув носом, сообщил:

- Меня теперь зовут Э’ри. Но я думал, что меня, когда я запечатлю бронзового, будут звать Л’крин. А она сама меня так назвала.

- Кто назвал, милый?

Её нежные руки в его волосах.

- Она, - он опустил взгляд. – Моя… мой дракон.

- Почему же ты так смущаешься? Она золотая. Я горжусь тобой. И ты должен гордиться.

- Но обстоятельства были неправильные, поэтому я… - он снова всхлипнул. – Я правда не хотел. Столько девушек стояло вокруг, а я…

- И что же делали все эти девушки? – ласково упрекнула мама.

- Стояли и…

Они ничего не делали, только жались друг к другу. Они боялись ярости золотой малышки. Ни одна из них не шевельнулась, когда королева попала в беду. Только Э’ри бросился к ней, не в силах смотреть, как она сама себя калечит. Если бы он знал, что так получится…

Если бы он знал, он всё равно бы побежал, потому что у него в тот миг сердце из груди выпрыгивало. Никто, даже Ришат’а не помогла ей. А Перну нужна была новая королева, так как в Телгаре в прошлом обороте не поднялась старшая королева. А за оборот до этого не взлетела старшая в Плоскогорье. Всадники часто говорили между собой, что и старшая королева Бендена уже не так резва, вот-вот перестанет откладывать яйца и уйдёт на заслуженный покой вместе со своей госпожой. А из всех кладок в Вейрах за эти два оборота в общей сложности было отложено только два королевских яйца, включая яйцо Ришат’ы. Им просто нельзя было терять королеву, если они хотели сохранить драконов, особенно во время Прохождения. Драконы страдали каждое Падение и регулярно погибали, благо, не так часто, как ранились. Если на Перне не останется королев, придётся запретить зелёным жевать огненный камень. Но от зелёной не могли родиться золотые и бронзовые. С одними зелёными у рода драконов не будет будущего.

- Как её зовут? – спросила мама.

- Я не знаю, - Э’ри покачал головой. – Она не знает. Она… она не совсем здорова из-за того случая, когда яйцо откатилось и сильно ударилось о стену пещеры. Помнишь?

- Конечно, помню, - она продолжала выглядеть умиротворённо и передавала это состояние сыну. – Она просто слишком мала.

- Ты так думаешь, мам?

- Может быть, ей будет немножко труднее. И тебе, мой милый. Но ты ведь готов, правда?

- Да, я готов. Я понял, что готов, когда она выбрала меня. Если ей плохо, значит я должен что-то изменить. Дракон… Она, мам, необыкновенная. Даже несмотря на её недостаток, она ведь настоящий дракон?

- Конечно, настоящий. И она будет одной из самых сильных драконов на Перне.

Э’ри разговаривал, как трёхлетний малыш. Но ему было нужно, чтобы кто-нибудь взрослый и сильный заверил его, что в будущем всё будет хорошо, даже если он боялся этого будущего и не до конца верил в хороший исход. Он закрыл лицо руками, но на сей раз не плакал, просто потёр его и сгорбился.

Когда мама ушла, ибо не могла бросить свои обязанности, малышка шевельнулась, словно учуяла чужой запах. Она проснулась резко. Э’ри ждал, что она снова закричит от голода, а она только озираться по сторонам начала, даже не встала с каменного ложа. Э’ри к ней выбежал и присел на корточки, руку протянул, обёрнутую бинтом, а она уклонилась и зашипела.

- Это же моя рука, - заверил он мягко. – Просто мне больно, и я…

Она повернула голову к своему хвосту.

- Да, и твой хвостик я тоже забинтовал.

Она молчала. Она думала неотчётливо, скорее образно, картинками. Она передавала во всех эмоциях, как ей было плохо на Площадке Рождений, как её окружали незнакомые люди, и это злило её.

- Успокойся, - Э’ри погладил её по головке. – Вспомни, пожалуйста, как тебя зовут?

«Э’ри…» - она произнесла его имя и потянулась носом.

- Это меня так зовут, - он тронул себя за грудь, а потом прикоснулся к ней. – А тебя?

«Меня зовут… как меня зовут?» - преданные, отнюдь не злобные глаза.

Она и правда не знала. Она ждала, что он назовёт её имя. Она вся дрожала мысленно и наяву, проявляя свою нервозность. Маленькая и совсем глупенькая. Наверное, даже синие малыши в сравнении с ней выглядели умными. Э’ри откуда-то знал все её недостатки. Он чувствовал её и ему становилось только больнее от осознания реальности. Он хотел оградить свою золотую от всех неприятностей, которые могли свалиться им на головы. И он был достаточно разумен, чтобы думать о последствиях. Если она не сможет, то сможет он за них обоих. Он крепко обнял её и услышал тихий звук, словно туннельная змея выползла из норки.

- Шорох, - произнёс он вслух и огляделся в поисках змеи. Разумеется, в Вейре их не могло быть.

«Шорох? – встрепенулась королева. – Меня зовут Шорох?»

- Нет, просто… Шорох – это звук…

- «Мне нравится», - она ткнулась ему в плечо и закрыла глаза.

- Но тебе нужно настоящее имя. Хочешь, я назову тебя…

«Шорох».

- Нет, я назову тебя Шерхат’а. Как Шорох, только настоящее, драконье имя.

«Шорох, - повторяла она как заводная. – Шорох. Шорох. Шорох.»

Сердце снова сжалось. Это домашнюю зверушку можно назвать как угодно, но никак не дракона. Он не стал настаивать. Он просто погладил её по мягкой тёплой спинке и произнёс:

- Хорошо, Шорох.

Она заурчала, призывая его повторить.

- Моя маленькая Шорох. Только ты и на Шерхат’у откликайся, ладно?

Э’ри неловко задел больную руку. Её словно прокололо. А мама намеренно сняла бальзам и помазала другим средством, которое лучше заживляло раны. Бальзам действовал скорее как обезболивающее. И на его боль отозвалась Шорох. Она скульнула, а потом зарычала, потрясла головой. Боль ей не нравилась. Это хорошо. Значит, она сделает всё, чтобы ей не было больно. А раз уж она так же остро чувствовала боль всадника, то и ему придётся поберечься.

- Больно? – спросил он.

«Больно! Больно! Больно! Больно!»

- Хочешь есть?

«Есть! Есть! Есть!»

Есть она не хотела, ибо животик всё ещё был натянут, как барабан, а глаза оставались зелёными, вращаясь всё быстрее и быстрее. В одном из них мелькал жёлтый оттенок. Э’ри прекрасно помнил, что она вылупилась с разными глазами. Ещё одно свойство, нехарактерное другим драконам. Ещё один симптом болезни, полученной по неосторожности золотой Ришат’ы. Как же она не доглядела за самым своим драгоценным яйцом?

Но жалеть уже поздно. И плакать поздно. Э’ри ощущал единение с этим маленьким существом, думающим столь сумбурно, что он не разбирал ни слова, только эмоции. Шорох наконец прильнула к нему снова и затихла.

- Поспи. Тебе надо спать, - он гладил её до тех пор, пока она не уснула. Резко. Просто вдруг все эмоции оборвались. Э’ри не сразу поверил и всё равно продолжал сидеть и обнимать своего несчастного дракона.