«Ты слышал?»

Уши Ацуши вертятся из стороны в сторону. Он ухватывает все: слух слишком чувствителен, чтобы что-то упустить. Зал наполнен голосами.

«Он отверг еще одну женщину».

«Это шестая».

«Опять? Неужели ничего не удовлетворит короля?»

«Вы знаете, каково его высочество. Он очень переборчив, когда дело доходит до такого рода вещей».

«Червы всегда переборчивы. Они кавалеры с манией величия больше Страны Чудес».

«Эй. Не говори так громко…»

Он резко наклоняется вперед, крепче прижимая пустой мешок к груди. Вес — это иллюзия комфорта, которой недостаточно, чтобы облегчить всю его боль, но по крайней мере оставляет ощущение почвы под ногами.

«Они начинают беспокоиться».

«Ты думаешь, они могут заставить его, если это будет продолжаться?»

«Я не знаю. Я думаю—»

Наконец, Ацуши проходит через двойные двери входа, благодарный, что больше не слышит последний разговор. Дворец слишком велик, и разговоров не избежать.

За стенами он сохраняет спокойствие.

За стенами ему не нужно беспокоиться ни о чем, что его не касается.

×××

       — ... ты ничтожество.

Ацуши поднимает взгляд с травяного покрова, колени грязные, а пятки в ссадинах. Его длинные уши поникли, он слишком устал, чтобы даже удерживать поднятым собственный хвост.

      — Ты просто кролик.

      — Я знаю.

Он хватается за протянутую ему руку. Коричневый мех. Этим он превосходит его, даже будучи особью того же вида — мужчина излучает силу, которой нет у него.

      — Ты просто кролик, — повторяют, скривив лицо в улыбке. — Но разве ты никогда не хотел быть чем-то большим?

Ацуши не поверил бы, услышь он это от кого-то не из себе подобных. Мартовские зайцы, как известно, часто выходят из леса в города, почти нормально гуляя среди людей.

Но белые кролики?

Они наиболее известны как корм, который кидают в пасть бродячим псам и подают на обеденный стол.

Он вскочил на шаткие, слабые ноги. Дазай, как его зовут, наблюдает за ним с блеском пылающих деревьев в глазах.

      — Я правда могу?

      — Ты можешь быть кем захочешь, Ацуши-кун, — Дазай приложил палец к губам, накидывая небольшой плащ на трясущиеся плечи Ацуши. — Это Страна Чудес, в конце концов.

      — Страна Чудес..

И вот, где он оказался. Все эти гонки, слепой побег от всего, что ранит его, пожелания смерти, и он попадает в место, которое буквально называется чудесным.

      — Что происходит в Стране чудес? — он смотрит вверх, замечая понимающую улыбку Дазая. Эти джунгли ему незнакомы, как и болото, в котором застрял Ацуши. То, что кто-то нашел его раньше, чем это сделали другие существа, можно назвать чудом.

Ацуши не верит в чудеса, но, возможно, Страна чудес изменит его мнение.

Дазай хлопает его по голове, и у Ацуши подгибаются колени, чужая рука удерживает его на ногах.

      — Да что угодно. Жизнь, веселье, даже смерть здесь неизбежны. Что ты выберешь — только твое решение. Даже такие белые кролики, как ты, могут найти что-то для себя!

Ацуши хочет спросить, относится ли это «что-то» к раздиранию острыми клыками и кинжалоподобными когтями, но его внимание отвлекает шелест листвы неподалеку.

Молодая девушка, Кека, выглядывает из-за ближайшего дерева. Лацканы ее платья очень яркие и нежные на фоне мрачной атмосферы болот и лесов. Она смотрит прямо на него. Она человек. Человек в лесу, живущий среди дикой природы. Это неслыханно.

Дазай мягко подталкивает Ацуши к ней, игнорируя все назойливые мысли о том, почему она здесь, или почему они проявляют такое великодушие к тому, кто давно должен быть мертв. Когда он побуждает Ацуши выйти вперед и принять этот сюрприз, его смех разносится по всему полю.

      — Пойдем, Ацуши-кун. Давай узнаем, что тебя теперь ждет, хорошо?

И они узнают. Обязаны.

×××

Прошел целый год. Наладив, наконец, жизнь в рощах Страны Чудес, Ацуши задается вопросом: когда настанет его очередь узнать, что его ждет?

По указанию Дазая, Ацуши получает работу при дворце в качестве курьера, особенно известного своей превосходной скоростью. Наконец-то перед Ацуши открывается начало его пути.

Однако дальше начинается самая худшая часть.

Кека наблюдает за ним издалека, ее пастельно-розовое платье дает фиолетовым волосам темный, как тень на стене, оттенок. Ацуши почти не замечает ее, когда проходит мимо по коридору. В руках у него еще несколько книг, которые нужно сложить в сумку.

      — Ты опоздаешь сегодня.

Он вскрикнул, едва не споткнувшись, после чего остановился и с сомнением посмотрел на нее.

      — Не в этот раз! Я выхожу пораньше.

И снова тонет в старых воспоминаниях. Каждый раз, когда он видит на камине сделанный Дазаем снимок с далекого прошлого, когда Ацуши и Кека встретились в заболоченных землях — он вспоминает.

Ацуши любит возвращаться в прошлое и тонуть в водопаде собственных воспоминаний.

Кека скользит взглядом между часами и дымящейся кружкой. Ацуши слабо ощущает аромат ромашки.

      — В последнее время ты часто уходишь рано, — комментирует она, а выражение ее лица легко скрывает любые подозрения, что она следит за тем, что Ацуши делает у Короля в последнее время,— Неужели путь такой сложный?

Веди себя естественно.

      — Типа того, — Ацуши осторожно складывает книги, закрывая сумку и пожимая плечами. — Мне, скорее, нужно пройти через плотный поток машин в городе, чтобы добраться до дворца. Это отнимает у меня большую часть времени.

      — Город стал таким густонаселенным?

      — Можно и так сказать.

      — А. Понятно.

Ах, да. Ацуши почти забывает, что Кека никогда не выходила за пределы рощи, не говоря уже о том, чтобы глубоко исследовать лес с тех пор, как она осела. Прошел год, но она не выказывала интереса к выходу за пределы их небольшого комфортного коттеджа в форме моркови.

Кека проводит большую часть времени в обществе других лесных жителей — Чеширского кота, мышки Сони, Безумного Шляпника и Мартовского зайца. И хотя их компания — чудная кучка фриков, как Ацуши, но они все же стараются, чтобы Кека никогда не чувствовала себя одиноко, пока он на службе при Короле.

Чаепития были ее любимым времяпрепровождением. Ацуши обязуется тоже уделять на них время в свои выходные.

Если они еще будут..

      — Время уже подходит.

Ацуши дергается. Одна минута, четырнадцать секунд. Опоздает.

      — Вот черт! – прошипел он и поскорее схватил сумку, просто махнув Кеке на прощание.

Ему не нужно оглядываться, чтобы знать, что она машет ему в ответ.

×××

Ацуши несколько раз переворачивает ключ в руке. Нервы сдают тем быстрее, чем дольше он стоит у боковых ворот, скрытых от глаз тех двух надоедливых Валетов, что патрулируют передний периметр.

Это богато украшенный золотой ключ в форме сердца. До глупого милый, даже если этот подарок скрывает гораздо более греховную историю.

Он, вроде как, просто развлекается с Королем.

Впоследствии это случалось лишь несколько раз, возможно, чтобы не вызвать подозрений в их аморальных деяниях. Он должен быть обеспокоен — связываться с Королем, когда у него нет аристократической крови, все равно что добровольно сдавать себя под суд за разврат с королевской особой. Это запятнало бы все. Ацуши не хотел, чтобы Акутагава свалил всю вину на его плечи в качестве последнего акта отречения самого короля, если их когда-нибудь поймают.

Королю нужна королева, а не.. не..

Не скромный, посредственный кролик.

Но Ацуши по-прежнему обязан прийти. Не столько потому, что дал клятву служить королевской семье, сколько чувствует, что подведет обоих, если не придет.

Это глупо. Как он подводит себя, когда все, что он делает, это эгоистично потакает своим желаниям ради доли секунды удовольствия? Да и по поводу Акутагавы он не уверен.

Будет ли ему дело до того, что Ацуши решит просто не приходить? У него, вероятно, есть толпы других доступных поклонников, которые умрут ради шанса попасть к нему в постель. Он—

«Белый кролик»

Ацуши делает вдох и задерживает дыхание.

«Кончи для меня»

Он действительно не в состоянии отказать королю, не так ли?

Ацуши поворачивает ключ, легко проталкивая ворота секретного входа во дворец. Никто не приходит сюда, как сообщил ему Акутагава, потому что это место хорошо припрятано от глаз стражи и известно только ему.

Он находит потайную дверь, скрытую за рядом кустов, через которые Ацуши протискивается благодаря своему небольшому росту, обнаруживая, что дверь оставлена незапертой.

Король, должно быть, ждет его здесь.

Ацуши следует по узкой тропинке через ряд залов, припоминая направление. Или, может, он идет по этому восхитительному аромату, который проносится рядом с ним, как шлейф, чтобы указать ему путь. Жасмин и сладости, фрукты и мед. Дорогая, изысканная еда и деликатесы, которых Ацуши никогда не попробует. На своей тарелке он видит только морковь, не отделенную от корней, и домашний салат с грязью. Ковер проминается под его изношенными ботинками, нет привычного скрипа старых досок пола в тесном, но уютном доме.

Вот каково это — вкусить жизнь богатых людей из высшего общества.

Не таких, как он.

Ацуши находит дверь, к которой ему приказано пройти. Вес на бедре напоминает, что это работа и ничего более. Пару небольших грязных ошибок скрыть легче, чем проклятые отношения. Никому не нужно объясняться, если это больше никогда не повторится.

А это, вероятно, никогда не повторится. Король может очень быстро захотеть избавиться от него, пока это не обернулось катастрофой. Заигрывание с крестьянином поставило бы их обоих в затруднительное положение.

Взяв ручку, он поворачивает ее — незаперто, странно — и заходит внутрь.

Неожиданно он оказывается лицом к лицу с рычащим королем, запустившим руку глубоко в шелковые черные брюки. Он откинул голову назад и издал тихий стон, вырвавшийся в пылу уединения у столика при кровати.

Ацуши не должен был приходить. Он не должен этого видеть. Он—

      — Закрой дверь.

Он вздрагивает.

Акутагава вытягивает шею, глядя настолько властным взглядом, что Ацуши дрожит. Его рука действует на автомате, закрывая дверь и щелкая замком, но сам он не в состоянии перевести взгляд.

      — Блять, — король шипит, его рука ускоряется при виде Ацуши. Смущенный и не знающий, как реагировать, Ацуши быстро ставит сумку на самый дальний край стола. Во рту слишком сухо, чтобы составить внятное предложение. С каких это пор этот человек стал таким бесстыдным?

Ацуши ненавидит себя за то, что он украдкой взглянул на эротическую картину, как Король трогает себя, будто за ним не наблюдают. Он начинает отступать – прочь, прочь, надо бежать — когда рука Короля хватает его за запястье рывком так, что он падает на стол.

      — Стоять, — Акутагава рычит. — Ты опоздал.

Уши Ацуши приплюснуты, а нос сморщился. В воздухе витает тяжелый запах секса и пота. Пахнет Акутагавой.

Это начинает влиять и на него.

      — Я… не нарочно, Ваше Высочество, — он надеется исправить свою ошибку. Меньше всего Ацуши хочет, чтобы это стало последним гвоздем в крышку гроба. Он неплохо провел время, но, конечно, так дальше продолжаться не может. Какой дурак умирает только из-за того, что он видел, как король дрочит?! — Клянусь, этого больше не повторится.

Акутагава опустил взгляд его лица к талии, испытывая какое-то размытое похотью разочарование.

      — Сними эти отвратительные шорты.

Ацуши чувствует себя так, будто получил пощечину

      — Мои шорты?

      — Сними их, — он повторяет с нажимом. — Сейчас же.

На долю секунды он задумывается, что это неправильно и теперь ему следует уйти. У него преимущество: учитывая скорость Ацуши, он успеет пробежать через город до того, как Король соберет охрану, чтобы схватить его. Они никогда не найдут его в лесу - он в безопасности, если затеряется в море листвы и деревьев. Кто-то, чей дворец усыпан золотым убранством, может даже не надеяться ориентироваться так же хорошо.

Но Ацуши знает, что его голод по прикосновениям и ласке так же силен, как и его желание убежать, поэтому он поспешно расстегивает шорты и позволяет им упасть без особого изящества.

Он идет по опасно тонкому льду, но жаждет острых ощущений.

Король дерзит ему ухмылкой. Ацуши открывает рот, чтобы спросить, чего ждет, но в ответ раздается низкий, голодный шепот.

      — Потрогай себя.

Ацуши поджимает губы. Когда он опускает руку к паху, нащупывая член, то чувствует резкий хват преобладающей руки Акутагавы, заставляющий замереть и взглянуть на него. Никогда ранее никто не смотрел на Ацуши с таким желанием, окончательно сводя его с ума лишь толикой внимания.

Он сглотнул, провел рукой по всей длине и начал двигаться. Разве это не.. странно?

Они никогда не делали ничего даже отдаленно такого авантюрного, ограничиваясь неистовым, грязным сухим трением с гораздо меньшим пылом, чем в тот первый раз. Но теперь это переходит на другой уровень.

Акутагава хрипло смеется из глубины своей груди.

      — Почему ты такой нерешительный, белый кролик? Как опаздывать каждый раз, то ты не особо колебался.

Ацуши хмурится, вздрагивая, когда он случайно сжимает слишком сильно.

      — Что Вы хотите, чтобы я сделал?

      — Я сказал потрогай себя.

     — Я.. — он протестует, но руки Акутагавы быстро поправляют его. Одна на запястье, другая на поясе, он одним быстрым движением срывает оставшийся барьер и освобождает член Ацуши. Ацуши отскочил бы, если бы не пронзительный взгляд Акутагавы, заставивший его замереть на месте.

      — А теперь потрогай себя, — повторяет Акутагава, больше не беспокоясь о своем очевидном затруднительном положении, скованном спереди его собственных штанов. Ацуши чувствует себя глупо, стоя с его частично вялым членом в одной руке и открытым ртом, как идиот.

Перед королем.

Как будто это нормально.

Как будто потом все будет хорошо.

Он одержим страстью при первом движении, и с каждой секундой все больше жаждет вкусить греха. Он ускоряется, глядя в эти глаза — нелепо, так нелепо, что Король заставляет его кипеть от гнева, но при этом так слепо гнаться за жгучей похотью.

Ацуши задыхается, когда скользит большим пальцем по уретре, ощущая влагу.

      — Ты становишься твердым, — замечает Акутагава, как будто не очевидно, что у Ацуши встанет после всего лишь небольшой ласки.— Тебе приятно?

Ацуши не собирается доставлять ему моральное удовольствие положительным ответом. Демонстративно зажимает рот, чтобы заглушить звуки и не поощрять Короля чем-либо, кроме взгляда на него. Этого должно быть достаточно.

Древесина стула скрипит, когда Акутагава откидывается назад, широко раздвигая ноги, чтобы подчеркнуть выдающуюся выпуклость, обтянутую брюками. Ацуши ругается себе под нос, стоя здесь, как идиот, который дрочит, потому что ему приказали. Или это его желание тоже?

Возможно, теперь он делает это исключительно для себя, потому что ему вдруг стало неприятно, что кто-то вышестоящий приказал ему это сделать.

Он делает это только для себя, не так ли?

      — Ах.. — Ацуши слегка приподнимается, нужда и ядовитое желание натягивают узел в его паху. Он возбужден настолько, что это становится неприятным. — Я.. я— черт.

Как Акутагава сохраняет спокойствие, когда его эрекция выглядит болезненной под всей этой обтягивающей тканью — уму непостижимо. Когда Ацуши смотрел на него, его взгляд остановился на пятне в форме сердца прямо под левым глазом короля.

      — Что такое, белый кролик?

      — Больно, — только и смог вымолвить он, хватаясь за край стола, чтобы устоять на трясущихся ногах.

      — Кажется, — улыбается Король сладко, заразительно. — Ты так сильно возбужден.

Он не должен ничего говорить, не должен позволить мужчине услышать его или эти мысли, но оно само вырывается с придыханием, когда он трет набухшую вену чуть ниже головки и капает на ложе ногтя сладким возбуждением.

      — Разве это не очевидно, придурок?

Ацуши не заботится о том, что после этого его голова окажется украшением на ворота. Он просто хочет кончить до того, как это случится.

(Кроме того, называть надменного короля придурком даже как-то раскрепощает.)

Не дожидаясь наказания, которое обязательно последует, Ацуши наклоняется вперед и грубо трахает свою руку. С ненавистью ощущает, что его ладонь не имеет правильной формы, чтобы хорошо обхватить его член. Он хнычет, надавливая большим пальцем на уретру, чтобы остановить вытекающий предэякулят. Его зритель усмехается, но Ацуши наплевать, пока он не кончит.

      — Кролик. Помедленнее.

      — Нет, — хрипит Ацуши, колени грозят подкоситься, а член взорваться. Он так близок, что ощущает предвкушение на корне языка. — Блять. Пожалуйста.

Шипение Акутагавы не должно было заставить его член дрогнуть, но у него получилось.

      — Кролик.

Каблук сапога упирается в ступню, и это не так щекочет нервы, как взгляд, который встречает Ацуши, когда пытается поднять голову и исполнить приказ короля.

Ацуши громко стонет, его хлопковый хвост быстро вздымается и виляет от пристального взгляда.

      — Смотри на меня, когда кончишь, — Акутагава обнажает зубы, напоминая хищника, который любуется видом своей сопротивляющейся добычи перед тем, как укусить. — Не своди с меня глаз.

Ацуши хочет искусить судьбу, чтобы она уже вонзила в него свои клыки.

Несмотря на приказ, он отводит взгляд, движимый потребностью закрыть глаза и насладиться ощущением жара в его руках и тяжестью члена в осознании того, что он собирается сделать. Ацуши чувствует, как его пик приближается, и он полностью готов встретить плотский грех. Такой неподобающий, такой порочный—

Чужая рука резко дергает за подбородок, и Ацуши не падает только благодаря тому, что когтями цепляется за край стола. Он подался вперед, к Королю, который склонился к нему с расчетливым и серьезным взглядом.

      — Я сказал смотри на меня, — он повторяет низким, опасным тоном. — Я хочу видеть твое лицо.

Ацуши ухмыляется даже в своем затуманенном гормонами сознании.

      — Так сильно хотите увидеть мое ебаное лицо?

Ловкие пальцы скользят по его челюсти до скул, вплетаются в волосы и дергают прядь, свободно свисающую сбоку от лица. Ацуши навостряет свои большие уши, направленные к королю, и прислушивается.

      — Совершенно верно.

      — Никогда не думал, что король такой извращенец.

      — Говорит кролик, который так охотно предлагает себя за похвалу.

Ацуши открывает рот для вопроса, но Акутагава перебивает, заставляя молчать.

      — Ты такой хороший мальчик, — бля. О, черт, это только сильнее возбуждает Ацуши. — Делаешь, как скажу. Делаешь, что захочу.

Он бы возразил, что делает это для себя, чем для короля. Но чем больше он смотрит ему прямо в глаза, тем больше начинает сомневаться.

Еще несколько резких рывков его запястья, и Ацуши всхлипывает, почти достигнув пика.

Он не хотел кончать только потому, что Акутагава похвалил его.

Однако горячее влажное семя уже покрывает внутреннюю сторону ладони и стекает, попадая на пол. Оно грязное, туманно-белое. Как сознание Ацуши, пытающегося понять, что он только что сделал.

Что-то твердое и сильное обхватывает его затылок и без лишних слов одним грубым толчком валит на пол.

Ацуши в мгновение ока оказывается на коленях, глядя на ужас собственного греха, начинающего просачиваться на декоративный ковер.

      — Убери это, — говорит Акутагава сверху, и власти в его голосе достаточно, чтобы заставить Ацуши недолго думая подчиниться. — Используй свой язык.

Может, он чувствует себя униженным, лакая собственную сперму, как собака, но это его не беспокоит. Только вернувшись домой, Ацуши поймет, что чувство вины причинит больше боли, чем напряженная, нетронутая эрекция, и пожалеет об этом. Это неправильно. Этого не должно было произойти, не так ли?

Почему тогда он не сопротивляется?

      — Собери все до последней капли, кролик.

Но пока он проводит плоскостью языка по ковру, пробуя тошнотворно горькую сперму, а рука поощряет его поглаживаниями по голове и внутренней стороне ушей, он понимает, что в конце концов смирится с ситуацией.

Только не сейчас.

Хотелось бы надеяться, никогда.