Когда в подлунном мире расцветает клевер, знаменуется приход лета.

К тебе поднимаются руки, тысячи моих рук, в каждой ладони я держу дар для тебя — собранные в пучок тоненькие стебли, коронованные белыми цветами, тысячи моих рук стягивают зелень в венок, сплетают клевер в обруч, и я нарекаю тебя богом этих миров и земель, я нарекаю тебя силой, способной уничтожать неуничтожаемое, я нарекаю тебя властителем моей вселенной, я преклоняюсь перед тобой и проливаю слёзы над моей умирающей свободой, тяжёлые капли падают на твою кожу, разбивают цветы вдребезги, и их лепестки устремляются ввысь, трансгрессировать в бесконечности, меняя очертания, смыслы и эмоции; пыльца оседает на моих пальцах и проникает в моё горло, душит и заполняет мои лёгкие пространством, в моих лёгких распускается Лимб, вырываясь из-под рёбер, бледно-серый, серебристо-сизый, дымчато-дождливый трансцендентный мир, в котором цветут призрачные цветы смерти в чёрных доменах; домены распахивают свои рты, и Лимб раскрывает свою чудовищную пасть, полную белоснежных зубов из цветов плоти, полную глотку первозданной тьмы, благословенный Эребус моей души, пожирающий меня, перемалывающий и рвущий зубами времени мою плоть и кожу, разгрызающий бесконечностью мои кости в пыль; крошево переломанных ребер и ключиц падает пеплом сгоревших звёзд на ложе из клевера, и твои цветы питаются мной, я возвращаюсь к тебе, и ты пожинаешь своего же жнеца, не в наказание, но во имя жизни, во имя извращённой любви к ней; я прорастаю в тебе заново, перерождаясь и обретая тысячи рук, которыми я пробиваю сквозь твою грудь путь к жизни и свету, тонкие хрупкие упругие стебли упорно прорезаются сквозь мышцы, нежная непорочная зелень покрывает мягким слоем остовы мёртвого бога; посреди этого бесконечного поля белыми звёздами вспыхивают белые цветы клевера — это цветы плоти, и ты — их создатель; и я вновь и вновь венчаю тебя ими, я венчаю нас с тобой нами самими, делаю тебя богом, выращивая в тебе из семян жизни гниющие плоды смерти, я простираю к тебе руки, тысячи моих рук, в каждой ладони я держу по семени для тебя — я сею чуму среди твоих нежнейших зелёных полей клевера, разношу по всем акрам мироздания заразу разума и мысли, я преклоняюсь перед тобой и разрываю грудь, проливая на тебя горячую кровь, улыбающиеся хищные капли дождём из медных на вкус копий падают на твоё лицо, разбивают твою любовь на мельчайшие осколки, взметывающиеся ввысь, в бесконечного умирающего агонизирующего меня, вонзаются между позвонками, между костями и плотью, между моими мирами и кричащими сознаниями, пускают, зачумлённые твоей пыльцой, твоей любовью, твоей отравой, корни, вглубь, добираясь до сокровенного, добираясь до бездны, до божественных пустых и чёрных вод, и вытаскивают из них изувеченными узловатыми когтями голову бога, голову великого зверя, голову великого тебя — коронованную мной венками из летнего цветущего клевера, поднятую окровавленными моими и твоими руками над мирами и вселенными, провозглашённую мной единственным идолом, единственным светом и тьмой — я поднимаю твою голову над вселенной, я озаглавливаю её тобой, я даю миру идею, я даю миру форму, я даю миру бога.

И я преклоняюсь перед тобой, проливая слёзы по моей обретённой свободе, и сжимаю тысячью рук лунный серп, отточенный до острия бритвы слепым мёртвым светом, размахиваюсь и завершаю цикл созидания и разрушения, и он рассекает твоё горло, собирая жатву. И голова великого зверя падает в чёрные воды, из которых, питаясь смертью и любовью, вырастет на остовах мёртвого бога зелёный клевер. Снова и снова.

Из вечности в вечность.