Солнце светило так, что резало глаза. Зик надел темные очки — стало немного легче. Он быстро пересек улицу, на ходу достал из внутреннего кармана портсигар и прикурил. Что у машины — белоснежный «Порш», купленный в прошлом году после первой сделки, которую Зик провел лично — стоит долговязый парень, он заметил, когда их разделяло всего несколько шагов. Парень, будто услышав и узнав его шаги, обернулся. Длинные черные волосы взметнулись, на губах парня играла хитрая улыбка. Выглядел он полной противоположностью Зика. Черные волосы, смуглая — не то вечный загар, не то наследственность — кожа, рваные джинсы с воткнутой в них английской булавкой, вокруг которой намотано разноцветное мулине, не то цветастый балахон, не то рубашка, дурацкое ожерелье из ракушек на шее. Зик носил костюм-тройку даже в жару, светлые волосы и бороду он каждое утро старательно укладывал, чтобы выглядеть презентабельно. Мысленно сравнив себя и брата, Зик невольно посмотрел на свои туфли. Хорошая кожа. Итальянская. Стоят больше, чем вечернее платье жены, в котором она появилась на приеме у иностранного посла в начале года.
Парень махнул ему рукой, Зик сдержанно кивнул.
— Что ты здесь делаешь? — спросил Зик. Он обошел машину и сел на водительское кресло. — Ты не должен сейчас сессию сдавать или мять сиськи какой-нибудь чике на вечеринке?
— Сиськи меня не интересуют. — Парень сел рядом с ним и бесцеремонно вытащил изо рта Зика сигарету. — А слово «чика» уже никто не говорит.
— Что ты здесь делаешь, Эрен? — Зик надеялся, что раздражения в его голосе не слышно. — Отец, по-моему, ясно дал понять, что сделает с моими яйцами, если я еще раз к тебе подойду.
— О твоих яйцах я позабочусь, — мурлыкнул Эрен и провел языком по губам, вернул Зику сигарету. — Поехали куда-нибудь.
Зик завел мотор.
— Мы поедем ко мне, — сказал он очень медленно. — Только учти: Пик дома. Так что давай без выходок.
Эрен усмехнулся.
— Чего ты боишься? — спросил он и тут же быстро добавил: — Я тебя два года не видел. Могу я с братом выпить? Отцу про это знать необязательно.
Его рука — фенечки, шрамы, кольца с оккультными символами — быстро, как змея, скользнула по ноге Зика вверх, сжала член сквозь ткань брюк. Зик чуть не задохнулся.
— Прекрати. Из-за тебя мы врежемся.
— Ага. И Пик расстроится. — Руку Эрен не убрал. — Не врежемся.
— Я сказал: прекрати. Или я тебя высажу прямо здесь.
— Ладно-ладно, чё началось-то. Дай лучше покурить.
Эрен запустил руку под пиджак Зика и вытащил из внутреннего кармана портсигар.
— Это деда? — спросил он.
— Да. Бабушка отдала мне, когда он умер.
— Ясно. Мне таких сувениров никто не оставляет.
— Он оставил тебе деньги.
— И что? Деньги — пыль. Вот это — важно. Память. Я его у тебя заберу.
Зик вздохнул.
— Это даже не серебро… Забирай. — Он помолчал немного и спросил: — Отец знает, что ты в городе?
Эрен подавился дымом.
— Боже, надеюсь, нет. Ведь тогда он узнает, что меня выперли.
— Тебя отчислили?!
— Ну да. Да ну их в жопу. Я не хочу быть врачом.
— А чего хочешь?
— Ой, не начинай, а. Ты как папаша наш. Ты ужасно безответственный, Эрен, что ты будешь делать без образования, Эрен, возьмись за ум, Эрен, не хватай хлеб немытыми руками, Эрен, почему ты не можешь быть таким, как Зик, Эрен.
Зик почувствовал, как брови поползли вверх.
— Отец так говорит?!
— Ну да. Ты у него свет в окошке. Не, когда он тебя на мне застукал, он, конечно, разозлился, но все равно ты молодец, а я — цитирую — как говно в луже. Чего?
Зик припарковался, откинулся на сиденье и прикрыл глаза. Снял очки, провел рукой по глазам. Эрен смотрел на него удивленно, но вдруг, будто сообразив что-то, полез в свой рюкзак и достал фляжку с водой.
— Попей. Вот блин, кто ж знал, что ты такой нервный, братец.
Зик сделал пару глотков теплой воды, и ему стало немного легче.
Разрыв с отцом стоил ему немало душевных сил. История вышла отвратительная, стыдная, и он бы дорого дал, чтобы забыть обо всем. Но его соучастник сидел рядом и внимательно смотрел на него.
— Ты в норме? — спросил Эрен.
— Да. Поехали. Просто не думал, что отец может ставить меня тебе в пример после… после всего.
Эрен пожал плечами.
— Он злится. Но он тебя любит. Ты все-таки первенец, наследник. Ты же знаешь, для него важны такие штуки. Не парься.
Машина затормозила на светофоре, и Эрен взял Зика за руку и поднес ее к губам, поцеловал ее и быстро скользнул языком между пальцами.
Два года назад, когда отец их «застукал», Зик разорвал отношения с ним и его новой семьей. Точнее было бы сказать, что это отец его с позором изгнал, но Зику не хотелось так думать. Приятнее было считать, что это он так решил. Брата он тоже избегал, но Эрен обладал какой-то сверхъестественной навязчивостью. За эти два года они несколько раз встречались — так же, как сегодня, Эрен прокрадывался в офис, к дому, к машине. Он требовал внимания и не понимал, почему брат больше не хочет продолжать отношения. Впрочем, в «не хочет» ни один из них по-настоящему не верил.
Когда мать выставила отца за дверь, Зику было пять. Через год родился Эрен, а Зик узнал, что отца тогда выставили за роман с медсестрой. Теперь эту медсестру звали миссис Йегер, а ее сын сидел рядом с Зиком и то и дело хватал его то за руку, то за колено, то зарывался смуглыми пальцами в волосы.
Еще через восемь лет мать Зика умерла. Отец забрал его к себе. Наверное, уважаемый врач Гриша Йегер потом жалел об этом решении. Ведь думал отдать старшего в военное училище, но не решился так сурово обойтись с сыном.
В детстве на Эрена Зик внимания не обращал. Они не общались, когда первая жена Гриши была жива, и их мало что связывало. Эрен рос шумным, драчливым и непоседливым. До брата, казалось, ему не было дела. Они даже не ссорились. Карла, вторая жена Гриши и мать Эрена, старалась проявлять любовь и заботу, и Зик привязался к ней, но настоящей теплоты между ними не было. Все шло спокойно и мирно, пока однажды Эрен вдруг не заявился к Зику среди ночи. Зик учился в колледже и снимал вместе с двумя приятелями квартиру.
Тогда Зик впервые заметил, что Эрен очень красивый. Тот, видимо, тоже что-то такое разглядел в брате. Они спали в одной комнате, и как-то ночью Эрен пожаловался, что на полу ему неудобно, и быстро, не дожидаясь ответа, забрался к брату под одеяло. Его темные карие глаза с зелеными прожилками блестели в темноте, отражая свет уличного фонаря, лившегося из окна. «Давай поцелуемся?» — спросил вдруг Эрен, и Зик согласился, хотя более глупое предложение представить было сложно.
Когда тебе слегка за двадцать, о последствиях случайного секса думаешь в последнюю очередь. Зик в ту ночь вернулся с вечеринки и соображал еще хуже, чем обычно. Утром он увидел спящего рядом брата, голого, с синяками на бедрах, и устыдился. Он сказал Эрену, что больше этого не будет никогда, что бес попутал, что так нельзя. Эрен на все его слова только усмехался, курил и всем видом показывал, что ему до одного места все доводы брата. Он потом признался, что к брату его всегда влекло. Эрен получил то, чего хотел, и не собирался от этого отказываться. Зик отвез его домой, вернул отцу. Тогда все обошлось без последствий.
Эрен приезжал к Зику время от времени, и каждый раз Зик клялся себе, что больше ничего не будет. Но Эрен не собирался отказываться от удовольствий. Он обладал невероятной чувственностью, которая могла бы возбудить и камень. Мягкий, как масло, тягучий, как ртуть, опасный, как инкуб.
Тогда, два года назад, Зик приехал домой на Рождество. Колледж остался позади, он работал в большой компании и подбивал клинья к дочери босса. Старик был старомоден и считал, что бизнес нельзя передавать в женские руки. Зик убеждал себя, что женился бы на Пик в любом случае, приданное — просто приятный бонус. Впрочем, тогда они только пару раз вместе поужинали.
Рождественским утром Эрен просочился в комнату, где спал Зик, и забрался к нему в постель. Они долго целовались. Зику почему-то было ужасно весело думать, что они валяются на его старой кровати, целуются, а по дому уже ходят и разговаривают отец, мачеха, бабушка с дедушкой… Отец без стука вошел в комнату и застал младшего сына на коленях перед старшим. Оба голые, лохматые. Член Зика у Эрена во рту.
В то утро Зик узнал, что его тихий и интеллигентный отец умеет ругаться так, что грузчики в порту могли бы за ним записывать. Зика выставили из дома с позором и велели больше не попадаться на глаза и не приближаться к брату.