Онегин никогда не говорил о своих бывших. Было как-то интуитивно очевидно, что это не первые его отношения, но о предыдущих он не проронил ни слова.

Он вообще о некоторых вещах просто не говорил. Едва ли потому что сказать было нечего — скорее сказать можно было слишком много, и начни он говорить, у него сел бы голос прежде, чем он смог бы закончить рассказ.

Базаров не горел желанием лезть не в своё дело, но иногда тишина становилась просто невыносимой. И однажды он спросил.

Евгений задумался на полминуты прежде чем ответить:

— В общем-то, всего одни мои прошлые отношения, так сказать, что-то значили. Мимолётные романы ничего не дают и ничего не отнимают. А это было... тяжело, пожалуй.

У нас были чувства друг к другу, но мы как-то... не совпали. Когда она желала романтики, я принимал её заботу как должное, а к моменту расцвета моей симпатии мои ухаживания стали для неё обузой. Кроме того, у нас были общие друзья, и несколько лет до этого мы общались всей компанией. А потом начались эти отношения, а потом они закончились, и в результате с момента разрыва я ни с кем из них не общался. Как-то неловко было — одно время всё хорошо складывалось, а затем просто развалилось, и стало очевидно, что как прежде уже не будет.

Да и она оборвала все связи — сменила номер и ясно дала понять, что больше никогда не желает меня видеть. Я понимаю, что ранил её чувства, но это не сделало ситуацию легче для меня. Сейчас я понятия не имею, где и как они все — прежние друзья и... она.

— Ты злишься? На всю эту ситуацию.

— Нет. Просто это больно — терять кого-то. Может, я это и заслужил. Я не ценил их — а стоило бы.

— Не думаю, что это твоя вина. Печально, что так вышло, но они дóроги тебе — значит, всё это не было пустым звуком. Эмоции и воспоминания имеют вес.

— Наверное. Просто... Как бы эгоистично это ни звучало, мне не хватило времени с ними. Может, они и не хотят больше со мной общаться, может, даже если бы захотели, это не было бы тем, что я себе представляю, и всё же я не могу перестать желать этого. Надеюсь, однажды меня отпустит и я смогу двинуться дальше, но пока — ничего не могу с собой поделать.

Базаров уверенным движением притянул его в объятья. (Онегин замер на секунду. Женя не имел ни привычки, ни навыка утешения людей: слова не шли на язык, и ситуация становилась странной, замирала где-то между равнодушием и лицемерием. Так что он, как мог, компенсировал это тактильностью. Евгений это понимал, но подобное положение вещей всё же было ему в новинку.) Чужое тёплое дыхание и размеренный пульс подействовали успокаивающе, и Онегин, оттаяв, обнял его в ответ.

— Всё наладится, — прозвучало немного неловко, но искренне. — И ты уж точно не будешь один.

— Ты убеждаешь меня или себя?

— Обоих.

— …Спасибо. За то, что ты рядом и вот это всё.

— Всегда пожалуйста.