Теребя уголок одеяла, он бессмысленно смотрел на пустую стену напротив, вспоминая, как там раньше стоял столик с зеркалом, и, будь Вейлон чуть послушнее, стоял бы до сих пор. Незаполненное пространство у стены, невыгоревшие обои мозолили взгляд. Может быть, он мог попросить Денниса что-то с этим сделать, но, в конечном итоге, все это не имело смысла: этот дом никогда не стал бы для Вейлона комфортным. Ему противна была сама мысль о том, что в этой комнате он проведет всю оставшуюся жизнь, и он одергивал себя каждый раз, когда эта мысль приходила – только бы не впасть в еще большее отчаяние.

А ведь первые несколько недель он думал, что сможет что-то изменить, что в его силах выбраться, вдохнуть полной грудью запах свободы – нет, нет, так не может быть всегда! Сейчас он этого не чувствовал. По утрам, если он заставал, если не было облачно, солнце пробивалось через ветви и листья в саду, и Вейлон думал каждый раз, что Эдвард в этом свете жить не смог бы. Вейлон ловил лучи на своей коже, разглядывал желтые пятна, пока они не уходили – до заката. Он стоял у окон в коридоре, провожая солнце, смотрел, как темнеет небо, и неприятная дрожь шла по телу, когда, наконец, наступала ночь.

Первые часы ночи никогда не были спокойными – это было время пробуждений. Эдвард поднимался со своей постели, выходил на охоту – свободный, рыскал по городу, изучал новый мир вокруг себя; пальцы Вейлона подрагивали на стекле, не в силах сложиться в кулак и ударить, выбить прозрачную преграду. Он ждал звука шагов еженощно, тонкого цоканья каблуков, четкого ритма движений, которые он чувствовал издалека сквозь стены. Иногда – так и не дожидался.

Но если Глускин приходил его навестить, то одного взгляда было достаточно, чтобы темнота внутри него сделала резкий вдох, поднялась, растекаясь по венам горьким дымом, отравленной субстанцией, завладела его конечностями. Он жаждал прикосновений ладоней с острыми ногтями, невесомо – кружевных манжет, жестких прохладных губ. Наутро у Вейлона не оставалось следов: ни укусов на шее, ни синяков, ни царапин - он просыпался будто бы нетронутым. Эдвард не причинял ему боли – но Вейлон все равно чувствовал себя выпотрошенным и вывернутым, изуродованным и разбитым. Смирение не приходило.

И все равно в глубине голубых глаз, подсвеченных оранжевым пламенем свечей, мелькало то и дело слепое обожание. Глускин смотрел на него со смесью эмоций, странных для его положения: он был восторжен, он был восхищен, и вызывали эти чувства вовсе не страдания Вейлона, не его мучения, но моменты его наслаждения. Когда Вейлон, обессилев, прижимался к его груди, тяжело дыша и обнимая плечи; когда Эдвард перебирал мягко пряди его волос, он – господи! – смотрел на него влюбленно и нежно, и сам казался уязвимым. Древняя, осыпающаяся стена: ударь посильнее, найди слабое место, и все распадется каменною пылью и крошками, сравняется с землей.

Вейлона пронимало странное щемящее ощущение, наполняющее энергией и волнением, на секунду ему казалось, что он имеет над Эдвардом эфемерную власть, будто бы и впрямь может что-то сделать. Но в глубине души он понимал – даже если каким-то образом ему удастся уйти, незримо Глускин навсегда останется с ним, в нем, поселится в его тени, прорастет отравленным зернышком. Разве можно забыть его взгляд, разжигающий пламя в паху, его укусы на пике наслаждения, его ладони с длинными гибкими пальцами, обрамленные белыми манжетами?

Вейлон замер, выныривая из размышлений, услышав поворот ключа в двери в холл. Будто бы у Денниса дрожала рука – он справился не сразу, и это уже было необычно. Время ужина еще не наступило, газета уже была прочитана дважды – больше Деннису незачем было приходить к нему днем. Дверь в спальню распахнулась.

- Я нашла! Нашла, где он прячет ключ!

Вейлон смотрел на нее, не веря своим глазам. Мария – невозможно было ее не узнать - протягивала ему руку, объятая светом, падающим из окна позади. Вейлон кинулся ей навстречу так быстро, как только мог, разрыдался в ее объятиях, но она, хладнокровная и прекрасная, лишь отерла его слезы и, крепко взяв за руку, потянула за собой.

- Быстрее, он может вернуться!

Ноги заплетались; Вейлон шел, осматриваясь по сторонам, стараясь вспомнить день, когда он попал в это проклятое место, как шел неосмотрительно по ступеням вслед Деннису, изумленный лепниной на потолке. Они вышли на улицу – свет ударил по глазам, воздух ворвался в легкие, камни застудили босые ноги, привыкшие к ковру. Деревья, росшие вдоль дорожки ко входу, стояли все в желтом. Со скрипом открылись ворота калитки в ограждении, и сильные руки вытолкнули Вейлона на безлюдный тротуар. «Холодно», - подумал он, запахивая халат, и обернулся. Он боялся проснуться и обнаружить, что все это только сон, никак не мог поверить, что все это на самом деле.

- Уходи, - тихо сказала Мария, горько улыбаясь, но Вейлон не смог пошевелиться от осознания. Она собиралась остаться. После всего, что он с ней сделал, после того, как он ее использовал, она все еще любила его. Она – самая слабая – вырывалась наружу, только чтобы найти способ его отпустить. Вейлон утерся рукавом халата.

- Ты же знаешь, что он с тобой сделает, - покачал головой Вейлон. – Неужели ты не пойдешь со мной?

- Деннис все равно вернется сюда, - произнесла она. - Он слишком верен Глускину, он скорее примет смерть от его рук, чем предаст. Уходи же!

Он подставлял ее. Он подставлял Денниса. И это было ужасно больно – отпускать их на смерть, и все же – это был его единственный шанс. В последний раз прижавшись к ее теплым губам, он попытался бежать вдоль ограждения – спотыкаясь, едва не падая от слабости. Под боком закололо, легкие отказывались работать. Почти дойдя до конца, он припал на угол, прижимаясь полуодетым телом к холодному желтому кирпичу, чувствуя, как ноги едва не сводит судорогой от ледяного асфальта. Он обернулся.

Человек возле калитки больше не был Марией. Он стоял прямо, расправив плечи, с неприятием вытирая губы рукавом рубашки. Деннис вернулся, - понял Вейлон, и замер, не в силах пошевелиться, не сомневаясь в том, что он кинется за ним, легко заломает, вернет в дом. Вокруг не было ни души, ни одной машины – никто бы не обратил внимания. Они смотрели друг на друга, может быть, с минуту, и ветер раздувал волосы Вейлона и ткань его халата, холодный и пронизывающий, и звук ветра был единственным, что он слышал. Затем - а может, просто показалось издалека - Деннис едва заметно кивнул.

Вейлон побежал дальше.

22.06.2019-26.10.2019