Ви сидела на спинке дивана у окна, закинув ноги на журнальный столик и положив руку на подоконник. Тут же рядом лежал телефон. В запутанных коридорах, во внутреннем дворике, образованных колодцем этажей мегабашни сновал туда-сюда бесконечный поток одних и тех же людей. Она посматривала то на этих людей, то на экран телефона взглядом, в котором сквозила нетипичная для неё мечтательность.

Позади неё через всю комнату процокал коготками по паркету Нибблс и запрыгнул на диван, сбил лапой на пол одну подушку и улёгся в углу.

— Тик-так, время идёт, а ты тратишь его на посиделки у окошка? Не хватает только томных вздохов и тонкой сигареты в не менее тонких пальцах.

Сильверхенд материализовался рядом, вальяжно рассевшись на подоконнике.

— Такемура может позвонить в любой момент.

Джонни резко наклонился, навис над ней, заглядывая в лицо. Ещё чуть-чуть — и его шевелюра коснётся её лба. Крайне неохотно Ви перевела на него взгляд.

— Начинаю в полной мере ощущать все прелести проживания с кем-то в одном теле. Видеть все эти мысли как свои собственные, переживать бурление чувств как своё собственное… Чувствовать все эти химические реакции, будто я в башке не у состоявшейся женщины, а у пятнадцатилетки, что течёт каждый раз при виде своего обожаемого семпая, — если поначалу он говорил даже с каким-то добродушием, то с каждым словом в его голосе звучало всё больше злости.

Ви вопросительно подняла одну бровь.

Джонни возмущённо всплеснул руками и материализовался на диване рядом с Нибблсом. Кот повёл носом и перевернулся на спину, подставляя живот, прося, чтобы его почесали. Ви казалось, что каким-то образом он если не видит Сильверхенда, то точно чувствует его присутствие.

— Я, конечно, понимаю, что ты не особо смышлёная — решение грабануть арасачьего ублюдка и в процессе запихать себе прямо в башку неизвестного рода технологию говорит само за себя — но втрескаться в арасачьего пса? Когда казалось, что падать ниже уже некуда, вдруг пробили очередное дно.

— Спешу напомнить, что пару лет назад я была таким же «арасачьим псом». Можешь пойти попутешествовать по моим воспоминаниям о работе, материала на целые шесть лет непрерывного просмотра, — фыркнула Ви, отворачиваясь обратно к окну и показывая тем самым, что разговор окончен.

Но Джонни так не считал.

— Спасибо за щедрое предложение, но уж лучше я говна поем, — выдержав паузу, он продолжил, — У меня к тебе такой вопрос: вот помани тебя «Арасака» сейчас, предложи ту же самую должность или даже гораздо выше, да господи, посади она тебя даже на место Сабуро — вернулась бы ты в компанию?

Ви молчала. Она чувствовала, как Джонни сверлит её взглядом. Взглядом, которого не существовало в реальности, но она всё равно чувствовала его своей спиной.

В коридоре кто-то заорал благим матом и хлопнул дверью. Стеклянная статуэтка за заслуги перед компанией, которую Ви какого-то хрена до сил пор хранила на полке у телевизора, возмущённо зазвенела. Со шкафчика над кроватью на подушки упала книга.

— Можешь не отвечать, я уже знаю ответ. В каком-то плане делить одну башку на двоих даже удобно — не остаётся места для недосказанности.

— Чего ты от меня вообще хочешь… — прошипела Ви.

Джонни опять возник перед ней, так близко, что она могла рассмотреть поры на его лице.

— А я к тому, что пусть когда-то ты и работала на «Арасаку», ты больше ею не являешься. Тебя скинули с золотой башни в помойку, и пусть ты сохранила свою гордость и самолюбие, ты больше не корпорат. Ты человек улиц, и улица для тебя стала семьёй. И ты лучше всех на этой самой улице понимаешь, каким злом являются корпорации — потому что сама раньше была исполнителем её воли, знаешь, как корпорации работают изнутри. А вот твой Горо остается «Арасакой» до мозга костей. Прибежит, виляя хвостиком, и будет ботинки лизать не то что по первому зову, а по намёку на этот зов. Он смотрит на людей на улице — и видит грязь, хотя сам сейчас такая же грязь не в меньшей степени.

Ви закатила глаза.

— Научись видеть дальше своих очков, Джонни, и переставай делить всех людей на героев и злодеев. То, что он предан своему господину даже после смерти, не означает, что он продажный корпорат, каким ты хочешь его видеть. Это означает, что он просто… японец.

­­— А это ещё что за блять должно значить?

Ви отвернулась обратно к окну, сложила руки на подоконнике и положила на них голову. В окно этажом ниже на реактивной скорости влетел мяч, послышался грохот падающих вещей и ругань. С другой стороны мегабашни раздался громкий подростковый смех.

— Он преданный и верный как воспитанный в традициях своей страны японец. И служит… служил он не корпорации в первую очередь, а своему господину. Который мог абсолютно так же оказаться главой что «Милитеха», что Мусорщиков. Дело тут не в «Арасаке», — она вздохнула, провела пальцем по своей руке. — Может, именно такая безоговорочная преданность в нём и привлекает.

— Блядское блядь! — Джонни вскочил с подоконника. — Если у тебя с ним дойдёт до траха, я тоже буду чувствовать каждое твоё ощущение! Дерьмо. Дерьмо!

— Поздравляю, обогатишь свой и без того богатый сексуальный опыт ощущениями от вагинального секса, — отстранённо ответила Ви.

Джонни метался по комнате, размахивая руками, как мельница.

— Да меня сейчас стошнит от того количество дофамина и окситоцина, который впрыскивается в твою пизду! И учти, тошнить я буду прямо в твои мозги.

— Не возражаю. Только завали ебальник.

— Привлекает его преданность… Преданность ебучей «Арасаке» её привлекает! Да он продаст тебя при первой удобной возможности. Хах, продаст нас обоих. Два врага «Арасаки» по цене одной тупорылой манды!

Ви подняла голову с подоконника, развернулась к Джонни всем телом. Этот разговор утомлял и злил её сильнее, чем ей бы хотелось.

— После муштры «Арасаки» я видела в людях вокруг только мишени. Работа у меня была такая, и я исполняла её эффективно. И из-за этого воспринимала людей категорично, словно бы рассортировывала их по ящичкам — «враг», «потенциальный предатель», «работник враждующей корпы», «коммунист». Помогая же мне адаптироваться на улицах, Джеки вновь научил меня видеть в людях… людей. Видеть их сложные личности, их непростые судьбы, их мотивы наконец, а не только навешанные ярлыки. Научил смотреть на мир не через прицел. Тебе, Джонни, тоже стоило научиться такому в своё время.

— Твой друг не смотрел на мир сквозь прицел, и давай вспомним, куда его это привело.

Порыв ярости заставил Ви вскочить с дивана, придвинуться к Джонни. Дикая злость заполнила разум, хотелось ударить по лицу треклятого рокера, что с самодовольной ухмылкой смотрел на неё, выдавить глаза из глазниц, повалить на пол и буквально растоптать рёбра, чтобы сунуть бомбу в грудную клетку и разорвать его на части… или хотя бы просто задушить.

Но пальцы сомкнулись лишь на пустоте, которой и являлась его голографическая шея.

Ви опустила руки. Она тяжело дышала, и где-то в затылке пульсом стучал адреналин.

— Ты… — начала она, тяжело выдыхая, — Ты даже не пытаешься услышать, что я говорю. И… на самом-то деле… мне стоит на это наплевать. Да, наплевать! Я потеряла всё, что мне было дорого, что казалось важным в моей никчёмной жизни. А теперь ты, ублюдок, лишаешь меня моего собственного тела. Моего собственного разума! Раз у меня есть возможность напоследок почувствовать то, что я не чувствовала раньше никогда… Я не буду от этого отказываться из-за чёртового голоса в голове. Кто знает, это может быть моим последним шансом ощутить что-то действительно… настоящее в этом лживом и синтетическом городе.

— А тебе не кажется, что ты просто цепляешься к первому, кто относится к тебе по-человечески? — спросил Джонни, ничуть не смутившись в лице.

— Может, и так. А может, и нет. А может, пошёл ты нахер, Джонни Сильверхенд! Твои советы, как жить, мне не нужны! — крикнула она прямо ему в пошедшее помехами лицо.

Телефон зазвонил, и Ви тут же метнулась к нему. На лице её появилась улыбка. Сообщение от Такемуры, от кого же ещё, моментально прогнавшее её кровожадную ярость— резкую, безудержную и так нетипичную для неё. Нападение на платформы во время фестиваля, куча охраны «Арасаки», прокачанные по последнему слову техники снайперы, возможность погибнуть буквально на каждом шагу их безрассудной миссии. Но она улыбается.

Что бы ни хотел сказать Джонни, Ви его уже не слушала и не стала бы, даже начни он кричать во всё горло. Внезапно сам для себя он замер столбом на одном месте, смотрел на эту глупую улыбку и, казалось, у него внутри что-то перемкнуло.

Ви разлепила глаза, чувствуя зов природы, который уже невозможно было игнорировать. Сквозь закрытые жалюзи еле-еле пробивалось рассветное солнце, а в коридоре уже кто-то ругался. Нибблс сопел где-то совсем рядом — Ви пощупала руками вокруг, боясь его задеть. До звонка будильника оставалось часа два с половиной.

Тяжело выдохнув, Ви выбралась из-под одеяла и поднялась с кровати. Возвращаясь из туалета, она обнаружила на своём спальном месте Сильверхенда. Он задумчиво жевал, перегоняя из одного уголка губ в другой, незажжённую сигарету.

— Съеби, — сказала ему Ви и, не дожидаясь ответной реакции, упала на кровать прямо через него.

Джонни переместился, сел так, чтобы его голографическое тело не пересекалось с её настоящим.

— Мне жаль.

Ви, начинающая уже потихоньку проваливаться в сон, приоткрыла один глаз и сфокусировала взгляд на Джонни.

— Чего?

— Ты не заслужила… всего этого. По нынешним меркам, когда люди живут по сто пятьдесят лет, твоя жизнь только начинается, и какой же яркой и насыщенной она была бы, не появись я в ней. Быть может, ты бы даже исполнила свою мечту стать легендой Найт-Сити, и коктейль с твоим именем красовался рядом с моим в меню «Посмертия». Мне… — он выдохнул, собираясь с мыслями, опустил голову. — Мне правда жаль, что я убиваю тебя. Особенно таким людоедским способом. Забирая капля за каплей саму твою суть.

— Да ладно. Не извиняйся.

Джонни удивлённо посмотрел на неё. Половина лица утопает в подушке, трусы сползли вниз, а топ — наверх, на ногах остался лишь один носок.

— Нет твоей вины в том, что… ты оказался в моей голове, — на грани бодрствования и сна ответила Ви, переворачиваясь на другой бок и устраиваясь поудобнее. Больше она ничего не сказала. Заснула.

Отчасти Джонни надеялся, что Ви забудет этот предрассветный разговор, решив, что он был частью сна. Отчасти надеялся, что запомнит каждое слово.

Отчаянно хотелось курить.