Мыслей было так много, что мир вокруг перестал существовать. Это уже не могло быть случайностью, как, например, встреча с Романовыми на вокзале. 

Паранойя или они и правда странно на него смотрели? Впрочем, ничего удивительного - руки у него тряслись так, что было бы трудно не обратить внимания. Он чудом не опрокинул поднос и не запутался в собственных ногах, чем, должно быть, повеселил князей.

Даниил отложил тарелку, которую натирал уже минуты три. Хорошо, что его никто не видел - работа сейчас шла крайне медленно.

Он забрал несколько тарелок со стойки, чтобы вернуть в посудный шкаф, но не успел сделать и шага: в пустое кафе вошла взволнованная Полина. 

– Даниил Владимирович, – Полина сжала ладонями юбку рабочего платья. – Я кое-что узнала. 

– Ну что ещё? – вздохнул парень и отложил тарелки в сторону. 

– К нам заселились... – девушка понизила голос и огляделась, – князья Романовы. 

– А, это... – он усмехнулся. – Устаревшая информация, милая. Мы с ними уже виделись.

– Как? – Полина так удивилась, что даже не заметила развязную речь юноши. 

– Вот так. Относил господам кофе в номер, – с усмешкой и немного манерно ответил Даня.

Полина на мгновение растерялась. Осознание, что Даня видел князей императорской фамилии пришло постепенно. 

– И... какие они? – робко спросила она. 

Даня нахмурился, не совсем понимая вопрос. Но, заметив красные щёки девушки и её смущение, едва сдержал смех.

– Обычные, – он сложил руки на груди и прижался бедром к столу. – Две руки, две ноги, надменная физиономия. 

Полина растерянно смотрела на собеседника.

– Вы, должно быть, шутите?

– А чего ты ожидала? – фыркнул парень и снова взялся за тарелки. – Извини, давай потом обсудим твои романтические интересы? У меня, вообще-то, первый день работы. 

– Да как вы... – Полина готова была вспыхнуть от злости, но Даниил уже ушёл в сторону кухни. 

Она сжала кулаки и с гордо поднятой головой удалилась из кафе. Чтобы она ещё хоть раз заговорила с этим грубияном? Ни за что!

Когда Даниил вернулся в зал, девушки уже не было. Зато из фойе доносился шум, несвойственный полупустой гостинице: грубые мужские голоса и твёрдые шаги. Даня пытался не отвлекаться, - он пробовал уместить в руках побольше посуды, - но интерес оказался сильнее. Он посмотрел в сторону широкого дверного проема, откуда фойе было видно как на ладони. 

Там уже собралось семь или восемь солдат. Было не сложно догадаться, что все большевики. Особенно Дане, который увидел среди них знакомые лица. 

"Яновские" – пронеслось в голове при виде двух товарищей в кожаных куртках.  

Парень поспешил оставить посуду и сбежал на кухню, подальше от Яновских. 

Что там Андрей говорил? Хуже уже не будет? 

 *  *  *

Владимир закрыл за Даней дверь, не переставая улыбаться.

– Забавный юноша.

Князья собрались в одном из их номеров. На узком диване разместились двое Константиновичей: Константин задумчиво смотрел на дверь, за которой скрылся молодой человек; Игорь же потянулся к сервизу. 

– Не надо, Игорёк, я сделаю, – Елена поднялась с кресла и подошла к столику, принимаясь разливать кофе по чашкам. - Иоанчик, будешь кофе? 

Реакции не последовало. Иоанн Константинович продолжал сидеть у окна, погрузившись в чтение, лишь изредко нашептывая отдельные предложения. 

– Он всегда глух и нем, когда читает Евангелия, – заключил Игорь, откинувшись на мягкую спинку дивана. – Небось и голодать будет.

Елена с укором посмотрела на него, но все же улыбнулась.

– Вынужден подчеркнуть, что строгости поста Страстной недели характерны для монастырского устава, – Иоанн поправил очки в тонкой оправе – “Пост есть не в воздержание от пищи, но в отчуждении от злого, в удержании языка от празднословия и пересудов, в…”

– Ох, избавь меня от этого, – поспешно отмахнулся Игорь.

– Знаешь, кому принадлежат эти слова? 

– Антоний Оптинский, – Игорь повернулся к Елене и продолжил. – С ним как на уроке Закона Божьего. 

Иоанн, получив правильный ответ, затих и вернулся к книге. 

Елена улыбалась - до чего эти безобидные перепалки стали ей родными. Она уселась в кресло напротив мужа. Не будь в их номере остальных, она попросила бы его читать вслух. 

– Я его где-то видел.

Все, кроме Иоанна, повернулись к Константину.

– Ты о ком? – Владимир устроился на диване между Константином и Игорем.

– Об этом половом.

Константин нахмурился. Не только лицо, но и то, как работник гостиницы нервничал, находясь рядом с ними, вызывало подозрения.

– Этот юноша был на вокзале, – продолжил Константин. – Помнишь, я говорил тебе? Он стоял рядом с высоким молодым человеком. Оба были странно одеты и долго нас разглядывали. 

Младший брат закивал, припоминая:

– Да. И что из этого? Может, он только вчера вернулся в город? Или ждал кого-нибудь? А если и нет, то тут все равно нет никакой загадки. Помнишь, как на Иоанна вся Вятка глазеть ходила? Должно быть, здесь давно известно о нашем прибытии. Не каждый день приезжают… – Игорь задумался ненадолго. – Князья? 

– Ты всегда воспринимаешь окружающий мир в положительном ключе? 

– А ты всегда излишне подозрительный? – насмешливо спросил Игорь.

– Прекратите, – в один голос попросили Владимир с Еленой.

– В ушах звенит от вас, – добавил юный князь Палей. – Этот официант точно не шпион. Уж больно впечатлительный. Да и на кого ему работать?

Князь Константин вздохнул и поставил уже пустую чашку обратно на поднос.

– Меня больше волнует, – продолжил Володя. – Где “товарищи” из Чрезвычайной Комиссии. Обещали быть в десять. А уже… – он бросил взгляд на часы на комоде. – Почти двенадцатый час. Пунктуальность не их сильная сторона.

– Из-за всего этого уже третий день пропускаем службы. Не исповедовались, не причастились. Как праздник теперь проводить? – добавил Игорь.

– “Товарищи” придумают тебе времяпрепровождения получше, не переживай, – Константин мрачно усмехнулся.

– Как раз об этом и переживаю. Отдел по борьбе с контрреволюцией и саботажем, видите ли… Мы, конечно, те ещё контрреволюционеры. 

– А то. Вон и главный саботажник, – Константин сложил руки на груди и посмотрел на старшего брата.

Иоанн, хоть и увлеченный чтением о последних днях земной жизни Христа, всё же не смог пропустить эту колкость мимо. Он покраснел до кончиков ушей и взглянул на братьев из-под очков. Компания с дивана тихо посмеивалась. Иоанн вздохнул: ну откуда ему было знать, что его частое появление в церкви вызовет большой интерес у жителей Вятки? Глупо было отрицать, что это стало основной причиной, по которой их перевезли в Екатеринбург.

Иоанн подавил желание высказаться. Он бросил взгляд на супругу, что скромно сидела напротив, и заметил, что и она улыбается. Да уж, представить его главным смутьяном - и правда веселая картина.

Время тянулось. Скука молодых князей постепенно сменилась тревогой, но никто не спешил говорить этого вслух. 

Игорь Константинович поправил клетчатый пиджак и достал из кармана портсигар. Однако не успел открыть, как Палей выхватил его из рук и вскочил с дивана. Князь улыбнулся, сделал пару шагов по комнате и взял сигару. Глядя на Игоря, он словно ожидал, что тот начнет сердиться, но услышал лишь спокойное:

– Вопиющая наглость, – Игорь усмехнулся и выжидающе смотрел, как князь Палей закуривает. 

Владимир хотел ещё подразнить его, но услышал тяжелые шаги в коридоре.

Все насторожились; Иоанн закрыл книгу, оставив в ней закладку. Палей произнес вполголоса:

– Думаю, это к нам.

Ожидания оправдались. Шаги замерли точно перед их номером, затем раздался нетерпеливый стук в дверь. 

Владимир быстро вернул Игорю портсигар и открыл посетителям.

Трое мужчин, каждый из которых был при оружии, бесцеремонно вошли в комнату.

Елена встала за креслом Иоанна, стараясь быть ближе к нему.

Один из троицы, в черной кожанке, с густыми темными усами, оставил снаружи конвой и закрыл дверь. Сам же остался у входа, сложив руки за спиной и хмуро оглядывая Романовых. Те сохраняли спокойствие и ждали. 

– Добрый день, господа, – начал один из визитеров, комиссар, и сделал шаг вперед. Мужчина, стоявший за его плечом неприятно усмехнулся. Князья отметили, что он выглядит наименее доброжелательно из всех - это ему впору быть комиссаром. Вытянутое напряженное лицо, с морщиной на переносице, старый шрам, рассекающий бровь. А взгляд такой твёрдый, что невольно заставлял нервничать.

– Будем знакомы. Я – комиссар Выровщиков Петр Анатольевич. Отныне главная моя задача контролировать ваше пребывание в Екатеринбурге.

– Рады знакомству, комиссар, – сдержанно ответил Иоанн. – Полагаю, нам представляться не имеет смысла? 

– Вы правы, гражданин Романов. Ваши имена мне известны, с личным делом каждого из вас я ознакомлен. О ваших выходках в Вятке также наслышан. Спешу предупредить, что здесь подобного мы не допустим. 

– Интересно, как?.. – Владимир Палей не успел закончить провокационный вопрос, как Константин легко толкнул его в бок.

Комиссар с помощниками смерили молодого князя презрительным взглядом. 

Выровщиков отошел в сторону, резким движением подтянул к себе кресло и занял место напротив. 

– Утешу вас - в своих перемещениях вы не ограничены. Однако, – комиссар нахмурился, – следить за вами будем строго. Любая провокация, малейший случай, который можно было бы расценить, как преступление против действующей власти - и мера пресечения будет неизбежна. В лучшем случае - арест.

– Или расстрел, – добавил суровый мужчина за спиной комиссара. 

– Яновский! – осадил его Выровщиков.

Станислав Яновский пытливо смотрел на князей, то на одного, то на другого, ожидая увидеть на их лицах испуг. К его разочарованию, князья остались невозмутимы.

– Относительно вас, – Выровщиков вдруг посмотрел на единственную даму, – никаких распоряжений не имею. Елена Петровна, верно? 

Она кивнула.

– Вы здесь на добровольных началах и свободны в своих действиях. Однако же, напоминаю, ничего, что может расцениваться, как провокация или преступление... – он ждал от неё ответа, но Елена гордо молчала. – Не подумываете изменить свой выбор и избавить себя от ненужных лишений?

– Нет, – уверенно ответила Елена. – Моё место рядом с мужем. 

– Очень глупое решение, – прокомментировал Станислав. 

Комиссар отмахнулся от него, как от назойливой мухи.

Выровщиков ещё раз окинул взглядом Романовых. Их лица не выражали ничего, кроме внимания. Двое из них продолжали тихо сидеть на диване, один совсем в закрытой позе, второй более расслабленный. Юноша с сигарой давно прекратил курить и устроился на подлокотнике. Женщина продолжала держаться за спинку кресла, в котором сидел её супруг, такой же спокойный, как все остальные. Казалось, большевики их совершенно не тревожат. 

– Что ж… Устроились вы, я вижу, неплохо. Может, есть вопросы, жалобы? 

– Жалобы? – снова подал голос Станислав. – Грех им жаловаться - столько лет жили в роскоши, обворовывая народ… 

– Яновский! – комиссар повысил тон. Станислав с неохотой умолк.

– Есть одно, – подал голос Иоанн. – Дело в том, что проживание в гостинице стоит денег, а мы сейчас не располагаем средствами… – среди солдат послышались смешки. – Боюсь, мы не сможем долго оплачивать проживание здесь. Есть ли возможность найти нам другое место? Более выгодное и скромное. 

– Я передам это на рассмотрение жилищному комиссару. Посмотрим, что можно сделать, – ответил Выровщиков. 

Следующий вопрос последовал от князя Палея:

– У нас есть возможность писать домой? Хотелось бы сообщить родным о том, где мы, и что у нас все в порядке. 

Владимир глянул на сопровождающих. До того молчавший мужчина с усами вдруг изменился в лице. Желваки на скулах дрогнули, а само лицо на несколько секунд исказилось в болезненной гримасе. Усатый стал мрачнее тучи, и Палей подумал, что сейчас им откажут. 

– Не возбраняется, – ответил комиссар. – Но вы, должно быть, знаете, как будет проходить эта процедура? Все письма, ваши и для вас, будут проходить через меня. Владислав, сообщите господам адрес для отправки. 

Усатый, наконец, пришёл в движение. Из портфеля, который он прятал за спиной, Владислав извлёк бумагу с машинописным текстом. Он положил этот лист перед князьями, рядом с кофейным сервизом.

– Я так понимаю, вопросов вы больше не имеете? – комиссар пристально посмотрел на Романовых. – Хорошо. Тогда подпишите бумаги, и я оставлю вас, – он снова глянул в сторону Владислава. Тот молча достал ещё одну бумагу. – Это подписка о невыезде. А также о том, что вы проинформированы об условиях своего проживания здесь.

Князьям предоставили чернила и перьевую ручку. Каждый по очереди оставил подпись под печатным текстом. Сначала на одном документе, затем на его копии. Даже Елена подписалась строчкой ниже после Иоанна. 

Владислав забрал бумаги, сложив в папку. Комиссар поднялся с кресла и глянул на часы. 

– Больше не смею задерживать, – Выровщиков расправил форму. – Загляну к вам на досуге. Счастливо оставаться. 

Комиссар первым покинул номер князей, за ним потянулись сопровождающие и конвой. Некоторые из них недобро оглядывались. Особенно запомнилось угловатое лицо мрачного поляка Яновского. 

Дверь закрылась, и Романовы снова остались в своём семейном кругу. Все переглянулись. Со стороны Игоря Константиновича послышался облегчённый вздох. Всё это время тихий и серьезный, он вдруг хлопнул себя по бедрам и поднялся, нарушая мрачное молчание. 

– Наконец-то можно прогуляться и познакомиться с городом. Кто со мной?

 *  *  *

Большевики потянулись во двор гостиницы. Последним вышел и осторожно прикрыл дверь Владислав.

Комиссар вдруг повернулся к Станиславу и грозно спросил:

– Яновский, тебе знакомо слово «субординация»? Я не потерплю твоей самодеятельности и доложу, куда следует. В лучшем случае, ты быстро вернешься обратно в Москву, в худшем - пойдешь под трибунал за неподчинение. Это тебе понятно?

Станислав сдержанно кивнул:

– Так точно.

Комиссар недоверчиво на него взглянул, но промолчал, затем махнул рукой и быстро пошел в сторону “Американских номеров”, где располагался штаб ЧК. Станислав, выждав, пока комиссар отойдет на достаточное расстояние, раздраженно фыркнул.

– В Москве было куда лучше. Хоть сейчас бы вернулся.

Владислав вопросительно посмотрел на брата и тот пояснил:

– Там было настоящее дело, а здесь мы с тобой канцелярские крысы.

Станислав достал из кармана портсигар, открыл и разочарованно убрал назад — папиросы кончились. Владислав молча предложил свой.

– Спасибо. И сделай лицо попроще.

– Не понимаю.

– Только не говори, что ты пожалел этих… – Станислав глубоко затянулся и кивком указал в сторону гостиницы.

– Вовсе нет! – горячо возразил Влад.

И не солгал. Он не чувствовал ничего, ни когда увидел ссыльных, ни пока с ними говорил комиссар. Лишь однажды что-то болезненно сжалось внутри и Влад почувствовал себя так же скверно, как в те дни, когда лежал в госпитале, тяжело раненый в грудь. Это ощущение возникло сразу после того, как самый молодой Романов спросил о письмах.

– Помнишь, тот князь попросил написать родным? Я вспомнил о матери...

Рука брата с зажатой в пальцах папиросой замерла на полпути, лицо посерело. Он с шумом выдохнул, но не ответил.

– Мы ушли как-то не по-человечески, – добавил Влад.

Станислав выбросил окурок, развернулся, взял брата за плечи и грубо встряхнул, так, что голова Влада безвольно качнулась, как у тряпичной куклы.

– Это был ее выбор. И пути назад больше нет. И еще — ты знаешь правила.

Влад невесело усмехнулся, тоже достал папиросу и продолжил путь в “Номера”.

– У настоящего революционера не должно быть привязанностей, – ответил он. 

– Вот именно.

– Ты поэтому ушел от Любы и дочки?

Стас отмахнулся и раздраженно пнул попавшийся на пути камешек.

– Почти. Семья только мешает. Вот ты умный — так и не женился. Ну и нет смысла себя обманывать - Люба сестра Ирины, но не Ирина, и никогда ей не станет. И уж тем более не заменит. А если так, то зачем это все?

– Ира погибла больше десяти лет назад, долго же до тебя доходило. Может, стоило все объяснить Любе с самого начала?

Станислав сделал вид, что не услышал последней фразы и Влад почувствовал, что он не намерен продолжать разговор. Они оба быстро добрались до штаба и теперь поднимались по лестнице.

Братья прошли в небольшую комнату, в которой располагалось всего три стола со стоявшими на них печатными машинками и керосиновыми лампами под мутным стеклом; с переполненной пепельницей на одном из них и обшарпанным серым сейфом позади другого. 

Влад поставил портфель на стол, случайно задел пепельницу, и следующую минуту ему пришлось сметать окурки и пепел в мусорное ведро. Выругавшись, он раскурил новую папиросу и достал из портфеля подписанные Романовыми документы.

– Ты бы не курил столько, – посоветовал Станислав. Он сидел за другим столом, откинувшись на стуле так, что тот стоял только на задних ножках и рисковал упасть.

Влад не ответил. Он аккуратно разложил документы, заправил в машинку чистый лист и вопросительно посмотрел на брата. Тот поморщился.

–  Займись отчетом сам, ладно? Ты же знаешь, я ненавижу бумажную работу. К тому же, у тебя лучше получается. Кто на фронте сочинял листовки?

– Перестань, ты не умеешь льстить, – буркнул Влад и быстро застучал по клавишам.

“Двадцатого апреля тысяча девятьсот восемнадцатого года ссыльные Романовы прибыли из Вятки в Екатеринбург. Караул на вокзале был обеспечен, все Романовы приняты и доставлены для временного проживания в…”

Напечатав эти строки, Владислав остановился. Память снова вернула его во вчерашний день на вокзал. Он был уверен, что видел точную копию брата. Да, возможно, чуть младше и в очках, но до чего похожую! Он был настолько же реален, насколько сидевший рядом и чистивший оружие Станислав. Кто этот неизвестный? А может, ему все-таки показалось? Контузия и война не прошли бесследно, а последние месяцы к ним прибавилось хроническое недосыпание. Стоило закрыть глаза - он вновь видел осеннюю Москву тысяча девятьсот семнадцатого года. В воздухе пахло прелыми листьями, дождем, первыми заморозками и порохом. Он снова слышал выстрелы и крики, как в те дни, опять видел юнкеров. Особенно четко одного из них - огненно-рыжего, как немногие уцелевшие на ветках кленовые листья, с еще по-детски пухлыми щеками и усыпанном веснушками лбом. В этот лоб он и выстрелил.

Или, если память щадила его, Владислав всю ночь шел по бесконечным темным лестницам, то вниз, то вверх. Он шел плечом к плечу с братом, крепко сжимая в руке наган. Они должны были арестовать контрреволюционеров, но когда заветная дверь распахивалась, в квартире неизменно оказывалась либо мать, либо старший брат, Эдвард - белый, с окровавленными ртом и гимнастеркой на груди, как в день гибели. Они оба разочарованно качали головами, звучал выстрел - стрелял всегда Станислав, - и Влад просыпался, а после уже не мог заснуть.

Перевод сюда из Москвы для Станислава казался катастрофой, для него же - благом. Сейчас, после войны и московской ЧК, он предпочел бы тихую бумажную работу поискам противников новой власти, арестам и исполнению приговоров. Другое дело брат - он всегда был более деятельным, более жестким. Война и работа на благо революции только закалили его. Но ничего не поделаешь - товарищам из Екатеринбурга нужны были надежные, верные и грамотные люди, и начальство выбрало их.

– Влад?

Голос брата вывел его из задумчивости.

– Что?

– Лучше я займусь отчетом. 

– Я почти закончил.

– Правда? – усмехнулся Станислав. – На бумагу посмотри.

Влад взглянул на отчет и не поверил своим глазам - он так и сидел, зажав пальцем букву, отчего листок оказался испорчен.

Он тяжело вздохнул и провел ладонями по лицу, а когда отнял их, то увидел, что брат сидит напротив и явно обеспокоен.

– Как давно ты нормально спал? – спросил он.

– Вчера… сегодня… не помню, - Влад с досадой отмахнулся, вынул испорченный лист, и, скомкав, выкинул в корзину.

– Не ври хотя бы мне. До сих пор кошмары?

Владислав кивнул и все-таки уступил место за машинкой. Станислав со всем сочувствием, на которое был способен, похлопал его по плечу.

– Ничего, Владек. Это все проклятая империалистическая, которая была не нужна ни нам, ни немцам. Мы мстим царям и за это, согласен?

Конечно, Влад был согласен. Разве могло быть иначе после того, как на его глазах осколок снаряда распорол горло старшему брату, от чего тот вскоре умер. За гибель Эдварда ответственна прошлая власть, и лично царь. Не объяви он войну, все, возможно, было бы по-другому. По крайней мере, Эдвард был бы жив. И отец, наверняка, тоже. Он тяжело перенес смерть старшего сына, а известие о ранении Влада окончательно свело его в могилу.

Влад помнил ту мрачную атмосферу в доме, куда он вернулся, тяжело опираясь на костыль и с Георгием на груди, после двух месяцев госпиталя. Стоял самый конец ноября, уже выпал первый снег, и тонкий голубой лед весело хрустел под ногами. Холод был везде - в темных и странно пустых комнатах дома, в словах и поведении матери; он же сковал прочным панцирем землю на могиле отца. Влад долго стоял там в одиночестве, смотрел на новенький крест и чувствовал, что внутри тоже все покрывается льдом. 

Станислав расценил молчание как согласие и продолжил, стуча по клавишам:

– Вот и я о том. Пусть ответят. Николашка с семьей, кстати, в Тобольске. А Михаил Романов уже в тюрьме.

– Уже нет, – поправил Влад. – Этот тоже живет в гостинице, как наши ссыльные. Комиссар рассказывал. Говорит, освобожден по болезни.

– А по мне, лучше бы сдох в камере.

– Тоже верно.

Они замолчали. Влад затушил папиросу о край пепельницы. Какое-то время тишина нарушалась только щелканьем клавиш печатной машинки. Наконец, Станислав снова заговорил:

– Да, о Романовых. Как они тебе?

Владислав пожал плечами.

– Не знаю. Я ожидал чего-то более… Правда, мне показалось, они слегка высокомерны. 

– Так и есть. Ничего, мы собьем с них спесь, а? – и Станислав, словно вспомнив, прибавил. – А бабу их видел? 

Брат кивнул. 

– Красивая! – с завистью выдохнул Станислав. – Даже жаль, что из этих.

– А иначе что ты сделал бы? Рассказал ей про мировую революцию? – Влад впервые за весь день искренне улыбался.

– Почему бы и нет? 

Оба брата от души рассмеялись. Затем Станислав вынул написанный отчет, еще раз быстро прочел его и торжественно вручил Владу.

– Все готово. Можно отправлять. 

Влад забрал документ. Теперь надо подготовить всё к отправке. Пока он разбирал имеющиеся бумаги, Станислав вернулся за свой стол - там его ждали незавершённые сводки по штабу за прошедшую неделю.

Доклады комиссаров и разведчиков лежали небрежными стопками. Стас с трудом находил в себе желание разбираться в документации. Списки задержанных напоминали о бравой службе в Секретном Отделе ВЧК, что заставляло Станислава снова огорчаться своим положением здесь.

– Похвастаться нечем. Арестованы мелкие шайки дезертиров. Расстреляно в два раза меньше человек. И те совершенно незначительные персоны. Священник Антонов Алексей... Городовой старшего оклада Тарасов Степан... Что это такое? – причитания Станислава прерывались на невнятное бормотание.

– Мы должны радоваться, что настроение в городе сейчас относительно спокойное, – Владислав усмехнулся в ус, косо глянув на брата со своего места.

Ответа не было. Станислав, пересилив себя, приступил к работе. Однако сосредоточиться надолго не вышло. Работе мешало, если не личное отношение, то обычная штабная неорганизованность.

– Яновские! – в кабинет без стука ворвался рассыльный.

Влад вздрогнул от неожиданности, Станислав глянул исподлобья.

Отсутствие манер у их коллег, самые образованные из которых имели лишь два класса образования, служили напоминанием братьям - для чего здесь нужно их пребывание.

– Это для вас, – мужчина в помятой гимнастерке опустил на свободный стол небольшую стопку конвертов. – Есть что забрать?

– Зайдите через час. У нас ещё не всё готово, – попросил Владислав.

Когда за рассыльным закрылась дверь, он подошёл к поступившим им документам. Особо не вчитываясь, Влад перекладывал одно за другим, чтобы оценить масштаб работы. Но взгляд всё же зацепился за один из конвертов.

– Секретно, – прочел он печать на бумаге. – Из Перми.

Станислав задумчиво посмотрел в его сторону. Ничего необычного - конверты с подобными печатями приходили довольно часто. Брат пожал плечами и снова принялся за работу, пока ещё не растерял своего энтузиазма.

 *  *  *

Вскоре после того, как Полина и Даня покинули квартиру, засобиралась и Варя. Она пояснила Андрею, что уходит и будет только вечером, при этом не сводила с него недоверчивого взгляда.

– Если вы думаете, что я могу что-то украсть… – начал было Андрей, краснея от возмущения, но Варя прервала его.

– Вы видите, что происходит? Не захочешь, а станешь подозрительной.

Андрей смягчился, но тут же поспешил добавить:

– Я могу пойти с вами. В смысле, не на работу, а… я хочу поискать больницы, спросить, не нужен ли им кто. Верх-Исетский госпиталь ведь работает, правда?

Варя, помедлив, кивнула, чему Андрей несказанно обрадовался. Оказалось, что адрес госпиталя тоже остался прежним. Однако, было одно обстоятельство, несколько Андрея смущающее - у него не было ключей от квартиры на случай, если он вернется раньше. Об этом он с большой неохотой поведал девушке. 

– Ну ладно, – сказала она после паузы. – Держите. Но обещайте, что все останется в целости и сохранности.

– Даю вам слово, Варвара Николаевна.

Варя с сомнением приподняла бровь, но ничего не сказала и вышла из квартиры. Андрей поспешил за ней.

Шли по улице молча. Девушка выглядела очень усталой и сонной, поэтому Андрей никак не решался заговорить первым. Достаточно было и того, что она и Полина дали им одежду, пищу и крышу над головой, а приставать с разговорами - уже излишне. На одном из перекрестков Андрей неловко пробормотал: “До вечера”, и свернул направо, зашагав в сторону Верх-Исетского бульвара. 

Он шел по мосту через Исеть, вдыхал чуть прохладный весенний воздух, отмечал, как разлилась река после зимы, подставлял бледное заспанное лицо ранним лучам солнца и вдруг почувствовал себя счастливым вопреки всему. И с чего он взял, что он не справится с работой, и что они с Даней не смогут выбраться отсюда? Пока все складывалось довольно неплохо - им есть где жить, нашлись люди, которые поверили им - пусть, может быть, не до конца, но и это уже успех. А дальше все как-нибудь устроится, наверное.

Однако его оптимизм исчез сразу, как только он добрался до госпиталя. Вместо полуразрушенного заброшенного здания, которое он помнил и в котором часто бывал с приятелями после школьных уроков, он увидел красивое светлое строение с колоннами и куполообразной крышей. Немного позади угадывались остальные пристройки, часть из которых Андрей не помнил - к две тысячи восемнадцатому году их снесли.

Он остановился в растерянности, решительно не зная, куда и к кому идти и что говорить. Ему следовало войти внутрь и попытаться отыскать кого-нибудь из персонала, а потом уже и главного врача, и он даже поднялся на несколько ступенек, но вновь остановился в волнении. Сердце у Андрея забилось. Он понял, что, даже если и войдет, то внятно заговорить все равно не сможет. Он почувствовал раздражение на самого себя. Как так получилось, что, почти поборовший природную застенчивость в своем родном времени, здесь Андрей снова превратился в неловкого подростка? Словно и не было трех лет работы на “Скорой”. К тому же, жить за счет девушек совсем не хотелось.

Он постоял еще немного на ступеньках, все еще не желая так просто отступать, но в конце концов сдался и решил, что обязательно придет сюда завтра, а сейчас он может неспешно прогуляться по городу и оценить, что именно в нем изменилось.

Первым делом Андрей решил посмотреть, существует ли сейчас подстанция СМП и той же дорогой вернулся обратно. Подстанции, он, конечно же, не нашел, как не нашел и всего больничного городка. Не увидел он и многих привычных с детства мест, вроде парка, где они любили гулять с семьей и где зимой они всегда строили снежные крепости и устраивали длительные бои, или Храма-на-Крови, в который их часто водили на экскурсии. Вместо Храма Андрей увидел обычный двухэтажный дом - точно такой, какой он когда-то видел на фотографиях в учебнике. Сейчас он еще не был обнесен высоким дощатым забором и Андрей подумал, что, возможно, Николай II с семьей еще не приехали.

Затем Андрей направился к вокзалу, не вполне отдавая себе отчет, что именно он хочет там увидеть. Он смутно надеялся застать там кого-нибудь из Яновских, но абсолютно не представлял, что будет делать, если действительно их встретит. К счастью, братьев-чекистов на вокзале не оказалось и Андрей с облегчением вздохнул.

Время перевалило далеко за полдень, и Андрей почувствовал, что хочет есть. Он потратил часть заработанных накануне денег в булочной и гастрономе и устроился на одной из привокзальных скамеек, наслаждаясь теплой погодой и солнцем, греющим спину. Доев ароматную булку и запив ее молоком из стеклянной бутылки, Андрей решил, что пора, наверное, возвращаться домой. Все, что хотел, он сегодня уже увидел. 

Оказавшись в квартире, он попробовал было вздремнуть, но ничего не получилось, и он принялся бесцельно бродить по комнатам, иногда останавливаясь, чтобы рассмотреть ту или иную фотографию или картину. В гостиной он нашел патефон, с любопытством потрогал его блестящую ручку и отошел к комоду, заставленному фоторамками. Среди прочих снимков он увидел уже знакомого офицера - отца Вари. На другом снимке снова был он, только моложе и стоял позади стула, на котором сидела красивая и очень похожая на Варю девушка. Разве что лицо ее было несколько мягче, чем у дочери. На следующей фотографии Андрей увидел двух девочек-гимназисток, держащихся за руки - в них он без труда узнал Варю и Полину и с улыбкой отметил, что Варя всегда была такая серьезная. Чуть ближе к стене, спрятанная за множеством других, стояла еще одна фотография, неуловимо выделявшаяся из остальных. Андрей взял ее в руки и поднес поближе к глазам. Со снимка на него смотрел молодой человек, явно младше него самого, а круглое лицо и вздернутый нос и вовсе создавали впечатление детскости. Андрей дал бы ему, самое большее, лет семнадцать-восемнадцать. Надпись внизу фотографии сообщала, что его зовут Сергей. Юноша был в военной форме, но еще не офицер, больше походил на юнкера. Он смотрел на Андрея открыто и радостно, отчего последний немного смутился и поставил снимок обратно. Андрей подумал, что этот Сергей возможно брат Вари и его уже наверняка нет в живых - сгинул на полях Первой Мировой. 

Стук в дверь заставил Андрея вздрогнуть и он пошел открывать. На пороге он увидел Варю.

– Меня отпустили раньше, – сообщила она, проходя внутрь и снимая пальто. 

– Очень рад, – кивнул Андрей. – А чем вы занимаетесь?

– Я няня, – коротко ответила Варя. – Есть хотите?

Андрей замотал головой, на что Варя недовольно поморщилась.

– Не скромничайте. Наверняка весь день ничего не ели. Идемте, пообедаем вместе.

Уже в столовой, принимаясь за дымящуюся картошку, Варя спросила:

– А как ваш день? Нашли что-нибудь?

– Почти. Я нашел госпиталь, и, стыдно признаться, не решился войти, – и тут же поспешно добавил. – Вы не думайте, я не буду вас обременять! Завтра я снова пойду туда, и все б-будет…

Андрею показалась, что Варя посмотрела на него с легким сочувствием:

– Не волнуйтесь, Андрей Владимирович, я вам верю. Вы только второй день здесь, тяжело ко всему привыкнуть. Что с вами? – вдруг обеспокоенно спросила она.

Андрей покачал головой и улыбнулся:

– Все в порядке, я просто представил себе первый день работы.

– Если вы и правда из далёкого будущего, то все должно быть в порядке. Вам все должно казаться очень легким.

– Нет…

– Ну как же? Вы ведь где-то работали там, в своем времени?

– Да, на "Скорой". Ездил часто на вызовы один. Такое там видел - за неделю не расскажешь. Но тут ведь совсем другое все…

Серьезное и хмурое лицо Вари прояснилось, она даже хлопнула в ладоши:

– Вот, видите! Значит, тут вы точно справитесь. Мне кажется, что вы умный человек, просто наговариваете на себя.

Андрей рассмеялся:

– Я не умный, это просто вид такой из-за очков. Ну ладно, хватит обо мне. Как-нибудь справлюсь. А вы? Я имею в виду - мы с братом свалились вам как снег на голову, все рассказали, вы все о нас знаете, но я совершенно ничего не знаю о вас. Ваши родители, например…

Варя вновь приняла суровый вид и сухо ответила:

– Умерли. Мать давно, а отец год назад, на войне. Ничего, жизнь продолжается.

Андрею в который раз за день стало неуютно. И зачем он спросил? Он склонил голову набок и с интересом взглянул на Варю - на ее бледное строгое лицо, плотно сжатые губы, черные волосы, небрежно падающие на лоб, хрупкую фигуру и руки, скрещенные на груди. Сколько ей лет? Девятнадцать, самое большее. Андрей почувствовал острый укол жалости. Хотелось сказать что-нибудь ободряющее или как-нибудь извиниться, но он смог только выговорить:

– Простите меня, я не должен был…

– Не трудитесь с формальностями, Андрей Владимирович, я уже привыкла.

Андрей опустил голову и тихо проговорил, обращаясь больше к тарелке, чем к девушке.

– Я вообще-то искренне.

Варя заметно смутилась и занялась самоваром с таким видом, словно от этого зависела судьба отечества. Наконец, не выдержав неловкого молчания, она произнесла:

– Извините меня за мою резкость. Если хотите, спросите меня еще о чем-нибудь. Уверена, у вас много вопросов.

– Да, это так. Их настолько много, что я не могу выбрать какой-нибудь один. 

– Тогда расскажите что-нибудь о себе? – предложила Варя, испытующе глядя на него.

Андрей совершенно растерялся и молча отпил из чашки. Девушка поспешно добавила:

– Это может быть что угодно. Вы - путешественник во времени, мне будет интересно все, что вы расскажете.

Андрей откашлялся, пытаясь подобрать слова, пару раз провел рукой по волосам, совершенно их растрепав, и заговорил:

– Что ж… хотите, расскажу вам об интересных случаях с работы? – и тут же захотел провалиться сквозь землю. 

Работа. Из всех возможных тем он выбрал работу, потрясающе. Но Варя охотно согласилась и он, сначала несмело, иногда заикаясь, поведал о своем первом одиночном дежурстве - о том, как он приехал на отек легких и у него не оказалось в сумке нужного количества препаратов, и пришлось импровизировать, и о том, как он приехал на констатацию смерти в полузаброшенный дом и нашел там почти скелет.

С каждой минутой голос Андрея звучал все более уверенно, он совсем перестал заикаться, иногда в лицах представлял ту или иную историю, чем рассмешил Варю. Иногда он так размахивал рукой в порыве красноречия, что один раз чуть не сбил со стола хрупкую чашку, и с трудом ее поймал. Он охотно объяснял Варе непонятные слова и термины и рассказывал о том, как далеко вперед шагнула медицина за сто лет. Андрей чувствовал себя в своей стихии, и они с Варей не заметили, как город окутали мягкие весенние сумерки, а в коридоре хлопнула входная дверь.