Не нужно

Сахарозе в общем-то ничего лишнего не нужно: ей вполне хватает того, что есть. Работы, которая, может, и удаётся ей не идеально, но хотя бы иногда радует и несомненно увлекает. Должности, не требующей от неё присутствия на нескончаемых собраниях ордена. И возможности быть хоть немного полезной мастеру Альбедо в его поисках истины мира, пусть их подходы к этому процессу и кажутся на первый взгляд диаметрально противоположными.

А больше ей не нужно совсем-совсем ничего. Заглядываться на выбившиеся из причёски золотистые пряди, слушать негромкое задумчивое бормотание за очередным экспериментом, по первому зову подбегать к заставленному реагентами верстаку… Нет, она вполне может обойтись и без этого.

Может — но то и дело ловит себя на неуместном желании отыскать взглядом знакомую фигуру в светлом плаще. Однажды она даже решает при каждой отвлекающей её мысли об Альбедо добавлять по одной косточке в ещё не собранные ею скелеты животных, части которых лежат повсюду и дома, и на работе. Когда к концу второго дня на её рабочем столе и возле него красуются два целых скелета ящериц и один скелет лисицы, а дома приближается к завершению жемчужина её коллекции — скелет змеи — Сахароза досрочно прерывает эксперимент и, краснея, уносит его результаты домой. Всю следующую неделю она остаётся на работе допоздна, чтобы никто не смог упрекнуть её в халтуре.

Это небольшое исследование лишь подтверждает, что Сахарозе даже не нужно находиться рядом со своим наставником, чтобы ощущать его присутствие — ведь не меньше половины раз, когда она думала о нём в ходе скелетного эксперимента, были именно её мысленными беседами с Альбедо на тему алхимических изысканий! За время, проведённое в его компании, она научилась предсказывать его реакцию на большинство вопросов и точек зрения достаточно точно, чтобы как можно реже отвлекать его от работы и самой решать возникающие проблемы. Так что постоянно звать его оценить очередной необычный урожай цветка-сахарка ей тоже не нужно.

Что нужно Сахарозе меньше всего — так это общение с другими жителями Мондштадта. Или любого другого города. В общем, беседы с далёкими от алхимии обывателями, реакции которых гораздо менее предсказуемы, чем неширокий эмоциональный диапазон Альбедо. Даже в пределах самого Ордо Фавониус ей тяжело находить общий язык — к примеру, с Лизой, вроде бы весьма образованной, но будто зацикленной на совсем неуместных вещах. Её попытки помочь непрошеными советами и удручённые вздохи Сахарозу смущают, но она знает, что если Лиза что-то задумала, от своего она не отступится. Сахарозе бы такое упорство.

В один прекрасный день Лизе надоедает занимать роль пассивного наблюдателя, и она наконец решается на активные действия — Барбатоса ради, и зачем ей только это нужно. Она ловит учёную в коридоре и недвусмысленно намекает заглянуть к ней в выходные. Сахароза знает, что ничем хорошим это не кончится, но природное любопытство не позволяет ей проигнорировать приглашение.

В назначенный день она приходит в библиотеку, но стоит заглянуть в дверь, как Лиза машет рукой и, подхватив какой-то свёрток, ведёт Сахарозу наверх, в пустующую лабораторию.

— Раздевайся, — коротко командует она, едва за ними закрывается тяжёлая дверь.

— Ч-что?! — пищит Сахароза.

Лиза устало вздыхает и достаёт из свёртка какое-то диковинное скопление ткани, лент и кружев, в котором при дальнейшем рассмотрении удаётся опознать шорты. Короткие и очень кокетливые — совсем не такие, как Сахароза привыкла носить.

Но ввязываться в бесплодный спор с Лизой ей точно не нужно — так что Сахароза обречённо повинуется и, укрывшись за ширмой, отгораживающей часть комнаты, облачается в не слишком пристойный с её точки зрения предмет одежды. Однако Лизе этого мало.

— Иди-ка сюда, — протягивает она и в следующее мгновение, щёлкнув невесть откуда взятыми ножницами, надрезает край подола скромного платья Сахарозы и одним движением обрывает лишнее. По её мнению.

Издав невнятный звук, Сахароза в ужасе закрывает лицо ладонями, пока Лиза что-то бормочет, подравнивая срез. Видимо, учёная стоит так в оцепенении достаточно долго, потому что, когда она наконец  решается снова открыть глаза, её взору предстаёт совсем не то платье, в котором она сегодня вышла из дома. По низу значительно укоротившегося подола идёт аккуратная оборка из широкой ленты в тон основной ткани, а само платье прихвачено парой стежков в талии, чтобы сильнее прилегать к корсету. Кажется, такой результат устраивает Лизу куда больше. Но и на этом она не останавливается: не успевает Сахароза пискнуть, как ловкие пальцы ведьмы решительно приспускают рубашку с её плеч — но тут же возвращают на место прикрывающие их рукава болеро.

— Уже гораздо лучше, — заключает Лиза, финальным штрихом подтыкая сползший ворот рубашки под верхний срез корсета в попытке изобразить подобие декольте. — Может, хоть так в этом промёрзшем чурбане пробудится немного человечности. Не могу смотреть, как ты мучаешься.

Но в таком виде Сахарозе гораздо мучительнее. Она в ужасе глядит на отражение в пододвинутом Лизой высоком зеркале и сдавленно сипит:

— Чулки… видно…

— Именно этого мы и хотели! — ободряет её Лиза.

Что ж, не лишено логики. Сахарозе известны законы композиции: всё-таки натурфилософия предполагает умение изобразить объект изучения, и каждый уважающий себя алхимик обладает хотя бы базовыми навыками рисования. Так что здесь всё очень грамотно: линии подтяжек пересекаются с горизонталью чулок, обхватывающих бёдра, именно так, чтобы этот акцент привлекал внимание. Но не то чтобы ей было нужно пользоваться этим эффектом.

Скользнув взглядом выше, Сахароза вдруг задаётся закономерным вопросом:

— Лиза, а как ты угадала… обхват бёдер?

Та лишь лукаво подмигивает в своей обычной кокетливой манере:

— Глаз намётан.

Сахароза краснеет, безуспешно пытаясь одёрнуть подол ниже — нет, с такой длиной уже ничего не поделать. Придётся ушить одно из старых платьев: в последнее время она сильно похудела.

Её раздумья прерывает вкрадчивый голос Лизы:

— Я знаю, о чём ты думаешь. Только попробуй не прийти в этом завтра, когда он приедет.

Сахароза мотает головой так отчаянно, что с её носа едва не слетают очки:

— Нет… И не проси… Я не смогу!

— Сможешь, — давит Лиза и щурится: — Считай это экспериментом. Неужели самой не интересно?

Интересно. Но не нужно. Сахароза не выносит излишнего внимания к своей персоне — а в таком виде оно точно обеспечено.

Но Лиза стоит на своём — вот же ей нечем заняться в своей библиотеке, — и остаток дня посвящает тренировке. Они гуляют по Мондштадту, и Лиза учит Сахарозу уверенной походке, изящным жестам и основам флирта.

Всё-таки алхимия куда проще, — мрачно думает Сахароза. Там хотя бы результат эксперимента не зависит от длины юбки и высоты каблука. Да и здесь корреляция кажется сомнительной: в конце концов, если бы эти факторы действительно были значительны для… объекта исследования, его вниманием уже удалось бы завладеть кому-нибудь более бойкому, чем скромная ассистентка. Но Лиза же всё равно не отстанет, так что придётся согласиться на это безумие.

Пережить один день — а потом признать, что ничего не вышло, и вернуться к мешковатым длинным одеяниям. Возможно, на какое-то время ещё более объёмным и закрытым, чем раньше, чтобы прийти в себя.

Хотя вечером, закончив дорабатывать новый наряд — всё же Лиза делала всё наспех, а Сахароза не выносит кривых стежков и незакрытых срезов — она не может не признать, что получилось… симпатично. Но не в её духе. На всём платье будто стоит размашистая Лизина подпись. Нахмурившись, Сахароза ещё раз придирчиво разглядывает наряд, словно это образец для препарации, и решительным движением отпарывает с шорт дурацкие бантики, оставив из декоративных элементов лишь тонкие кружевные ромбы. А поверх совсем уж непристойно открытого, на её взгляд, среза корсета добавляет сооружённый из мехового воротничка и шёлкового платка галстук, перехваченный булавкой с Глазом Бога. Так-то лучше.

На следующий день она входит в здание ордена на подгибающихся ногах, то и дело пытаясь оправить непривычно короткий подол и подтянуть чулки. Кажется, даже в первый день работы в Ордо Фавониус у неё так не тряслись коленки. На первой же лестнице, словно почуяв свою жертву, ей встречается Лиза. Она расплывается в улыбке и окидывает Сахарозу одобрительным взглядом.

— Вот видишь, совсем не страшно, — быстрые пальцы Пурпурной ведьмы ловко расправляют оборки и оглаживают матерчатые складки. — Выглядишь великолепно.

Сахароза безуспешно пытается согнать румянец, а потом, фальшиво ойкнув, убегает в свой кабинет, отговариваясь тем, что нельзя забывать про работу даже в таких обстоятельствах, а у неё куча дел. И, в конце концов, если у неё и есть шанс чем-то покорить свой объект исследований, так это не только внешностью, но и умом. Лиза хмыкает ей вслед, но, кажется, остаётся довольна.

За этот рабочий день Сахароза собирает целую коллекцию устремлённых ей вслед взглядов: от искреннего восхищения Тимея до недоумения Джинн и гордости Лизы. И только Альбедо как будто вовсе не замечает изменений и по-прежнему смотрит только ей в глаза или — что чаще — на верстак с результатами исследований. И хотя Сахарозе хочется убедить себя, что это реакция, достойная воспитанного мужчины, истинного рыцаря, всё же что-то подсказывает ей, что дело не совсем в этом.

— У Сахарозы сегодня видно панталоны, — озадаченно замечает пробегающая мимо Кли.

Сахароза стремительно заливается краской, но её выручает Альбедо, который невозмутимо парирует:

— С твоего роста их видно у всех, но заглядывать дамам под юбки — непристойно, особенно для рыцаря.

Кли с озорным видом наклоняет голову:

— А у братика Альбедо их видно вообще всегда — они же надеты поверх всего!

Сахароза не выдерживает и хихикает в кулачок. А потом мысленно благодарит маленькую непоседу за нежданный подарок: Альбедо тоже мягко улыбается её подколке, пусть и не отводя взгляда от пробирок, с которыми возится. Но через миг Сахароза замечает, что, хоть эта улыбка и кажется тёплой, глаза алхимика по-прежнему холодны бирюзой вечных льдов. Она торопливо опускает взгляд и невольно ёжится, словно от морозного ветерка.

Вот этого ей определённо не нужно было замечать.

Когда Кли, получив от Сахарозы сбивчивое объяснение о разнице шорт и панталон, с гиканьем уносится прочь, Альбедо вдруг снова подаёт голос из своего конца лаборатории:

— Мы с Кли договорились, что она сегодня попробует замечать вслух только хорошее — чтобы не расстраивалась из-за того, что Джинн недавно снова её заперла. Так что ей понравился твой наряд, просто она пока не умеет это выражать.

Он замолкает и возвращается к своим изысканиям, которых и не прерывал. Сахарозу вдруг берёт необъяснимая тихая злость: вот так, значит? Все её мучения в цепких руках Лизы — чтобы результат понравился только Кли?

— М-мастер Альбедо, — выдавливает она из себя ещё тише, чем привыкла говорить обычно, — а вам самому нравится?

Обычно ей тяжело привлечь его внимание, если речь идёт не об алхимии, но тут, видимо, Альбедо сам удивляется её прямоте и поднимает взгляд своих невероятных глаз. Оглядывает её сверху вниз, и Сахароза замирает, не смея шевельнуться.

Наконец его тонкие губы изгибаются в слабой усмешке:

— Красиво, хоть и необычно для тебя. Но на Хребет в таком виде лучше не ходить.

Сахароза, как ей самой кажется, трясётся как осиновый лист. От злости или волнения — от всего вместе, пожалуй. Она вылетает из кабинета стремительным вихрем и останавливается лишь у окна в конце коридора. Прижимается лбом к холодному стеклу и заставляет себя дышать медленнее и ровнее. На кончиках пальцев бурлят крохотные завихрения анемо-энергии.

Это был комплимент? Или попытка уйти от ответа? Или он просто считает её дурочкой?

Нет, нет, спокойнее. Это же не какой-нибудь Кэйя, это Альбедо. Который всегда имеет в виду ровно то, что произносит вслух. Значит, он не просто заметил её новый образ, но и действительно его оценил. Вот только эту оценку пришлось из него вытягивать, так что это ничего не значит…

— Милостивый Барбатос! — восклицает Лиза, к которой Сахароза забегает поделиться новостью за обедом, причём произносит это так громко, что посетители библиотеки с удивлением выглядывают из-за полок, а Сахароза испуганно машет на неё руками. — Неужто лёд тронулся?

Сахароза мнётся у библиотечного стола, прижав уши к голове ещё сильнее, чем обычно.

— Мне к-кажется, это не совсем верное заключение из нашего эксперимента…

— Сахароза, — строго прерывает её Лиза, понизив голос. — Как давно ты слышала, чтобы Альбедо называл что-то красивым?

Та поднимает взгляд, вспоминая.

— На прошлой неделе… Когда изучал рудные образования в образце породы с Хребта. И ещё про попавшую в вечную мерзлоту древесину так говорил. И про новую разновидность морозоустойчивых хиличурлов…

Лиза с трудом сгоняет с лица смесь сомнения и брезгливости.

— Но всё-таки ты — первое живое существо, которое заслужило от него такую характеристику, верно? Не считая, эм-м, хиличурлов.

Сахароза растерянно хлопает ресницами и мотает головой:

— Это не то!

— Всё начинается с малого, — Лиза говорит чересчур спокойно, как с ребёнком. — В алхимии ведь тебе тоже не сразу всё удавалось, верно? Нельзя ожидать, что нарядное платье поможет тебе сразу добиться результата. Но он уже обратил на тебя внимание — это первый шаг.

Сахароза жмурится и дрожит. Зачем она вообще согласилась на всё это, ей же совсем этого не нужно! Пусть всё будет как раньше, пусть исчезнет неловкость, с которой она зашла в кабинет сегодня утром, беспокоясь не о работе, а лишь о том, чтобы не опозориться.

— Нет, я всё-таки этому Альбедо… — почти что рычит Лиза, поднимаясь со своего кресла, и Сахарозу будто током прошибает. Она суетливо машет руками, чтобы остановить надвигающееся бедствие:

— Нет-нет, постой! Я… Спасибо тебе за помощь, правда. Но дальше… Дальше я сама.

Давно нужно было это сказать.

Тем же вечером, вернувшись домой, Сахароза с облегчением выдыхает. Весь день она мечтала переоблачиться во что-то более удобное и привычное, и вот наконец можно это сделать. Но подойдя к зеркалу, она застывает на месте.

Красивая. Может ли она назвать так своё отражение?

Отражение нервно моргает, испуганно переминаясь с ноги на ногу. Коленки мёрзнут: ночами холодает, а дома не растоплен камин. Сахароза ёжится и, настороженно кивнув отражению, будто оно может куда-то уйти, ненадолго отвлекается, чтобы развести огонь.

На полке над камином ей бросается в глаза небольшая склянка из тёмного стекла. Сахарозу нельзя назвать любительницей выпить — ей и продавать-то алкоголь стали совсем недавно. Это так, на случай простуды. Но, кажется, сегодняшняя проблема куда экстреннее.

Спиртной дух слегка щекочет ноздри, когда она откупоривает округлую ёмкость. На вкус приятного мало, но внутри тут же становится теплее, а в ушах появляется едва ощутимый гул. Подобное ощущение уже посещало её сегодня, как раз после пресловутого выпрошенного комплимента.

Отражение в зеркале глядит уже не так затравленно. Раскрасневшиеся щёки делают бледное лицо куда симпатичнее. Сахароза стягивает с головы любимый берет и встряхивает пушистыми ушками, наконец позволяя себе расслабить их и слегка приподнять. А затем распускает ленту, стягивающую волосы, и взбивает пальцами бирюзовые пряди. Внимательно изучает вид в зеркале и позволяет себе ещё один крошечный глоток горячительного.

Как же тебя сделать красивой?

Она вдруг вспоминает, что на прошлый день рождения кто-то из ордена — впрочем, чего гадать, это наверняка была Лиза — преподнёс ей какую-то косметику. Часть её с тех пор благополучно пала жертвой химических экспериментов, но должно же было что-то уцелеть.

Первым в руки Сахарозе попадает угольный карандашик, и она тут же пытается пустить его в дело. Да, опыт в макияже у неё нулевой, но разве это может быть сложнее рисования?

Оказывается, может. Но результат Сахарозу, на удивление, не расстраивает. Она хихикает, в упор разглядывая ставшие неестественно огромными глаза и неровные стрелки вокруг них, а затем представляет Альбедо с подобным макияжем и сползает на пол в приступе хохота.

Спустя некоторое время она находит в себе силы подняться и, мурлыча под нос смутно знакомую мелодию, продолжает изучение недр косметички. Впрочем, это ей быстро надоедает, а вот идея потанцевать вместе с отражением вдруг кажется безумно заманчивой.

Отражение выглядит всё дружелюбнее — глупее, пожалуй. Роднее. А может, и не надо пытаться тебя изменить?

Но, видимо, её организм слишком не привык к алкоголю даже в лекарственных дозах, так что через некоторое время Сахарозу настигает слабая, но неприятная головная боль, а вместе с ней — ужасающий упадок настроения. Слёзы текут по щекам сами собой, и она размазывает их вместе с дурацкими стрелками. Шмыгает носом и потерянно глядит на зеркальную себя. Такая жалкая.

Тёмные солёные дорожки на щеках рисуют причудливые узоры, и Сахароза невольно изучает их, прислонившись к зеркалу. Они вдруг напоминают ей тот самый срез рудного самородка, так восхитивший её наставника на прошлой неделе. Такие же серебристые прожилки.

Красиво.

Сахароза неверяще мотает головой. Глупо было думать, что ей удастся хоть что-то, кроме как выставить себя круглой дурой. Не стоило и пытаться. Ему всё это не нужно.

Хотя стоять под тем бдительным взглядом, ощущая себя занимательным образцом для исследования, было на удивление приятно.

Отражение печально трепещет ресницами, и Сахароза невольно любуется: похоже на движения крыльев бабочки. Эти хрупкие, недолговечные создания всегда её восхищали. В той несбыточной стране, о которой она грезит несмотря ни на что, много самых разных бабочек. Красивых.

Но ведь эта страна мечты сможет существовать и без мелового принца, правда же? И будет всё так же прекрасна? Сахарозе хочется убедить себя в этом. Не всё в этом мире крутится вокруг Альбедо, и она может что-то значить без него. Да и стоит ли гнаться за обладанием, с которым она всё равно не имеет ни малейшего понятия, что делать? Ей ли не знать, что наслаждаться прекрасным можно и издалека: неспешным ростом цветов и невесомыми взмахами хрупких крылышек. От этого они не становятся менее красивы, да и меньше риск случайно смять лепестки и осыпать бесценные чешуйки пыльцы с крыльев. Она, в конце концов, слишком неловкая для таких тонких материй.

В тот вечер она засыпает на удивление мирно. Так же ощущает себя и в последующие дни: не без волнения, но гораздо легче, чем раньше. Лиза перестаёт донимать её своей удушливой заботой — видно, думает, что Сахароза сдалась. Та и не собирается её переубеждать: так куда спокойнее.

Злосчастный наряд, однако, не пропадает навеки в недрах шкафа. Сахароза ещё с ним не закончила: её заинтересовало необычное ощущение от всеобщего внимания. Этот феномен требует изучения: она время от времени снова наряжается в него и с каждым разом чувствует себя самую капельку увереннее, чем прежде.

Но когда приходится самой отправиться на Драконий Хребет, она одевается пусть и не так изящно, зато тепло. Однако это не спасает: воздух слишком сырой, и к моменту, когда впереди показывается лагерь в расщелине, Сахароза чувствует себя совсем продрогшей. Видимо, она дрожит так сильно, что это замечает даже встретивший её Альбедо.

— Тут есть костёр. На вылазку пойдём чуть позже. Если нужно утеплиться, там лежит одежда, — он кивает на стоящий под навесом сундук.

Сахароза слишком замёрзла, иначе привычно вздохнула бы от его манеры речи, которая лишь констатирует факты, но не рискует нарушать ничьи границы — даже к ним не приближается. Удивительно, конечно, как ей тогда удалось вынудить его произнести что-то, связанное лично с ней. Обычно он говорит вот так: отмечая особенности окружающей действительности, будто ведёт записи в исследовательском журнале. Даже к Кли он редко обращается императивами — только когда она совсем не слушается.

Отогревшись, Сахароза подбирается к сундуку и изучает его содержимое. Ей в руки ложится пушистый свитер уютного молочного оттенка. По размеру он будто как раз для неё. Или для Альбедо — она вдруг запоздало осознаёт, что миниатюрный алхимик носит одежду примерно одного с ней размера.

— М-можно? — уточняет она, и Альбедо кивает, перед этим бросив короткий взгляд в её сторону.

— Лежал на случай сильного холода. Мне не нужен… сейчас.

С поддетым под верхнюю одежду свитером становится куда теплее. Сахароза отстранённо размышляет про себя, надевал ли его Альбедо хоть раз, и по самый нос зарывается в объёмный мягкий ворот.

Драконий Хребет всё такой же угрюмый и недружелюбный, каким она его запомнила в самый первый раз. Альбедо ступает вперёд прямо по снегу, выращивая в нём золотые цветы — сгустки гео-энергии, что стягиваются из кристаллов и плотнеют прямо под его ногами. Сахароза поспевает за ним, то и дело раздувая порывами ветра слишком высокие сугробы.

Пока они добираются до обнаруженной Альбедо пещеры, пока изучают её и вносят в записи всё до мельчайшего выхода руды и обломка руинного стража, пока поворачивают обратно, огибая стоянку хиличурлов — становится совсем темно. Альбедо идёт по узкой тропинке первым, и в какой-то момент даже его не выручают его силы и опыт: алхимик поскальзывается и проваливается в рыхлый снег сбоку от тропы. В отчаянной попытке помочь Сахароза лишь беспомощно съезжает следом. Пыхтя и фыркая, они возятся в тяжелой снежной массе и с трудом выбираются обратно.

— Вы целы, мастер Альбедо? — наплевав на приличия, Сахароза интенсивно отряхивает его одежду и анемо-порывами сдувает с неё снег. Только на миг её руки замирают вблизи уже намокающих светлых волос, а потом аккуратно отряхивают и их тоже.

Альбедо отмахивается:

— Цел. Ты в порядке?

— Ничего страшного, — она торопливо встряхивается и протирает рукавом очки.

— Не заболей. Я же без тебя ни одного эксперимента не закончу.

Сахароза будто примерзает к месту и приходит в себя, только когда Альбедо уже уходит вперёд на десяток-другой шагов. Она торопится его нагнать, и ей становится жарко: то ли от активных движений, то ли от услышанного.

Вечная пелена облаков над Хребтом сегодня пестрит прорехами, в которые видно звёздное небо. Сахароза поглядывает на него, на искрящийся снег вокруг, на фигуру Альбедо в нескольких шагах впереди — и ловит себя на мысли, что ей хочется, чтобы тропа, по которой они идут, была бесконечной. Здесь, вдали от Мондштадта, ей всегда проще: не приходится вести бессмысленные короткие беседы с рыцарями и горожанами, думать о приличиях и рутине. Здесь есть только исследования во имя истины. И Альбедо. А больше ей ничего и не нужно.

Поддавшись странному порыву, Сахароза подхватывает комок снега с ближайшего сугроба и бездумно скатывает его в кривоватый шарик. Глядит на него, а затем задорно восклицает:

— Мастер Альбедо!

Снежок врезается в спину ничего не подозревающего алхимика. Альбедо оборачивается и с недоумением глядит на неё. Второй снаряд попадает ему в грудь, и тогда Альбедо, загадочно хмыкнув, тоже включается в игру. Сахароза уворачивается от снежков, бросает их сама и смеётся, задыхаясь от переполняющего её ощущения. Она чувствует себя хрупкой колбой, тонкие стенки которой щекочут вызванные внутренней реакцией пузырьки. И в кои-то веки эту реакцию почему-то не хочется изучать и разбирать на формулы — хочется просто ею наслаждаться.

Последний снежок Сахароза отбивает невольно вырвавшимся из руки порывом ветра, и их с Альбедо припорашивает мелким белым крошевом.

— Кли сказала бы, что ты играешь нечестно, — Альбедо смахивает снег со своих волос и одежды, а потом протягивает руки к ладоням Сахарозы, отчего та замирает. — У тебя варежки промокли, спрячь руки в карманы.

Пальцы у неё и правда заледенели от сырости, но это более чем компенсируется пылающими щеками. Сахароза позволяет снять варежки и следует совету, пока Альбедо отряхивает от снега и её.

Эта забота — не больше, чем та, что он проявляет к Кли, — убеждает себя Сахароза, пока они шагают в сторону лагеря. И ничего кроме. А впрочем, есть ли разница, если она решила просто наслаждаться тем малым, что получает, и не просить большего?

По возвращении в лагерь Альбедо усаживает Сахарозу у костра, хотя она рвётся немедленно пересмотреть и обработать сделанные ими наспех записи. Этого он ей не позволяет, и после скромного ужина Сахароза, укутанная в несколько одеял, сама не замечает, как засыпает, привалившись к сундуку.

Просыпается она ранним серым утром. Альбедо в лагере уже нет, и весь вчерашний вечер кажется наивным сном — из тех, что иногда являются ей окошками в недостижимую страну грёз. Сахароза разминает задеревеневшие конечности, привычно проводит ревизию на полках передвижной лаборатории, чтобы убедиться, что все реагенты на своих местах и не нуждаются в восполнении, а затем вдруг замечает на столе свои варежки. Высушенные у огня, они прижимают к столу записку и несколько конвертов. Ничего особенного: пара отчётов в орден и наскоро написанное аккуратным почерком поручение Альбедо насчёт них. Но потрёпанные рукавицы, уже не пахнущие мокрой шерстью, напоминают: всё, что было вчера, не приснилось — произошло на самом деле.

Только спустившись в лагерь у подножия горы, Сахароза вспоминает, что так и не вернула свитер. Что ж, в другой раз. Если Альбедо о нём вспомнит.

Но алхимик ожидаемо не напоминает об одолженной одежде ни в их следующую встречу, ни после. Впрочем, Сахароза никогда не видела, чтобы он действительно утеплялся: всё тот же тонкий плащ поверх обычной одежды, будь вокруг оттепель, наполненная запахом прелых листьев, или лютая метель. И, в конце концов, в том сундуке ещё были тёплые облачения - Сахароза утешает свою совесть этой мыслью, промозглыми осенними вечерами кутаясь дома в невольно добытый мягкий трофей.

Всё почти как прежде, вот только она чувствует себя совсем иной. Не снаружи, пусть и позволяет себе порой быть более нарядной, чем обычно, и даже изредка использует содержимое косметички по прямому назначению. Нет, изменения, которые она ощущает, идут изнутри, как скрытая реакция, которую можно выявить лишь по её итогам. Сахароза не боится этого, лишь ждёт, что в итоге получится — как при случайной селекции нового вида цветка-сахарка, от которого не знаешь, чего ожидать.

Но некоторые результаты происходящей с ней трансмутации можно заметить уже сейчас: к примеру, она чувствует себя куда отважнее, чем раньше. Чем когда-либо вообще. И пусть обычно она всё так же скромна и старается не привлекать к себе внимания, порой эта смелость проявляется в самые неожиданные моменты.

Как к примеру, сегодня, когда по пути на первый этаж Ордо Фавониус она нос к носу сталкивается с Кэйей. Капитана кавалерии она не то чтобы недолюбливает — нет, вражда с ним ей совсем не нужна, — но её раздражает невозможность различить, когда он шутит, а когда предельно серьёзен. И его заметная невооружённым взглядом заинтересованность в обществе Альбедо определённо не способствует улучшению их с Сахарозой прохладных отношений.

— Капитан, — Сахароза перегораживает ему путь, остановившись ступенькой выше, чтобы не глядеть на него снизу вверх. — Вам что-то нужно?

— Альбедо у себя? У меня для него поручения от Джинн, — Кэйя помахивает пачкой конвертов; сизый глаз нагло глядит сквозь Сахарозу.

— Мастер Альбедо проводит исследование и просил не беспокоить, — она тянется за письмами, но Кэйя отводит руку в сторону, не позволяя их взять.

— Тогда я зайду позже.

Сахароза хмурится.

— Капитан Альберих, — чеканит она с ледяной интонацией, неожиданной даже для неё самой, — как успехи у мондштадтской кавалерии?

Пока Кэйя, не ожидавший отпора, замирает в оторопи, она слабым порывом ветра выбивает конверты у него из руки, подхватывает их на лету и уносится обратно, стуча каблуками и захлопнув за собой дверь на этаж. Она не знает, что на неё нашло, но в этот момент чувствует себя по меньшей мере Веннессой, освободившей Мондштадт.

По дороге к лаборатории Сахароза бегло просматривает письма и убеждается, что ничего срочного в них не содержится. В лабораторию она заходит тихо, только что не на цыпочках, и, оставив конверты на ближайшем столе, выскальзывает обратно в коридор. Раз Альбедо её не позвал, значит, её помощь понадобится позже.

Наконец она спускается ниже этажом и заглядывает на устроенное Лизой чаепитие в одной из комнат библиотеки. Там уже сидят забежавшие по делам гильдии Мона и Фишль, а позже, возможно, присоединится кто-то ещё, но Сахароза спешит поскорее перекусить и вернуться к работе. Она прихватывает тост с мёдом и торопливо жуёт его, запивая чаем.

— Сегодня в планах оборона лабораторного этажа? — подкалывает её Лиза, и, пока Сахароза краснеет, Фишль поясняет в своей эксцентричной манере:

— При входе под своды оплота Фавония мне явилось зрелище, как одинокий рыцарь льда с позором удалился прочь, так и не разрешив своего тоскливого томления…

Сахароза закрывается чашкой, делая вид, что к ней это не относится.

— Фройляйн имеет в виду… — начинает Оз, но Лиза останавливает его жестом.

— Мы поняли, Оз, не нужно. — Она подмигивает Сахарозе; в глазах её читается уважение.

Закончив с перекусом, Сахароза собирается было отправиться восвояси, но прежде ей всучивают блюдце с "экспериментальным" миндальным пирожным: кто-то из собравшихся испёк несколько образцов с добавлением сахара из нового цветка-сахарка, недавно выведенного Сахарозой. Она сбивчиво благодарит и берёт десерт с собой, прекрасно зная, что времени съесть его у неё не будет.

Когда она возвращается в лабораторию, там всё так же тихо, лишь изредка слышно шипение реагентов и шуршание страниц. Сахароза ставит блюдце с пирожным на те самые письма. Поразмыслив, начёркивает записку: "Эксперимент №2846-4", — и кладёт её рядом.

— Мастер Альбедо, не забудьте перекусить. Девушки испекли десерт с образцом того цветка с повышенной сладостью — помните, я недавно снимала урожай…

— Обязательно попробую, — отзывается Альбедо, не отрываясь от работы. — Сахароза, а где мои…

Он не успевает договорить, как в протянутую руку уже ложится требуемый инструмент: по всему ясно, что на данном этапе эксперимента ему нужны именно щипцы для образцов. Альбедо кивает, мыслями явно блуждая где-то далеко, и продолжает изыскания.

Сахароза проходит по лаборатории, поправляет книги на полках — некоторые из них явно недавно доставали и небрежно задвинули обратно, — открывает форточку и походя сдувает в неё дымок, вероятно, оставшийся от предыдущего этапа эксперимента. Под мерное бормотание Альбедо она делает в журнале пометки об уже замеченном прогрессе в его нынешнем исследовании, а на другой странице записывает поручения от Джинн — сам алхимик вряд ли скоро доберётся до чтения писем. Убедившись, что всё в порядке, она проходит в соседнее помещение, где её ждёт своя работа: отобранные образцы нового урожая цветов.

Сахароза мягко улыбается тянущимся к свету из окна бутонам и в предвкушении открывает блокнот, готовясь делать записи. Да, пожалуй, её вполне устраивает то, что есть в её жизни. Работать над тем, что нравится, быть рядом с Альбедо и быть ему полезной, а ещё хоть понемногу, но приближаться к далёкой истине этого мира — больше ей ничего и не нужно.