В теплой жилой комнате мужчина сгрузил свою дрожащую, как птенец, ношу на обеденный стул и сразу куда-то ушел. Яра согнулась, с трудом подтянула озябшие ноги и неловко сняла оцепеневшими руками мокрые носки. Попробовала растереть грудину и бока, но движения давались с непреодолимым трудом, и она просто скукожилась, обнимая себя. Мужчина вернулся с кувшином воды. Подошел к печке, обернув руку полотенцем, вытащил чайник и плеснул кипятка в кувшин. Размешивая воду, вперил взгляд в неподвижную девушку и коротко приказал:

— Раздевайся.

В его голосе было столько напора, что Яра рефлекторно скомкала леденящую ткань на бедрах, будто защищая штаны от посягательств. Пару секунд мужчина ошеломленно таращился на нее, а затем в сердцах двинул рукой, отчего брызги полетели во все стороны.

— Да вы вообще там в своем Городе с ума посходили, что ли? Предпочитаешь переохлаждение, только бы я чего не увидел?

Яре стало неловко. Умом она понимала, что он правда ничего такого в виду не имел, но въевшаяся намертво привычка опасаться и блюсти приличия уже стала рефлексом.

— Нет, я… — смущенно попробовала она оправдаться, но он ее уже не слушал. Отвернувшись, копался в шкафу. Пока он искал подходящую одежду, Яра сумела кое-как стащить промокшие штаны. Но снимать толстовку все-таки колебалась: под ней ничего не было. Мужчина, не глядя, бросил полотенце, хлопковые штаны и рубашку. Следом полетели шерстяные носки и платок. Яра обтерлась полотенцем и попробовала натянуть сухие штаны. Оттаивающие ступни ног будто резало ножами, конечности плохо слушались, и она замешкалась. Восприняв отсутствие шума как знак того, что девушка уже оделась, мужчина обернулся только чтобы успеть увидеть, как неловко Яра заваливается на стол, запутавшись в штанинах. Краешком сознания Яра отметила, что этот эпизод стал бы одним из самых унизительных в ее жизни, если бы на чувства не подействовала анестезия переохлаждения.

Мужчина скептически скривился, подошел, рывком поднял Яру, помог расправить штанины и стянуть на животе завязки. От его бесцеремонных действий толстовка задралась почти до груди, и он, нимало не колеблясь, продолжил ее задирать, намереваясь снять. Этого Яра уже вынести не могла и оттолкнула от себя. Его отбросило всего на пару сантиметров, с тем же успехом она могла просто подуть на него.

— Не дури, — жестко осадил он, — У тебя самой не получается. Надо снять холодную одежду.

И продолжил тащить ткань вверх, отчего Яра не на шутку разволновалась. Вторжение и собственная блеклая беспомощность так нервировали ее, что с невесть откуда взявшимися силами, она снова оттолкнула его от себя, и на этот раз он отлетел подальше.

— Я сама, — непреклонно заявила она.

Признав ее нежелание, мужчина пожал плечами и отступил, пусть по взгляду и читалось, что он считает сопротивление глупым.

— Хорошо. Давай сама, — сказал он, отходя к окну.

Кое-как, за безмерно долгий промежуток времени Яра переодела верх и закуталась в платок.

— Все, — старательно управляя голосом, чтобы не дрожал, сообщила она.

Он вернулся к ней, плеснул из кувшина в чашку.

— На, попей теплого.

Только теперь Яра обнаружила, что сжигающая ее заживо после переноса жажда отступила и напоминала о себе гораздо скромнее, терпимо. Хватило полторы кружки воды, чтобы она напилась. Мужчина наблюдал за ней, прислонившись бедрами к столу и сложив руки на груди. Когда Яра отставила кружку, он высказал то, что, видимо, держал в себе последние минуты.

— Поэтому здесь не любят городских. Вы скорее сдохнете, чем отбросите целую гору своих условностей. Вцепляетесь в них, как в единственную защиту.

Он уже не злился, просто сообщал факт.

— «Сдохнете» звучит слишком жестко, — вздохнула Яра. В глубине души она понимала, о чем он, и признавала, его правоту, но формулировка проассоциировалась у нее с безжалостным одиночеством зимнего Леса, и это действительно пугало.

— Но это так, — ответил он. — Городские в Лесу не умирают, а именно что дохнут. И тянут за собой. В Лесу против городских предубеждение, вряд ли тебе кто-то еще станет помогать.

— Ну а ты, значит, альтруист? — буркнула Яра, еще плотнее обнимая себя за бока и исподлобья заглядывая в серые глаза.

— Кто? — с любопытством переспросил он.

Яра сначала удивилась его реакции, а потом сообразила, что лесной человек может и не знать такого слова.

— Ты добрый? — переформулировала она.

Он моргнул, будто все еще не до конца понимал ее.

— Я бываю добрым, — после долгой паузы ответил он.

— А все остальное время равнодушный?

— Я бываю равнодушным.

Яра почувствовала, что нащупала некое откровение. Следующий вопрос родился по вдохновению.

— И жестоким бываешь?

— Бываю.

Яра едва заметно выдохнула, жалея себя. Как бы то ни было, она успела проникнуться к нему доверием, а возможно, не стоило бы. Не потому, что он плохой человек, а потому что у лесных, вероятно, другая мораль.

— А со мной будешь жестоким?

— Откуда я знаю?

Он опять смотрел на нее, как на странного зверька. Яра кивнула сама себе, в подтверждение своих догадок. Видимо ее обреченный вид раздражил мужчину, потому что он резко высказался:

— У меня нет дурных намерений. Я добрый? Но и помогаю не всегда. Я злой? Твоя настойчивость выяснить, все ли с тобой будет в порядке, утомляет. Звучит так, будто ты шантажируешь жизнь.

— Я прекрасно это понимаю. Но мне страшно! Я ничего не знаю ни о Лесе, ни о тебе! Я понимаю, что ты мне ничего не должен, — уязвимо честно выпалила Яра.

Такая откровенность смягчила его. Он опустился на корточки и принялся натягивать на ее босые ступни шерстяные носки. И тут она, хоть и испытала волнующую неловкость, уже не возражала, поскольку мелкие движения еще пока давались с трудом

— Городских легко вычислить. Даже если бы ты была одета, как лесная, и просто молча стояла, все равно любой бы опознал в тебе чужака, — поделился он, не поднимая головы. — Это видно по взгляду. И по движениям тоже — городские скованные и плохо балансируют. Не умеют доверяться обстоятельствам. Пытаются сделать все вокруг неподвижным, определенным. Ты, наверное, пока не совсем улавливаешь, о чем я.

Он закончил расправлять носки, рассеяно потер лоб над переносицей и вскинул взгляд вверх.

— Ты сказала, что понимаешь: я тебе ничего не должен. Но человек, который знает, что ему придется выбираться самостоятельно, ощущается по-другому. Ты уже от меня чего-то ждешь — это чувствуется. Ты полагаешься на меня. Лесные ощущаются иначе. Даже когда принимают помощь, они в любой момент готовы остаться без нее. Эта готовность есть даже у детей. Ты же как ягненок без стада.

Его слова уязвляли. Конечно, в одиночку ей было бы трудно, практически нереально выжить в Лесу. Но это не означало, что она вконец растерялась бы и не стала бороться до последнего, встала как вкопанная и покорно замерзла под елкой. Может, она и полагалась на этого незнакомого мужчину, но это была ее часть борьбы — то немногое, что ей доступно.

— Ну, да, мне сложно. Но я не совсем беспомощна, — возразила она.

— Не важно, что ты внутри себя думаешь и что говоришь. Я говорю о том, что видится со стороны.

— Я вовсе не требую от тебя помощи. Я лишь очень надеюсь.

— А я не обвиняю. Я пытаюсь рассказать тебе о тебе. Чтобы ты поняла, как жить тут. Лесные не слушают слова, они доверяют восприятию. Тут не многие стали бы с тобой разговаривать, как я. Для большинства зависимый человек — потерянный на дороге мешочек с ресурсом. Обдурить тебя, сыграв на страхе застрять в Лесу, проще простого.

Оттаявшая физически и душевно Яра слегка улыбнулась

— Ты все-таки добрый. А это то, что я воспринимаю.

Он зубасто улыбнулся в ответ.

— Только держи свое восприятие при себе. А то огласят сумасшедшей, и тогда точно хорошего отношения не жди.

— Почему? Другим тут ты не кажешься добрым? Ты делал что-то бесчеловечно ужасное? — почти весело спросила расслабившаяся Яра.

— Нет, но достаточно того, что способен, — лаконично ответил он.

Яра подтянула ноги к груди: ей начало казаться, что по полу сквозит холодом — скорее всего фантомное ощущение, толстые носки должны были от этого защитить. А мужчина собрал ее одежду и, как и в прошлый раз, развесил на веревках у печи. Яра пронаблюдала за ним и полюбопытствовала:

— Кстати, а о ком ты? В прошлый раз ты говорил, что в округе никого нет.

— Это так. Но сюда временами забредают люди.

Он чихнул, тряхнув всей головой, отчего длинная челка упала ему на глаза, пятерней зачесал волосы назад и огляделся кругом, присматриваясь, за какое следующее дело взяться. В итоге присел за другой край стола и принялся измельчать ножом горку сухого укропа. Яра следила за его будничными движениями и не верила, что он может быть устрашающим, но свое недоумение оставила при себе. Мало ли чего она о нем не знала.

— Ты поможешь мне снова вернуться в город? — спросила она, обнимая себя за колени.

Он кивнул.

— Спасибо.

— Но точно не сегодня.

— Завтра?

— А завтра решу завтра, — он поднял на нее беглый взгляд и вновь вернулся к работе.

Яра замолчала. Ей хотелось попасть домой не позднее, чем завтра, но диктовать ему не смела. Но был вопрос, который волновал ее так сильно, что в итоге она не могла не озвучить его:

— А если перенос повторится не раз и не два? Ты продолжишь помогать мне?

Он молчал довольно долго, тишину скрашивал только стук ножа о деревянную досточку. Наконец, он ответил:

— Я помогаю, потому что ты не безнадежна. Придется тебе научиться возвращаться самостоятельно. Вечно твоим костылем я не буду.

Прозвучало это так отстраненно, что Яра четко усвоила: с ней возятся, только пока ему не надоест.

Стук ножа вдруг прервался, а мужчина резко вскинул голову и уставился сосредоточенным немигающим взглядом куда-то мимо Яры, совсем как в начале их встречи. Она тоже быстро обернулась, но ничего не увидела. Поточнее проследила направление его взгляда, вычислила точку, куда он смотрит, но там было лишь пустое пространство между столом и печью — голые доски пола, да с потолочной балки свисал пучок сухого зверобоя.

Мужчина медленно отложил в сторону нож и спросил:

— Ты видела своего демона?

Яра воскресила в памяти самый первый, полустершийся эпизод. Припомнила запах мокрой псины и сизую гриву, массивное, но гибкое туловище и лапы, обладающие почти человеческими пальцами с острейшими когтями на них.

— Д-да…

— Опиши, — попросил он.

Яра постаралась передать облик существа, его запах, ощущение от него. Мужчина слушал, покусывал сухие губы и продолжал, не мигая, глядеть в одну точку. Чувствуя возрастающее беспокойство, Яра тоже начала пялиться туда, но ничего, кроме пустоты не наблюдала

— Что там? Что ты видишь? — не выдержала она.

— Друг твой в гостях, — обронил он.

— Я не вижу, — запаниковала Яра.

— Еще больше разволнуйся, и даже руку свою не увидишь, — подтрунил мужчина, ненадолго обращая к ней насмешливый взгляд. — Успокойся.

Как будто это действие, которое можно исполнить по приказу. Яра опять начинала ощущать раскручивающееся, как юла в животе, волнение и сильную, ослепляющую жажду. Свет начал меркнуть, краски поблекли, словно пространство провалилось куда-то вглубь.

— Эй, — донесся изумленный возглас, — чего трясешься-то так? Ты мне дом порушишь.

Внезапно ее запястье придавило к столешнице чугунной тяжестью, а мир перед глазами обрел четкость, цвет и вес. Мужчина прижимал ее руку к столу, и она готова была поклясться, что помимо обычной человеческой силы чувствовала что-то еще, грандиозно тяжелое и неподвижное, как гора, но при этом не раздавливающее. Выдернуть руку она не смогла бы, даже если б постаралась. Но это не испугало ее. Наоборот, усилило: будто пока он удерживал, у нее оставалась опора.

— Вон он, посмотри, — мужчина кивнул в сторону, взметнув легкими прядями, и Яра машинально туда поглядела.

И на этот раз увидела огромное, ростом почти до потолка, пепельно-серое нечто, сутуло стоящее на задних пружинистых лапах. Будто не определившаяся, стать ей человеческой или звериной, фигура на полусогнутых львиных лапах и отставленным назад тазом, с мускулистыми руками, бездействующими плетями свисающими до колен. И на контрасте с расслабленными мышцами — внушительные обсидиановые когти на подрагивающих пальцах. Только эти подвижные когти, да беспокойно вращающиеся в глазницах яблоки показывали, что существо живое, не застывшее изваяние.

Вопреки ожиданиям, увидев демона воочию, Яра почти успокоилась. Вероятно, изматывающая неопределенность пугала больше, чем встреча лицом к лицу. Теперь Яра уж точно не отвела бы взгляд и не попыталась спрятаться «в домике», потому что понимала: для этого существа стен нет, зажмурить глаза — не спрятаться. «Когда ты от меня отстанешь, тварь?», — лишь этой злой мыслью просквозило навылет ее отчаянное сопротивление.

В пространстве словно протянулась звенящая струна от мужчины к существу. Звука не было слышно, но ощущалось то ли колебание, то ли простреливающее тепло, то ли преломление света. Через секунду все прекратилось.

— Он мне не отвечает, — сообщил мужчина. — Спроси его что-нибудь.

— А что у него можно спросить?

— Тебе виднее. Например, давно ли он с тобой.

Чувствуя себя очень глупо, Яра вслух обратилась к существу:

— Давно ты со мной?

В пространстве комнаты разлились тоска осенних дней, запах прелой листвы и прохладца мелкой мороси. Яра начала подозревать, что от сильного потрясения испытывает галлюцинации.

— Он говорит «никогда», — объяснил мужчина. — Странно, как будто не на тот вопрос отвечает.

Яра задумалась.

— Я перед этим мысленно проорала: «когда от меня отстанешь?», еще до того, как ты меня попросил. Может быть так, что ответ был на этот вопрос?

— Запросто.

Секундное глубокое молчание, и он нейтрально проинформировал:

— Это значит, он до конца жизни с тобой.

 Мужчина поймал своими серыми ясными глазами ее взгляд и добил:

 — А может, и после смерти.

Не успев ничего толком осознать, Яра ошеломленно обрела внутри себя что-то близкое к вопросу: «И после смерти?..». Мгновенно пространство словно расширилось, наполнилось измерениями, глубиной и прозрачностью. Как будто они были во влажной девственной пещере, и свет от фонарика в ее руке, проходя через космогонически великое расстояние терялся на том конце зияющей шершавой черноты.

— Поняла его ответ? — тактично спросил мужчина.

— Не переводи! — завопила напуганная до чертиков Яра.

Он пожал плечами и промолчал. Но кажется, они оба уже знали, что когда она будет готова, ответ демона всплывет в ее памяти сам собой, и переводчик ей не понадобится. Вопрос в том, при жизни ли это произойдет или в засыпающем сознании умирающего.

Так одиноко, тоскливо и страшно Яре не было еще никогда. Хоть посреди скандирующего стадиона, сейчас она все равно оставалась бы в пустоте и безмолвии чистилища.

Тяжесть на ее руке усилилась, и к ней добавилось тепло. Это греющее пятно, по ощущениям охряное, как пламя костра, вытягивало ее из той жути, в которую затащил отклик демона. Яра посмотрела на жилистые напряженные пальцы поверх своего запястья, поднялась взглядом выше по застиранному рукаву рубашки, по широкой, спокойно вздымающейся груди, по расчесанной под челюстью шее и остановилась на лице с расслабленным прищуром.

— Переживешь, — безжалостно констатировал мужчина.

— Пусть он уйдет, — одними губами взмолилась обессиленная шоком Яра.

— Меня он не послушает. Проси сама.

— Уходи, — выдохнула в сторону демона Яра.

Тот никак не среагировал. Стоял, как глухой истукан забытого и потому бессильного языческого божества.

— Уходи, — голос Яры набрал соков, прозвучал громче и ярче.

Демон приподнялся на цыпочках, одновременно еще сильнее горбясь в холке, будто ему непривычно было балансировать на задних лапах, пружинисто шагнул к ней. Яра отшатнулась назад, вжалась в спинку стула так, что едва не перевернулась, и что есть мочи заорала:

— Убирайся!

Ее голос распорол воздух и отдался звоном ушах. Мужчина рефлекторно усилил сдерживающую хватку. Его рука дрогнула, ноготь случайно царапнул внутреннюю сторону запястья. Мелкая обыденная боль слегка привела Яру в чувства.

Демона в комнате больше не было. Пространство ощущалось привычным, трехмерным, без подтекста и подвоха. Простым, как кирпич.

Яра перевела взгляд на своего спасителя. Тот смотрел на нее с легким азартом и толикой любопытства. Он медленно отпустил ее руку, затем переставил стул поудобнее, чтобы сидеть лицом к лицу. Закинул ногу на ногу, а руку за спинку стула в настрое на долгую беседу и уронил:

— Теперь мне интересно. Рассказывай.

— С самого начала?

— С самого начала.

И она все рассказала ему: и про демона на подоконнике, и про краткий полет в Лес, про свою подготовку к переносу, про многократные попытки демона вытащить ее. Даже про неудобства на свидании в ресторане, когда она больше волновалась и жарилась во флиске, чем наслаждалась временем. Он слушал увлеченно, не прерывая, когда у нее шла мысль, но задавая уточняющие вопросы, едва она начинала путаться. Его интересовало, какая была обстановка перед переносами, вплоть до освещения, цветовой гаммы и запахов Он заставлял ее вспоминать и раз за разом выуживал множество неважных, на взгляд Яры, подробностей, которые, как ей казалось, она уже и не вспомнит. Спрашивал он и том, как вели себя люди, когда Яра находилась на грани переноса. Особенно много вопросов задал про Гришу, зато про Антона и Машу один раз послушал и все, даже уточняющего вопроса не задал.

— Самое выматывающее — это даже не сам перенос, а его ожидание и борьба с ним, — пожаловалась Яра, когда достаточно разговорилась для откровений. — Это нервирующее чувство, что вот-вот… И напряжение. Постоянно начеку. А эта тварюга как играла: то подкрадется, то уловит, что ее засекли, и отступит. Кошки-мышки какие-то. Жуткие ощущения. Будто охота идет.

— Охота? — изумленно переспросил мужчина и сразу же разулыбался: — Так ты дичь!

Яра насупилась.

— Не называй меня так.

— Почему нет? Зайчик-зайчишка, удирая от страха, своими задними лапками так саданул, что развалил мне дом.

Он снял нож со стола за лезвие и рукоять направил на Ярину голову. Она сперва подумала, будто нож указывает на нее, но быстро сообразила и обернулась, облокачиваясь на спинку стула. Но ничего необычного не увидела, за ней была просто бревенчатая стена. Яра промычала что-то неопределенное. Тогда мужчина встал со своего места, подошел и пальцами постучал возле трещины в стене, чуть выше головы Яры. Это был всего лишь скол глубиной сантиметров пятнадцать будто кто-то рубанул топором и выдрал щепу.

— И что? Я тут при чем? — с напором возразила она.

— Этого тут раньше не было.

Яра скептически хмыкнула.

— А ты что, каждую трещинку помнишь? Как бы я ее сделала? Я же сидела у тебя на виду все это время.

— В своем доме я помню каждую трещинку, пылинку, паутинку. Столько холодных зимних дней я здесь провел… Трещина появилась, когда ты завопила.

Сердце Яры ухнуло вниз и затрепыхалось бестолково. Умом она еще не верила в его доводы, но тело уже испытало шок. Однако она начинала понимать: если существует неведомая сила, способная за мгновение забросить ее в Лес, то и трещина могла возникнуть сама по себе. Но если в случае с демоном Яра как бы была ни при чем — жертвой, с которой что-то происходит, то трещина возникла из-за нее, а она даже не поняла как. До настоящего момента она не подозревала, что человек на такое способен, и уж тем более, что это доступно ей. С этой новостью еще надо было ужиться.

Мужчина слегка поскреб трещину, сдирая пару выступающих щепок, чтобы сгладить края.

— Ничего страшного! — возвестил он, и Яра почему-то подумала, что речь о ней, но он продолжил: — Залью смолой или законопачу.

Яра и так смотрела на него, но после этих слов воззрилась интенсивнее, будто хотела прижечь взглядом. Он заметил это пристальное внимание и сказал уже ей:

— Ну вот так. В Городе такого быть не может. А тут запросто. Но не переживай, даже в Лесу подобное случается редко.

— Значит, мой случай даже для Леса уникальный? Успокоил так успокоил, — с иронией покачала головой Яра.

Казалось, ее слова смогли ненадолго выбить его из колеи. Пару секунд он переосмысливал сказанное, а потом фыркнул.

— Не умею я людей успокаивать. Я ведь только что еще хотел сказать, что с твоей-то дуболомной силищей можно не бояться встречи с ужасами Леса: в тебя так отрикошетит твоим же порывом что и почувствовать ничего перед смертью не успеешь.

— И ты все же сказал это, — слабым голосом упрекнула Яра.

Он пожал плечами.

— Я лучше научу тебя жить со всем этим, чем успокою.